Всегда в декабре

Глава 6

Ледяной ветер раздувал ее волосы, она давно оставила попытки с ними справиться, а на языке, когда она на холоде втягивала воздух ртом, ощущался привкус соли. В сапожки набился песок – ходить так по пляжу было совершенно невозможно, но разуться, как сделал Макс, она отказалась. Честно говоря, получи он обморожение, она не удивилась бы. Сейчас он вообще залез в воду – подвернув брюки, шлепал, как карапуз в летний день, и улыбался ей, державшейся с фотокамерой на безопасном расстоянии.

– Давай, присоединяйся! – Его голос был едва слышен из-за шума ветра и волн. Чуть поодаль, держась за руки, прогуливалась другая пара – они были в непромокаемых куртках и шарфах и смотрели на Макса, как на ненормального.

– Ни за что. И учти, в больницу, пришивать пальцы на ногах, я тебя не повезу.

Он лишь широко улыбнулся в ответ, и Джози почувствовала, что еще чуть-чуть, и от сурового выражения ее лица не останется и следа. Он выглядел по-настоящему счастливым – как только они сошли с поезда, его походка стала танцующей, лицо оживилось. Температура была ниже нуля, но его радость была заразительной.

Джози подняла камеру, настраивая фокус на Макса, который стоял к ней спиной, вглядываясь в горизонт. День был удивительно ясный, безбрежную голубизну неба украшали лишь несколько перистых облаков. Вода искрилась бриллиантовой рябью, приноравливающейся ко вздохам океана. Джози долго выжидала, хотела, чтобы снимок получился как надо, затем сделала несколько кадров, поймав момент, когда Макс, расслабленный и с чуть заметной улыбкой, обернулся к ней. Она захватила фотоаппарат просто так, поскольку Макс отказался посвящать ее в свои планы, пока они не сядут в поезд, но теперь была этому рада.

Макс брел к ней по песку и, подойдя, пошевелил пальцами ног. Джози покачала головой.

– Ты чокнутый.

Глаза его сияли, и, хотя их цвет уступал синеве океана, казалось, они впитали в себя его мерцание – сегодня они были скорее зелеными, чем янтарными. Он провел рукой по волосам – им очень шли ветер и соль, и сегодня, в солнечном свете, они еще сильнее отливали медью.

– А вдруг такой шанс никогда не представится, а?

– Мм, вряд ли отморозить пальцы на ногах – непременный пункт в «списке дел, которые надо сделать, пока ты не умер».

Он ткнул ее в бок, и она засмеялась, отмахиваясь от него, потеряла равновесие на неровном песке и повалилась назад, а он, желая удержать ее, схватил за свободную руку – не ту, в которой была камера. Но ее, разумеется, занесло в другую сторону, и она практически упала ему на грудь. Он тихо рассмеялся и, вскинув бровь, обхватил ее руками и поглядел на нее с высоты своего роста. Джози кашлянула, разом осознав, насколько они оказались близки и как вдруг забилось сердце.

– Спасибо, – она сделала шаг назад.

Он наклонился, насухо вытер ноги, а потом снова надел носки и кроссовки. Выпрямившись, он по-дружески взял ее под руку, и они двинулись дальше. Она повесила ремень фотокамеры на другое плечо и шла в такт его широким шагам. Идти с ним в ногу было легко, и, в отличие от предыдущих дней, она не чувствовала необходимости что-то говорить – просто слушала, как волны плещутся о берег, а позади смеется какой-то ребенок.

– Хорошие получились снимки? – Он кивнул на камеру, и она пожала плечами. – Внушительный аппарат, не уверен, что справился бы с таким – я всегда на iPhone снимаю.

– Мне он очень нравится, – призналась она. – Я его в том году купила. Стоил кучу денег, но я все равно купила. – Она не смогла бы объяснить, насколько правильно она себя чувствовала, глядя в объектив – так она чувствовала себя, когда была максимально расслабленной, самой собой. – Когда-то я мечтала стать профессиональным фотографом. – Она мимолетно улыбнулась при воспоминании о том времени, когда ее школьные подружки мечтали стать ветеринарами, врачами или актрисами, а она давала указания, где встать, чтобы сделать снимок. То были редкие мгновения, когда в ней просыпался командир, как говорила мама. Сейчас она предпочитала фотографировать животных и пейзажи, а не людей, но сама страсть с возрастом никуда не делась.

– Что тебе помешало?

Джози недоуменно посмотрела на него.

– Ну, это же не очень надежная профессия.

Макс повел плечами, точно говоря, что это не важно, но Джози знала, что это очень романтический взгляд на жизнь, не имеющий ничего общего с реальностью.

– А маркетинг, которым ты сейчас занимаешься, тебе нравится?

Джози помедлила, потом вздохнула:

– Нет, пожалуй. Не совсем. Я занялась им, потому что там бывают креативные моменты, особенно связанные с социальными сетями, но моя компания очень строго подходит к тому, что они хотят получить, и это, пожалуй, ломает весь кайф. – Она откинула пряди с лица – ветер дул в спину, и волосы все время лезли в глаза, загораживая обзор. Знай она, куда они направляются, сделала бы хвост, но вообще-то ощущение было приятное, точно ветер запускал ей в волосы свои пальцы. – Сейчас я в основном просматриваю фотографии моделей в купальниках.

– А что, классная работенка. – Она ткнула его в бок локтем, а он засмеялся. – Но если ты ее ненавидишь, то почему ей занимаешься?

– Я не ненавижу ее. – Джози помолчала, глядя на море. – Вообще-то с января мою должность сокращают, так что, возможно, уже неважно, как я к ней отношусь. – Живот неприятно скрутило – она впервые решилась сказать об этом вслух, и хотя реальнее от этого вряд ли что-то стало, но проблема определенно была обозначена.

Макс нахмурился и сразу ничего не ответил, точно не нашелся, что сказать.

– Вот дерьмо, – наконец произнес он, и Джози засмеялась.

– Именно. Впрочем, у меня есть вариант. – Она помрачнела, вспоминая лицо Джанис, оскалившееся в притворной улыбке, когда она предлагала ей вышеозначенный вариант. – Я могу развиваться «вбок» – она попыталась изобразить воздушные кавычки, получилось не очень ловко, потому что шла под руку с Максом, – или попасть под сокращение.

– Что значит «вбок»? – Он тоже изобразил кавычки.

Джози помахала свободной рукой, рассекая пальцами воздух и жалея, что забыла взять перчатки.

– Они называют эту должность административной, но по сути это та же самая работа, только за меньшие деньги и с упором на цифровой формат.

– Похоже, тебе лучше драпать оттуда, пока есть возможность. – Он потянул ее за собой вверх по пандусу, направляясь к пирсу.

– Да, но тогда у меня не будет ни работы, ни денег… – Мысли вращались по замкнутому кругу, в фоновом режиме, не отпуская ни на минуту. Можно согласиться на должность, которую ей предлагали, и одновременно искать другие варианты или получить компенсацию за увольнение по сокращению в надежде, что новое подвернется до того, как деньги иссякнут. Но вдруг новая работа окажется хуже этой? Здесь она, по крайней мере, все знает, у нее есть подруги, в том числе Лора, что некоторым образом уравновешивает ситуацию с Оливером. Джози еще не поняла, готова ли рискнуть, хотя говорить об этом вслух не стоило, чтобы не выглядеть жалкой.

– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на то, что тебе не нравится, – просто сказал Макс, точно это было легко, точно все делали то, что им нравится.

– Значит, тебе нравится быть архитектором?

Он улыбнулся, но уже не так радостно, как будто теперь, на песке, отчасти лишился энергии океана.

– Да. Я повернут на зданиях. И могу креативить. Я не сразу получил возможность… отражать… свою индивидуальность в здании. Но я знал, что однажды это случится, и спокойно вкалывал. – Он взглянул на нее. – Хотя, сдается мне, что ты не видишь свое будущее в маркетинге, а это все меняет.

Джози покусала губу, обдумывая сказанное. Она предполагала, что будет двигаться по карьерной лестнице, но хотелось ли ей на самом деле через десять-двадцать лет стать директором по маркетингу? Она покачала головой. Так что причина не только в том, что происходит сейчас.

– Ты всегда хотел быть архитектором? – спросила она, чтобы переключить разговор на него.

– Нет, в шесть лет я не заявлял на детской площадке, что хочу проектировать здания, но в подростковом возрасте, пожалуй, уже окончательно определился с выбором. Родители поначалу восприняли эту идею в штыки, – добавил он, но, судя по улыбке, играющей на губах, эта проблема осталась в прошлом.

– Вот как? Почему?

Джози считала, что это вполне респектабельная профессия, и к тому же денежная.

– Мои родители – люди консервативные. Они врачи, благодаря этому и познакомились. Оба – классные специалисты в своих областях, мама так любит свою работу, что дает консультации в Нью-Йорке. Они предполагали, что я пойду по их стопам, и думаю, были страшно разочарованы тем, что не смогут поделиться со мной своими познаниями.

– Но теперь-то они смирились?

Макс решительно направлялся на другую сторону дороги, к ветхой рыбной закусочной с полинялой сине-белой вывеской над входом – все свидетельствовало о том, что лучшие дни заведения давно позади.

– В детстве мне покупали здесь рыбу с картошкой, – пояснил он. – Мы исправно приезжали сюда каждый год в неделю августовских банковских^[1] каникул. Сто лет здесь не бывал, – произнес он с легкой ностальгией и открыл ей дверь. Джози вошла, удивившись, что в середине декабря закусочная открыта. В воздухе витал запах жира, не сказать чтобы аппетитный, но после уличного холода здесь было тепло и потому приятно. За прилавком стоял тощий мужчина с острым угловатым лицом и залысинами.

– Картошку на дорожку или ты проголодалась? – спросил Макс.

– Да, отлично, – она улыбнулась продавцу, который что-то пробурчал в ответ и повернулся к ним спиной, выполняя заказ из двух пакетиков картошки. Мало радости сидеть тут в ожидании случайного туриста в канун рождественского сочельника, подумалось Джози. Она посмотрела по сторонам: в конце прилавка стояла маленькая фигурка оленя, иных примет праздника не наблюдалось.

– Так о чем мы говорили? Ах да, о типично подростковом бунте, связанном с поисками иной идентичности, чем та, которую навязывали мне родители. – Он многозначительно кивнул, и Джози засмеялась. – Сейчас они смирились – в основном. Но периодически заводят разговор на эту тему. Так было два года назад, в день моего тридцатилетия, как будто я, выйдя из студенческого возраста, могу каким-то чудом заняться медициной.

Продавец выдал им два промасленных пакетика и сказал, что приправы и соусы – в конце прилавка. Джози слегка перестаралась с солью, но в конце концов, это же Рождество, и вздрогнула при виде того, как Макс поливает свою картошку уксусом.

– Не употребляешь?

Она состроила гримасу.

– Разве родители тебе не говорили, что от избытка уксуса скиснуть можно?

Это была любимая поговорка Мемо, которую она, правда, всегда употребляла не к месту, так что получалась бессмыслица.

– Да, порой я бываю кислым, – в свою очередь, рассмеялся он.

Они ели картошку, идя по пирсу, – Джози накинулась на нее с таким жаром, что мягкой серединкой обожгла себе нёбо. Увидев скамейку, они уселись – она была влажная от конденсата и морских брызг, но Джози было наплевать, она расслабилась, а Макс загораживал ее от порывов ветра.

– Но если тебя сокращают, почему же ты идешь на вечер?

Джози ответила не сразу – слизывала соль с пальца.

– Что?

Макс уже доел свою картошку и смял промасленный пакетик одной рукой.

– Ты ведь сказала, что идешь туда завтра – на рождественский вечер, или я ослышался?

– А, – она нахмурилась, пытаясь вспомнить, когда именно говорила об этом. – Верно. Вообще-то я еще не решила, уйти или остаться.

– Вот оно что.

– Поэтому мне надо быть на хорошем счету, чтобы иметь возможность выбора. – Она взяла еще одну дольку – тонкую, хрустящую, такие ей нравились больше всего – и отправила ее в рот. – Это благотворительное мероприятие, – объяснила она и скривилась. – Мы все обязаны присутствовать – его организует компания-учредитель для всех своих дочерних предприятий и кучки клиентов, и по какой-то причине, известной только им, оно было назначено на рождественский сочельник. – Джози не стала уточнять, что до недавних событий ждала этого вечера, потому что это давало ей возможность забыть о предрождественской суматохе. Но теперь… – Сказать по правде, я боюсь туда идти, – вздохнула она. – Но надо думать о будущем, так ведь?

– Навидался я таких мероприятий, – поморщился он.

– Больше тебе не надо на них ходить? – Джози склонила голову набок.

Он помедлил секунду.

– К счастью, нет. А что, пикси^[2] тоже там будет? – поинтересовался Макс, прежде чем Джози успела задать новый вопрос.

– Пикси? – нахмурилась она. – Ты имеешь в виду Оливера? – Она фыркнула. Что-то от пикси в нем определенно было – рост, точнее низкорослость, тонкий подбородок, и хотя она не была уверена, что Макс имел в виду что-то обидное, но Оливер, безусловно, воспринял бы это так. – Да, – она вздохнула. – И он, и девица, с которой он мне изменил.

– Ой. Тогда не ходи.

Джози закатила глаза и отправила в рот последние ломтики.

– Говорю тебе, я обязана.

Он медленно кивнул.

– Это закрытое мероприятие или можно прийти со спутником?

У Джози екнуло в животе, но она постаралась сохранить нейтральное выражение лица.

– Да, можно со спутником.

– Тогда я пойду с тобой, – объявил он, и это был не вопрос, а утверждение. У нее мелькнула мысль, может, ей стоит обидеться, но она изо всех сил старалась не улыбнуться во весь рот и не могла хорошенько обдумать ее. – Зажжем. – Он взял у нее из рук промасленный пакетик, затем заправил ей за ухо непослушную прядь, после чего выбросил пакетик в урну слева от себя. Джози порадовалась, что он отвернулся, потому что покраснела от его прикосновения.

– Я уже говорил, что завтра днем должен встретиться с приятелем, который будет здесь проездом по пути домой, но вечером мы можем… – Не договорив, он полез в карман и достал звонивший телефон, на экране которого высветилось имя Хлоя. Он бросил взгляд на Джози. – Сестра, – пояснил он. – Извини, лучше я отвечу, а то она будет звонить не переставая.

Джози кивнула, и он пошел прочь своей вальяжной походкой, затем оперся о перила, а она смотрела на него. Теперь, когда Макс не загораживал ее, ветер снова задувал ей в лицо, и, поежившись, она встала и пошла вокруг скамейки к другой стороне пирса, подальше от Макса, сжимая пальцы в кулаки, чтобы согреться. Прямо под ней, на пляже, маленький мальчик, смеясь, бегал за лохматой золотистой собакой. У пса свисал язык, хвост стоял трубой, он с лаем мчался навстречу волнам, точно пытаясь их напугать, а потом, ничего не добившись, плюхался в воду. Джози захотелось запечатлеть этот момент с собакой на берегу моря, она расчехлила фотокамеру и снова выставила настройки, а тем временем на берегу появилась, как она предположила, мама мальчика в ярко-красных резиновых сапогах и большой дутой куртке – судя по всему, ей приходилось бывать на побережье.

Джози намеренно стояла на другой стороне пирса, но ветер доносил до нее голос Макса, и она невольно слышала обрывки его разговора. «Честное слово, я в порядке». Смех, затем Джози показалось, что в его голосе слышится горечь. «Можно подумать, это мне решать». «Расслабься, о’кей? Ничего радикального я делать не буду». Он помолчал, и Джози поняла, что остановила съемку и помимо своей воли прислушивается к его словам. «Знаю, знаю». Вздох, затем «Ну, вообще-то я не один». Джози тут же занялась камерой, подозревая, что он смотрит в ее сторону. «Нет, погоди. Джози!» Вздрогнув, она повернулась и увидела, что он машет ей. Она помедлила, а затем направилась в его сторону.

Когда она подошла, Макс протянул ей телефон.

– Пожалуйста, поздоровайся с моей сестрой. Она думает, что я торчу в гостинице, – и он сунул телефон ей в руку.

– Алло? – осторожно произнесла она.

– Алло? – Послышался с другого конца резкий, твердый голос. – Вы?..

Макс выхватил у нее телефон прежде, чем она договорила.

– Убедилась? – Он закатил глаза, точно они с Джози состояли в заговоре против его сестры. – Слушай, мне некогда, мы с Джози чудесно проводим время на пляже. – Джози не расслышала, что сказала его сестра – Макс перебил ее. – Да, на пляже. Я тебе потом позвоню, о’кей? – И, нажав отбой, тотчас сунул телефон во внутренний карман. – Извини. Она обо мне беспокоится. – Он улыбался, но как-то натужно, не той счастливой открытой улыбкой, которую она видела у него на лице, когда он заходил в море.

Джози кивнула.

– Но ведь хорошо, что она беспокоится.

– Пожалуй, да. – Вздохнув, Макс тряхнул головой. – Она – идеальный ребенок, пошла по стопам родителей и стала врачом. И она, и я стараемся не сердиться на нее за это.

– И она, и ты?

– Ну да. – Он оперся о перила. – Быть идеальным ребенком не проще, чем жить в его тени, скажу я тебе.

– Хм, я – единственный ребенок и не могу об этом судить.

Макс посмотрел на фотокамеру в руках у Джози, и она поняла, что по-прежнему прижимает ее к себе.

– Можно взглянуть на снимки?

– Думаю, да.

– Что-то особого энтузиазма не слышится, – усмехнулся Макс.

– Извини, – быстро поправилась она. – Да, конечно.

Она протянула ему камеру и показала, как просмотреть недавно сделанные кадры, а сама встала чуть поодаль, стиснув руки и переводя взгляд с него на дисплей. Фотографии – это было глубоко личное, вряд ли он это понимал.

– Их еще надо обработать, – сказала она. – И это просто забавные снимки, не…

– Вот эта мне нравится.

На фотографии был он, снятый вполоборота, и контраст между морем и небом получился идеальным, без всякого ретуширования – ей удалось схватить ледяную прохладу дня и придать теплоту композиции.

– Мне тоже, – чуть улыбнулась она.

Он просмотрел еще несколько снимков.

– В самом деле хорошие. Я – не лучший судья, но могу сказать, что чувствую тебя на этих фотографиях.

Он вернул ей камеру, и она покраснела. Это было самое лучшее, что можно сказать. Оливер всегда говорил, что она прячется за объективом, и сердился, что она не любит фотографироваться, а предпочитает снимать сама. Он, кажется, так до конца и не понял, что она присутствует в каждом снимке, хотя не видна на них.

– Первый фотоаппарат мне купила мама, – улыбнувшись, сказала она. Он взял ее за руку, когда они шли назад по пирсу, и это казалось так просто, так естественно.

– Да ну?

– Когда мне было девять, – кивнула она. – Это был дешевый Kodak, «мыльница», ну, ты знаешь, но я была вне себя от восторга. – Она расцвела улыбкой, вспомнив, как была счастлива. – Мама тоже фотографировала все подряд, так что, наверное, у меня это от нее. – Улыбка сползла с ее лица при этих словах, при воспоминании о том, как мама всегда делала много семейных снимков во время праздников и вечеринок, как папа всегда сетовал на это, но подчинялся, как маме приходилось переснимать по несколько раз, чтобы большой палец не попадал в кадр и у всех были открыты глаза. Сейчас Джози была рада, потому что это означало, что у нее есть детские воспоминания, но фотографий самой мамы осталось слишком мало, точно детство дочери было запечатлено без нее.

– Фотографировала? – спросил Макс.

Джози ответила не сразу.

– Они погибли, – тихо сказала она. Он резко повернул голову и взглянул на нее, но она упорно смотрела себе под ноги. – В автомобильной аварии, когда мне было девять – они возвращались домой с вечеринки в рождественский сочельник. – Она чувствовала, как он крепче сжал ей руку. Он все так же пристально смотрел на нее.

– Господи, – проговорил он. – Это же… Господи. – Она наконец посмотрела на него. Глаза у него были круглые, а губы – крепко сжаты, он переваривал услышанное, явно пытаясь сообразить, что нужно сказать. Самый худший момент, когда она говорила об этом в первый раз, потому что люди никогда не знали, как реагировать. – Это ужасно, Джози, я знаю, это банально, но я очень соболезную.

Она кивнула. Как странно – испытывать боль из-за того, что случилось с кем-то другим.

– Это было давно, – как обычно, сказала она.

Он стиснул ее руку.

– От этого не легче, – тихо произнес он.

Она почувствовала ком в горле и заставила себя проглотить его. Плакать нельзя.

– Пожалуй, да.

Солнце садилось, над горизонтом полыхало зарево, в воде отражались оранжевые блики.

– Такие утраты меняют людей, – хриплым голосом проговорил Макс, точно речь шла о его собственных чувствах, а не о том, что испытывает она. Интересно, какие утраты таит его прошлое, подумала она, или речь идет только о ней? – Но их переживают и учатся жить с ними. – Он впился в нее взглядом, так что она была не в силах отвести глаза. Это не был вопрос, но казалось, будто он искал у нее подтверждения, будто очень хотел, чтобы она сказала ему, что все в порядке.

Она заправила за ухо прядь волос.

– Да. – Губы у нее предательски дрогнули, но она совладала с собой. – Думаю, это стало частью меня и всегда будет со мной, но я, конечно же, справилась. – Она сжала его руку и чуть вскинула голову. – Ты же сам видел, какая я бываю веселая.

Он улыбнулся, но выглядел опечаленным, точно понимал, что порой это тяготит ее, – то, что она по-настоящему не узнала своих родителей до того, как лишилась их, что они погибли слишком рано, что останься они в тот вечер дома, все могло бы быть иначе.

На обратном пути в Лондон Макс держался тихо и чуть отчужденно – сидел у окна и смотрел на проносившиеся мимо виды, между тем как небо становилось все темнее. Похоже, рассказав о своих родителях, она огорчила его, о чем-то напомнила, и теперь он погрузился в раздумья. Спросить напрямик она не решалась, не хотела принуждать его заново переживать травмирующее воспоминание, если он сам того не хотел. Он рассказывал о родителях в Нью-Йорке, о сестре, но она понимала, что потерять можно не только близкого родственника.

Он проводил ее до дома, поднялся вместе с ней на этаж, в коридоре по-прежнему тускло горел свет и было так холодно, что они видели собственное дыхание. Джози стала искать ключи и повернулась к нему.

– Спасибо за сегодняшний день. А ты был прав – сюрпризы бывают приятными. – Улыбка чуть тронула его губы, но в глазах не отразилась. Джози снова принялась рыться в сумке, нашла ключи и замялась. – Может… зайдешь?

– Пожалуй, нет, – сказал он и ничего не добавил, хотя она ждала этого. Она постаралась не чувствовать себя уязвленной. Возможно, он считает, что, осиротев в девять лет, она слишком искалечена. Возможно, не хочет углубляться в то, как бы это ни называлось, с той, которая пережила такую травму. Она сосредоточенно отпирала дверь. Не надо было ничего говорить. Но в таком случае если он так все воспринял, то это она не хочет иметь ничего общего с ним.

– Что ж, – сказала она, заходя в квартиру и поворачиваясь к нему с сияющей улыбкой, которая давалась ей с трудом, – тогда спасибо еще раз. – Он ни словом не обмолвился о завтрашнем вечере, и она тоже – раз ему не хочется, она принуждать не станет.

Макс кивнул, мельком осмотрел квартиру, а затем перевел взгляд наверх, где в дверном проеме висела ветка омелы. Джози проследила за его взглядом. Надо было снять это треклятое растение, как только Биа вышла из квартиры. Она снова взглянула на Макса и вздрогнула, увидев прежний печальный и цепкий взгляд. Немного хмурясь, он смотрел на нее, точно что-то решал для себя. Затем сделал шаг вперед, сократив расстояние между ними, и заправил волосы ей за уши, и в тех местах, где его пальцы коснулись ее кожи, она ощутила тепло.

– И тебе спасибо, – прошептал он.

Сердце Джози екнуло, она вздохнула.

– За что?

Его губы чуть заметно дрогнули.

– За то, что составила мне компанию.

Он наклонился и нежно коснулся ее губ – это был не поцелуй, скорее тень поцелуя. Но и того хватило, чтобы по коже у нее поползли мурашки. Он подался назад и на мгновение прикоснулся своим лбом к ее лбу.

– Спокойной ночи, Джози, – тихо выдохнул он.