Лиза во фритюре

© Евгения Перова, 2017

ISBN 978-5-4485-0248-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

История первая – очень страшная

Лиза во фритюре

Предисловие автора:

Автор предупреждает, что все события, происходящие в этой истории, равно как и участвующие в них персонажи, являются плодом авторской фантазии и никакого отношения к реальной жизни не имеют. Любое сходство является случайным.

Другое предисловие автора:

Честно говоря, все, что происходит в этой истории – чистая правда! Хотя на самом деле случилось все это не там, не тогда и не с теми людьми. Подобно гоголевской Агафье Тихоновне автор приставил «губы Никанора Ивановича к носу Ивана Кузьмича», фамилию одного человека к прозвищу другого, перемешал мужей, детей и других родственников, не говоря уж о кошках и прочих собаках.

Глава 1. Страсти по компьютеру

Я вполне вас понимаю, сэр. Не совсем разумное решение, но на зов холодного пирога с говядиной и почками очень трудно не ответить.

П. Г. Вудхауз «Дживз в отпуске»

– Кстати, о жареной картошке. Лиз, расскажи, как ты покупала компьютер!

– Да ну, кому это интересно! И потом, это очень страшная история!

– Расскажи, расскажи! Хотим очень страшную! – радостно заверещали Мелкие

– Ну ладно, я сама расскажу, – сказала Крошка Ню.

Известно, что всякий, лишенный слуха, обожает петь. Точно так же всякий, обойденный техническим образованием, обожает окружать себя различными техническими приспособлениями. Лизавета не была исключением из правила. Со всем пылом своей гуманитарной души она влюбилась в компьютер. Под присмотром суровой Кати из отдела информатики она рьяно «обалдевала» основами компьютерной грамотности и мечтала о собственной машине.

– Лиз, а зачем тебе вообще-то компьютер?

– Ты что, как же без него! Понимаешь, на работе не пробьешься, а мне надо то одно, то другое…

– Мне дадут сегодня рассказывать или нет!

– Все, молчим, молчим!

Но путь к вожделенному компьютеру оказался тернист и долог, ибо на зарплату младшего научного сотрудника большого столичного Музея можно было купить разве что коврик для мыши. И Лизавета начала целеустремленно копить деньги. Она хваталась за любую работу: водила по выходным экскурсии, читала лекции, обучала тупых школьников, писала статьи, переводила статьи туда и обратно, мыла полы…

И экономила, экономила, экономила: ездила зайцем на троллейбусе, не покупала шоколадки и булочки, не говоря уж о пиве и оливках. Особенно напрягали ее булочки. Казалось бы, что в них такого – попробовал одну, считай, что знаком со всеми. Трудно открыть что-то новое для себя в обычной булочке – это тебе не шоколад: то с изюмом, то с орехами, то без орехов, то без шоколада. Или, к примеру, пиво…

– Пиво? Есть пиво? – сказал, проснувшись, Петрович. – Нету, нету, спи спокойно!

– Так, о чем это я? Ах да!

Дело в том, что по дороге на работу Лизавета каждый день проходила мимо киоска, в котором пекли и продавали пирожки и булочки. А зов свежих горячих булочек не менее силен, чем зов пирога с почками. Так что она терпела страшные моральные…

– И физические!

И физические мучения. Но вдруг, когда до вожделенной суммы оставалось еще грузовика два булочек, позвонил ее друг детства Игорь, работающий на базе…

– На какой базе! На фирме!

Ну да, в какой-то компьютерной фирме. Этот самый Игорь сказал, если Лиза хочет иметь хорошее железо с хорошей начинкой, она должна СРОЧНО привезти ему необходимую сумму, и тогда через некоторое время она получит вожделенный писишник, который он сам лично соберет, проверит и поставит все необходимые прибамбасы. Лизавета заметалась. Мобилизовав всех родственников и друзей, а также родственников друзей и друзей родственников, она набрала почти все.

– И у меня заняла!

– Вот, даже у Серого заняла.

Не хватало каких-то 50 баксов. И взять их было решительно негде.

– Прикинь, сижу я на работе, на столе передо мной кучка самой разнообразной валюты: рубли, доллары, марки, даже пара монгольских тугриков. Тут приходит мрачная Катька из Отдела информатики и говорит: «Ты что, банк ограбила?» «Какой банк!» – говорю я…

– Вот именно, какой банк? Кто, в конце концов, рассказ рассказывает, ты или я? Самое важное пропустила!

– Ой, правда! Ну, давай, ты рассказывай!

Дело в том, что накануне Лизавете позвонила некая дальняя подруга…

– Дочь тети Веры, ты ее знаешь.

– Ага.

…и предложила подработать: перевести на русский язык инструкцию к фритюрнице. Какие-то не то родственники, не то знакомые этой подруги купили по случаю в Варшаве партию датских фритюрниц, с помощью которых надеялись поправить свое несколько пошатнувшееся благосостояние. Инструкции к ним были почему-то только на немецком. Если бы на английском, дочь тети Веры перевела бы сама, но найти в англоязычной Москве человека, способного пообщаться по-немецки с фритюрницей, оказалось неожиданно сложно. Перевести надо было, как говориться, вчера, и платили за это развлечение как раз 50 баксов. Но перевод – вперед. Поэтому, кроме валютной кучки на столе перед Лизаветой лежала еще кучка листочков – штук эдак пятнадцать – мелко испечатанных немецким техническим текстом. Так что 50 баксов как бы были – но все равно, что и не были, потому что деньги Игорю нужно было отдать сегодня, а баксы за перевод можно было получить минимум в пятницу – раньше Лиза никак не рассчитывала управиться.

– А что такое фритюрница? – робко спросила Агапова.

– Это такая машина: с одного конца в нее запускаешь сырую картошку, а на выходе получаешь ту же картошку, только жареную во фритюре и упакованную по порциям.

– А зачем упакованную?

– Да продавать чтобы, балда!

– А-а-а!

– Мне дадут продолжать, или нет?!

А тут еще оказалось, что перевод и печатать-то не на чем: рабочий компьютер вдруг перестал «выговаривать» букву «р», печатая умопомрачительные тексты, типа: «`еставационный совет осмот`ел экспонаты, п`едназначенные к экспони`ованию на выставке «`аитеты де`жавы `оссийской» в количестве 32 экземпля`ов (список п`илагается)». Кошма`! То есть кошмар!

– Ну да, правильно! Поэтому и Катька пришла – чинить компьютер!

– Вот!

– Кать, а почему он «ры» не печатает?

– А не хочет, – доходчиво объяснила Катерина. Пока она с мрачным видом объяснялась с грассирующим компьютером, Лизавета плакалась ей на жизнь, которая замкнулась в заколдованный круг: чтобы купить компьютер, не хватает 50 баксов, а чтобы заработать 50 баксов, необходим компьютер!

Катерина была девушка суровая, хотя и юная. Она как родилась с «мышью» в руке, так больше ее и не выпускала. «Microsoft Access» она научилась выговаривать раньше, чем «мама, купи мороженое». Катерина относилась с глубоким презрением к бестолковым гуманитариям, обучая их правильно нажимать на клавиши, не тыкать пальцами в экран и сохраняться каждые пять минут. Лизавета боялась ее, как огня, ублажала шоколадками и покорно дышала дымом в курилке, развлекая светскими разговорами. Екатерина, которая первое время страшно раздражалась Лизаветиной компьютерной дремучестью, постепенно прониклась к ней даже неким своеобразным уважением и рассказывала своим – таким же виртуальным – друзьям анекдоты про то, как Лиза нажимает пароль аккордом.

– Господи, как тебе это удалось?! – спрашивала она, обреченно глядя на очередные чудеса, сотворенные Лизой на дисплее.

– Я не знаю, Катенька! – жалобно отвечала Лиза, наблюдая, как Катерина ловко приводит компьютер в чувство.

Но даже Катерина, привыкшая ко всем причудам компьютера и ко всяким нелепостям, которые творят «чайники», особенно пышущие энтузиазмом, даже Катерина не смогла объяснить загадочное исчезновение Лизиного доклада. А дело было так: Лизавета целую неделю урывками печатала доклад, с которым собиралась выступить на ежегодных Карамзинских чтениях. В процессе созидания доклада она опять что-то такое сделала, от чего компьютер просто озверел и стал съедать каждое предыдущее слово при напечатании последующего. Катерина озверела тоже, высказала и Лизе, и компьютеру все, что она думает об их умственных способностях, быстро – к счастью для всех! – исправила ситуацию и выключила машину, так как травмированная Лизавета все равно больше работать не могла.

На следующий день Лиза, с самого утра вцепившись в компьютер, не нашла в нем и следа своего доклада! И Катерина не нашла, хотя перерыла все программы, папки, файлы, базы данных, все жесткие диски и что там еще можно перерыть! Сначала она упрекала в несохранении Лизавету, но потом вспомнила: да, деваться некуда, сама выключала.

– Да сохраняла я, сохраняла! – повторила она в 125-й раз.

– Не-е-ет, ты наро-о-очно его стерла, специа-а-ально! – всхлипывала Лизавета.

– Нужен он мне, специально стирать! С какой стати?!

– Из общей вредности!

– Ах, значит я вредная?!

– Нет, нет, ты полезная, полезная, – затараторила опомнившаяся Лиза.

– То-то же!

И обе с подозрением посмотрели на компьютер, который, в свою очередь, тоже посмотрел на них самым кротким и невинным взглядом, который смог найти в своей базе данных. Он-то знал, что он сделал с докладом! А вот нечего было обзывать его ржавой соковыжималкой! Причем тут вообще соковыжималка! Тем более ржавая. Доклад так и пропал навсегда, тем самым лишив Лизавету возможности потрясти Карамзинские чтения своими научными изысканиями (на что она втайне рассчитывала), ибо печатать заново уже просто не было времени. Кстати, после этой мистической истории Лиза несколько охладела к научным изысканиям.

– Да, это был знак судьбы, иначе не скажешь!

Поэтому Катерина, которая неизвестно почему, но все-таки чувствовала себя виноватой, живо прониклась Лизиным горем, не долго думая сунула руку в задний карман джинсов, достала 50 баксов и вручила их Лизавете.

– У тебя что, в каждом кармане по 50 баксов? – дрожащим голосом спросила потрясенная Лиза.

– Да нет, вряд ли, – ответила Катька, но на всякий случай проверила. Баксов больше действительно не нашлось, зато обнаружилась зажигалка, которую Катерина искала уже вторую неделю.

– Слушай, только ты мне верни обязательно в пятницу, а то я в субботу на Горбушку собралась, мне там кое-что прикупить надо, ладно?

– Как только – так сразу! Честное пионерское! – сказала Лизавета, размашисто перекрестившись.

Ура! Ура! Спасибо Катьке, деньги можно было отвозить и садиться за перевод. Правда, придется на машинке печатать, пока драйвер не купят. Лизавета уже избаловалась работать на компьютере и связываться с машинкой ей было неохота.

– Ой, что это было! Как ты говоришь, у нас все происходит одновременно, дабы не создавать очередей! Прикинь: перевод этот дурацкий, аннотации к каталогу вдруг срочно понадобились, во вторник приперлась толпа каких-то провинциалов и я битый час им лапшу на уши вешала про хранение произведений графики! А в среду пришлось ехать на Реставрационный совет в Училище! Да еще дома соседи сверху залили мне водой всю кухню! Я думала, застрелюсь! – опять встряла Лиза.

За эти несколько безумных дней, занимаясь переводом везде, где только можно, и везде, где нельзя, Лизавета сроднилась с фритюрницей, привыкла к ней и даже полюбила. Лиза переводила за завтраком, за обедом, за ужином (вернее, практически вместо завтрака, обеда и ужина); в метро и в троллейбусе – загораживаясь локтями от соседей, так как ей было строго-настрого приказано оберегать фритюрницу от шпионажа возможных конкурентов. Переводила во время планерки и реставрационного совета. Ложилась Лизавета не раньше двух и вставала ни свет, ни заря. Фритюрница снилась ей по ночам, подмигивая разноцветными лампочками и шелестя упаковочной пленкой. На работе Лиза печатала, как сумасшедшая, оглушая коллег, уже привыкших к тихому шелестению клавиатуры компьютера, грохотом клавиш. И вот, наконец! Заложен последний лист, исправлена последняя опечатка, поставлена последняя точка! Ура! Ура! Лиза сидела, блаженно откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, с чувством глубокого удовлетворения глядя на аккуратную стопку листов с переводом. Завтра она отдаст перевод, получит 50 баксов, вручит их Екатерине и будет нетерпеливо ждать звонка Игоря, стараясь не думать об остальных долгах…

– Ага, а тут заявилась Крошка Ню!

– Она что, так голая и пришла? – спросил Алюсик

– Кто голая? – проснулся Петрович.

– Да не голая, а Ню! Это прозвище такое у Нины Юрьевны, не знаете, что ли!

– А тебе, Петрович, вообще стыдно не знать, как родную жену кличут!

– А! – сказал Петрович, снова засыпая.

Нина Юрьевна, заведующая 18-м экспозиционным отделом, была дама с виду очень серьезная. На человека, близко ее не знающего, она производила впечатление личности ответственной и в целом безобидной. На что многие и попадались. Ибо Нина Юрьевна обладала неискоренимым чувством юмора, решительностью, и постоянным стремлением к розыгрышам. Она обожала вносить разнообразие в жизнь своих друзей и знакомых, хотя друзья и знакомые отнюдь ее об этом не просили, а, напротив, изо всех сил стремились такого разнообразия избежать. Нина Юрьевна, для близких – просто Нюсик, имела ярко выраженную скандинавскую внешность и скандинавский же рост, поэтому прозвище имела соответственное: крошка Ню. На сей раз Крошка Ню хотела совместить приятное с полезным: отпраздновать День Рождения любимого мужа Петровича…

– А? – сказал Петрович, не просыпаясь

– Спи, спи, дорогой!

…и даже не просто День Рождения, а Юбилей – не будем уточнять, сколько Петровичу стукнуло, – а также внести разнообразие в жизнь своего нового сотрудника Вадюки, для чего пригласить его на упомянутый юбилей, дабы познакомить с Лизой. Крошка Ню считала, что Лизавета без малейших усилий со своей стороны способна внести массу разнообразия в жизнь кого угодно. И как она оказалась права! Как права!

– А кто такой Вадюка? – спросила Агапова

– Вадюка! Это отдельная песня!

Вадим Эрикович, а по-домашнему Вадюка, был высок, белокур, розовощек, голубоглаз, необычайно начитан и безумно застенчив. Он жил, окруженный, как крепостным валом, мамой, бабушкой, прабабушкой и тетушкой. Вслед за своими предками, которые со времен основания Рима занимались в основном Римской историей, Вадюка тоже увлекался Римской историей, изучал шесть лет в Университете Римскую историю, потом защитил кандидатскую диссертацию по Римской истории и в результате работал под началом Нины Юрьевны в 25-м экспозиционном отделе, не имеющем абсолютно ничего общего с Римской историей. Вообще в Москве с Римской историей было плохо! Если раньше она вполне способна была дать пропитание – и вполне приличное – всем членам клана, то теперь не могла прокормить даже одного Вадюку. Любому было понятно, что в жизнь Вадика просто необходимо внести побольше разнообразия, чтобы отвлечь его от Римской истории…

– Слушай, а вот мне всегда было интересно, почему станция метро называется Римская?

– А это в честь товарища Римского Григория Даниловича.

– Иди ты! – сказал Алюсик.

– А кто такой Григорий Данилович Римский? – спросил Серый.

– Финансовый директор Варьете. Булгакова читать надо! Давай дальше!

Первой попыталась внести разнообразие в жизнь Вадика его собственная тетушка, которая еще в юности каким-то образом отбилась от семейного бизнеса в сторону археологии. Тетушка взяла четырнадцатилетнего Вадюку с собой в экспедицию к Захарову…

– К Макарову! – Да нет, к Захарову!

– И вообще это был Мишка Гоняный!

…где Вадюку – ввиду его полной неспособности к совку и лопате – посадили на камералку, благо почерк четкий. Вадюке в экспедиции не понравилось: как-то неуютно, грязно, мокро, пыльно, холодно, жарко и вообще опасно! И никто не интересуется Римской историей! Но Вадик достаточно знал о спартанцах, чтобы не жаловаться. Поэтому он стойко сидел на камералке и аккуратно шифровал все, что бы ему ни приносили, начиная с нуклеусов и отщепов и кончая большой канцелярской скрепкой. Захаров – Макаров – Гоняный просто рассвирепел, обнаружив среди прочих артефактов большую канцелярскую скрепку, аккуратно уложенную в полиэтиленовый пакетик и снабженную шифром: «39БК1 2000—89/n122»! После разгона, устроенного Кравцовым…

– Точно! Это был Кравцов! – закричали все хором.

…скрепки больше никогда в раскопе не попадались, и не только на этой стоянке, но и на всех других стоянках тоже. Вот как-то не попадались, и все тут! А потом приехала Агапова…

– Ты что! Совсем не Агапова!

– Ну как же! Конечно Агапова!

– Агапова! Это была ты или не ты? Эй! Ты спишь что ли?

– Я думаю. Нет, кажется, это все-таки была не я. Потому что, если бы это была я, я бы знала, кто такой Вадюка, а так как я не знаю, кто такой Вадюка, значит это была не я, а кто-то дру… Ой!

– Спасибо, Серый! В общем, приехал неизвестно кто.

Вадюка вошел, когда приехавший уже успел выгрузить из рюкзака пол-литру, две банки шпрот, кулек карамели и два молодых огурца.

– О! Огурчики! – сказал Вадик. – Откуда?

И хотя близкая связь между свежеприехавшей личностью, разверстым рюкзаком и огурцами была очевидной, Вадюка не сумел выстроить эту логическую цепочку, и снова спросил, откуда, мол, огурчики. Экспедиция насторожилась.

– Любишь огурчики? – ласково спросил Кравцов. – Это мы с Томасом в лесу нарвали. А ты завтра сходи насобирай!

– Та, – подтвердил Томас. – В лесу как рас пошли тикие огурцы! Ранофато тля серетины мая, но ф этом готу фесна воопше ошень ранняя!

– А где они растут? – загорелся Вадик.

– Да вот Алюсик тебе планчик нарисует. Давай, Алюсик.

И Алюсик нарисовал! На плане были палатки, раскоп, дорожка, которая вела к деревне, деревня, мостик через речку, речка, луг за речкой, коровы, пасущиеся на лугу за речкой и даже, кажется, коровьи лепешки! А лес с дикими огурцами не уместился.

– Дойдешь вот досюда, – ласково сказал Алюсик, показывая на неровно оборванный край клетчатого листочка с планом, тут тебе и лес будет.

– А как они выглядят?

– Кто?

– Огурцы!

– Зеленые такие, с пупырышками!

– Да нет, листья у них какие?

– Какие у них листья? Ребята, кто знает, какие у диких огурцов листья?

– Такие ше, как у томашних! – ответил Томас, который окончил в свое время Сельскохозяйственную Академию, поэтому точно знал, какие у кого листья.

– А у домашних какие?

– О Господи! Томас, да нарисуй ты ему огуречный лист.

И Томас, поднапрягшись, нарисовал. Рано утром Вадюка отправился по огурцы.

– Алюсик! – сказал Кравцов. – Вадюка-то пошел за огурцами!

– А я тут причем?

– Давай, давай, а то мне некогда, мне статью дописать надо!

И Алюсик с Томасом, захватив сбереженный с вечера огурец, отправились в обход Вадика. Когда они, похрустывая огурцом, внезапно вышли ему навстречу, Вадюка уже несколько отчаялся найти огурцовые заросли.

– Да ты что! – сказали Алюсик с Томасом. – Вон там, у речки, чуть поправее.

– Та, – добавил педантичный Томас. – Огурцы люпят флашные места.

В это время очень удачно подъехал колхозный грузовик и стал как раз у речки – чуть поправее. Из него повылезали мужики. Зачем они приехали и повылезали, никто так никогда и не узнал.

– Только ты поосторожнее, – предупредили Алюсик с Томасом. – А то мужики ругаться будут.

– Почему ругаться?

– Ну, они считают, что это их огурцы.

– В лесу огурцы общие! – сказал Вадюка и пошел на добычу.

Алюсик с Томасом издали наблюдали за его перемещениями, сожалея, что не слышно, о чем там переговаривается Вадюка с потрясенными мужиками, которые в результате переговоров как-то очень быстро позабирались обратно в грузовик и стремительно уехали.

– Ну как?

– Странные они какие-то! И разговаривают как-то странно!

– Наферно, огурцами телиться не хотели!

С тех пор Вадюка каждое утро упорно ходил в лес. Экспедиция наслаждалась зрелищем, уминая огурцы, которые кто-нибудь все время подвозил из города. В городе в этом году огурцов было навалом. На камералке сидел сам Кравцов, проклиная камералку, огурцы, Вадюку и собственную инициативу. Статью он так и не дописал.

– Послушайте, – спрашивал он порой Алюсика с Томасом. – А может это не мы его, а он нас разыгрывает?

– Черт его знает!

– Та нет, не мошет быть! Ватюка – он такой!