Секунда между нами

В чем тут смысл?

Выхожу из кухни, чтобы поискать записку, и слышу взрыв хохота из гостиной. Я знаю, кто так безудержно смеется.

Фай. В тот вечер мы с Фай, Максом и Хилари праздновали переезд Дженн. Я приготовил хот-доги. Теперь я вспомнил. Сквозь приоткрытую дверь льется теплый свет, все сидят в гостиной с бокалами в руках. В тот день меня переполняло счастье. Сама мысль о том, что мы с Дженн будем жить вместе, приводила меня в восторг. Я очень сильно ее любил. За то, что она всегда с удовольствием пробовала новые блюда, за то, что увлекалась музыкой так же, как и я, за то, что ее чувство юмора удивительно совпадало с моим и мы часто хохотали до колик без всякой видимой причины.

Поэтому меня нисколько не волновало, что она вскакивала чуть свет по субботам, оставляла на бортике ванной свои волосы после душа, а чай заваривала неправильно. «Не выжимай пакетик о край чашки», – повторял я тысячу раз.

Все, что мне было нужно, – просто быть с ней.

Я должен найти эту записку. Вдруг Дженн поймет, что происходит, если узнает мой почерк. Может, это именно тот толчок, от которого она очнется?

Опять иду в спальню. Останавливаюсь на полпути.

Может быть, нас бросает из одного воспоминания в другое, потому что я ее пугаю? Так бывает, когда ты пытаешься прервать плохой сон и переключиться на другой. Я вспоминаю, как выбил бенгальский огонь, коснулся ее руки в соборе, закричал в ресторане, – каждый раз воспоминание сразу прекращалось и сменялось другим.

Черт знает что.

Но как еще я могу ее разбудить?!

Поворачиваю к гостиной, голоса становятся громче.

Дженн, Хилари и Фай болтают, сидя на диванчике. Улыбающееся лицо Дженн сияет при свете лампы. Но Хилари выглядит ужасно: красные глаза, все лицо в красных пятнах.

«Другой» Робби устроился в кресле рядом с Дженн, положив руку ей на колено. Он смеется над ее последней фразой.

Макс сидит в кресле напротив, в одной руке у него полупустой стакан, в другой телефон.

Он резко поднимает глаза и покачивает бокалом в сторону Робби:

– Не помешало бы подлить, приятель.

Кретин. Никогда не понимал, что Фай в нем находит.

Впрочем, я был так счастлив из-за переезда Дженн, что не мог думать ни о чем другом.

– Само собой, – отвечает Робби, едва заметно нахмурившись, и поднимается с места. Он подходит к Максу, чтобы взять у него бокал, и поворачивается к девушкам: – Вам что-нибудь принести, девочки?

– Да, пожалуйста, – одновременно отвечают Фай и Хилари.

Дженн с нежной улыбкой смотрит на Робби:

– У меня есть, спасибо.

Робби выходит, и девушки возвращаются к разговору.

– Итак, – говорит Фай, поворачиваясь к Хилари, – значит, вы расстались. Что случилось?

Хилари качает головой:

– Я даже не знаю. Вроде все было хорошо, а потом… – Она разводит руками и тяжело вздыхает.

Ах да, очередное расставание. Я помню. Но тут нет ничего нового, это в ее духе. Хилари вечно встречалась с какими-то придурками и рано или поздно оказывалась у Дженн с бокалом вина в руке. Обычно я на скорую руку готовил для них какие-нибудь легкие закуски, а потом оставлял их наедине. Приготовление еды – единственное, в чем я был хорош, и меня всегда воодушевляло, что людям нравятся мои творения.

Я только сейчас понял кое-что еще насчет Хилари. Она такая же сумбурная, как и я, и нам нужен человек, который это изменит.

– Вот козел, – бормочет Фай, качая головой.

– Все будет хорошо, – мягко произносит Дженн. – Будь уверена, Хилари, когда встретишь того самого парня, ты сразу это поймешь.

– Ты думаешь? – с сомнением протягивает Хилари.

Жаль, я не могу рассказать ей, что все у нее сложится как нельзя лучше и переживать не о чем.

– Как на работе? – непринужденно спрашивает Дженн у Фай, пытаясь разрядить обстановку.

Страдания Хилари произвели своего рода отрезвляющий эффект на всю компанию.

– О, какой-то дурдом. – Фай залпом опустошает бокал. – Очереди сумасшедшие.

Дженн кивает:

– А подробнее?

У Фай загорелись глаза.

– Да, забыла сказать, я же наконец принесла ту книгу, – она роется в сумочке – ярко-красной, которую мама подарила ей на Рождество, – и достает книгу. – Если ты все еще хочешь ее прочитать.

– Какую книгу?.. – переспрашивает Дженн, но потом ее лицо проясняется. – А, по психологии? Да, конечно!

Та самая книга.

– Я и не подозревала, что люди серьезно исследуют подобные вещи, – признается Дженн, беря в руки книгу с блестящей синей обложкой.

– На самом деле такие явления довольно распространены, – говорит Фай. – Особенно при травмах. Кстати, мне тоже недавно попался странный случай.

– Началось… – бурчит Макс.

– Что это было? – перебивает его Дженн.

– Околосмертные переживания, – отвечает Фай. – Слышала?

Я замираю. Внимательно прислушиваюсь.

Дженн отрицательно качает головой. Мой пульс резко учащается.

– Вот и я тоже, – говорит Фай. – Пока один пациент не начал рассказывать, как ночью увидел у изголовья кровати своего брата, который живет на другом конце страны. И знаешь, что случилось на следующий день?

– Он получил судебный запрет? – шутит Макс, не отрываясь от своего телефона.

Фай пропускает колкость мимо ушей.

– Оказалось, его брат погиб при ужасных обстоятельствах. Несчастный случай на производстве.

– Кажется, я что-то такое слышала, – медленно произносит Дженн, словно пытаясь найти эту информацию в своем подсознании.

– Наверняка. В Викторианскую эпоху это называлось «видениями на смертном одре». Когда видишь своих близких идущими к яркому свету и все такое прочее. Мне стало интересно, я копнула глубже и обнаружила, что один американский врач придумал специальный термин для такого явления – «совместный опыт смерти»^[10]. Он изучает разные околосмертные переживания, околосмертный опыт.

– Бред сивой кобылы, – ворчит Макс.

Да заткнись ты, Макс!

– Сначала я тоже так подумала, – резко отвечает Фай. – Но, как оказалось, известно очень много документально подтвержденных случаев, связанных с этим феноменом. Здоровые люди, разделившие с любимым человеком последние мгновения его жизни, вынесли из этого опыта особое знание бытия. Есть свидетельства, что за несколько мгновений до смерти перед глазами человека проносится вся его жизнь – как бы делает оборот в 360 градусов. Умирающий заново переживает моменты своего прошлого, а другой человек, его близкий, наблюдает. В книге об этом целая глава, если тебе интересно.

О боже.

Вот оно.

Именно это сейчас и происходит.

Точно.

Совместный опыт смерти. Я тихо повторяю эти слова. Все сказанное Фай полностью соответствует тому, что сейчас происходит с нами: Дженн заново переживает свое прошлое, а я будто наблюдаю со стороны. Еще один задокументированный случай.

Мне нужно больше информации.

Шаги в коридоре. В гостиную возвращается «другой» Робби.

Вот дерьмо.

– Вуаля, – говорит он. В одной руке у него наполненный бокал Макса, в другой – бутылка просекко. Доверху наполнив бокалы Фай и Хилари, он вручает Максу его напиток. Тот наконец откладывает телефон в сторону и берет бокал.

– Ну что, все забронировано, – говорит он и делает глоток.

Фай бросает на него недоуменный взгляд:

– Забронировано… что?

– «Это Лас-Вегас, детка!»^[11] На десять дней после Нового года. Ты можешь представить, как это круто?

– Вы о чем вообще? – спрашивает «другой» Робби, переводя взгляд с одного на другого.

Но Фай его как будто не слышит. Она как будто в шоке.

– Что значит «все забронировано»? – медленно произносит она, округлив глаза.

Макс приподнимает брови:

– Это значит, что я забронировал билеты, а Грег – отель. Все забронировано.

Я помню этот момент.

В тот вечер напряжение между ними стало запредельным. Но я не уверен, что обратил тогда на это внимание, поскольку переезд Дженн затмил собой все остальное. И действительно – секунду спустя Робби снова выходит, скорее всего, он даже не слышал слова Макса. В свое оправдание скажу, что я задал вопрос Фай, но ответа не дождался.

– Ты имеешь в виду, что забронировал билеты на каникулы, – говорит Фай, как только Робби уходит, – которые мы договорились провести со Струаном?

Макс поднимает на нее глаза:

– Я же говорил, что у Грега мальчишник. А ведь он был шафером на нашей свадьбе, если ты забыла.

Фай начинает багроветь, и я понимаю почему.

Десять дней для мальчишника – это и вправду перебор.

– А я тебе говорила, что это самое неподходящее время в году для долбаного мальчишника, если ты забыл! – вскипает Фай. – И еще я говорила, почему бы нам не свозить Струана в Лапландию или что-то в этом роде! И хоть раз в жизни провести праздники вместе, как нормальная семья!

Хилари поднимается с дивана, бормоча что-то насчет туалета. Дженн выскальзывает следом с книгой в руке, но перед этим бросает на Фай озабоченный взгляд.

Хотя мне в какой-то степени и хочется услышать дальнейший разговор, я знаю, что сейчас мне нужно сосредоточиться на книге, пока еще есть возможность. Я выхожу из гостиной и с облегчением обнаруживаю Дженн в соседней комнате. Она сидит на нашей кровати, держа на коленях раскрытую книгу.

Я все еще слышу, как Макс и Фай продолжают препираться. Макс кричит, что она на него давит, Фай – что ему плевать на собственного ребенка. Мне становится не по себе.

Интересовался ли я когда-нибудь после того случая ее семейной жизнью?

Отбросив эти мысли, подхожу к Дженн сзади, – хочу почитать то же, что и она, но текст на большей части открытых страниц расплывается, как будто Дженн забыла прочитанное.

Черт.

Ссора за стеной набирает обороты, Дженн переворачивает страницу, и я могу разобрать, что там написано.

Заголовок: «Признаки совместного опыта смерти (СОС)». Чуть ниже несколько ключевых тезисов:

* Наблюдатели отмечают, что при переживании СОС время останавливается, а потом запускается заново.

* Наблюдатель обычно осознает, что он переживает СОС, при этом человек может остаться в живых.

* СОС зачастую включает в себя элемент «прощания», когда обе стороны переосмысливают свою жизнь.

* Нередко наблюдатель сопровождает умирающего до самой смерти, но сам не может идти дальше.

Я просматриваю страницу до конца, но это все. Там что-то еще написано про оборот в 360 градусов, о котором упоминала Фай, но дальше – только размытые пятна. Больше ничего не разглядеть.

Дерьмо.

В квартире вдруг стало тихо. Секунду спустя я слышу тяжелые шаги в коридоре, потом звук захлопнувшейся двери. Дженн сразу встает и возвращается в гостиную, я иду за ней. Из глубины квартиры доносится хихиканье Хилари и Робби, которые не обратили никакого внимания на произошедшее. Когда Дженн возвращается в гостиную, Фай сидит на диване, обхватив голову руками, но резко поднимает глаза, услышав вежливое покашливание Дженн. Судя по красным пятнам на ее красивом бледном лице, Фай плакала, и у меня появляется непреодолимое желание обнять ее, поддержать.

Но в глубине души я понимаю, что это не настоящая Фай, а просто воспоминание, которое хранит Дженн. Печальный, разочарованный образ моей сестры.

– Как ты? – мягко спрашивает Дженн.

Фай вытирает глаза, шмыгает носом и тянется за бокалом.

– Все нормально, спасибо. Макс просто вышел покурить.

Но он так и не вернулся в тот вечер. Вроде бы у них заболела няня, и Максу пришлось присматривать за Струаном. А я был слишком занят приготовлением хот-догов, чтобы думать об этом.

– Хочешь поговорить? – спрашивает Дженн.

Фай улыбается, и ее улыбка – искренняя. Я рад, что хотя бы Дженн поддержала ее в тот момент.

– Спасибо тебе, – отвечает Фай. – Может, потом.

Дженн кивает и присаживается рядом.

– Что ж, тогда у меня есть вопрос по поводу книги, – говорит Дженн.

Понимаю, что она пытается отвлечь мою сестру от тяжелых мыслей, – я хорошо изучил все ее приемы. Фай смотрит на нее с тоской, но в то же время с благодарностью.

– Конечно. Выкладывай.

– Всегда ли человек, переживший совместный опыт смерти, умирает? – спрашивает Дженн. – Я имею в виду того, кто видит все свое прошлое.

Меня начинает мутить от запаха хот-догов. Я не могу дышать.

Пожалуйста, только не говори «да».

Фай поворачивается к Дженн с серьезным лицом и говорит:

– Обычно.

Когда моя голова уже стала раскалываться, я выдыхаю.

«Обычно» – вполне приемлемо. «Обычно» не значит «да». «Обычно» не значит «всегда». У нас еще есть шанс.

И теперь, благодаря книге, я знаю, что смогу вырулить на другую полосу, когда этот околосмертный опыт закончится. И время запустится заново.

Надо только придумать, как заставить ее очнуться.

И как можно быстрее.

Десять

2003

ДЖЕННИ

Палатки с едой, залитые огнями аттракционы, толпы людей. Чувствуется запах бургеров, картошки фри и теплой травы. Обводя взглядом ярмарку, она замечает Кэти и Лору – они стоят неподалеку и болтают. Девочки уже купили в киоске сахарной ваты, но ей она не нравится: слишком рыхлая и послевкусие странное. К тому же яблоко в карамели было куда дешевле.

– С тебя пятьдесят пенсов, малышка.

Выудив монеты из кармана, Дженни пересчитывает их на ладони. Солнечный свет отражается на серебре. Она протягивает деньги парню из палатки.

– Спасибо, – говорит она и, взяв липкое красное яблоко, медленно идет по зеленой траве к подружкам. Солнце припекает макушку. Она откусывает яблоко и добирается до сочной мякоти, скрывающейся под сахарной корочкой.

Чем ближе она подходит к подругам, тем громче звучит музыка. Дженни начинает различать неоновые молнии и звезды на кружащихся машинках, когда они замедляют ход и останавливаются. Кэти снова треплется по телефону – видимо, с мамой. Та всегда рядом, словно ангел-хранитель, – интересуется, как прошел день, напоминает о том, о сем. Дженни становится грустно, ведь ее мама даже не знает, где она сейчас находится. Нет, она хорошая, просто никогда ни о чем не спрашивает. Перед уходом Дженни уложила ее на диван и включила какое-то кулинарное шоу, хотя мама ненавидит готовить.

Вообще, если честно, это немного глупо, что мама Кэти так ее опекает. Все-таки им по тринадцать лет, одноклассники уже пробуют алкоголь, ходят в пабы. Дженни подходит к девочкам, и Лора оборачивается. Между указательным и большим пальцами у нее кусочек сахарной ваты. Блестящие ноготки вонзаются в воздушный сахар, подведенные глаза широко распахнуты.

– В общем, мы собираемся пойти на вальцер^[12]. Ты с нами?

Лора старается говорить с американским акцентом, и это раздражает. Она всего пару недель назад вернулась из Калифорнии, где была на каникулах со своей семьей. И вот в ее лексиконе появились такие словечки, как sidewalk (тротуар) и garbage (мусор)^[13].

В этом году Дженни с родителями должна была отправиться во Флориду – мама наконец согласилась на перелет. От этой мысли у нее сводит живот, и она в тысячный раз задается вопросом, где он и почему не вернулся…

Сладких снов, Дженни.

На мгновение весь мир как будто замер в полной тишине.

– Дженни, ты слышала, что я сказала? – спрашивает Лора, хмуря свои брови-ниточки.

Дженни отгоняет воспоминания и отвечает:

– Да-да, я с вами.

Она снова откусывает приторно-сладкое яблоко, его вкус возвращает ее к реальности, и она видит, как после поездки на аттракционе начинают выходить посетители.

Каждый год во время фестиваля в парке Мидоуз^[14] устраивают ярмарку, и она ее просто обожает: все эти аттракционы, палатки с едой, состязания по сбиванию кокосовых орехов – хочется всего и сразу. Но самый любимый ее аттракцион – вальцер. Это незабываемое чувство, когда машинка кружится и мир вокруг тоже приходит в движение – раскручивается сильнее и сильнее, пока все внутренности не перевернутся. В прошлом году она приходила сюда с папой – и ни одного круга не пропустила. Папа наблюдал за ней издали и улыбался, спрятав руки в карманах. Дженни вдруг накрывает волна пронзительной грусти, и она уже не уверена, хочется ли ей кататься.

Выбросив остатки еды в ближайший мусорный бак, девочки поднимаются на металлическую платформу, которая лязгает при каждом шаге. К ним подскакивает парень в черной футболке, чтобы принять плату. У Дженни сдавливает грудь. В ее сумочке осталось не так много денег. Протянув парню фунт, она смотрит в его бледное прыщавое лицо, – тот лукаво улыбается. Она смущается и быстро отводит взгляд. Он ненамного старше нее, на вид лет семнадцать или около того.

Скользнув на гладкое, еще теплое сиденье, она смотрит, как парень закрывает металлическую перегородку и запускает механизм. Машинка дергается, потом лениво поворачивается, девочки хохочут. Дженни снова одолевают сомнения, но она отбрасывает их.

– Он пялился на меня, – говорит Лора, когда машинка снова замедляется.

– Не на тебя, – возражает Кэти, качая головой. – На Дженни.

Дженни бросает в жар.

– Да он просто улыбнулся, – говорит она.

– Значит, ты ему нравишься, – парирует Лора, ее взгляд становится жестче, губы блестят под толстым слоем жидкой помады, а светлые волосы отливают легкой желтизной. – Если парень улыбается, значит, ты ему нравишься, – продолжает она. – Ты должна поговорить с ним.

Лора бросает вызов, и Дженни понимает это. Но она предпочла бы умереть, чем подойти к тому парню.

– Никогда, – говорит Дженни, мечтая, чтобы машинки поскорее начали двигаться и этот разговор закончился.

Порой она задается вопросом: почему они с Кэти вообще стали общаться с Лорой? Ведь у них не так много общего. Но однажды она просто появилась, и оказалось, что втроем гулять веселее.

Музыка вдруг становится громче, и она чувствует, как земля уходит из-под ног. Они поднимаются, затем опускаются, огибая при этом будку в центре.

– Поехали! – говорит Лора и отбивает барабанную дробь по поручню.

Дженни так крепко сжимает поручень, что металл сливается с кожей. Парень на другой стороне аттракциона раскручивает каждую машинку, и Дженни понимает: скоро настанет их очередь. Глядя на весь этот круговорот, она мечтает снова оказаться на твердой земле. Радостные крики доносятся с соседнего аттракциона, когда они к нему приближаются, потом снова быстро затихают. Громче – тише, громче – тише. Мимо пролетают раскрашенные карусельные лошадки, красно-белые полоски, зеленая трава, лица. Ее сердце сильно колотится.

Позади раздается металлический грохот, и над ними неожиданно нависает парень. Он крепко держит спинку сиденья.

– Готовы? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, улыбается и сильно толкает машинку.

И вот они раскручиваются, кружатся и кружатся. У нее внутри все переворачивается, сердце выпрыгивает из груди, но ей совсем не весело, как было в прошлом и позапрошлом году. Ей все это не нравится. Лора и Кэти сзади визжат от восторга, их волосы развеваются. Дженни закрывает глаза и пытается подавить это бесконтрольное чувство, но становится только хуже.

– Остановите, – говорит она, ни к кому конкретно не обращаясь. Подружки ничего не замечают. В этом шуме ее вообще никто не слышит. – Остановите! – уже кричит она. Ей кажется, что грудь вот-вот разорвется на части.

Когда движение стало замедляться, Кэти наконец посмотрела на нее, нахмурив брови. Она в недоумении. Что с тобой?

Мгновение спустя Дженни чувствует, как ее ладони снова прижимаются к поручню, и ее опять уносит от реальности. Мир превращается в мельтешащие цветные полоски. Она этого не вынесет. Почему парень не услышал ее? Набрав воздуха, она начинает кричать изо всех сил. Что с ней происходит? Почему никто не поможет ей?

– Дженни, ты в порядке? – спрашивает Лора, и Дженни чувствует прикосновение ее руки.

– Эй, остановите! – кричит Кэти, размахивая руками как безумная.

Дженни понимает, что ситуация очень неловкая, но ей надо выйти отсюда во что бы то ни стало.

– Остановите! – снова кричит Кэти и указывает пальцем на Дженни. – У нее паническая атака, ей нужно выйти! Прямо сейчас!

Парень наконец обращает на них внимание, бросает на них рассеянный взгляд и уходит к другой машинке. Они движутся вверх-вниз, вращаясь вокруг своей оси, как юла.

Густо накрашенные голубые глаза Лоры кажутся огромными, как в кошмаре.

– Все будет хорошо, – драматично произносит Лора. По ее лицу скользят красные и синие пятна света.

Дженни откидывает голову и закрывает глаза. Пусть это прекратится, пусть это прекратится.

Потом она вдруг чувствует, что машинка как будто уперлась в невидимую преграду. Будто кто-то заставил ее остановиться. Ее дыхание немного выравнивается, но глаза по-прежнему закрыты. Платформа все еще движется, но машинка больше не крутится. Кровь приливает к голове Дженни. Все кажется таким странным и нереальным.

РОББИ

Смотрю на свои руки. Они все еще прижаты к спинке сиденья. Что за ерунда? Аттракцион наконец закончился. Я вижу, как девочки встают, выбираются из своих машинок. Кэти бросается к Дженн, чтобы помочь ей выйти. Лора выглядит растерянной, даже раздраженной. Она сходит с платформы с таким видом, как будто вообще не понимает, из-за чего весь сыр-бор. Но в глазах Дженн я видел тревогу и неподдельный ужас.

Как будто ее мир разваливался на части.

Минуту назад я стоял на траве, пытаясь сообразить, каким способом с ней связаться на этот раз. И вот я уже побежал к платформе, вот я уже иду по ней, лавируя между машинками. Я должен был добраться до нее, должен был помочь.

Сердце все еще колотится. Я остановил это. Остановил вальцер.

Девочки пересекают лужайку. Но я уверен: на этот раз она почувствовала. Почувствовала мое присутствие.

Просто обернись.

И она делает это. Она оборачивается и смотрит на машинки вальцера. На меня.

– Я здесь! – кричу я, размахивая руками, как умалишенный.

Я знаю, что она видит и слышит меня. Ее глаза мечутся по сторонам. Она напугана, но у меня будто камень с души свалился. У меня получилось. Сейчас она очнется. Мы вернемся в машину, время запустится заново, как написано в книжке Фай, я сверну вправо и нажму на газ.

Но она снова отворачивается от меня и спешит к подружкам.

Нет, только не это!

У меня вырывается звериный рык, и я прижимаюсь лбом к спинке сиденья. Ничего не получается. Снова пульсация в голове, вокруг вспыхивают огоньки, и я знаю, что сейчас окажусь в другом месте.

– Дженн, очнись! – кричу я удаляющейся фигурке, шагающей по траве. – Ради бога, очнись, Дженн!