Алгоритм Бога

Валя дискотеки не особо жаловала. Книжки ей нравились больше, чем танцы. Она бы лучше в корпусе посидела, почитала. Но вожатые не разрешали. Все воспитанники должны быть на виду, под присмотром. Поэтому приходилось плестись к танцплощадке. Хорошо, что там были лавочки. И дни летом длинные, долго не темнело. Можно было сидеть и читать. А чтобы музыка не оглушала, просто отсаживалась подальше.

А потом в лагере появился незнакомый парень. Взрослый. Но в отряд к ним не попал. И вожатым он тоже не был. Девчонки гадали: может, это физрук новый? Так ведь и тот, что есть, работой не перегружен. Зачем же второй?

Интрига длилась недолго. Оказалось, что это к одной из поварих племянник приехал. Она договорилась, что ему разрешат пожить на полулегальном положении. Директор лагеря согласился. А чего б и не согласиться? Места-то не жалко. И тётка родная всегда найдет, чем накормить парня. Повариха как-никак.

Парня звали Павел. Паша. Парень, который как-то молниеносно стал всеобщим любимцем. Любимчик Пашка…

Конечно, в жизни лагеря он никакого участия не принимал. Спал, сколько хотел. Ел, когда вздумается. И практически всё время проводил на речке. Конечно, подальше от школьников, которые в воду заходить имели право лишь по свистку физрука. И выходили тоже по свистку. Это было очень обидно: по чьей-то команде. Ведь вода поначалу кажется очень холодной. Заходили осторожно, постепенно привыкая. И как только привыкнут, начинают плавать, плескаться, получать удовольствие, тут же – свисток: пожалуйте на берег! Они обижались, просили дать им еще хоть пять минут поплескаться, но физрук был неумолим: «Отрядов много, все должны успеть искупаться по два раза. У меня график, так что отвяньте!».

А в это время Пашка невдалеке хлюпался в реке столько, сколько сам хотел. Даже устраивал показательные заплывы. И весь лагерь смотрел на него с завистью.

Потом, ближе к вечеру, после ужина, Пашка выходил к народу с гитарой. Садился на лавочку и начинал потихоньку бренчать. И вот на эти волшебные звуки потихоньку сходилось всё более-менее взрослое население лагеря. Сначала он просто играл. Потом, когда слушателей прибавлялось, начинал напевать. У него был абсолютный слух и очень красивый баритон. Девчонки просто млели, когда слушали.

Репертуар был очень разнообразный: и попсовые песни, и баллады, и рок. Ну и, конечно, обширный бардовский репертуар. Он пел и про «солнышко лесное», и про «звезду по имени Солнце», и про того, кто «вчера не вернулся из боя».

Валя, слушая, тоже замирала. Такого исполнения она еще не слышала. Конечно, в их дворе мальчишки тоже по вечерам терзали гитару, считая себя крутыми исполнителями. Но это было ужас что такое! Если исполнитель освоил только три аккорда, а мелодию тянет козлетоном, причем безбожно ее перевирая, то кому понравится это слушать?

Другое дело – Паша. Он к гитаре относился, как к живому существу. Ласкал ее пальцами. И гитара в благодарность очень чутко отзывалась на малейшее движение пальцев. И этот его волшебный голос… То чистый и звонкий, то полушепот, то с хрипотцой – «под Высоцкого». Слушатели завороженно внимали. А Валя вообще даже глаза закрывала, чтобы не отвлекаться от песни.

Все, конечно, старались устроиться поближе к исполнителю. Она же, наоборот, отсаживалась подальше. Чтобы никто не наступал на ноги, не наваливался на спину, не толкал локтями. Не понимала: зачем люди напирают? Ведь и так всем прекрасно слышно. Неужели для того, чтобы лучше расслышать, нужно сесть чуть ли не на шею исполнителю? И при этом переругиваться с такими же «меломанами», отпихивая их и выцарапывая себе местечко поближе…

В общем, сначала она влюбилась в его голос. И в голос, и в манеру исполнения. Влюбиться в самого исполнителя ей и в голову не приходило. Кто он – и кто она? Он – взрослый, уже даже школу окончил. Красивый, талантливый. У него в поклонниках весь лагерь числится. А она кто? Никто. Малявка, которой еще целых два года в школе учиться.

Теперь девчонки собирались на вечер со знанием дела. Теперь они понимали, для чего – для кого! – подкручивают локоны и красят юные мордашки. Каждая мечтала попасться на глаза Паше. Чтобы просто увидел. А там, глядишь, заметит, очаруется. Но Паша не спешил никем очаровываться. Он пел, сколько сам хотел, а потом уходил спать. Тем более, если начиналась дискотека. Уж динамики-то он перекричать точно не мог. Да и не собирался. Девчонки разочарованно вздыхали, но плелись на танцевальный пятачок. И там не столько танцевали, сколько шеи тянули, выглядывали – не появится ли здесь их любимчик Пашка? Но он не появлялся. Неинтересны ему были танцы для малышни.

Днем его тоже не было видно. Он то отсыпался полдня, то, наоборот, с зарей уходил на речку – рыбачить. Девчонки – из числа «ранних пташек» – иногда видели, как он уходит с удочками. Они с раннего утра занимали наблюдательный пост у окна, чтобы отслеживать передвижения своего любимца. Валя так и не примкнула к таким влюбленным дурочкам. Какая разница – спит сейчас Паша или рыбачит? Главное, что вечером он снова выйдет с гитарой, и можно будет слушать его завораживающий голос…

Словом, днем она вообще о нем не думала, копила эмоции на вечер. Если днем выпадало свободное время, население лагеря разбегалось по кружкам, которых было несколько: технического творчества, театральный, спортивный. У девочек, конечно любимым был театральный кружок, у мальчишек, понятное дело, – спортивный, где физрук разрешал им играть на площадке в футбол, баскетбол, подтягиваться на турнике, даже выдавал им боксерские перчатки (условие было одно: не покалечиться).

Валя обычно брала книжку и уходила читать куда-нибудь на спокойную лавочку, подальше от шума и обычной лагерной суеты.

Уйдя с головой в книгу, она не заметила чужого присутствия. Очнулась, услышав голос:

– Что читаешь?

Обернувшись, не поверила глазам: рядом с ней сидел… Паша. Он явно ждал ее ответа, но она от удивления ничего не могла сказать. Если бы рядом с ней на лавочке оказался инопланетянин, она и то, наверное, удивилась бы меньше.

Не дождавшись ответа, он протянул руку, взял книжку, глянул на обложку:

– «Маленький принц»… Нравится Экзюпери? Или просто любишь сказки?

– Книжка эта нравится. Она тёплая какая-то…

– Первый раз читаешь?

– Нет. Уже, наверное, раз десятый…

– Зачем? Так сильно нравится?

– Нет, не поэтому. Просто в библиотеке не особо большой выбор. Я там уже всё более-менее стоящее перечитала. Остальное – для малышей.

Он понимающе хохотнул:

– Понял! То, что называется «книги для детей дошкольного и младшего школьного возраста». Всё правильно. Это же детский лагерь.

Она кивнула и отобрала у него книжку.

– Ладно, Паша, я пойду. Не буду тебе мешать.

Он поднял брови:

– Чем же ты помешала? Это я тебе, похоже, мешаю.

– Нет, не мешаешь. Я могу почитать где-нибудь на другой лавочке. Или вообще в корпусе.

Он досадливо цыкнул:

– Ну ты прямо настоящий «синий чулок»! Зовут-то тебя как?

– Зачем тебе?

– Ну вот ты же знаешь, что я – Паша.

– Это весь лагерь знает…

– А я твоего имени не знаю.

– Да какая разница… Ну, я – Валя.

– Очень приятно, – склонился он в шутовском поклоне.

– А если бы я была Светой или Машей, тебе было бы не так приятно?

Он снова хохотнул:

– Ух ты – зубастенькая! А я думал – тихоня… А чего по вечерам, когда я играю, так далеко отсаживаешься?

– Чтобы в толпу не лезть. Не люблю давку.

– Вот и я не люблю, – вздохнул он. – А народ так напирает… Можно подумать, я от этого буду лучше петь.

Валя уловила за кустарником движение и шепот. Поняла, что за ними наблюдают. От этого стушевалась и ушла, не прощаясь.

Нашла другую лавочку, села, прижав к груди книгу, и только тогда перевела дыхание.

Это вот что сейчас было? С ней в самом деле сейчас разговаривал сам Паша? Правда, что ли? Вот это да… Среди всех старших девчонок он выбрал именно её – почему?! Остальные девочки из кожи вон лезут, чтобы Паше понравиться. Или хотя бы просто попасться ему на глаза. А она, Валя, всегда держится на расстоянии. И вот именно её он выбрал для общения. Случайно? Вряд ли. Её на той затерянной в кустарнике лавочке еще отыскать надо было. Значит, искал специально… Серьезно? Её, тихоню и далеко не красавицу, искал «для поговорить»? Зачем?…

Вопросов было много, ответов не было совсем. Паша бы мог ответить, да только она никогда не отважится задать ему эти вопросы. И даже подойти к нему не отважится. Теперь, наверное, придется прекратить походы на его вечерние концерты. Жаль. Ей действительно нравилось слушать, как он поет. Думала ведь, что он ее вообще не видит, не замечает, но оказалось, что это не так. И как бы далеко она не отсаживалась, он, получается, всегда ее видел, держал в поле зрения. Но она, зная теперь, что он за ней наблюдает, не сможет наслаждаться его музыкой так, как раньше: «из запечка», из своего укрытия.

Открыла книжку, попробовала читать, но не получалось. Буквы никак в слова не складывались. Это от волнения. Еще бы! Не каждый день с ней случаются такие происшествия…

Решила пойти в корпус, к девчонкам, чтобы просто развеяться и не думать о странном событии.

В корпусе девчонки сгрудились вокруг Майки Коровкиной. Та вещала свистящим шепотом:

– Представляете? Вот так просто подошел, подсел к ней. Так эта дура даже не сразу его заметила… Пашу! Не заметила! Каково?

Ответом ей был общий выдох. Никто не мог поверить, что такое вообще может быть. Во-первых, невозможно, чтобы Паша – сам Паша! – взял и подошел к какой-то девочке. Во-вторых, чтобы девочка этого не заметила, – да ладно!..

– Хорош заливать, Майка! – нервно хихикнул кто-то из девчат.

– Не верите? – возмутилась Майка. – Зря. Я не одна это видела. Мы с Натахой вместе были.

Тут взоры обратились к Наташе, и та закивала:

– Точно, так и было! Мы с Майкой, как обычно, хотели проследить, куда Паша идет. А он возьми да и подсядь к этой клуше…

– Мы с Натахой глазам не поверили! – снова перехватила инициативу Майка. – Одного не могу понять: зачем ему это понадобилось?

Валю, которая тихо вошла и стояла у всех за спинами, никто не заметил. Еще бы: Майя выдает такие сведения, поверить в которые невозможно. Но ведь и Наташка подтверждает…

Коровкина с самого начала смены сама себя назначила местной королевой красоты. На чем базировалась ее уверенность – непонятно. Миловидная, да, но не то чтобы прямо ах-ах-ах! Но самой Майке было наплевать на мнение окружающих. Она считала себя самой красивой и не могла понять, почему Паша до сих пор не пал к ее ногам.

– Нет, вы представляете?! Меня – меня! – в упор не видит, а эту мышь серую разыскал даже в зарослях! Хотя всем понятно, что я в этой смене – самая красивая!

Вале надоело слушать эти глупости, и она сказала:

– А Паша должен смотреть только на тебя? И чем же, по-твоему, он должен очароваться – осыпавшейся тушью? Или размазанной до подбородка помадой?

Кстати, в этом было много правды. Майя злоупотребляла косметикой, но «носить» её толком не умела. То глаз почешет и размажет, то яблоко ест так увлеченно, что помада расплывается во все стороны.

Девчонки синхронно оглянулись и выкатили глаза. Конечно, им и в голову не могло прийти, что Валя может здесь появиться. Были уверены, что она сейчас амурничает с Пашей. Потому и перемывали ей косточки так увлеченно.

Майка метнулась к тумбочке за зеркалом, а Валя пожала плечами и вышла из корпуса.

До ужина времени было много, и куда теперь ей деваться, она не представляла. В корпусе ей сейчас явно не рады. На тихой лавочке было страшновато: вдруг опять Паша ее там разыщет, а девчонки будут подглядывать из-за кустов и хихикать? Поэтому пошла на хоздвор. Может, повезет почитать в тишине. Там, среди пустых ящиков, на нее вряд ли кто-то наткнется.

Но и там ей не повезло. На хоздвор выходила дверь пищеблока. И оттуда вдруг вынырнул… Паша.

Увидел ее, удивился:

– А ты что здесь делаешь? Меня поджидаешь?

Валя фыркнула:

– Вот еще! Больно надо… Наоборот, хотела спрятаться от всех. В том числе и от тебя. А ты чего здесь?…

– Да я у тетки был на кухне. Ужинал. Не люблю есть в толпе, вместе со всеми.

Она кивнула:

– Я тоже не люблю. Но приходится.

– Думал, ты в корпусе прятаться будешь.

– Я и собиралась. Но девчонки устроили мне обструкцию.

Да, так и сказала – «обструкцию». Она вообще была девочкой начитанной и знала много умных слов.

Паша хмыкнул:

– С чего вдруг?

– Ты почтил меня своим августейшим вниманием, это увидели и возмутились.

– Даже так?

– Представь себе.

В это время прозвучал спасительный сигнал к ужину, и Валя пошла в столовую.

Там ее подчеркнуто игнорировали. Держались на расстоянии, как от прокаженной. Было, конечно, не очень приятно, но ничего особо страшного в этом не было. Валя и так держалась особняком. Просто сейчас это стало ощущаться чуть более явственно.

Вечером, как обычно, зазвучала гитара, и все ринулись на ее призывный звук. Валя решила сегодня туда не ходить. Не то чтобы из принципа. Просто не знала, как себя держать с Пашей. Да и девчонки наверняка ей не обрадуются. Поэтому сидела около корпуса, уткнувшись в книжку. Как всегда. Читать, конечно, не получалось, зато книжка была очень удачным легальным прикрытием.

Когда сумерки сгустились, прикрываться книжкой стало бесполезно. Никто же не поверит, что она читает в темноте.

Валя задумалась: что ей делать теперь? Пойти в палату и лечь спать? Но это как-то странно: ложиться до отбоя. Ей же не пять лет! А гитарные переборы звучали так призывно… Решила рискнуть: вечер уже вступил в свои права, и в полумраке кто там ее заметит?

Пошла на звук гитары, но остановилась, как всегда, подальше от толпы. Села на затененную лавочку и посмотрела на исполнителя. Её и правда никто не заметил, потому что все слушатели были повернуты к ней спиной. А вот исполнитель оказался лицом к Вале, хоть и далеко. Но встретился с ней взглядом и чуть заметно кивнул. И с этой минуты пел только для нее. Валя это знала точно. Вот просто чувствовала – и всё.

Концерт, как всегда, прервали дикие звуки из репродуктора. Начиналась дискотека. Слушатели недовольно загудели. Живой концерт им нравился больше, чем заезженные «музыкальные консервы» из динамиков. Но деваться было некуда. Паша встал и пошел к домикам для персонала, унося гитару, унося с собой волшебную ауру. Слушатели поплелись к танцевальной площадке.

Валя так и осталась сидеть на своей затененной лавочке.

Неслышной походкой подкрался Паша, уже без гитары, сел рядом:

– Молодец, что не ушла, что дождалась меня.

Валя удивленно подняла брови:

– Я вовсе не ждала тебя. Даже не думала, что ты здесь появишься.

– А чего тогда сидишь одна, в темноте?

Она пожала плечами:

– На дискотеку не хочу – там шумно. А спать идти еще рано. Девчонки меня уже целых полдня игнорируют. Вот и сижу одна.

– Тогда я посижу с тобой. Спать рано, ты права. А дикие танцы в кругу малышни – это точно не моё. Слушай, а почему ты всегда ходишь одна, без компании? Разве не скучно?

Она вздохнула:

– Мне как раз скучно в компании наших девочек. У них разговоры только о моде, кому какая прическа больше идет и как бы поярче накраситься к вечеру. А я слушаю их и не понимаю: неужели это действительно так важно? Как можно только об этом и говорить – изо дня в день…

– Что, с книжками веселее? – поддел он её.

– Конечно! Даже и сравнивать нечего. Паша, я вот спросить хотела… Ты так замечательно играешь на гитаре! А уж поёшь как – слушала бы и слушала… Даже жалко, что твой талант растрачивается на нас, школьников. Тебе бы на большую эстраду! Не думал об этом?

Он пожал плечами:

– Смотря что считать «большой эстрадой»… Скажем, в Кремлёвском дворце, на правительственных концертах, мне, конечно, петь не светит. Там есть свои исполнители, номенклатурные. Да и репертуар у меня не тот… Но зато у нас есть свой музыкальный коллектив, и мы очень востребованы! Иногда играем на танцах, иногда – на свадьбах, иногда даем квартирники.

– А это что такое?

– Квартирник? Это концерт для небольшого количества зрителей. Их устраивают в обычной квартире, отсюда и название. Народ приходит как будто в гости. Собираются любители какого-то направления. Скажем, бардовская песня. Приходят исполнители. Все настроены на одну волну, все друг друга любят, друг другом восхищаются. И репертуар мы выбираем сами, а не по указке Госконцерта. А самое приятное – слушатели платят деньги, которые никакими налогами не облагаются.