«Машина времени». История группы. Юбилейное издание

Макаревич Андрей. Интервью 2013 года

Накануне своего 60-летнего юбилея Андрей МАКАРЕВИЧ, основатель «Машины времени», пришел в студию «Правды 24».

– Твоя старая квартира на площади Гагарина, в которой побывала вся столичная богема, которая была проходным двором и ночным рестораном, вся, помню, была исписана кошками. А кота при этом у тебя нет дома.

– Правда искусства и правда жизни – «две большие разницы».

– Но откуда это взялось?

– Я не могу объяснить. Наверное, через образ кошки легче передать какое-то состояние. Хотя это не утверждение, мне просто так кажется.

– А как возникла идея разрисовывать стены?

– Это не из головы. Я, когда рисую, голову отключаю вообще. Надо оставить руку. И рука сама решит, что ей делать.

– У тебя ведь жил удав?

– Удав у меня прожил полтора года.

Начну с того, что в детстве я мечтал быть герпетологом. Если знаешь, это человек, который ловит змей.

И я даже ездил в юности в экспедиции. У меня всегда жили змеи: ужи, гадюки. Все, что было доступно тогда.

– А где они обитали?

– В террариумах маленьких. Потом гадюка убежала. И родители меня вежливо попросили ядовитых змей больше не заводить. И тут я своему товарищу Юре Дурову пожаловался, что очень по змеям скучаю. Он мне подарил тигрового питона. Был детеныш. Я знал, что вырастет. Но я не предполагал, что будет расти с такой скоростью. Дело в том, что самцы растут не сильно, а самки вырастают до чудовищных размеров.

Она оказалась девочкой. И когда стала весить килограмм 70, я понял, что уже просто не поднимаю ее. А в большом террариуме ей тесно – пришлось отвести ей отдельную комнату в Павлово. Я ее подарил, теперь она в Воронеже, где один замечательный парень в подарок городу рядом с концертным залом построил (на свои деньги) огромный океанариум с террариумом. И мы там выступали. Я увидел, что пустует здоровенная комната для змеи. Я ему позвонил. Они тут же приехали. Забрали. Сейчас, говорят, она пишет мне письма. Прекрасно себя чувствует. Продолжает расти.

– Откуда в детстве такая тяга к рептилиям? Какая-то книжка была прочитана?

– По-моему, она называлась «За ядовитыми змеями», записки как раз вот такого охотника за змеями.

– Твои таланты тебе даны в генах или ты их развивал? Талант художника, талант музыканта, талант поэта? Талант повара?

– Если талант не эксплуатировать, он зачахнет. Мне страшно повезло, в первую очередь – с родителями. В генном смысле.

И в том, что с детских лет мама настаивала на том, чтобы я учился музыке, хотя у меня это не вызывало энтузиазма.

«Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил» (© АВМ «Пока горит свеча»)

– Странно, будучи медиком, она, значит, не видела сына в белом халате.

– Еврейский мальчик должен обязательно играть на скрипочке. А отец просто рисовал. Он работал дома.

– Да, но ты же изначально пошел по папиным стопам, в архитекторы?

– В 70-м году предположить, что когда-нибудь музыка, которой я хотел заниматься, станет в нашей стране профессиональной, было по меньшей мере смешно. Поэтому я пошел туда, где мне было ближе из дозволенного тогда.

– А вот эта музыка, которой не дозволено было в советское время заниматься, рок-музыка?

– До этого джаз даже.

Когда эта музыка начиналась, было иначе; нам страшно повезло, потому что мы почти застали эту эпоху, – все-таки был конец 60-х гг. Самый расцвет. Она стала такой всенародной любимой в мире именно потому, что была дилетантской. Народной. Массы людей начинали с нуля, как Rolling Stones, как Beatles. В общем, не умея особенно ничего делать. Просто от бешеной любви к этому жанру.

И у миллионов людей возникало ощущение, что они так тоже могут. Потому что это же не консерватория. От этого эту музыку полюбило человечество. Все очень изменилось. Сейчас все очень профессионально. И не мне тебе об этом рассказывать. И на студиях, и на концертах… Это судьба любого жанра. Он рождается где-то.

– Нет, а как же, некоторые люди вот рэп сейчас читают. Они тоже могут не уметь петь, не знать нот.

– Зато они обладают таким чувством ритма, полиритмии, такие сложнейшие закладывают ритмические конструкции, что это только со стороны кажется – сейчас выйду и прочту.

– Социальный рок и вообще рок-музыка в конце 80-х гг. у нас играли гораздо большую роль, нежели в глобальном масштабе. Или я ошибаюсь?

– Вообще это во многом наша выдумка, что рок обязательно должен быть социальный. Что, Led Zeppelin были социальные?

– У них была «Immigrant Song»…

– Я умоляю, они, может быть, были революционерами в том, что потрясали основы музыкальной своей составляющей. Были совсем не как все. Как марсиане какие-то. А что касается текстов, нет. Любовная лирика, слегка сюрная. Элвис Пресли, может быть, был какой-то социальный с его рок-н-роллом? Конечно, нет. Это все наша история. Наши ребята всегда очень плохо пели и играли. В силу вполне объективных причин. Но зато мы во всем видим борцов, понимаешь.

– Дело в том, что в твоих текстах 70-х гг. (я и про «Марионетки» говорю, и про прочие) очень многие видели то, чего там, возможно, и не было.

 
Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки,
И играет клоун на трубе.
И в процессе представленья
Создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе.
 

– Нет, возможно, там это и было. Потому что вообще я писал и пишу о том, что мне нравится и о том, что мне не нравится.

Руслан Рощупкин поймал улыбку «машиниста № 1» в гостях у Вани Демидова

Гораздо интереснее писать о том, что тебе не нравится. Может быть, это легче, кстати. И само получается. Это не значит, что я сейчас напишу про наше плохое правительство. Да упаси господь. Просто рядом с тобой происходит какая-то история, которая тебя, как нормального человека, бесит. И это реакция на нее. Вот и все.

– Понятно, что в 70-е гг. в том, что делала «Машина времени», не было никакой конъюнктуры. А сейчас?

– И сейчас нет.

– А ты вообще в блогосферу заходишь, читаешь, что пишут?

– Практически нет. Я иногда отвечаю на вопросы фанов на моем сайте. Но это, как ты понимаешь, довольно ориентированная история. Хотя там идиотов тоже хватает…

Если помнишь, Анна Ахматова сказала, что у любого писателя читатели бывают разные – умные, глупые. Но письма автору пишут только самые глупые читатели.

Маргулис Евгений. Еще одно интервью 2013 года

Это наша вторая беседа с Евгением МАРГУЛИСОМ в студии канала «Москва 24». В то время во время эфиров я пристраивал зрителям приютских котов и звездные гости, как правило, придумывали питомцам клички. Евгений предложил назвать животное Макаркой. Я почему-то вспомнил, что у Макаревича был кот по кличке Кутиков. Впрочем, «песня совсем не о том» (©).

– Медицинский вуз ты бросил. А если бы доучился, какая бы у тебя была специализация?

– Думаю, что я пошел бы по стопам всех своих однокурсников и людей, с которыми когда-то учился. Бросил бы в конце концов медицину и стал музыкантом.

Может быть, стал бы патологоанатомом. Потому что клиенты поспокойнее. С живыми-то работать – сам знаешь как.

– Мне кто-то рассказывал из твоих друзей той поры, что ты помогал лечить кожно-венерологические заболевания товарищам, которые попадали в щекотливые ситуации.

– Да, у меня был специальный портфель, такой саквояж Айболита. И туда входил набор бухарского еврея: пенициллин и все, что связано с этой ерундой. Но, это давно было, очень давно. В прошлом веке, да. Где-то в середине 70-х гг.

– Середина 70-х гг. – это же золотое время не блюза, но рок-музыки. А сейчас какое время в рок-музыке? Время каких-то новых форм, которые все-таки появляются?

– И появляются какие-то совершенно замечательные команды. Достойные есть команды. Я смотрю с удовольствием.

Вчера посмотрел Arctic Monkeys, потом концерт «Леди Гага». Мне понравилось. Она здорово поет на самом деле. Это немножко не мое, как ты понимаешь. Потому что я люблю музыку попрозрачнее.

– Вот насчет «поет». Ты меня озадачил: перечислял свои любимые команды в каком-то интервью… Люди, которых ты назвал – не самые сильные вокалисты. Beatles, допустим…

– Очень сильные.

– Как вокалисты? Кто – Джон, Пол?

– Да и Пол, и Джон.

31 декабря 2018 года в 23:45 фанаты Евгения Маргулиса переключились на НТВ

Ведь большого труда стоило спеть, как The Beatles. Там все по-взрослому. Я слушал The Beatles на пленках, слушал их без инструментов, работу над музыкой Love в студии Abbey Road. И мы в тот момент (в 2006 году – Е.Д.) были там. И я послушал в оригинале как это звучит. Не единой «лажи». Идеально все.

– У Александра Борисовича Градского любимый певец – Стинг, который опять же, как мне кажется, так себе певец…

– Ты знаешь, у него узнаваемый голос.

– Слабенький очень.

– Я бы не сказал. Кстати, его творчеством я интересовался еще с периода группы Police. И, конечно, он молодец. И здорово играющий, здорово придумывающий.

Я, к сожалению, не попал в 2007 году на концерт Police. Они же объединились и ездили в турне. Я не смог купить билет. Потому что было все продано раз и навсегда.

– А бывает, что тебе публика не нравится? У тебя же свои постоянные, лояльные, что называется слушатели, которые ходят на все твои концерты.

– Я бы не сказал. Нет, неопределенная какая-то.

– Молодежь бывает?

– Бывает, как это ни странно.

– Почему «странно»?

– Знаешь, я думал, что уже устарел. Оказалось – нет. Молодняк ходит. То есть такой возрастной ценз – от семи до восьмидесяти двух лет.

– Я вспомнил байку, что однажды то ли на таможне, то ли на погранконтроле тебя узнали и спросили…

– На таможне в Домодедово. Мы куда-то вылетали лет десять назад. И тетка, которая регистрирует билет, смотрит на меня: «Чего-то рожа у тебя знакомая… Играешь?». «Да», – отвечаю я. «А где?». «В Rolling Stones». «А, – говорит, – знаю, слышала».

– Ты как блюзовый музыкант, наверное, считаешь, что текст – дело второе?

– Нет, текст, конечно, значит что-то.

– В твоей музыке?

– Думаю да.

Андрей Комаров: «У этого человека нет недостоинств, одни ДОСТАТКИ»

– Если, допустим, распределить доли. 70 % значения имеет музыка, то есть, мелодия и аранжировка и 30 % – текст?

– История русского языка совершенно другая. Вспомни, что мы слушали в детстве. Мы слушали «Битлов» и иже с ними. Мы не понимали, о чем они поют. Абсолютно.

Не понимали, не врубались, и нас цепляла музыка. Как они все это делали, энергетика. А когда стали петь по-русски, надо же все-таки петь что-то человеческое. Если человеческое получается и музыка хорошая, я считаю, это успех.

Кутиков Александр. Интервью 2014 года

На обложке моей книги «Времени машины» – два изображения культовой группы. С дистанцией в 30 лет. И, по мнению людей, которые смотрели книжку, меньше всего (во всяком случае, на фотографии) изменился Александр КУТИКОВ.

Полвека просуществовала группа. И действительно, очень Александр изменился внешне. Но, наверное, все-таки за эти тридцать лет с момента, когда была сделана первая из фотографий обложки, произошли какие-то метаморфозы? Поговорили об этом в студии «Правды 24».

– Валера Ефремов – человек, который, по-моему, дольше всех (если не считать основателя группы Андрея Макаревича) в коллективе, потому что Кутиков приходил, уходил, снова возвращался. Нет?

– Нет. Валера пришел вместе со мной, я его привел в 1979-м году. Из «Високосного лета». Я привел его вместе с Петей Подгородецким. Взял грех на душу.

– За это, я думаю, тебе коллеги «спасибо» не сказали спустя несколько лет.

– Спустя какое-то время «не сказали». Но Петя талантливый человек. И мы проработали вместе достаточное количество времени. В период, между 79-м и 82-м, в эти годы.

И потом, когда они вместе с Женей (Маргулисом. – Е.Д.) вернулись, еще почти десять лет, по-моему, проработали вместе.

– Кажется, Валера совершенно не изменился. Внешне. Он изменился как музыкант?

– Стилистически остался таким же, каким был. Просто с годами стал играть еще ровнее. Хотя он всегда очень ровно играл.

– А кто на барабанах в твоем «Нюансе»?

– Дима Кричевский, очень хороший барабанщик. Он играет сейчас с «Ногу свело». И является там основным барабанщиком. Но поскольку мы все, в нашем коллективе, играем в разных командах, я не вижу в этом ничего страшного. Мы находим время, соединяемся, играем концерты.

– Про «разные команды». Я издалека зайду. Когда беседовал с барабанщиком Queen Роджером Тейлором, спросил у него, почему его сольный проект «не покатил» (а мне очень нравится, что он делает и как он поет; кроме того, лучшие, с моей точки зрения, хиты Queen Тейлор написал). Почему вот ни на столечко не приблизился Тейлор к раскрученности Queen? Он сказал: это сила, инерция бренда. В случае с «Нюансом» то же самое – группа не имеет того же успеха, что «Машина времени». Казалось бы, там тот же Кутиков, с тем же вокалом, с тем же материалом зачастую. Мне кажется, что «Нюанс» очень близок «Машине».

– Это близко к «Машине» настолько, насколько может быть близко. Поскольку пою я. И играются песни, которые мною написаны. Что для «Машины», что для нашего совместного проекта.

Но, конечно, очень многое упирается в брендирование. И я абсолютно согласен с Тейлором в этом вопросе.

Один из редких снимков с Максимом Капитановским (из архива Марианны Ефремовой)

И есть еще какой-то магический ход жизни. Допустим, я выпускаю свою пластинку. И это совпадает с юбилеем «Машины времени», с 40-летием. И я не могу позволить себе рекламировать активно выход своего альбома, потому что это наслаивается на рекламу 40-летия «Машины». Сорок лет мы праздновали так, как никто не праздновал. Было сорок концертов в сорока городах. Массированная реклама. Если бы я бы сел на хвост этой рекламе, то меня бы обвинили в том, что я использую бренд «Машины времени» для продвижения своего альбома. Или же обвинили бы меня в том, что я мешаю рекламой своего альбома рекламе 40-летия «Машины времени».

Я все это очень хорошо понимал. Поэтому постарался быть аккуратным, корректным и в некотором смысле загубил историю своего альбома.

Хотя песня «Снег» в хит-параде «Нашего радио» добиралась до первого места и достаточно долго держалась в тройке лучших…

– Когда мы столкнулись на книжной выставке-ярмарке, я услышал твое признание, что Кутиков, мол, кризисный менеджер. Не стал развивать тогда эту тему, потому что подумал, что мы будем общаться и я поподробнее расспрошу, что ты имел в виду.

– Когда внутри «Машины времени» возникают какие-то неожиданные кризисные ситуации, сложности, когда мои друзья по коллективу опускают руки, у меня – обратная реакция.

– То есть это мобилизует, да?

– Совершенно верно.

У меня тут же появляется несколько вариантов решения свалившихся на нас проблем. И в итоге я очень быстро нахожу выход. И дальше жизнь продолжается. И «Машина времени» существует. Как только ситуация нормализуется, я сразу «ухожу на диван», в «лавку».

– Когда в 2012-м году Маргулис покинул группу, это был кризис? Или это ожидаемое событие?

– Нет, это было неожиданно. Особенно это было неожиданно для Андрея. Но мне удалось эту кризисную ситуацию разрешить прямо там же, на той репетиции, на которой Женя…

– Это произошло на репетиции?!

– Да. Спонтанно. На репетиции. На которой Женя объявил о том, что он собирается покинуть коллектив и заниматься своей сольной деятельностью. Я не буду рассказывать подробно, поскольку это наше внутреннее дело.

Но уже через сорок минут после начала разговора все встало на свои места. И «Машина времени» дальше поехала работать. Женя ушел трудиться самостоятельно, что у него, на мой взгляд, очень неплохо получается.

О еврейских корнях Кельми не знали ни Маргулис, ни Кутиков: Крис не афишировал свои гены

– Да, он отличный музыкант, об этом даже и речи нет. Но вот у Стаса Намина есть такой тезис, что существуют рок-группы как «Цветы», «Машина времени», где участники не меняются. А все остальные группы – это, условно говоря, авторская песня. Как «Аквариум», например. Это, прежде всего, Борис Гребенщиков. А все остальные там могут ротироваться бесконечно. А вот в случае с «Нюансом»? Это абсолютно кутиковский проект или все-таки люди, которые работают над материалом и которые в чем-то незаменимы? Или может быть завтра один состав, послезавтра – другой? Главное, что Александр Викторович Кутиков играет то, что написал.

– Нет. С «Нюансом» у нас группа. И работаем мы над тем материалом, который я приношу, так же, как работает настоящая группа. Да и все они привыкли к такому способу работы. Я приношу материал. И мы его долго-долго треплем. Поэтому я так неспешно выпускаю новые работы.

– Это на «репах» происходит?

– Совершенно верно. На репетициях. Мы записываем репетиции. Я их анализирую. И, если в том, что мы надумали на очередной репетиции, есть перспектива, на мой взгляд, продюсерская даже, а не авторская, я предлагаю ребятам разрабатывать ее и дальше. Если я не вижу перспективы в данной версии материала, то предлагаю подумать и уйти в какую-то другую сторону. И, как правило, эту сторону предлагаю я. Как направление. А вот детали, разработки, украшения – это, конечно, мы делаем вместе.

– Что вы играете на выступлениях из репертуара «Машины»? Кроме «Поворота», который вообще является твоей визитной карточкой?

– Как правило, мы играем «К Малой Бронной» не так, как играет «Машина времени». Играем «В добрый час» совсем не так, как играла «Машина времени». Даже «Скачки» мы играем не так, как играет «Машина времени». И так далее.

А «За тех, кто в море» – в ней я даже гармонию поменял. Как автор-то имею право это сделать. Мне показалось, что за счет того, как я поменял гармонию, это даже интереснее и более современно звучит.

– А вот почему совершенно неохотно речь идет о первом коллективе? Я все пытаюсь вытащить информацию про первую группу Кутикова. Потому что фанаты-то хотят знать, что было до «Машины времени».

– Дело в том, что первой группы Кутикова как таковой не было. Я просто приходил в разные группы и играл с людьми.

– «Безанты»?

– «Безанты» – это был коллектив, созданный студентами художественно-графического факультета Московского государственного педагогического института. Но мы дали-то всего от силы концерта четыре. А я с ними сыграл буквально пару концертов на студенческих вечерах. Поэтому, в принципе, в истории московского рока и бит-музыки этот коллектив и не значится. Хотя музыканты там были очень симпатичные.

– А кто там был?

– Они все в дальнейшем музыкальную карьеру не продолжили, а стали художниками, архитекторами и так далее.

– А когда существовало «Високосное лето», уже было понимание того, что музыка – это профессия и выбор по жизни?

– Все проще. Ни тогда, ни сейчас музыка для меня не является профессией. Музыка – это моя любовь. По профессии я, скорее, звукорежиссер и саунд-продюсер.

– Но деньги-то зарабатываются все равно…

– И там, и там. И на сцене, и в студии. Сейчас студийная деятельность в России, да и не только в России, во всем мире умирает. Потому что приблизительно то, что раньше делали на очень хороших студиях, сейчас можно сделать на домашней студии. Хотя, конечно же, от этого страдает качество.

Но после появления стандарта МР3 качество музыкальной фонограммы вообще мало кому интересно. И мало кому доступно. Я же продолжаю слушать винил на ламповых усилителях.

– Сейчас же возвращается эта тема.

Александр Кутиков знает себе цену. И не считает нужным это скрывать.

– Да, это вернулось. Потому что появились молодые люди, которые услышали, что их любимые команды, оказывается, звучат намного богаче, намного интересней по звуку, по спектру на виниле… И поняли: зачем покупать какие-то принтованные копии музыкальные, когда лучше послушать в оригинале. Лучше купить картину, настоящую картину.

– А никогда никто не предлагал сделать такие в стиле техно, может быть, в очень современном, молодежном варианте апробированные хиты? Не было таких предложений?

– Я сам это делал.

– Когда? Я пропустил это.

– У нас есть альбом, который называется «Ремиксы». Я сделал это слишком рано, когда наш рынок еще не был к этому готов. Сделал пять песен в 1996-м году.

– Совсем рано, да.

– Правда, потом мы кое-что доделали. Есть такой диск в «Антологии» «Машины времени». На мой взгляд, там есть очень интересные, удачные работы. Но «Машину времени» все-таки больше воспринимают как традиционный коллектив. И наши песни в традиционных версиях больше интересуют даже молодых, чем в более современных версиях.

Державин Андрей. Интервью 2014 года

Бывает, что музыкант приходит в какой-нибудь коллектив и становится знаменитым. А бывает, что музыкант становится знаменитым и приходит в коллектив. Бывает, что музыкант создает коллектив, который становится знаменитым, а потом приходит в другой коллектив. Этот случай – Андрея ДЕРЖАВИНА.

– Андрей, буквально вчера с твоим тезкой, с Макаревичем общался. Сказал ему, что у нас будет с тобой встреча. Он говорит: «Обязательно поговори с Державиным про его детей. У него талантливые дети».

– С большим удовольствием, если есть такая возможность, хочу сказать, что у меня двое детей: взрослый сын Влад (род. 13 марта 1986 года – Е.Д.) и дочка Аня (род. 9 апреля 2005 года – Е.Д.).

Сын занимается музыкой. Причем, очень рано начал ей заниматься. Какая-то такая к этому в нем проснулась. И делает очень интересные проекты музыкальные. Музыка не простая. Но очень интересная.

– Что это значит – не простая? Какая по жанру?

– Я затрудняюсь объяснить. Наша прошлая с тобой беседа называлась «Я не делю музыку на жанры».

– Помню.

– Одно потеряли – «для себя». «Я не делю музыку на жанры для себя». Потому что вообще-то, конечно, она делится на жанры. Она очень интересная, эта музыка, которой сын занимается. Если сравнивать, – я, правда, не люблю, но если проводить параллели, – она чем-то напоминает «Radiohead».

– Британская тема, поп-рок, арт-рок?

– Она даже может быть еще больше уходит в альтернативу. Я обнаружил удивительные вещи: они любят поиграть, например, Баха.

– «Они» – это кто? У него коллектив?

– Он называется «ITS» (IThinkSo). Играют здорово, но нагло.

– Нагло – хорошее слово.

– Громко.

– Да. Так.

– Дочка.

– Анна Андреевна.

– Анна Андреевна. Она представляется по-разному. Так что если мы, например, когда-нибудь придем с ней в программу к тебе, она может сказать, что ее зовут Ариэль. Будь готов. Может сказать, что ее зовут Нюша. А может, что ее зовут Монстровая Принцесса.

– Креативный ребенок.

– Более чем. Пишет рассказы. С иллюстрациями. Очень хорошо рисует, очень хорошо сочиняет. И рассказы у нее не просто какая-то ерунда, а такие, энциклопедические. Предположим, мы пишем про смолоеда. Знаете ли вы, кто такие смолоеды? Живут они там-то. Первая глава – где живут. Вторая – как размножаются. Третья – чем питаются. Все по главам, по страницам. Очень красивые рисунки. Жалею, что не взял с собой.

– Мы с тобой беседовали в конце 2013 года. И ты тогда объявил, что возвращаешься к сольным проектам.

– Да.

– То есть «Машину времени» не кидаешь, но сольную свою историю возобновляешь. И я насколько понимаю, все лето прошлого года… это слово «чес» – правильно называется, то, что было?

– Я действительно вернулся к своему проекту. И все лето выступал на разных мероприятиях. Это были и дни городов, и какие-то другие мероприятия. Мне очень понравилось. Публика замечательно принимала. Помнят.

– Конечно, помнят.

– Подпевают. Это радует.

– А материал тот самый, твой? Была «Алиса»? «Алиса» ведь ассоциируется у многих с Костей Кинчевым. Кстати, у группы «Секрет» тоже песня с таким названием. Кто из вас раньше написал?

– Секретовцы написали раньше. И честно говоря, я могу открыть секрет про «Секрет». Я, правда, давно это уже рассказал самим секретовцам. Они отнеслись к этому одобрительно. Когда мы сочиняли эту нашу песню про «Алису», то…

– А когда ты говоришь «мы», ты кого имеешь в виду?

– Я сочинял музыку, Сережа Костров – стихи. Сочинялась такая песня. Я говорю: «Сереж, а можно будет Алиса?» Он говорит: «Почему?». Я говорю: «Мне нравится песня секретовская: “Алиса умеет вязать, Алиса одна вечерами”. Замечательно!». Так и случилось. Что уж он хотел написать изначально, я не знаю.

– Мне, кстати, Валера Сюткин, один из наших общих товарищей, рассказывал, что он чуть не оказался в свое время в «Машине времени». И он как раз пел дифирамбы тебе: «Державин придал очень многим песням совершенно новое звучание». То есть песни заиграли. Для меня песня – и песня. Песня группы «Сталкер», песня группы «Машина времени». Я же не понимаю, кто туда что привнес.

– Ты задал прекрасный вопрос. Мне очень приятно, что Валера это отметил. Мнение Валеры для меня очень важно. Потому что он замечательный музыкант, настоящий музыкант. Музыкант с большой буквы.

– Да, про кукушку и петуха мы знаем. Поэтому меня интересует чисто технический вопрос. Ты когда делал эти аранжировки, с командой советовался? Или просто тебе дали карт-бланш: «Вот, Андрей, вещь. Сделай из нее вещь еще лучше»? Как эта работа происходила в «Машине времени»?

– В какие-то моменты советовался. В какие-то моменты команда доверяла. Самое главное, чем я руководствовался – не навреди. Потому что в ту фактуру, которая есть, можно ведь навалить чего угодно клавишного. И либо получится не будем называть что…

– Да.

– Я старался как-то все так увязать, чтобы не мешать звуку и гармонии, что самое важное.

– Мне кажется, «Чужая свадьба» – это совсем-совсем Державин. Сложно представить себе «Чужую свадьбу» с Кутиковым.

– Конечно, фактически невозможно.

– Нет, я серьезно.

– Я тоже. Мне сложно говорить о себе.

– А придется. Потому что здесь больше никого нет.

– Я понимаю. Я думаю, что, конечно, вкусы разные. И не всем нравятся мои песни.

– В коллективе или в аудитории?

– Вообще.

Я тебе больше скажу, не всем в мире.

И вот над этим я сейчас работаю.

– Помню ваш юбилейный концерт. В твоем Фэйсбуке я увидел фотографии и был совершенно потрясен фото со сцены, которые ты сделал на телефон, сняв зал. Раньше надо было приглашать фотографа и специально обученных людей. А сейчас одной рукой по клавишам, второй – жмем на кнопку.

– Только не рассказывай коллегам. Потому что меня будут ругать. Я должен был двумя руками в этом месте играть. Но такой снимок невозможно было не сделать. Когда ты стоишь на сцене, когда зажигаются прожектора. А ведь это была открытая площадка. И там было зрителей тысяч семьдесят, а может быть и сто. И в какой-то момент наступило желание это запечатлеть.

– Да. Но ведь есть фотографии, которые делались и из аудитории. Стоишь с телефоном абсолютно счастливый.

– Здорово! Знаешь, какая мне еще пришла идея? Если мы будем чаще встречаться, можно выпустить на DVD наши встречи.

Клавишные для саунда «МВ» не нужны? Державин с этим тезисом не соглашался

– Вопрос, который не для всех звучит, скажем так, ожидаемо. Новый материал?

– Его нет. Сейчас с собой нет. Вообще у меня такая есть идея. Поскольку мой проект сейчас находится в стадии… Подбери какое-нибудь слово, когда вот он…

– Андрей Державин – перезагрузка.

– Как только появится немножечко свободного времени, должно родиться еще желание этим заняться. Прямо сесть в студии. Материала полно. Причем есть пара альбомов, которые совершенно отличаются от того, что я сочинял раньше, что сочинял для кино, что сочинял для мультиков, для театров и так далее. Например, песня, которая вошла в альбом «Машины времени». Альбом называется «Машинально». А песня – «Эти реки никуда не текут». И вот такие песни откуда-то брались, и они лежат для какого-то проекта.

– Вопрос из колоды «Игра в правду».

Выгоняли ли тебя из клуба, ресторана?

Не помню, что за мероприятие «машинистов», но мы приехали с Крисом Кельми

– Отличный вопрос. Выгоняли. И знаешь, кто? Это были мои родители. Я учился в 10-м классе и работал в ресторане музыкантом. В то время ресторан – это было еще при советской власти в городе Ухта – был для людей одновременно и филармонией, и концертным залом, и театром. Люди красиво одевались. Вечером приходили, заказывали столик. Это было единственное место, где они могли приобщиться… Цветные фонари, шампанское и оркестр, конечно. Для людей. Но как говорила Нонна Мордюкова в «Бриллиантовой руке», наши граждане в булочную на такси не ездят. Так вот: советские граждане в ресторан каждый день не ходят. Это было место разврата и так далее.

Гимн «машинистов» «За тех, кто в море!» не про заплыв Державина с дельфином

И вот в эту «трясину» я попал – с большим удовольствием, кстати, для себя. Но тайком. Потому что понимал, что если мои родители узнают, что я там играю, то… у отца очень крепкая рука. И мне бы досталось по полной.

Какой же я был наивный. Мы жили на улице Мира. Ресторан находился в 500 метрах. Идешь вечером, оттуда несется музыка. И однажды, картина была такая. Вечер. Гаснет свет, зажигается шарик. Мы играем. Наш состав: барабанщик, басист, саксофонист и я на рояле. Клавиши я еще тогда не купил. Люди в зале. Играем пьесу Feelings. Там у меня соло должно быть. Какое-то фортепьянное. И в этот момент я боковым зрением вижу, что в проеме стоят мои родители.

Сестру младшую еще привели, чтобы мне стыднее было… То есть совесть стояла в проеме.

Я в ужасе. У меня все обрывается. Я играю соло на автопилоте. А сам думаю, бить-то сразу, наверное, папа не будет, потому что неудобно. Но после, я закрываю крышку рояля и молча ухожу со сцены. А соло уже играет саксофонист. И вот он дует и с удивлением смотрит, куда это я пошел. А как звучит музыка, ты примерно понимаешь?

И под эту похоронную музыку я ухожу домой. О, Господи! Никогда не забуду маминых глаз в тот момент.