Зона турбулентности

© Ветрова Е., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Глава 1

Белые конверты аккуратными рядами на столе, рядом стопка желтоватой бумаги.

Легкими касаниями карандаша рождался рисунок: схематично нарисованный самолетик среди облаков. Карандаш завис над листом, а потом жирно крест-накрест перечеркнул нарисованное. Еще и еще раз. До тех пор, пока тонкая бумага не пошла рваными лоскутами. На стол лег новый лист. Чистый, вкусно пахнущий целлюлозой. Грифельный кончик коснулся поверхности. Плавная линия, еще одна, еще. Самолетик летел. Карандаш чиркнул быстро и резко, раз, другой. Теперь из борта самолета вырывался пучок линий, окутанный облаком. Рука с коротко обрезанными аккуратными ногтями бережно провела по рисунку, смахивая грифельные крошки.

– Ф-ф-ф! – ветерок из вытянутых трубочкой губ художника довершил очистку.

Листок сложился пополам и еще раз пополам. Свернутый в четыре раза рисунок спрятался в белом конверте. Рука крепко сжала его и потрясла в воздухе, положила на стол и потом резко, кулаком, припечатала к столу.

* * *

Когда события твоей жизни несутся бешеным галопом, не пытайся спрыгнуть на ходу: вряд ли получится остаться невредимым. Лучше подождать, пока все не уляжется. Ведь все пройдет, как говорил один мудрый иудейский царь. Примерно так Жанна говорила себе уже несколько недель подряд.

Она заправила за ухо выбившуюся прядь. Можно придумывать утешительные афоризмы с утра до вечера, но легче от этого не станет. Дело было не в том, что она завертелась белкой в колесе, а в том, что в душе поселилось беспокойство. Оно-то и не давало просто жить. Как раньше. Хотя и раньше было не идеально, но все же.

В глубине души она, конечно, знала причину. И эта причина сейчас сидела напротив и с безразличным видом размешивала сахар в чашке. Три ложки с горкой на порцию крепкого и черного, как гуталин, кофе. Даже представить страшно, не то что пить. А Камаев пил. И ничего.

– То есть «Фоксавиа» предложила тебе КВС^[1]?

Ильяс Камаев невозмутимо поднес чашечку к носу, понюхал, остался доволен и сделал глоток. Он и сам до сих пор не осознал это событие. Еще недавно ему казалось, что левое кресло^[2] так и останется для него полузабытым воспоминанием. Но Жанна смотрела, и ответ ей требовался.

– Сам не ожидал. Ты же знаешь, мне кислород давно перекрыли.

Жанна прикусила губу, он уже знал эту ее привычку. Вообще, он до удивления быстро выучил все мимические особенности ее лица и теперь с легкостью мог предсказать ее реакцию на те или иные события. И это его не разочаровало. Наоборот. Он устал от капризов и истерик. С Жанной, казалось, таких сюрпризов не будет. Хотя, кроме мимики, ничего другого он пока так и не изучил. И даже не знал, хорошо это или плохо.

– Вот гадство! – воскликнула она. – Прям завидки берут! Эх, – и она так горько вздохнула, что Камаеву и правда стало как-то неловко, что вот ему предложили, а Жанне нет. – Ладно, – усмехнулась она, – не ерзай. От тебя тут ничего не зависит. Но… есть надежда. Может, там, – она вскинула синие глаза к потолку, – начали забывать наши прегрешения? Все же мы немало пользы принесли этому миру.

Камаев тут же улыбнулся, слегка, одними уголками губ. Конечно, предложение не самой большой, но приличной авиакомпании было неожиданным. Он еще помнил, как Клещевников (или Клещ, как неласково называли его между собой подчиненные) брызгал слюной, обещая Камаеву место чуть ниже плинтуса. После суматошного рейса в Самару, о котором до сих пор напоминала ноющая боль в плече, прошло три месяца. Он успел поваляться на больничном и пройти реабилитацию после ранения, и вот тут-то и настигло его такое заманчивое предложение. Камаев уже был КВС ранее, поэтому ввод обещали ускоренный. Сначала с инструктором положенные налеты, потом два проверочных рейса, и все. Все. Он за штурвалом аэробуса или боинга. И это было прекрасно!

– А ВЛЭК^[3] что?

Камаев невольно потянулся к плечу и тут же махнул рукой – ерунда.

– Я старый солдат и не знаю слов любви, – прохрипела Жанна и скорчила соответствующую гримасу.

Против воли он рассмеялся. Она его веселила. Эта худощавая, почти тощая, синеглазая стюардесса. Сейчас, когда у них в багаже были не только рискованные приключения во время рейса в Самару и после него, но и несколько весьма неплохих поцелуев, можно было признать, что отношения перешли в стадию дружескую, со взаимными подколками и ерничаньем. Это нравилось ему больше, чем тягостное чувство неопределенности. Он подозревал, что нравится Жанне, и признавал, что она ему тоже не безразлична. Но… дальше его фантазия буксовала. И что они должны делать? Тупо переспать или… Первый вариант его бы устроил. С кем-нибудь другим. Не с ней. Второй… что? Отношения с прицелом на будущее? Да ладно! Нет, он не готов.

– Але! – Жанна пощелкала пальцами. – Уж не обо мне ли замечтался?

– Конечно, – кивнул он с готовностью. – Представил касалетку^[4] с курицей в твоих нежных ручках.

– Фи!

Жанна поднялась.

– Мне еще в одно место сгонять надо. До рейса успею.

Вечерний рейс в Архангельск до недавнего времени считался легкой прогулкой, но сейчас аэропорт «Талаги» закрылся на реконструкцию ВПП^[5], и самолеты принимали в Васьково, а там имелись свои сложности и малая проходимость. Многие авиакомпании из-за этого отказывались летать в Архангельск. Так что самолеты «Скайтранса» в конце августа набивались пассажирами под завязку – люди возвращались из отпусков и к началу учебного сезона.

– Подожди, – Камаев протянул руку, ухватил ее за край рубашки, и она тут же послушно села на место. Что ни говори, а он имел на нее какое-то магическое воздействие. Ордынец, одним словом. – Короче, мне тут по секрету шепнули, что слухи вовсе не слухи. Нас реально купят.

– И это не «Фоксавиа»? – брови Жанны сошлись к переносице. Новость заставила вспомнить все застарелые страхи.

– Как ты понимаешь, это секрет секретов. Малинин живьем съест за разглашение.

Жанна закатила глаза. Малинин, глава службы безопасности компании, выпил тонну крови у них с Камаевым во время недавних приключений в Самаре. И после них. Когда после возвращения домой несколько раз проводил с ними воспитательные беседы. Как совместные, так и поодиночке. Целью этих «профилактических» бесед было не дать расползтись слухам. События, в которых Жанна с Ильясом принимали самое непосредственное участие, лишили компанию нескольких начальственных голов и, скорей всего, подвинули дело о продаже, или, как обтекаемо называл это Малинин, слиянии, «Скайтранса» с более крупной компанией.

– Вот почему ты согласился, – понимающе кивнула Жанна.

Да, слияние, скорей всего, подразумевает сокращение штата, и уж Камаев со своим «послужным списком» первый в очереди на вылет, так же как и она.

– Поэтому и тебе советую, если будут предлагать что-то, соглашайся. Не думай.

– Ты же знаешь – мне не предложат, – Жанна сказала это нарочито бодро. Камаев смотрел серьезно и с сомнением. – Да что ты так уставился? Это ты просто там с кем-то не тем трахнулся, а я пассажиру нанесла увечья средней тяжести, как записано в уголовном деле.

– Дело закрыто, – напомнил он. Его всегда раздражала эта ее зацикленность на неудачах.

– В суде да. А в моем личном деле этот инцидент перевесит все мои заслуги, налеты часов и высокие баллы по знанию английского. Как ты не понимаешь? Меня и в «Скайтранс» взяли по очень и очень большому блату. И то…

– А сейчас этот блат тебе не поможет?

Жанна помотала головой. Тот начальник, который тогда с пониманием отнесся к ее ситуации, хоть и вынужден был уволить, но потом дал персональную рекомендацию в «Скайтранс», лично звонил и очень вежливо и настойчиво попросил принять ее в штат, в прошлом году вышел на пенсию. Тревожить его Жанна бы не хотела, да и не видела смысла. Еще в Самаре, когда угроза увольнения стала весьма ощутимой, она решила, что не будет унижаться и умолять. Нет так нет.

Ильяс, видимо, очень хорошо прочитал ее эмоции, потому что коснулся руки, но тут же убрал.

– Ты так просто сдашься?

Она пожала плечами. Наверное, она просто устала. Устала доказывать себе и другим, что достойна, что заслужила, что может и хочет. Стрелки наручных часов торопили, она снова встала и сделала рукой прощальный жест.

– Поеду. А ты можешь и дальше мечтать о кителе с четырьмя полосками на рукаве^[6].

Уже сказав это, она пожалела. Будто она и правда завидует. Ильяс как-то так сжал губы, что она поняла: обиделся. Не смертельно, но все же. Тяжело с ним. Его чувство юмора пока не поддавалось ее пониманию. На что-то он реагировал адекватно, на что-то мог взбрыкнуть. За те месяцы, что между ними установились эти странные непонятные отношения то ли дружбы, то ли начинающегося романа, они три раза смертельно ссорились. С криками, взаимными упреками и даже швырянием вещей друг в друга. Темперамента им обоим было не занимать. Как правило, она отходила первой и предлагала мир. Один раз первым нарушил молчание Ильяс и даже извинился. У нее тогда случился культурный шок. Ордынец признал, что был неправ. Чудны дела твои, мироздание.

Она действительно уже запаздывала, потому выбросила из головы мысли об Ильясе, хоть это было и трудно. Сеанс у психотерапевта должен был стать последним. Так они решили в предыдущую встречу. Илона Юрьевна согласилась, что надо сделать перерыв. Сеансы их были не так уж и часты, но все равно Илона Юрьевна была единственным человеком, который мог выслушать ее страхи, не ахая при этом: «Как? Ты боишься летать? С твоей профессией?»

Да, она боялась. Это было нечто иррациональное. Во время взлета и посадки у нее внутри начинался небольшой такой апокалипсис. Причем она не боялась смерти, не боялась аварии, но физиологические проявления были настолько мучительны, что хотелось немного сдохнуть, или много. Со временем стало легче, может, и сеансы у психотерапевта помогли, а может, время действительно лечит. А может, это Танюша с небес присматривала за ней. Ну и суслик, конечно. Куда же нам без суслика. «Темной-претемной ночью шел суслик по лесу и ничего не боялся», – пробормотала она почти неслышно, паркуя машину во дворе дома психотерапевта на улице Козлова.

Телефон тренькнул. Звонила Наталья Божко, тоже стюардесса и, наверное, все же подруга.

– Приветик. Ты же в Архангельск сегодня? – Жанна угукнула, посматривая на часы, она опаздывала уже на пять минут. – Заберешь для меня посылочку? Привезет в аэропорт дядька мой. Ты же знаешь, я ж девчоночка-то онежская, – последнюю фразу Наталья произнесла с характерным северным оканьем.

Жанна хихикнула.

– Хорошо. Слушай, мне идти надо…

– Подожди. У меня инфа на мульон тугриков. Нас покупают. Антон сказал, а ему папенька. А он у Антона как-никак зам диспетчерской службы.

– Наслышана уже.

– А знаешь, кто покупает? «Глоубвинд».

– Кто?! – далее она добавила совсем уже неприличное слово.

– Да я сама матерюсь с утра. Как узнала. Нет чтобы «Лисички» нас купили или «Крылышки». Пусть там зарплата поменьше, чем у «Глоуба», зато отношение человеческое.

Жанна молча согласилась с подругой. Про невероятные тестирования при приеме в эту компанию ходили всякие легенды.

– Почему же Камаев тогда к «Лисичкам» уходит? С его-то опытом «Глоуб» примет со всей душой.

– Ой, Румянцева! Какая ты все же эгоцентричная! Как можно ничего не знать про любимого человека? Ты же помнишь его историю с женой Клещевникова? А кто у нас в «Глоубе» всем заправляет? Во-о-от! Вряд ли Клещ Ильясику порчу имущества в виде жены быстро забудет.

Жанна скривилась. Точно! Вот же с кем у Камаева был тот самый неудачный роман, из-за которого его чуть вообще не вытурили из линейной авиации. Понятно.

Пока Жанна болтала с Натальей, она и не заметила, как возле подъезда началась суета. Мигая проблесковыми маячками, застыл полицейский «уазик». Жанна вошла в подъезд и пошла по лестнице. Лифты она не любила, да и лишняя нагрузка не помешает. На спортзал не всегда хватало времени. И сил. Сверху слышались голоса. Довольно громкие, мужские. До нужной ей квартиры оставался один пролет, но сердце ухнуло, уши заложило, как при взлете, реальность размылась, звук собственных шагов стал доноситься с секундной задержкой. Нет, не сейчас. Опять приступ? Вот с этим явлением они так и не разобрались. Как Жанна ни пыталась объяснить это состояние, психотерапевт так до конца и не поняла сути. Не помогло обследование КТ и томография. Приборы зафиксировали только, что все с ее мозгами в абсолютном порядке. И с давлением, и с сосудами. Хоть в космос отправляй. А приступы были. Вреда здоровью они не приносили, кроме того что не очень-то нравится ощущать себя немного не здесь и не сейчас.

Опытным путем Жанна выяснила, что это, как правило, предвестник чего-то. Не очень хорошего. Психотерапевт выслушала ее теорию и предположила, что так может срабатывать та самая интуиция. Не можешь победить – используй.

Дверь в квартиру была приоткрыта, на площадке толпились люди в форме.

– Что случилось?

– А вы кто? – вопросом на вопрос ответил полицейский. Звездочки на погонах указывали на капитанский статус. – Проживаете в этой квартире?

– Нет, я… – Жанна осеклась. Признаться, что лечится от аэрофобии, с риском, что это дойдет до работы? Пожалуй, она этого не хочет.

– Жильцов квартиры знаете?

Ей пришлось сделать усилие, чтобы помотать головой.

– Я не с этого дома, я к знакомым приехала, – сказав это, Жанна испытала мгновенный ужас. А если они спросят, к кому она пришла?

– Проходите, гражданка, проходите, – капитан сделал отмашку рукой.

Жанна быстро пробежала мимо и пошла по лестнице дальше, радуясь, что, если бы она приехала на лифте и вышла прямо на этаже, соврать так легко бы не вышло. Она поднялась на следующую площадку и замерла, прислонившись к стене так, чтобы ее не было видно снизу. Что именно произошло в квартире, неизвестно, но если бы она не опоздала, то пришла бы раньше полиции, зашла бы в квартиру и… тут бы и нагрянула полиция. В любом случае на рейс бы она не попала. Лифт загудел и вскоре открылся на этом же этаже. Из него вышли две женщины.

– Да совсем уже, – сказала одна из них, видимо, продолжая начатый разговор, – средь бела дня! Завтра на улице резать начнут.

– Ой, – испугано ойкнула вторая, – что, прямо так и зарезали?

– А я знаю? – огрызнулась первая. – Но полиция просто так не приедет. Кто-то вызвал же. Толку с этих домофонов, все равно так и шастает кто попало. – Она зыркнула на Жанну, и та поспешно нажала кнопку лифта.

Уже входя в лифт, который не успел еще уехать, Жанна услышала:

– Там Лидку с мужем из пятьдесят третьей понятыми взяли, надо будет спросить у них, что да как.

– Ой, страсти!

Двери лифта сомкнулись, отсекая голоса. Жанна вышла на улицу и медленно двинулась к машине. Надо было уезжать, но как было уехать, не узнав, что именно случилось с Илоной Юрьевной? Тетки упомянули, что некая Лидка из пятьдесят третьей квартиры была понятой. У Илоны Юрьевны квартира пятьдесят пятая. Жанна присела на лавочку и остро пожалела, что нет сигарет. Вот сейчас ей бы не помешало забить голову никотиновыми парами. Она снова подумала, что могла прийти на пять минут раньше и… столкнуться с убийцей? Или просто попасть в свидетели, а то и в подозреваемые. Почему на нее вечно сыплются такие сюрпризы? Тут она кое-что вспомнила и принялась шарить в сумочке. Ура! В косметичке нашлась одна сигарета, в пустом футляре от пудры. Этот способ тоже в свое время придумала Таня. Бросать курить они тогда начали вместе и пробовали разные методы, в том числе и такой – носить одну сигарету с собой на всякий экстренный случай. Потому что все срывы как раз и случаются, если от нервяка приходится покупать целую пачку.

Зажигалка впустую чиркала колесиком, испуская искры, но не давая синего язычка пламени. У подъезда кучковалась стайка людей: судя по жестикуляции, народ обсуждал случившееся.

Жанна высмотрела среди них тетку с крупным лицом и пышной шевелюрой. Тетка размахивала рукой с зажатой сигаретой и говорила с напором троллейбусного кондуктора:

– Я ж видела, видела! Она давно такая ходила. Я ей «здрасти», а она лишь кивнет – и шмыг!

– Так что, прям так и зарезалась? Ой, батюшки! – причитала ее товарка, чуть постарше, в домашних шлепках на босу ногу.

Жанна натянула улыбку и подошла ближе.

– Зажигалки не найдется?

Тетка уставилась на нее глазом в черной подводке, сунула руку в карман и протянула массивную зажигалку. Оценив агрегат под стать хозяйке, Жанна прикурила, дым заполнил рот, проник в горло, подарив иллюзию спокойствия.

– А что случилось-то? – кивнула она на машину с мигалкой. – Часто полиция приезжает? Я тут квартиру присматриваю, не хотелось бы попасть в какой-то хулиганский район.

– Ой! – тетка отмахнулась от ее слов. – Да у нас двор вообще тихий, даже алкашей таких особо шумных нет. Это соседка у нас самоубилась.

– Что?! – дым царапнул горло, Жанна поперхнулась.

– Да вот! Такая женщина была, вполне себе. И вот надо же! Вены себе чиканула. Кровищи… Хорошо, меня не взяли понятой. Я б сразу померла. Меня от крови мутит жуть как. Лида, соседка ейная, идет домой, а дверь-то Илонкина открыта. Она туда покричала-покричала да ко мне, пойдем, мол, вместе, одной боязно. Ну. Я и пошла. А там…

Тетка положила руку на обширную грудь и сделала богатырский вдох. Жанна отбросила дотлевшую до фильтра сигарету и машинально потянулась к пачке в руке тетки. Та молча позволила ей вытащить сигарету.

– Так, может, ее убили?

Тетка замотала головой, шумно выпустила воздух, обдав всех ароматами жареного лука и маринованного огурца.

– Записку-то мы прочли. Там в кровище все было. Мне сразу захорошело. Я чуть там рядом с Илоночкой-то и не свалилась. Ладно Лидка у нас непробиваемая: с ее-то мужем и не такого навидалась. Она меня к стеночке прислонила и воды принесла. Я воду-то пью, а сама смотрю на пол. А на полу, аккурат возле руки покойницы, бумажка лежит. А на ней…

Жанна слышала тетку и не слышала. Илона Юрьевна покончила с собой? Только не она. Более рассудительного человека ей в жизни не встречалось. Да она Жанну вытащила из такой депрессии, что и не передать. Когда после гибели Тани и увольнения из авиации она полгода провела в каком-то забытьи, темном и вязком, как расплавленный летним солнцем гудрон. Это же Илона внушила ей, что не все потеряно, что можно и нужно идти дальше, идти и ничего не бояться. Как суслик.

– Так что там написано-то было? – напомнила тетке соседка в шлепках.

– Да точно не помню, но ясно было, что свет бедняжке стал не мил.

– Совсем не помните? Может, что-то вроде – ухожу, прощайте? – Жанна очень хотела узнать хоть что-нибудь, что развеет или, наоборот, укрепит ее сомнения.

– М-м-м… Точно! Простите! Там было написано «простите».

– И все?

– Ну да. А… и самолетик.

Жанна схватила тетку за руку так резко, что та выронила из пальцев сигарету.

– Сдурела?

– Извините, извините… – пробормотала Жанна и зачем-то ринулась подбирать окурок.

– Да брось ты его! – в сердцах прикрикнула тетка.

– Самолетик? – Жанна выпрямилась и застыла перед ней, сложив перед грудью руки не хуже суслика перед норкой. Тетка уставилась на нее круглыми глазами. – Вы сказали, там самолетик был. На бумажке. Какой самолетик?

– Да какой? Такой. Обычный. У меня племяш такие рисует. Малой еще, семь лет, а тоже вон художник, – тетка захихикала.

В это время возле подъезда началось движение. Из подъезда вынесли носилки. Длинный куль в черном пакете заставил Жанну отступить, спрятаться за любопытствующих соседей. Если бы она пришла вовремя… или раньше, или… Чувство вины, как и тогда с Таней, кислотой полоснуло пищевод. Почему она вечно опаздывает? Если бы тогда к пассажиру-паникеру кинулась она, а не Таня, может, все было бы по-другому. Все было бы хорошо. Или нет. История не знает сослагательного наклонения. Жизнь его тоже не знает.

Сейчас бы вместо Жанны на этом свете мучилась Таня. Может, Илона так хорошо понимала ее душевный раздрай, потому что сама была опалена этой жизнью, потому и не выдержала, исполосовав тонкие запястья? Нет! Жанна помотала головой. Самолетик! Са-мо-ле-тик! Илона не покончила с собой. Ее убили. Убил тот, кто уже год мучает Жанну, подбрасывая ей рисунки с падающим самолетом.

Глава 2

Всю дорогу до аэропорта Жанну грызла совесть. Надо было подойти к полицейскому, сказать, что это не самоубийство. Что она знает… А что, собственно, она знает? Что? Кто-то подбрасывает ей рисунки самолетиков, и на этом основании она решила, что этот псих убил ее психотерапевта? Стоп! Псих убил психотерапевта. Смешно. Было бы, если бы не было так грустно. Зачем этому психу убивать Илону? Тем более что они уже договорились, что пока не будут продолжать сеансы. Какой смысл? И есть ли смысл в действиях психа? Опять же, с чего она решила, что ее преследует псих? А кто? Кому в здравом уме понадобилось терзать ее этими рисунками?

Раньше Жанна грешила на Диму. Бывший парень долго не мог смириться с разрывом их отношений. Но чартер с хоккеистами и дальнейшее пребывание в Самаре вроде исключили Диму из числа подозреваемых. А вдруг она ошиблась и это все же Дима? Значит, Илону убил тоже он? Узнал, что сеансы Жанне больше не нужны, то есть она избавилась от аэрофобии, и решил ее снова напугать или впутать в разборки с полицией? Ведь только чудом Жанна приехала после полиции, а не до.

От всех этих путаных мыслей она чуть не пропустила поворот к аэропорту. «Так, соберись! – приказала она себе. – Тебе еще работать сегодня».

Но голова не хотела включаться, настолько, что она даже поцапалась с Натальей.

– Что ты как свекла маринованная? – шипела Наталья. – Коробки с соком путаешь. Что с тобой? Ильясик ночью плохо ублажил?

– За собой последи! – огрызнулась Жанна. – Тебя два мужика ублажить не могут, раз ты такая дерганая стала?

Наталья обиженно поджала губы, и больше они не разговаривали. Хорошо, пассажиры архангельского рейса, как правило, неприхотливы. На вишневый сок вместо апельсинового не ругаются, кнопку вызова не терзают каждую минуту, глупых вопросов не задают.

Рейс короткий, такой же короткий отдых перед подготовкой воздушного судна к обратной дороге, и снова взлет, зеленые и коричневые квадраты земли под крылом, посадка. Все это время Жанна прислушивалась к себе: накроет ли волной неконтролируемой паники, собьет дыхание, свяжет внутренности тугим узлом страха? Страх накрывал, но терпимо.

Лишь проводив последнего пассажира, она смогла вздохнуть с некоторым облегчением: обошлось. И тут же пришли сомнения. Сегодня она, может, продержалась на старом запале. А потом? Жанна решилась прервать сеансы, зная, что Илона Юрьевна быстро поможет, если страхи вернутся. Теперь же ее нет. Нет! Паника накатывала и отступала, накатывала и отступала. За ней пришла тошнота.

Наталья смотрела на нее со все возрастающей тревогой.

– Так, ну-ка садись, – велела она, когда они, закончив послеполетный осмотр, подписав все документы, пришли в раздевалку. – Выкладывай.

Жанна помотала головой и опустила ее низко, между коленями, так же как это делают пассажиры во время аварийной посадки. Наталья быстро налила ей воды, знаками отогнала любопытных стюардесс из других экипажей. Села рядом, подождала, когда Жанна выпьет, и отобрала у нее стакан.

– Ты, часом, не беременна? У тебя лицо даже не белое – зеленое.

Жанна шумно выдохнула, подышала, как учила Илона. (Снова вздрогнула от воспоминаний.) Вот бы удивилась Наталья, если б узнала, что у них с Ильясом так ничего и не было. Поцелуи не в счет. Зато какие поцелуи! Губы против воли растянулись в улыбке, что тут же было истолковано Натальей в нужную ей сторону.

– Ай да летчик, ай да сукин сын! Приземлился-таки на запасной аэродром!

Жанна посмотрела на нее и промолчала. Объяснять что-то сил не осталось. Домой бы добраться. Паника отпустила. Вопросы остались. А поделиться не с кем. Как так получилось, что у нее нет ни одного близкого человека? После Тани она так ни с кем и не сошлась. С Натальей они дружили, но исключительно на работе. Общение вне рейсов не сложилось, Наталья в гости особо не звала, навязываться Жанна не умела, да и не хотела. Других приятных ей людей кругом не наблюдалось. С недавнего времени в ее жизни появился Ильяс, но и тут возникли свои сложности. При каждой встрече они словно приглядывались друг к другу, прощупывали границы, иногда просто наобум, иногда сознательно. Она ему нравилась. Это она знала точно. Он сам сказал. Ну как сам – она спросила.

– Я вам нравлюсь, второй пилот Камаев? Или вы так – запасной аэродром присматриваете?

Ильяс тогда вспыхнул. Жанна знала, что под запасным аэродромом пилоты подразумевают любовниц. Жены у Камаева нет, но есть же подруга? Должна быть. Не может быть, чтобы такой экземпляр сох в одиночестве. Именно это она ему и заявила, когда выложила свои мысли насчет его холостяцкого статуса.

– Так, чтоб ты ничего себе не придумывала, отвечу, но больше таких глупостей не спрашивай, – заявил он, когда кровь отхлынула с его смуглых щек. – Дамы сердца у меня нет. Пока нет. Вкусы у меня консервативные, я атеист, но моя семья нет. Это я тоже должен учитывать. К тебе я присматриваюсь, но вряд ли ты подойдешь. Твои моральные устои меня тревожат.

От такой прямоты краснеть пришлось уже ей. В этот момент она его возненавидела. Она что, повод давала считать себя развратной женщиной?

– Ты!.. – она зашипела не хуже кошки, которой наступили на хвост. – Да чтоб у тебя закрылки отвалились! Тоже мне нашелся поборник нравственности! На себя посмотри! Я с начальниками хотя бы не сплю, и с их женами тоже!

Он захохотал так, что даже голову запрокинул, так ему было весело.

– Вот бы я удивился! Если бы ты с женами…

Вся злость ее тут же прошла. Она ткнула его кулаком в бок.

– Дурак ты, Камаев, и шутки у тебя дурацкие.

– Знаю, – уже совсем серьезно кивнул он. – У меня нет чувства юмора. Так что подумай, твой ли это рейс.

– Знаю, чего ты такой наглый, – буркнула она. – Считаешь себя неотразимым, пассажирки от семи до семидесяти от тебя млеют, вот и зазнался. Но не думай, что я тоже…

Тут он ее поцеловал, слова как-то сами иссякли, как и мысли, и время, и пространство.

Вот на воспоминание об этом поцелуе, одном из тех, которые она бережно хранила в укромном уголке памяти, и среагировала приметливая Наталья.

– Жан, ты меня тревожишь. Точно не в залете? Проверься, слышь. Такие перепады настроения… То слезы, то смех… помереть можно.

Наталья скорчила гримасу, а Жанна впервые за день рассмотрела ее под ярким светом потолочных ламп.

– На-та-аш, – протянула она и сделала круглые глаза, – вот сейчас ты меня тревожишь.

Гримаса на лице Натальи стала еще печальнее, уголки губ опустились скорбной скобочкой.

– Сама не знаю, как вышло, – пробормотала она. – Я в полной заднице.

– Да ладно! Вы же хотели с Мишаней! Ну подумаешь, чуть раньше, чем планировали…

– Так то с Мишаней…

Жанна беззвучно ахнула. Антон! Смазливый бортпроводник, с которым у Натальи в том памятном на приключения самарском рейсе случился внезапный роман. Ну как внезапный – Антон долго нарезал круги вокруг и около, пока не добился своего. Его настойчивости можно только позавидовать. Вот бы ей капельку. Может, давно бы уже определилась в своих отношениях с Камаевым. Бр-р-р! Опять этот второй пилот занял ее мысли. Вечно лезет без спросу, куда не просят.

– А ты уверена?

Наталья лишь плечами пожала.

– Ни в чем я не уверена, – понизив голос, ответила она. – Но есть вероятность, что это не от Мишани. И что мне теперь делать? Аборт? Муж не поймет. Тайком от него? А если узнает? Это точно развод. Сразу. Он у меня знаешь какой? Не ревнивый, нет, иначе не летала бы я так долго, а принципиальный. Мол, между нами не должно быть тайн. Это залог любви и все такое.

– А если ничего не делать? Оставить как есть?

– Ага! А на кого будет ребенок похож? Хорошо, если в меня, а если в Антона? Они же с Мишаней совсем разные. Совсем.

– Это если от Антона, а если все же от Миши?

– Да как я узнаю?! – Натальин голос сорвался на сип. – Вот всегда говорила, что от мужиков одни неприятности. Черт меня дернул с ним связаться. С Антохой. Просто бес попутал, не иначе! Хорошо тебе! Если в залете, то Камаев твой обязательно женится. Знаю таких – из одного чувства долга в ЗАГС потащит.

– Меня не надо в ЗАГС. И чувство долга тоже лишнее. – Жанна встала. Как-то чужие проблемы, да еще такие, перебили весь ужас этого длинного дня. – Домой пора. Не высыпаюсь последнее время.

– Пора, – согласилась Наталья. – Мишаня уже вон сообщений ворох понаписал. Ждет. А я ему в глаза не могу смотреть. Веришь?

Вопрос ответа не требовал. Жанна и не ответила. Помахала рукой на прощание и тоже пошла к выходу. Камаев летит сейчас где-то над средней полосой, в облаках, и знать не знает, какие тут страсти на земле разыгрываются. И Антон тоже где-то летит и тоже ничего не знает. Может, ей с ним поговорить? Нет, не о Наталье, упаси боже! О том, что случилось с Илоной Юрьевной. Антон за видимостью пошляка-юмориста скрывал неплохой логический ум. К тому же он с Жанной никак не связан. Просто коллеги. Спросить у него, что ли?

Она и спросила. Словно зверь на ловца, Антон вырулил на нее с чемоданчиком. Прилетел из Челябинска, выглядел сонным – все же разница в часовых поясах сказывалась.

Они сели в кафетерии, взяли по кофе и круассану. Антон даже не удивился, когда Жанна предложила посидеть. Потом по его наводящим вопросам стало понятно, что у него тоже был свой интерес.

– Тяжелый рейс? – Антон всыпал в кофе порцию сахара. – Болтанка?

Жанна провела рукой по лицу: стереть бы все ужасное, снова стать беззаботной и легкой, но жизнь уже навесила вериги на плечи – попробуй стряхни!

– Да так. Слушай, правда, что нас купили?

– Купили! – Антон фыркнул. – У них это называется слияние. Дружеское.

– Дружески схомячили. Ага! И что теперь?

Антон развел руками. Жанна чуть прищурилась, рассматривая молодого человека. Умен, красив (для кого как, конечно), выпендрежник, но не зазнайка. Несмотря на папу-начальника.

– Ты такой спокойный, потому что тебя папа по-любому пристроит?

– Фу! Как некрасиво – попрекать меня родителем. Да и не такой уж он большой начальник. Но да, знает куда подойти, кому что сказать. А что, протекция нужна?

Кофе выплеснулся на блюдце, Жанна подсунула под донце салфетку.

– Ну тебя! Сама как-нибудь. Тяжелый день просто. Скажи, вот как быть, если ты точно знаешь, что человек не покончил с собой, а его убили?

– О-о-о! – Антон выразительно выкатил глаза, опушенные густыми ресницами (обзавидоваться можно). – Даже спрашивать не буду, что и как, одно скажу: ментам на это пофиг. Даже слушать тебя не станут. А что? Тебе снова захотелось поиграть в сыщицу? Мало тебе Самары и хоккеистов?