Браслет с шармами

Впервые опубликовано на английском языке HarperCollins Publishers Ltd. под названием The Last Charm

Все права на авторство данной работы принадлежат Элле Олбрайт.

Все права защищены.

Данное произведение является художественным вымыслом.

Любое сходство с реальными людьми, компаниями, событиями или местами случайно.

THE LAST CHARM

© Элла Олбрайт, текст, 2020

© Влада Гоголадзе, перевод, 2021

© ООО «Феникс», оформление, 2022

© В оформлении обложки использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com

* * *

Эта книга посвящается моему чудесному жениху, который всегда меня хвалил, поддерживал, подбадривал и любил как только мог.

Марк, эта история – мое любовное письмо тебе.

Эта книга также посвящается всем, кто чувствовал себя потерянным.

Все мы через это проходили – вы не одиноки.

Как бы ни было темно, в небе всегда будут звезды, которые осветят нам путь.

УТЕРЯН:

один ценный браслет с шармами, который очень много значит для меня, в районе Лулворт-Коув 31 августа.

Если нашли, пожалуйста, свяжитесь со мной – ПРЕДЛАГАЮ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ.

LeilaJones@LJ-Art.co.uk

ЛЕЙЛА
Декабрь 2017

От: LeilaJones@LJ-Art.co.uk

Кому: Winterjewel@outlook.net

Тема: Мой браслет с шармами

Сегодня в 12:32

Дорогая Кейтлин!

Спасибо большое, что написали мне по поводу браслета, который я потеряла. Вы даже не представляете, как много он значит для меня. Я проверяла сообщения по сто раз в день с тех пор, как развесила объявления и посты во всех социальных сетях. Это облегчение просто невозможно описать.

Мне подарили его в канун одиннадцатого дня рождения, и без этого браслета я даже не чувствую себя собой. Абсолютно каждый шарм на серебряной цепочке с маленьким замком-сердечком очень мне дорог и связан с особенным воспоминанием, которое заставляет меня смеяться, улыбаться или плакать.

Кейтлин, вы когда-нибудь любили кого-то так сильно, что каждый раз, стоило взглянуть на этого человека, сердце переполнялось радостью просто потому, что он существует в этом мире? Что ж, именно так я люблю Джейка. Каждый шарм на браслете – часть нашей истории. Моя жизнь, его жизнь, наши жизни… и как они переплетались последние пятнадцать лет. Прошу вернуть этот браслет, и чтобы убедить вас, что он мой, я поделюсь с вами всеми драгоценными воспоминаниями, связанными с каждым шармом.

Начну рассказ с тех времен, когда наша общая история еще не началась, потому что вам нужно знать, как я получила этот браслет и как этот день повлиял на всю мою жизнь. Я рассказываю все это для того, чтобы убедить вас вернуть мне браслет. Тогда я смогу пройти до конца квест, который придумал и подготовил Джейк к моему дню рождения, отыскать последний шарм и повесить его на свое место.

Наша с Джейком история еще не закончилась – неважно, что об этом думают другие.

ЛЕЙЛА
30 августа 2001

Браслет с шармами и шарм-сердечко

Когда я возвращаюсь от Элоизы, на моем покрывале лежит блестящее украшение – серебряный браслет с замочком в форме сердца и крошечной цепочкой. Я перебираю его между пальцами и вижу свисающий шарм в виде плоского сердечка. Я хмурюсь. Завтра мой одиннадцатый день рождения, так, может быть, браслет просто рано подарили? Но почему не упаковали? И от кого он? Нет подписи. Не могу себе представить, чтобы его купил папа – после целого дня работы сантехником у него нет привычки разгуливать по ювелирным магазинам. И он точно не от мамы, потому что она всегда упаковывает подарки так, что их, по ее словам, «не стыдно вручить королеве»: аккуратно заворачивает в бумагу, бережно склеив края, и оборачивает лентой с бантом, подкрутив концы.

Когда я расстегиваю браслет и сажусь на кровать, чтобы его померить, в комнате раздается хрустящий звук. Нахмурившись, я смотрю вниз и обнаруживаю листок бумаги. Расправив его на коленях, я вижу всего два слова. Два простых слова, смысл которых не укладывается у меня в голове:

Прости. Целую.

На лестнице раздаются тяжелые шаги, и папа врывается в мою комнату: глаза широко распахнуты, светлые волосы прилипли к вспотевшему лбу. Он сжимает в руке смятую записку, и бумага такая же, что я держу в своей руке.

– Твоя мама, – шепчет он судорожно, – она ушла.

Я буквально чувствую, как мои глаза округляются от шока, а вдох застревает в горле, пытаясь меня задушить.

Как она могла? Как она могла нас оставить? Оставить меня? Я доверяла ей.

Я ненавижу ее. Ненавижу ее. Ненавижу ее.

ДЖЕЙК
Февраль 2002

Трасса, по которой они несутся большую часть пути, растворяется в серых тротуарах и домах с красными крышами, и Джейк видит свое отражение в окне машины. Он отворачивается. Его мама говорит, что он выглядит впечатляюще, но Джейк не уверен, что это означает что-то хорошее, хоть она и хочет, чтобы это прозвучало именно так. Когда его отец, Терри, услышал ее слова, то назвал его уродцем. Вопил, что это ее вина, что их сын родился с волчьей пастью^[1] и разноцветными глазами. Что родить нормального ребенка она была не способна.

Кажется, их путь длится целую вечность. Они покинули Бирмингем на рассвете, и Джейк не может дождаться, когда они наконец доберутся. Ему уже надоело переезжать с места на место. Джейку двенадцать или тринадцать – он не знает точно, потому что отец не разрешает праздновать его день рождения, несмотря на попытки мамы. И они переезжали уже минимум шесть раз – из тех, что он помнит.

Наконец они с ревом подкатывают к белому дому с красной входной дверью. Фундамент отделан галькой, в окнах двойные стеклопакеты, в маленьком палисаднике – подстриженный газон. Выглядит мило. Хотелось бы верить, что таким он и останется. Отец называл их последнее жилище помойкой, но оно таким не было, когда они только въехали. Даже Джейк знает, что, если не подстригать газон, бросать мусор на траву и пинать стены и двери, когда злишься, дом в скором времени развалится на части. Как и семья, если ты о ней не заботишься.

Спустя несколько минут он идет вслед за отцом по лестнице, укрытой бежевым ковром, с тяжелой коробкой в руках.

– Тебе, скорее всего, не понравится, потому что ты нытик, как твоя мама, – ухмыляется Терри, – но твоя спальня в задней части дома, и… В общем, иди за мной.

Нехорошее предчувствие скручивает внутренности, когда Джейк с трудом поспевает за отцом – крупным, грузным мужчиной. Открыв белую дверь в конце коридора, Терри машет рукой, подзывая его. Джейк заходит, и первое, что он видит, – стену, розовую, как сахарная вата. Ковер тонкий, тоже розовый, с разноцветными штрихами и точками, похожими на пятна засохшей краски. Фиолетовый, зеленый, коричневый, черный, желтый, серый и голубой. Комната детская, еще и девчачья. Он вопросительно смотрит на отца. Джейк старается не покраснеть от ужаса, но по злобному смешку отца понимает, что ему это не удалось.

– Это была спальня их дочери. Знаю, что будет неловко, когда придут друзья, – если тебе удастся подружиться с кем-то в этот раз, конечно, – но тебе нужно просто подождать, пока у меня будет время ее перекрасить. – По блеску в глазах видно, как он наслаждается представлением.

Джейк чувствует, как его рот дрожит от ярости. Однажды он станет достаточно сильным, чтобы ударить отца прямо в его большую тупую челюсть.

Затем он поворачивает за угол – и открывает рот. По обеим сторонам от окна на стенах нарисованы двери. Первые, как ему кажется, это от того шкафа в Нарнию, а вот куда ведут остальные – непонятно. Одно он знает точно – они очень клевые. Джейк умирает от желания пройти через одну из дверей в другой мир, но не показывает вида, чтобы отец ни о чем не догадался. Он пожимает плечами так, как уже давно научился. Словно ему плевать.

– Видимо, придется подождать, пока у тебя появится время, – говорит он, добавляя голосу толику огорчения, и отворачивается, чтобы подойти к окну.

– Пойдем, парень. – Отец подталкивает его назад, так что Джейк почти спотыкается и ударяется головой о пустые книжные полки, привинченные к стене. – Много дел. Давай быстрее.

Поставив коробку на односпальную кровать в противоположном углу комнаты, Джейк спускается по лестнице за Терри, думая о нарисованных дверях и гадая, в какие волшебные места они могут вести.

* * *

Когда чуть позже Джейк вылезает из машины с последней коробкой в руках, он поднимает взгляд и видит ее. Она сидит на переднем сиденье фургона, припаркованного у дома, и внимательно смотрит на него. Он забывает, как дышать. Все происходит словно в замедленной съемке.

По виду она на пару лет младше него, но из-за того, что он слишком низкий для своего возраста, они примерно одного роста. Из-под кепки выглядывает светлый хвост. У нее молочная кожа и темные глаза – издалека непонятно, какого они цвета. Она похожа на ангела. Джейк готов спорить на что угодно, что ее отец не дышит на нее перегаром и не бьет ремнем по ногам до крови. Пока он думает, стоит ли подойти и поздороваться, надеясь, что одежда у него не слишком мятая, она надвигает кепку на лоб и отворачивается. Видимо, увидела его шрам и глаза. О чем он только думал! Он недостаточно хорош, чтобы подружиться с такой, как она.

– Что ты здесь стоишь? Проклятье, ты бесполезен. – Отец дает ему крепкий подзатыльник, заставая врасплох. Джейк спотыкается и летит в дом, не дожидаясь еще одного удара Терри, и краснеет, сознавая, что девочка явно все видела. Взбежав по лестнице, он ногой распахивает дверь в свою розовую комнату, кидает коробку на пол и трет ухо. Оно пульсирует. Обернувшись на дверь, он хмурится. Замка нет. Это значит, что сегодня вечером он будет отсиживаться на крыше, а дальше – зависит от настроения отца. Джейк надеется, что тот будет слишком пьян, чтобы забраться туда за ним. А если и заберется, то, может, упадет. Было бы неплохо.

Джейк опускается на пол и замечает, что кровать не новая – местами на ней царапины, и снизу разошлись швы. Нахмурившись, он ложится на спину и отталкивается ногами, пока не оказывается прямо под ней. Через голые окна проникает достаточно света, чтобы видеть нижнюю часть кровати. Он смотрит вверх, и его глаза расширяются при виде приклеенной к низу картинки. Она детская, но все равно очень красивая.

Есть в ней что-то магическое, что заставляет его почувствовать себя бесстрашным.

* * *

Несколько минут спустя, не обращая внимания на пульсирующее ухо и вероятность того, что отец снова отвесит ему подзатыльник, Джейк несется обратно вниз по лестнице и выбегает на улицу.

Промчавшись по дороге, он делает глубокий вдох, подходит к окну потрепанного белого фургона и стучит в металлическую дверь. Девочка смотрит на него через стекло, нахмурив светлые брови, с непонятным выражением темных глаз. Она прикусывает нижнюю губу, но через секунду открывает дверь. Джейк делает шаг назад, пока она вылезает на тротуар. На ней мешковатые голубые джинсы и простая белая футболка.

– Привет, – говорит он ровным голосом, хотя внутри все дрожит. Что, если он ей не понравится? Что, если она пошлет его? Но она тихо отвечает:

– Привет.

– Я переехал сегодня в этот район.

Он чувствует аромат клубники и уверен, что это от нее. Запах напоминает о том, как они вдвоем с мамой однажды пошли собирать клубнику. Это хорошее воспоминание, редкое.

– Да, – сердито кидает она на него взгляд, – в мой дом.

– Он твой? – Он думает о том, что нашел под кроватью, и о разрисованных стенах. – В смысле, извини. Значит, ты не хотела переезжать?

– Нет, не хотела. Это мама виновата. – Она хмурится сильнее. – Мы уезжаем в конце недели.

– О, – внутри все опускается от разочарования. – Где она?

– Не здесь. Я не знаю. – На этот раз вздох.

– Извини. – Все идет не очень хорошо. Он ее расстроил. Джейк делает шаг назад и потирает шрам. Когда он был маленьким, то рубец оттягивал губу вверх, но мама умудрилась затащить его в больницу на операцию, поэтому сейчас прямая вертикальная линия разрезает его губу с правой стороны.

– Что с твоим ртом? – спрашивает она.

– Эм… Я родился с увечьем. Но теперь все в порядке.

– Ага, – она смотрит ему в лицо. – Но шрам все еще видно.

– Ну да. – Он краснеет, а потом опускает голову. Когда он поднимает глаза, то видит, что она его изучает и ее взгляд теплеет.

– Не переживай, все не так плохо. К тому же я считаю, что отличаться от других – здóрово.

– Спасибо, – бормочет он. Хотя его тронули ее добрые слова, ему хочется сменить тему, поэтому он кивает на ее запястье. – Красивый браслет. Кто тебе его подарил?

– Мама, перед тем как сбежать. – Ее лицо кривится. – Думаю, чтобы я о ней вспоминала. Отстой, что она ушла, но этот браслет – моя любимая вещь, хоть я и злюсь на нее.

Он чувствует гордость, потому что она делится с ним своими чувствами. Или просто так злится на маму, что готова говорить об этом с кем угодно.

– Ну, может…

– Эй, чем ты тут занят? В дом, живо. – Большая рука тянет Джейка назад.

– Пап, я просто…

– Полезай обратно в фургон, малышка, – папа Джейка неестественно улыбается Лейле и говорит грубым голосом: – Твой папа не учил тебя, что нельзя разговаривать с незнакомцами?

Вздрогнув, она забирается обратно в фургон и захлопывает дверь, округлив глаза.

Последнее, что видит Джейк перед тем, как его затаскивают в дом, – ее лицо, полное страха и отвращения. И понимает, что даже не спросил ее имени.

ЛЕЙЛА
Февраль 2002

Мы проведем последние пять дней в Борнмуте, а потом уедем навсегда. Я ненавижу ложиться спать, потому что знаю: когда проснусь утром, мы будем еще на день ближе к переезду. Мы переезжаем от дедушки Рэя в город, где я никогда не была и никого не знаю. Начинать среднюю школу в середине семестра, когда все уже друг с другом знакомы, – от этой мысли меня уже тошнит, а при мысли о прощании с Элоизой тошнит еще сильнее. Она моя лучшая подруга. Мы даже не увидимся на этих каникулах, потому что она уехала с родителями. Это все полный отстой. Папа говорит, что мы будем приезжать сюда в гости, но это ведь совсем не то.

Я поворачиваюсь на бок и поджимаю ноги, пока зимнее утреннее солнце крадется через занавески, но мыслями я совсем не здесь, а в нашем старом доме, с которым мне пришлось расстаться вчера. Я надеюсь, что каждый раз, стоит мне закрыть глаза и представить его, он будет ждать меня. Я открою входную дверь и пройду на кухню и в коридор, а потом вверх по лестнице в свою комнату, которая будет выглядеть в точности так, как я ее помню. Кровать, придвинутая к стене, завалена мягкими игрушками и скетчбуками; полки ломятся от самых разных книжек, а все мои постеры висят на стенах. Белый шкаф в углу, и мой белый столик, заваленный слоем карандашей, мелков и красок, и щетка, которой мама раньше расчесывала меня каждый вечер. До того как ушла.

Двери в Нарнию и Хогвартс будут все еще нарисованы на стенах, и Врата Аргоната из «Властелина Колец» и другие. Я залезу под кровать, а мой браслет с шармами будет свисать с запястья, когда я подниму руку к гладким деревянным перекладинам. Моя чудесная страна будет там – это картина, над которой я работала целых две недели, когда мне было семь. Я возвращалась к ней шесть месяцев назад, когда мама только ушла, чтобы добавить еще деталей. Хотела развеяться и отвлечься от реальности моего настоящего мира.

Я потратила все свои маркеры на эту картину. В некоторых местах я использовала два или три цвета поверх друг друга, чтобы создать новый. В других приклеила перья, стразы и резиночки. А еще наклейки с животными, сердечками и смайликами. Я нарисовала единорога с радужным хвостом и павлина с зелеными, фиолетовыми и голубыми блестками на хвосте. Большую часть занимает ночное небо – глубокого, насыщенного цвета индиго, с приклеенными звездочками, сияющими в темноте. Если приглядеться, прямо посередине можно увидеть маленькую девочку со светлыми серебристыми волосами. Она выглядывает из-за дерева. У нее крылья, как у феи, и звездочки в глазах. В левой руке она держит кисточку, на запястье – браслет с шармами, его я недавно пририсовала. В правой руке – волшебная палочка, из которой летят золотые искры.

Но это все в прошлом, а сейчас – настоящее, и я, наверное, никогда не увижу свое творение снова. Невозможно было вытащить его из-под кровати так, чтобы не порвать, а этого я сделать никак не могла. Это так несправедливо. Иногда я по-настоящему ненавижу маму.

Со вздохом я выбираюсь из кровати и по-быстрому умываюсь в выцветшей зеленой ванной. Надеваю фиолетовую футболку и любимые голубые джинсы с блестящим сердцем на кармане. Расчесав волосы, завязываю хвост и пропускаю его через кепку, которую надевала вчера, опуская козырек пониже, чтобы закрывал лицо. Этим утром мне хочется спрятаться. Может, если я смогу притвориться невидимкой, все это тоже исчезнет.

Несколько минут спустя я захожу в кухню, прижимая к груди книгу «Гарри Поттер и Кубок Огня». Я читала ее три раза и с нетерпением жду, когда выйдет следующая часть.

Папа поворачивается и смотрит на меня из-за стола; большие ладони обнимают чашку с чаем.

– Доброе утро, принцесса, – говорит он. – Хорошо спалось?

– Да, спасибо.

Он называл меня принцессой, когда мне было семь или восемь, и делает это снова с тех пор, как мама ушла, – обычно в те дни, когда я сильно расстроена. Уверена, он понимает, как мне грустно и обидно все бросать, но я знаю, что это не его вина – он просто заботится о нас. Нет, виновата только она.

Этим утром он выглядит помятым: одежда неглаженая, лицо иссечено морщинами. Я чувствую себя виноватой. Он спал на диване, потому что здесь всего две комнаты.

– Доброе утро, Лейла. – Дедушка Рэй выходит из кладовки с банкой домашнего клубничного варенья и ставит ее на стол. – Я сделаю тосты. Чаю?

– Да, пожалуйста, – говорю я, наблюдая, как он перемещается по кухне. Здесь везде темно, даже с включенным верхним светом. Вся мебель из темно-коричневого дерева, пол укрыт тонким сероватым ковром с завитушками, стены выкрашены в темно-сливовый, а стол того же цвета, что и мебель. Интересно, как он вообще здесь что-то видит. Он же старый. Я слышала, как дедушка говорил вчера папе, что ему всего шестьдесят, но из-за всего происходящего он чувствует себя гораздо старше.

Я аккуратно кладу книгу подальше от крошек на скатерти. Молча завтракаю, вся в своих мыслях, пока папа не прокашливается и не встает, заставляя меня подпрыгнуть.

– Я на работу, – говорит он мрачно. – Мне нужно закончить несколько последних дел, прежде чем закроемся.

Мало того что пришлось продать наш дом, папа еще и потерял бизнес, который открыл пятнадцать лет назад. Он объяснил мне, что это из-за того, что мама теперь не занимается счетами и администрированием, а он не может себе позволить нанять кого-то делать это за зарплату, не может в одиночку выплатить ипотеку, поэтому мы переезжаем в Бейсингсток, где он будет работать на друга (которого я зову дядей Мартином) – устанавливать сантехнику в новых домах.

– Справишься сегодня сама, милая? – папа обеспокоенно смотрит на меня.

Я приклеиваю радостную улыбку и киваю. Но если честно, я чувствую себя покинутой. Как Гарри Поттер, когда он остался в Хогвартсе на рождественских каникулах, потому что не хотел возвращаться к ужасным Дурслям. Папа и дедушка – взрослые, и они есть друг у друга, а у меня никого нет. Никого, с кем можно поговорить, кому рассказать, как мне страшно идти в новую школу. Никого, с кем можно поделиться переживаниями о том, заведу ли я новых друзей.

– Конечно. Я, наверно, почитаю или порисую, посмотрю телик или что-то типа того. – Я скольжу взглядом по окну, меня тянет на воздух.

– Мы можем пойти прогуляться попозже, Лейла, если ты хочешь, – предлагает дедушка.

– Может быть. – Я перевожу взгляд на стол. – Хорошего дня, пап.

– Спасибо, милая. – Он наклоняется поцеловать меня в макушку, а я пытаюсь увернуться, потому что уже слишком взрослая для этого; потом он идет к двери, схватив по пути сумку с инструментами.

Мы с дедушкой Рэем смотрим друг на друга. Хоть мы и жили все это время через дорогу от него, но почти не приходили к нему в гости до того, как мама ушла. Я не знаю почему. Я никогда не видела, чтобы родители с ним ругались, просто, кажется, не особо общались.

В дверь кто-то стучит, и он хмурится.

– Интересно, кто это. – Идет открывать, а я тем временем допиваю чай с молоком и ставлю чашку в раковину. Слышу его голос: – О, здравствуй!

Через минуту он возвращается с веселым выражением на лице.

– Это к тебе.

– Кто? – Смотрю я на него, развернувшись.

– Парень. Сказал, вы познакомились вчера. Спрашивает, выйдешь ли ты.

– Ой. – Я краснею, словно сделала что-то плохое или, как маленькая, стесняюсь ухажера, который пришел ко мне в гости. Хотя сомневаюсь, что дело в этом. Наверно, ему одиноко, потому что он только что переехал сюда. В мой дом.

– Хочешь с ним пообщаться? – спрашивает Рэй. – Можете побыть здесь или немного прогуляться в парке. Только договоримся, во сколько ты вернешься домой. Уверен, твой папа будет не против.