Личный водитель

Личный водитель

Вера спустилась с крыльца, прошагала строевым до калитки. Ей всегда было жаль покидать дом даже ненадолго, поэтому она стремилась уходить без лишней проволоки. Задержишься – расстроишься. Уже лет пять как это было ее любимое убежище. Единственное убежище. Особенно ценными она считала дни, когда бывала здесь одна. Ни громкоголосых компаний, которые собирались здесь все реже, ни детей, что выросли, и слава богу. Именно поэтому сегодня ей было особенно жаль оставлять свое жилище. Она с сожалением кинула последний взгляд на палисадник и захлопнула калитку.

Машина уже ждала, тихонечко пофыркивая мотором, как диковатая, но прирученная лошадь. Вера открыла дверь пассажирского сиденья автомобиля. Не глядя, бросила:

– Доброе утро. Поезжай.

Махнула неопределенно. В город. Куда же еще? Машина плавно тронулась, и вскоре одинаковые заборчики поселка сменили пыльные деревья вдоль шоссе. За окном, нагоняя сон, мелькал апрельский пейзаж. Вера вспомнила, что теперь у нее новый водитель. На мгновение напряглась, но тут же расслабилась. Они уже знакомы, все в порядке. Он возил ее куда-то пару раз. Оба раза она была под вином, поэтому деталей особо не помнила. Теперь придется вспоминать. Хотя бы имя для начала. Про себя отметила, что ведет новичок без рисовки. Вот и славно. Эти щенки любят полихачить, только за руль пусти. От слишком быстрой езды ее укачивало, от нарочито медленной – тоже. Именно поэтому обычно ее возили мужики постарше. Только в этот раз Олег подсунул ей совсем зеленого. – Рекомендовали, – ограничился он короткой фразой. В последнее время это было совсем не редкостью – короткие, исчезающие как вид, фразы между ними, как остовы давно сожженных мостов.

Впрочем, рекомендации Вере были не так важны. Главное, чтобы ее не укачало. Она могла бы и придраться, дать указания, чтобы не расслаблялся, но этот новенький и так вел, как надо.

Сегодня Верой владело странное настроение. Весеннее солнце заливало капот, гладило по щекам сквозь толстое стекло. Теплый асфальт шуршал под колесами, покорно прогибаясь под мощью двухтонной машины. Возможно, дело в странном утре. Сегодня Вера не обошла вниманием столик с духами, а там было на что посмотреть, целая витрина. Плюс платье, странный выбор для такой, как она, скорее дочке подошло бы, уж слишком смелый вырез, да и длина… Весна так действует, решила Вера и вздохнула. Ну не возвращаться же из-за того, что из-под платья видны колени.

Вера кинула косой взгляд на водителя. Как его зовут? Витя, Вова? Нет, Ваня. Точно, Ваня. Иван, значит. Иванушка. Только бы не дурачок. Вера развернулась вполоборота и беззастенчиво уставилась на парня, пару минут разглядывала его, потом отвернулась к окну. Ничего особенного. Курносый нос, кожа бледная, почти прозрачная на скулах, в синеву. Такие парни плохо загорают даже самым жарким летом. Глаза светлые, скорее всего, из-за темных очков не видно. Волосы тоже светлые, русые, немного вьющиеся. Вера заскучала, зевнула, едва не забыв прикрыться ладонью. Дорога предстояла долгая, и по пути нужно было сделать несколько необходимых остановок. «Как все достало» – подумала она. Почему рабочие вопросы приходится решать ей? Непонятно. Ей и домашних вполне хватает. Занимался бы всем сам, подумала Вера, разозлившись на мужа. Ей уже давно перестало казаться странным, что она не может сразу вспомнить его лицо. Перед глазами всплывал мутный, как мыльные разводы, образ. Они теперь почти не виделись. По будням в силу занятости – Олег вечно прозябал в своем офисе, хотя под «офисом» и «делами», как Вера полагала, давно скрывался не только бизнес. Что именно, ей думать не хотелось.

– К юристу сначала или на стройку, Вера Николаевна? – женщина вздрогнула, выдернутая из дремоты голосом водителя. Она услышала вопрос, но смысл сказанного не поняла. Этот голос напомнил ей что-то. Что-то далекое, забытое, скрытое под нафталиновыми слоями событий и лет. Что-то неуловимое, что задело струну глубоко в душе, отдалось тяжелым, грудным звуком, заставило вибрировать в самом низу живота. Вера дернула плечами. Не к месту, не ко времени так распускаться. Негоже при мальчишке. Натянула на лицо привычную маску и обернулась к водителю:

– Что ты сказал?

– Куда сначала ехать, Вера Николаевна? – прозвучал ответ. Вере понравился спокойный тон и в то же время разозлил. Простой водитель – тот лучше держит себя в руках.

– К Сливовскому сначала поезжай, потом посмотрим.

Веру неожиданно пробрал озноб. Пытаясь скрыть смущение, она поежилась и плотнее закуталась в пальто. Да что это, на самом деле? – мелькнула мысль и тут же угасла. Глупо задавать себе подобные вопросы, особенно в таком солидном возрасте. В сиреневые двадцать пять – еще куда ни шло. Она уже давно изучила себя и весь диапазон звуков своей души – от самых тонких, едва слышных альтовых струн до ликующих виолончелей. Неужели этот сопляк так действует на нее? Вера усмехнулась. Ерунда. Не может быть. Она знала все тонкости этой игры в поддавки, когда проигравший не всегда оказывается снизу, а победитель может горько жалеть о содеянном долгие годы. Зачем ей это нужно? Еще более глупый вопрос. Да просто так. Как в том мультике, где все дарят друг другу цветы. Ромашки, кажется.

Нет, все же, почему? Вера хотела успокоиться и не могла. Ответ она прекрасно знала. Потому что скучно. Потому что не видела мужской ласки уже почти год – и это при живом-то муже. Договоренности такие договоренности. Она не спрашивала, где он проводит вечера, он не задавал вопросов по счетам, не проверял баланс на картах.

Вера аккуратно скосила глаза и еще раз взглянула на парня. Молодой. Немного бледный, да. Ну и что с того? Странная улыбка затрепетала в уголках рта. Женщина расправила плечи и откинула голову назад, словно в мгновение помолодела. Раскрылась и тут же сгорбилась, нахмурилась. Отвернулась, словно спрятавшись. Лицо ее осунулось. «Что ты себе возомнила?» Он совсем щенок. Зачем такому тетка в возрасте почти под пятьдесят, хоть и дорого одетая? Один ее левый сапог стоит столько же, сколько он платит за свою съемную квартиру в год. Ему нужно молодое мясо, а не ее потерявшие товарный вид прелести, прикрытые блестящими стекляшками и замшей. Молодость любит молодость. Притягивает ее, как магнит притягивает гвоздики и скрепки. Не надо никаких ухищрений – стоит только оказаться в достаточной близости друг от друга, чтобы в игру вступили эндорфины. И все же, Вера никак не могла сосредоточиться на дороге. Какие у него сильные руки. Не перекачанные в тренажерке, но плотные, упругие. Широкоплечий. Наверняка, может спокойно носить любые тяжести. Вера мгновенно представила себя, крепко прислоненной к стене, удерживаемой лишь крепкими мужскими ладонями. Она издала вздох и тут же вздрогнула, смутилась.

Что, если рискнуть? Дикая мысль мелькнула сверкающей кометой, погасла и тут же вернулась вновь. Возможно, это ее последний шанс, ее лебединая песня. Вновь почувствовать себя желанной. Не плановым пунктом в годовом списке супружеских долгов, а по-настоящему притягательной, вожделенной. Вера приподнялась и чуть подалась вперед. Ей стало трудно дышать. Она ослабила шелковый шейный платок и откинула назад густые волосы.

Иван почувствовал ее движение, спросил:

– Вам жарко, Вера Николаевна? Включить кондиционер?

– Нет… Да, мне жарко, – женщина говорила торопливо, сбивалась. – Лучше открой окно. Вот так, совсем немного.

Свежий весенний воздух ворвался в щель окна, заполнил салон резким визгом шин, перекличкой клаксонов и терпким запахом листвы, бензина и весны. Вера улыбнулась и расслабилась. Да к черту! Гори все синим пламенем. Она обернулась к Ивану.

– Заверни в переулок!

Парень кинул короткий недоуменный взгляд, но молча подчинился. Они миновали сумрачный колодец двора и остановились в темной арке – там, где приказала Вера. Она уже не чувствовала смущения. Придвинулась к нему, сняла очки и швырнула их куда-то на заднее сиденье. Порывисто прижалась к нему дрожащим телом.

– Вера Николаевна, что вы делаете?

Голос его был все так же бесстрастен, лишь легкая нотка испуга угадывалась в нем. Вера застыла, мысленно влепила себе пощечину. Закусила до боли нижнюю губу, отодвинулась обратно на сиденье. Какая же она дура. Щеки ее пылали невыносимо, на глаза навернулись слезы. Она дернула головой, волосы прикрыли лицо.

– Ничего. Сама не знаю. Поезжай.

День прошел как в тумане. Вера завершила все дела, затем заехала к юристу и на стройку. Она делала все автоматически, твердым голосом отдавала приказы – выручали профессиональные навыки, наработанные годами.

Домой отправились поздно. Плавные линии горизонта залило чернилами. Вера равнодушно следила за пунктиром придорожных фонарей. Они сливались, превращаясь в сплошные светящиеся ленты. Машина, выехав за черту города, набирала скорость. Вера хотела было возмутиться, но передумала. Плевать, на все плевать. Из колонок уютно мурлыкал джаз. Женщина прикрыла глаза. Очнулась, когда машина остановилась. Так плавно, что это почти стало продолжением сна. Но что-то шло сейчас не так, сильно не так. Вера почувствовала это сквозь дремотный морок. А еще запах дыма. Это было дико. В машине не курили, Вера запрещала даже мужу. Она выпрямилась на сиденье, недоуменно оглянулась. За окном виднелась лесополоса, в приоткрытое окно доносились голоса ночных птиц. Ни звуков скоростного шоссе, ни света фар проезжающих машин.

– Где мы?

Иван молча выбросил недокуренную сигарету в приоткрытое окно. Яркий уголек прорезал темноту светящимся протуберанцем.

– Я спрашиваю, где мы?

Иван не ответил. Вера почувствовала, как крепкая мужская ладонь ложится ей на затылок. Она напряглась всем телом, попыталась отстраниться, но губы ее уже отвечали на чужие поцелуи. Вера почувствовала сладковатый запах парфюма и терпкий – табака. Она задохнулась волной восторга и послушно подалась вперед.

Банный день

В то лето я поехала к родителям править документы. Терять свой адрес проживания, выписываться. В родном городке тогда было не принято интересоваться, куда ты дальше направишь свои стопы. Спокойным женщинам в паспортном столе было абсолютно все равно. Они выписывали в никуда, не моргая глазом.

– Квартплату опять повысили. За лишнего человека оплачивать приходится, – объяснила мама по телефону за пару месяцев до этого, стараясь перекричать свист закипающего чайника. Она была уверена, что я устроюсь как-нибудь в Москве. Тем более, как она думала, я там уже устроилась неплохо, а уж сделать документы и столичную прописку для меня, такой смышленой, особого труда ведь не составит, правда? Я не стала спорить.

Из аэропорта меня забрал отец на своей старенькой Тойоте.

– Привет!

– Ну, привет.

Он неловко обнял меня и доволок мой чемодан в багажник. Через полчаса мы въехали в немного ностальгический, но почти полностью забытый мною дворик, прямо к нашему подъезду. Часть моих вещей – тех, что для вечерних танцев, я в первый день перевезла к подруге Машке: мои любимые юбки и прочие декольте в мамин «приличный» список не входили. Все остальное осталось у родителей. Ночевать у них, под настенным ковром, рисунки и завитки которого я помнила с младенчества, я могла только в трезвом виде и в человеческой одежде, что было не всегда возможно, а часто – и вовсе тяжело. Само это место превратилось в старый комикс, и перелистывать его с былым энтузиазмом и интересом я уже не могла. Поэтому в родительском гнезде я почти не оставалась, чтобы не расстраивать лишний раз. Я всегда старалась быть хорошей дочерью, что бы обо мне не думали.

В течение первых вечеров я честно выслушала новости, касающиеся дальних и ближних родственников, а также соседей и знакомых. Их лица смешивались в неопознаваемое нечто вместе с чаинками на дне отцовской чашки.

– А помнишь Лющенко из четвертого подъезда? У них сын спился, а дочка – так та все в институте.

Мне было отчасти жаль, что я не помню, кто кому приходится, и только кивала, все чаще невпопад.

Вполне очевидно, что к концу первой недели я почти полностью перекочевала к Машке, в ее съемную квартиру. Мы не привязывались к субботам и воскресеньям, чтобы устроить выходной. Я – в трехнедельном отпуске, Машка же работала в отеле с плавающим графиком, и к ночи частенько бывала полностью свободна. Дни ее смены я старалась проводить все так же с мамой, но в пятницы мы отправлялись потанцевать независимо от списка дел Машкиных или моих.

– Дико жмут эти «копыта», – морщась, бормотала Машка, в одну из наших пятниц, напяливая туфли на платформе. – Вот до первого мохито жмут, а потом – сразу нет. Странно даже, скажи?

Я осмотрела кончики своих малиновых сабо и подумала, что мне потребуется не меньше литра алкоголя, чтобы эта красивая на вид, но жутко неудобная обувка перестала жать, тереть и приносить мне любой мало-мальский ощутимый дискомфорт. Это была ужасно неудачная покупка. Чисто женская, эмоциональная, что оправдывала ее немного диковатый цвет и даже частично изуверскую колодку, что лучше смотрелась бы в витрине музея Великой Инквизиции.

– Потерпи, – сказала я, взглянув на Машку. – Всего-то – от подъезда до такси доковылять. Главное, успеть занять диван.

Речь шла не о простом диване. В тот вечер нас интересовали те, что располагались вдоль стен на втором этаже известного в городе клубешника. Дизайн придумывал хозяин, знаменитый в городе веселый мужчина родом из Болгарии. Он явно знал о том, что людям положено немножко отдыхать между танцами и крохотными стопками с водкой и ликером.

Я волновалась зря. Наш любимый диван все так же, как и раньше, ждал нас и даже не один: танцпол был пуст, у бара – всего лишь пара ранних «бабочек». Работающие граждане только приходили в себя после пятидневки и наскоро меняли офисную одежду на вечерний туалет в своих квартирах, а мы с Машкой уже занимали место в самом уютном уголке ночного клуба Х. Шар из серебряных осколков колыхался над головой, его лучи пронзали сумерки у танцевальных стоек.

Наконец, клуб начал потихоньку заполняться. В колонках надрывался какой-то новенький арабский ди-джей. Восточный ритм совсем не помогал немного грустным девочкам с подносами: они сбивались с ног и низко наклонялись над диванами, стараясь угодить вернувшимся с путины и от того сегодня щедрым рыбакам и нефтяникам-экспатам с нерусскими именами. При этом девочки умело игнорировали студентов, возможно, догадываясь, что через лет пять большинство из этих мальчиков купят билет в один конец и улетят туда, где клубов больше в сотни раз, а официантом работать не зазорно. Но это позже, а сейчас эти вчерашние, только что из школы, пацаны числились, как неплатежеспособные, а потому официанткам неинтересные.

Количество коротких юбок превышало количество мужчин, способных одарить хозяек юбок коктейлями, но нам повезло. Нам всегда везло. Возможно потому, что под коктейлем подразумевался именно напиток – без пляшущего на дне бокала отсвета свадебных колец.

Подсели двое. Чернявый, низкий, крепко сбитый придвинул крепкий зад поближе к Машке. Высокий парень в светлом поло сел с моей стороны.

– Привет, девчонки! Что, скучаете?

В приветствии его я сразу уловила заморский акцент. Удостовериться наверняка не удалось – парень почувствовал мой интерес и сразу же притих. После него вступил чернявый и уже не замолкал.

– Я – Алекс, а вот друга моего звать Дэном.

В нашей нефтяной глубинке это могли быть как переделанные на американский манер Сашка и Денис, как и реально пробитые в заграничном паспорте имена. Впрочем, Алекс, при всей своей несеверной смуглокожести и черных кудрях, мог вполне сойти за местного – чистая речь и неуловимый налет русскости, который иностранцы не могут приобрести даже после десятилетий поедания окрошки. Дэн же вызывал сомнения. Приезжий, не иначе. При этом себя ничем не выдавал. Экспаты – они тихие. Боятся русских полицаев, боятся русских папенек с берданкой под кроватью. Смирные, короче.

– Девочки, позвольте угостить!

Мы позволили. Мы с Машкой любили эту игру в кошки-мышки, где кошки угощали, а мышкам следовало улизнуть до момента, когда карета превращалась в ворох смятых простыней, и наступал черед платить по счету. «Кир-рояль» с вишенкой произвел эффект анестезии – сабо переставали жать, а музыка естественным образом навеивала желание танцевать, пока не наступят предрассветные часы.

Дэн и в самом деле оказался американцем. Дэниел Реддик, сотрудник нефтегазодобывающей компании «Шелл». Здесь кукует второй год. Одинок (еще бы!), детей, конечно, тоже нет (ну, разумеется).

– Вообще не говорит по-русски! Вообще! Только здрасьте-пока-спасибо. Ну и вот эту первую заученную фразу, – Алекс выпил и разоткровенничался. Он профессионально слизнул соль с запястья, навинтил свой рот на рюмку, с задержкой вздрогнул. – Зато пьет как русский – посмотри!

Словно в подтверждение слов, Дэн выпил аналогичную дозу. Только в отличие от Алекса не вздрагивал. Впрочем, не только это их разнило. Алекс, красноречивый и живой, как все южане («Я по маме – грек!»), развлекал нас разговорами, жестикулировал, смеялся и шутил. Рот его не закрывался ни на минуту, рождая байки одна новей другой – добрую половину вечера он посвятил отсутствию горячей воды в домах. Он начал и уже не мог остановиться, оседлав, по-видимому, любимого конька. В тот же момент я почувствовала напряженно-горячее Машкино бедро. Для нас тема горячей ванны была намного актуальней, чем ставки на политической арене мира и курса доллара к рублю. В родных краях горячую водицу отключали с июня по сентябрь. Мне уже до оскомины надоели тазики и ковшики с водой, в снах все чаще снилась московская ванна с желтой шторкой.

– А у нас ее не отключают вовсе, – болтал Алекс, перекрикивая музыку. – Для работников нефтянки предоставляют лучшие квартиры. С бойлером, со всеми пирогами. А рассказать, как ко мне девчонки с работы приходят мыться? Нет, ничего такого, мы ж друзья, – подмигивал он, в основном поглядывая на Машку.

Рассказывал Алекс действительно смешно. Я видела, что Машке он не нравится, точнее, не нравился в начале. Теперь же ситуация менялась кардинально. Алекс старался не зря: от баек мы честно хохотали, коктейли были сладкими, давали в голову и ноги. Машка наконец расслабилась и даже позволила соседу прижаться брюками к ее коленкам.

Реддик вел себя куда достойней. Он задавал короткие вопросы на английском, в русскую душу американскими бестактностями не лез и вообще не лез, что делало ему честь, а мне – возможность проводить приятно время.

Я почти не смотрела на часы. В какой-то момент я даже задремала, но меня разбудил Дэниел, прикоснувшись пальцами к плечу.