Затаив дыхание

1 глава

Автобус медленно двигался по узкой горной дороге следом за БТРом, на котором сидели солдаты в с автоматами и внимательно смотрели по сторонам. В салоне автобуса было пыльно и очень душно, хотя все окна открыты.

Двадцатилетняя Кира Самойлова – недавняя выпускница медучилища проработала медсестрой всего полгода, когда ей предложили поехать с бригадой медработников в Афганистан. За месяц до этого она сама ходила в военкомат и написала заявление о желании служить в горячей точке. Конечно же она знала, что сейчас здесь идет война, и советские солдаты воюют и погибают, но все же решилась.

Самой главной причиной, по которой Кира согласилась поехать работать в Афганистан– это то, что она очень хотела стать хирургом, операций, и собиралась поступать в мединститут. Еще, конечно же, платили намного больше.

После окончания медучилища ей, как сироте, временно дали комнатку в двухкомнатной коммунальной квартире. Ее соседка по квартире – пожилая женщина, имеющая неизвестно сколько кошек, и вся квартира, в том числе и Кирина комната, пропитались такими резкими запахами, что там невозможно жить.

Кира оставила затею сделать ремонт своей обшарпанной комнаты и обставить ее хоть какой-нибудь мебелью.

Помочь ей было некому, отца она не знала, а когда умерла мама, Кире было 5 лет. Родственников не нашлось, хотя бабушка – мать отца на тот момент была жива, как ей позже сказали. Девочку отвезли в детский дом, а по окончании учебы выделили эту убогую комнатку в обшарпанной двухэтажке, видимо, еще дореволюционной постройки…

И вот сейчас девушка тряслась в маленьком душном ПАЗике с жесткими сидениями, который вез ее из Кабула в военный гарнизон, где ей предстояло работать медсестрой. На горной каменистой дороге автобус подбрасывало так, что сумки летали по салону, а люди, в основном медработники, не удержавшись за поручни сидений заваливались друг на друга.

– Эй, друг, потише на поворотах, – прозвучал громкий мужской голос в салоне автобуса, – не горшки везешь.

– Не могу потише, нельзя отставать, здесь вам война, а не шашки-бирюльки,– крикнул молодой водитель в военной форме, повернувшись и стараясь разглядеть недовольного, но встретив испуганные янтарного цвета глаза светловолосой худенькой девушки, и желая подбодрить ее, подмигнул и добавил с улыбкой, – Ничего, прорвемся!

Дорога вела круто в гору, и мотор автобуса натужно ревел, перекрикивая гул БТР. Вдруг резко остановились. Кира еще не успела понять, в чем дело, как увидела, что водитель, который ей подмигивал пять минут назад, как-то неудобно завалился боком на руль, уткнувшись головой в лобовое стекло, и услышала короткие автоматные выстрелы. Кто-то крикнул:

– Быстро все из автобуса!

Девушку подхватили сильные руки и буквально вытолкнули из салона. Она упала на землю, больно ударившись о камни и стала вместе со всеми отползать, сама не зная куда, разодрав в кровь колени. Липкий страх смерти заставил ее прижаться к земле и лежать тихо-тихо, укрыв голову руками. Вдруг вспомнилась картина из детства: мама с ней, четырехлетней девочкой на руках, пряталась за занавеской у печки от пьяного отца – дебошира и просила дочку, прикрыв руками ее рот: «Затаи дыхание, доченька». В своей семье и в детском доме Кира жила, затаив дыхание.

И сейчас она затаила дыхание, чтобы не умереть от громких взрывов снарядов, криков и страха.

Люди не понимали, откуда стреляют, как и где лучше укрыться, потому что вокруг были голые горы, и поэтому подчинялись молча коротким и отрывистым командам, которые доносились откуда-то сверху.

Когда стрельба немного стихла, Кира подняла голову, которую прикрывала руками, отряхнула мелкие камни и песок с рук и головы и увидела недалеко солдата. Совсем мальчишка, такой же, как и она с бледным испуганным лицом. Он смотрел на Киру черными, как бусинки глазами, в которых девушка увидела мольбу о помощи.

– Что у тебя?

– Рука, правая рука. Совсем ее не чувствую.

Кира подползла, развернула его на спину и увидела, что правая рука была вся в крови. Она повернулась ко все еще лежащим медикам:

– Николай Сергеевич, – сказала она вполголоса, обращаясь к военному врачу, с которым вместе ехала – здесь раненый, ему нужна срочная помощь. В автобусе осталась сумка с бинтами и обезболивающими. Я сейчас принесу.

– Куда ты! Лежи! Я сам! – приказным голосом остановил ее военврач.

Он подполз к автобусу, но как только поднялся, мимо просвистела пуля. Видимо, они все еще были под прицелом, и только автобус защищал людей от смерти.

Когда врач подполз, солдатик уже терял сознание. Кира помогла перевязать рану, и сделала обезболивающий укол. Теперь она почему-то перестала бояться, готовая прийти на помощь по первому зову.

– Николай Сергеевич, может, там еще есть раненые? Нужно посмотреть.

– Тебя как зовут?

– Кира.

– Лежи, Кира. Будь здесь. Еще успеешь повоевать. Я сам посмотрю.

И врач пополз к солдатам, укрывшимся за БТР и стрелявшим по горам, не давая душманам высунуться из укрытия.

Стрельба стала тише, но прекратилась только к вечеру, когда солнце стало садиться, и духи ушли. Кира все это время была рядом с раненым парнем, который, то приходил в сознание и спрашивал, где он, то терял сознание и бредил. Нужна была срочная операция, но приходилось ждать.

2 глава

Было уже совсем темно, когда они прибыли в гарнизон. Измученные, хотели только добраться до кровати, но было трое раненых солдат, которым необходима срочная помощь, и Кира вместе с другими медиками пошла в операционный блок- палатку готовиться к операции. Этой ночью поспать так и не удалось. Заснули только под утро прямо здесь в палатке, вместе с ранеными, на полу, кто где.

Кира проснулась от стона прооперированного парня:

– Сестренка, дай воды, – прошептал он, шевеля посиневшими непослушными губами и сверля ее своими угольно – черными глазами.

– Тебя как зовут? – спросила Кира

– Рашид. Я из Дагестана, – ответил парень.

– А я Кира. Пить тебе сейчас нельзя, – сказала она, смачивая мокрым бинтом его потрескавшиеся губы. – Лучше молчи и береги силы.

Когда солнце поднялось Киру провели в другую палатку, где жили военнослужащие девушки связистки, повара и медики. В палатке было восемь коек. Поднявшийся ветер задувал сюда песок, он попадал в глаза и скрипел на зубах вместе с консервами, которые предложила Кире темноволосая кареглазая пышка, приветливо встретившая новую соседку и сразу предупредила:

– Пей только кипяченую воду и чаще мой руки, чтобы не заболеть. Да, еще носи все время с собой воду и пей по глоточку, чтобы не было обезвоживания. Ты медик, сама знаешь. Меня Тоня зовут. Я из Одессы. А ты откуда?

– Я Кира, приехала из Ставрополя, – ответила девушка.

– Нас здесь восемь человек, все уже на службе, а у меня выходной. Хочу искупаться, сегодня баню топить будут для офицеров. Пойдешь со мной? – спросила Тоня.

– Да, только отдохну немного, – Кира села на низкую кровать с прогнутой сеткой и узким ватным матрацем. Но никакие неудобства не могли повлиять на крепкий сон уставшей девушки.

Выспаться ей все же не дали:

– Кира, просыпайся, привезли раненых, Николай Сергеевич уже готовит операцию, сказал, что ты будешь ассистировать, – растолкала девушку незнакомка в белом халате.

– Хорошо, встаю, – пробормотала Кира. Голова, которую она с трудом оторвала от подушки снова легла на место. Сон не отпускал.

Но незнакомка продолжала трясти девушку, и Кира, наконец, проснулась.

– Вставай, пойдем быстрее. У нас каждая минута на счету. Там солдатики раненые, понимаешь? Вставай скорее.

Кира соскочила с жесткой кровати, которая в этот момент казалась ей самым лучшим местом на земле. Быстро собравшись, она побежала вслед за девушкой-медсестрой.

Когда Кира заскочила, Николай Сергеевич был уже в операционной, а раненый парень под наркозом.

– Давай, девочка, поторапливайся. У нас тяжелое ранение и сложная операция, – сказал негромко военврач, поддерживая Киру ободряющим взглядом.

Операция длилась четыре часа. Раненного на каталке отвезли в палату. Отдельной палаты для тяжелораненых не было. Всех тяжелых один раз в три дня увозили в Кабул.

Кира осталась на ночное дежурство. Она пришла мерить температуру всем раненым. Когда подошла к Рашиду, он попросил:

– Кира, дай обезболивающее. Очень болит рука.

– Сейчас анальгин уколю.

– Мне уколы только на двадцать минут помогают. Может, что-то посущественнее есть?

– Что ты имеешь ввиду? Наркотик? Нельзя, терпи. Привыкнешь, потом трудно будет в себя прийти.

Лежавший рядом Валера посоветовал:

– Попроси ребят, чтобы достали горное мумие. Его у местных в кишлаке купить или обменять можно на тушенку. Хорошо раны заживляет и обезболивает.

Кира сделала укол Рашиду, он сжал ее руку:

– Кира, посиди со мной. Давай поговорим. Завтра в Кабул отвезут. Сказали, что отправят в Союз. Не знаю, встретимся еще? Хочу спасибо тебе сказать. Если бы не ты… Знаешь, когда я ехал сюда, в Афган, думал, что меня убьют. Не вернусь живым, – он тяжело вздохнул.

– Но вот повезло, ранили только. Кира, можно я тебе буду письма писать? Левой рукой, – он посмотрел на свою перебинтованную правую руку. – Напиши мне свой адрес в Союзе, куда можно там написать?

– У меня есть комната – после детдома выделили, но я там не живу.

– Почему?

Кира засмеялась:

– Слишком много кошек. Так что адреса там у меня нет. Пока пиши в гарнизон.

–Врач сказал медсестре, что, возможно, ампутируют. Я все слышал, -Рашид сглотнул ком, застрявший в горле, – не дам руку отрезать, домой поеду, там вылечат.

– Пиши, конечно. – Кира пожала его руку. – Я тебе обязательно отвечу. Моя фамилия Самойлова Кира Олеговна.

– Я знаю. Я твою фамилию на всю жизнь запомню… Если жив останусь.

– Будешь жить, Рашид. Снаряд в одну воронку дважды не попадает. Так, кажется? – подбодрила его Кира.

Рашида вместе с другими тяжелораненными увезли в Кабул на следующее утро. Их сопровождала колонна БТР с солдатами.

3глава

И полетели дни военной прозы жизни Киры. Дежурство – отдых – операции. Она познакомилась со всеми женщинами, которые жили в палатке. Особенно сдружилась с Ритой Бусыгиной из Москвы, неунывающей шустрой девчонкой, которая тоже была хирургической медсестрой, но работала в основном в инфекционке с заболевшими, а таких было тоже немало: инфекции, гепатит, воспаление. Особенно доставала дизентерия, с которой солдаты редко обращались к врачу, надеясь, что само пройдет. А когда обращались, уже нужно было лечить серьезно, чтобы не допустить обезвоживания.

У Киры сложились теплые отношения с Иваном, который сопровождал автобус, везший их в гарнизон. Иван тоже был из Ставрополья – так что земляки. Он рассказывал Кире о своей семье, о невесте. Часто приходил помочь в госпитале, приносил фрукты, кока колу и жвачку, купленные в торговой палатке в ближайшем кишлаке, куда Кира еще не выходила.

Поначалу все было непривычно и неуютно, но ей, детдомовке, не привыкать жить в таких спартанских условиях. Кира быстро освоилась, не обращала внимания на неудобства, много работала, иногда ходила смотреть фильмы, которые привозили раз в неделю по пятницам. Письма особо писать было некому. Только Света, подружка из детдома знала, что Кира служит в Афгане и иногда писала ей.

Несмотря на сильную усталость, Кира все же решила пойти смотреть фильм «В бой идут одни старики». Этот фильм видела много раз в Союзе, очень любила эту картину и плакала, когда погиб Ромео и его возлюбленная Маша, жалея их. Война.

И вот сейчас, здесь, вдали от родины где она находилась уже два месяца, Кира ощущала ту же военную реальность. Все происходящее было страшным и обыденным: раненые солдаты, госпиталь-палатка в полевых условиях, болезни и смерти. Она не понимала и не видела того военного героизма, который воспевался в старых военных и послевоенных фильмах. Там было все более красиво, а в жизни как-то прозаично.

Кира хотела пробраться к девушкам, сидящим, как всегда, впереди, ближе к экрану, на сколоченных из ящиков от боеприпасов скамейках, но протиснуться не было возможности. Все в гарнизоне, кто был сегодня свободен, пришли посмотреть любимое кино.

– Кира, садись сюда, с нами, – позвал ее Иван, усаживая девушку посерединке между собой и своим лучшим другом, тоже земляком Костей Бондаревым на узкой скамейке.

Костю Кира приметила еще в первые дни, когда он пришел у нее попросить спирта «для ребят». Видимо его обаятельная улыбка и привлекательная внешность действовала безотказно на медсестричек, и они всегда наливали 100 грамм спирта, которые потом разбавлялись кипяченой водой и превращались в водку. Но Кира отказалась дать спирт.

– Нет, нельзя, – сказала она резко, -осуждающим взглядом посмотрев на него. – Спирт для раненых.

Костя не ожидал такого резкого отказа, и, повернувшись, молча вышел, пристыженный.

Некоторое время они, встречаясь, сухо здоровались. Но сейчас, этим прохладным октябрьским вечером, сидя с парнями, тесно прижавшись друг к другу, она чувствовали родственную связь с ними, русскими ребятами, волею судьбы, как и она попавшими на эту непонятную войну.

Чтобы не упасть с краю узкой скамьи Иван обнял Киру за плечи:

– Кира, можно я так буду держаться, а то неудобно.

– И я тоже, – Костя обняв худенькие плечи Киры, искоса посмотрел на нее. – Мне тоже неудобно.

– Можно, -улыбнулась Кира. Так, действительно, было теплее.

Когда закончился фильм, Костя предложил проводить Киру до палатки. Всего- то метров сто. Но расставаться не хотелось, и они гуляли и сидели на скамейке почти до самого утра. Костя рассказывал о своих родителях и младшей сестре Полине. А Кира про свою детдомовскую жизнь.

С этого дня Кира с Костей встречались всегда, когда было время у обоих. Теперь напитки, фрукты и жвачку приносил Кире Костя.

Однажды он пришел на свидание какой-то возбужденный. Кира не могла понять, что с ним, пока не догадалась:

– Костя, ты траву курил? – она имела ввиду анашу, которую здесь в Афгане продавали на каждом шагу.

– Кира, ты не понимаешь. Здесь война. Страшно иногда. Это, чтобы снять напряжение. Знаешь, духи почему такие бесстрашные? Потому что они под наркотой в бой идут.

– Костя, понимаю, что страшно. Но ведь война не навсегда. Ты вернешься домой наркоманом? Тебя такого родители ждут? Если хочешь, чтобы мы дальше встречались, никаких наркотиков. Никаких. – Кира встала и ушла.

Костя не заходил несколько дней. На самом деле ему было стыдно за свою слабость. И он, действительно, не хотел стать наркоманом.

Колонна, в которой были Костя и Иван ехала с боевого задания. Ребята сидели наверху машин, на каждой по пять-шесть человек. До гарнизона оставалось километра два. Ребята устали, немного расслабились и потеряли бдительность. Духи начали стрелять неожиданно, пустив в самую гущу колонны снаряд. БТРы остановились, началась стрельба со всех сторон.

Молодые солдаты не понимали, откуда в них стреляют. Автоматные очереди сыпали градом, голову было невозможно поднять. Отстреливались, как могли, лежа. Стреляли вверх, по горам, не видя противников. Прошло несколько минут, пока командир не сообразил, откуда летят снаряды. Ребята рассредоточились, и началась перестрелка. Духи исчезли так же неожиданно, как и появились. Солдаты стали собираться возле своих БТРов. Машина, на которой ехали Костя с Иваном была целой и на ходу, а вот из шестерых солдат, которые еще двадцать минут назад ехали живые, улыбались, о чем-то говорили, думали, на что-то надеялись, остались в живых только Костя и Ваня. Остальные были убиты. Ребята погрузили тела своих товарищей на машины, и колонна снова двинулась. Костю трясло. Он не мог прийти в себя.

Казалось, что сейчас из-за угла снова начнут стрелять и его убьют. Его, такого молодого парня, а он еще никогда даже не был близок с женщиной. Там, дома осталась невеста, которая его ждет. После службы они хотели пожениться. Но ведь и этого может не быть. Не родятся его дети и внуки. Ему сейчас было по-настоящему страшно. Возможно, так думал не он один.

– Кира, там ребята, твой Костя. Много убитых и раненых, – Рита заскочила в палатку, где отдыхала Кира и, запыхавшись, говорила с трудом. – Тебе в операционную.

– Костя жив? – онемевшими губами прошептала Кира.

– Жив, жив, но много раненых, и убитых девять.

– Ой, божечки! – всхлипнула Тоня. – Это сколько же матерей будут оплакивать своих сыночков. Солдатиков жалко.

Тоня и все женщины, которые были в палатке побежали к мед. блоку, чтобы помочь, если понадобится.

Костя стоял возле оперблока под тентом и курил. Взгляд у него был растерянный. Кира схватила его за руку и повела за собой в сестринскую. Она налила ему валерьянки, заставила выпить. Он сидел, безвольно опустив руки.

– Кира, – он прижал ее к себе. – Кира. Он гладил ее мягкие волосы, и ему стало спокойнее, казалось, что его обнимает мама. Девушка почувствовала его состояние. Ей нужно было побыть с ним, но там, в операционной ее ждали те, кому нужно спасать жизнь.

– Костя, – пошептала она, прижав его голову к груди, -побудь здесь, дождись меня. Никуда не уходи. Ложись и постарайся уснуть. Костя послушно лег на диван и закрыл глаза.

4 глава

Кира пришла глубокой ночью. Костя лежал с открытыми глазами. Заснуть он так и не смог. Она села рядом и стала гладить его, утешая. Слов не было, девушка понимала, что сейчас, что бы она не говорила – все бесполезно. Ему нужно было самому с этим справиться.

– Кира, – Костя резко сел. – У тебя был кто-нибудь?

– Кто? – не поняла Кира.

– Был у тебя мужчина?

– Нет, – сказала она. – Костя, почему ты..

Он обнял ее, наклонился и поцеловал.

– Кира, – лихорадочно шептал он, дрожащими от волнения пальцами расстегивая ее сестринский халатик, под которым чувствовал горячее тело.

Девушка взяла его за руки.

– Нет, Костя, нет. Не здесь и не сейчас. Сейчас не время.

– Кира, а когда оно будет? Время?

Кира опустила руки. Костя прав. Здесь война и убить могут. Когда время?

Она сама расстегнула халат, разделась. Костя неумело ласкал ее, все больше возбуждаясь.

–Кира, – шептал он дрожащим голосом, укладывая ее на диван, – Кирочка…

Кира проснулась от того, что затекла рука. Она посмотрела на спящего Костю. Было еще очень раннее утро. Они уснули на этом неудобном диване и сейчас, утром, их могли застать спящими вместе.

– Костя, – она погладила его по щеке, – просыпайся, надо уходить.

– Кира, – он прижал ее к себе. – Давай не будем уходить…

Эта ночь изменила многое в отношениях Киры и Кости. Они чувствовали родственность душ, тянулись друг к другу, скучали. Здесь в военном полевом городке условий для встреч, влюбленных было мало, но все же отношения продолжались, скрыть это было невозможно, и вскоре все об этом все узнали.

Рашид прислал Кире несколько писем, он приглашал в гости в отпуск, просил беречь себя. Кира написала всего два, она не могла ответить ему взаимностью. На самом деле ей было некогда писать – Костя занимал все ее свободное время.

Однажды друг Рашида – Исмаил – принес Кире набор – сережки и колечко с недорогим камнем – яшмой – песочного цвета с разводами, в который были впаяны металлические пирамидки.

– Это тебе Рашид просил передать, он маме покупал, но, когда уезжал, решил тебе подарить, чтобы ты его помнила. Извини, сразу не отдал, в Кабуле был со своим командиром.

Не получая ответов от Киры, вскоре Рашид и сам перестал ей писать.

Косте осталось служить несколько месяцев до дембеля. Кира предполагала тоже уехать вместе с ним. Он пока не предлагал ей выйти за него замуж. И вообще, он мало говорил об их будущем. От него не дождешься комплиментов или ласковых слов. Но Кире этого и не нужно было. Главное, они вместе, она его любила, и он ведь ее любит, раз у них такие отношения, хотя о любви он ей ни разу не сказал.

Все ждали праздника 8 Марта, музыкантов из Союза – какая-то Питерская популярная группа – и танцы.

Больше всех ждала этого праздника Кира. Она хотела сделать Косте сюрприз – сказать о ребенке. Об их ребенке. Кто-то умирает, а кто-то рождается, несмотря на войну. Жизнь продолжается.

Кира прислушивалась к себе – ее переполняла нежность. Интересно, кого хочет Костя? Мальчика или девочку? Ей было все равно, кто родится. Она уже любила своего малыша.

Кира думала, что Костя познакомит ее со своими родителями, которых он очень уважал и которых она обязательно полюбит, потому что любит их сына.

До 8 марта оставалось всего каких-то пять дней, и Кира представляла, как обрадуется любимый такому подарку.

Но на самом деле в жизни все случается по-другому…

Снова привезли раненых. В сестринскую зашел военврач, что случалось редко, когда Кира с Ритой пили чай.

– Привезли раненых, – сказал он, – Рита, пойдем, ты мне сегодня будешь ассистировать, а ты, Кира, иди отдыхай.

– Почему? – возразила Кира. – Я не устала! Сама могу…

– Вы на службе, Самойлова, а здесь приказы не обсуждаются. – резко ответил Николай Сергеевич и вышел, не глядя на девушек.

Кира ушла. Только здесь, в женской теплой палатке, которую солдатики топили не жалея драгоценных дров, она почувствовала навалившуюся усталость. Легла и сладко уснула.

Проснулась от разговора женщин.

– А она точно беременная? – спрашивала повариха Тоня.

– Точно, мне Рита сказала, – отвечала соседка Киры по койке, Ольга.

– А это точно ребенок Кости? – не унималась Тоня.

– Тоня! Ну что ты за человек? Конечно, Костин! Кира ведь только с ним встречалась. Все это знают.

– Ой, и что же теперь будет-то?

Кира открыла глаза – девчата замолчали.

– Девочки, что случилось? – Кира приподнялась и вопросительно посмотрела на Тоню.

– Кирочка, там… Костя.

– Где? Костя пришел? – спросила Кира.

– Ему… операцию сделали. Он был ранен.

– Когда? Почему я не знаю? Где он сейчас? В палате? – Кира, быстро одеваясь, задавала от волнения много вопросов, на которые у девушек ответа не было.

– Кирочка, ты только… тебе ведь в твоем положении…

– Говорите, что? Что с Костей? – спросила Кира уже на пороге. И, не дождавшись ответа, помчалась в медблок.

Возле входа под навесом ее встретила Рита:

– Кира, не ходи туда! Не надо! Не смотри!

– Пустите меня к нему! – истошно кричала Кира, – Пустите меня, – повторяла она не своим голосом.

Из палатки вышел Николай Иванович.

– Пустите ее! – приказал он Рите.

– Он еще в операционной, -сказал устало доктор.

Рита кинулась за ней, но военврач остановил ее:

–Оставь. Пусть попрощается. Его завтра увезут.

То, что увидела Кира, заставило ее остановиться и замолчать. На операционном столе лежало тело, накрытое с головой простыней, посередине пропитанной алой кровью. Кира медленно подошла и открыла лицо. Нет, это был не Костя. Это был не ее Костя. Это был парень, очень похожий на Костю с белым лицом и заостренным носом. И Кире казалось, что он улыбается. Она не хотела верить своим глазам:

– Костя, как же так, Костя, – повторяла она в беспамятстве. – Я же тебе… сюрприз. У нас же ребенок.

Дальше она ничего не помнила…