Когда исчезают следы

– Что ж, – произносит начальница, глядя на Яна, – не вижу причин вмешиваться в отлаженные механизмы. Я никогда не говорила об этом напрямую, но куда продуктивнее просить у меня прощения постфактум, нежели пытаться заранее получить на что-то разрешение. И заруби себе на носу: если я увижу, что ресурсы расходуются как попало и моим доверием злоупотребляют, я тут все разнесу к чертям, – говорит Йона и улыбается, обнажая острые зубы.

– Понял, – отвечает Ян, спешно набрасывая в голове план дальнейших действий. Сперва необходимо ознакомиться с материалами нового дела, чтобы сразу погрузиться в расследование вместе с Хейди. Люди из отдела убийств Хельсинки уже что-то копают, поэтому Ян должен оказаться на месте как можно скорее. Конечно, он не в восторге от перспективы копаться в каком-то сомнительном деле, не являясь притом даже частью команды. Для начала было бы неплохо собрать улики, которые подтверждали бы факт убийства.

– Да, насчет жертвы, – возвращается к разговору Ян, хотя Йона дала понять, что они уже все обсудили. – Есть хоть какие-то основания утверждать, что это было убийство? – спрашивает он. Йона останавливается и резко поворачивается на пятках.

– Каждая прерванная жизнь – это жертва судьбы-убийцы, – философски заключает она, – однако в этом деле все же есть пара тревожных звоночков. Тело нашли посреди леса, но никаких вещей, принадлежавших парню, пока так и не обнаружили. Ни рюкзака, ни палатки – совсем ничего. Документов, конечно, тоже нет. Самоубийство или приступ болезни исключать пока рановато, а вот несчастный случай можно смело отметать: в момент обнаружения труп лежал на земле в позе, которую можно было бы назвать умиротворенной. В парня не стреляли, ничем острым не кололи, сильно не били. Следов удушения тоже нет. Ни-че-го.

– Вообще? – уточнил Ян.

– На данный момент – да, отсюда и все подозрения.

СЕССИЯ № 1

Кай заглядывает в ежедневник. Сегодня у него три клиента, а в конце дня – часовой анализ эффективности своей работы. Кай залпом выпивает стакан воды и выглядывает в окно кабинета; кабинет находится в кирпичном здании, здание – в районе Тёёлё. Дорожный шум едва слышен, он отдаленно похож на радиопомехи. Из окна открывается вид на живописные фасады домов и один-единственный клен. «Я этот клен уже с закрытыми глазами нарисую», – думает Кай и относит пустой стакан на общую кухню.

Последние пару лет он приноровился совмещать частную психотерапевтическую практику и эпизодические подработки. Криминальное профилирование для ЦКП – дело, конечно, интересное, однако отдушиной Каю всегда служила именно работа с пациентами. Для одних поход к врачу – это чуть ли не единственный шанс остаться на плаву, другие же просто стремятся добавить в свою жизнь глубины и смысла. Каю нравится наблюдать за прогрессом. Порой даже одна встреча с психотерапевтом способна подтолкнуть человека к изменениям, некоему облегчению, позволить разделить свои мысли с кем-то еще и немного освободить голову. Но продолжительное душевное равновесие требует многолетней работы.

Кай смотрит на часы: уже без двух минут. Скоро войдет следующий клиент. Уже несколько лет назад его пациенты превратились в клиентов. Кай возвращается в кабинет, закрывает окно и слышит, как под чьими-то шагами поскрипывает паркет.

Девушка входит без стука.

– У вас было открыто, – говорит она, робея, и Кай мягко улыбается.

– Проходите, не стесняйтесь, – отвечает Кай. Подготавливает почву для беседы. Девушка одета в черную кожаную куртку, белый джемпер и черные джинсы. Брюнетка. Не поднимая глаз от пола, она молча проходит в центр комнаты и делает быстрый выбор. Креслу с осанистой спинкой она предпочитает мягкий диван. Кай скользит взглядом по своему блокноту. Новый человек, чистый блокнот, первая сессия.

– Что привело тебя сюда? – спрашивает Кай, раскрывая пошире свежий белоснежный разворот.

– Не уверена даже, в правильное ли место я пришла, – невнятно произносит девушка. – Просто я не могу заснуть, – сообщает она, после чего смыкает подведенные черным веки и кладет скрещенные руки на грудь.

Кай наблюдает за девушкой, завалившейся на кушетку в обуви. В последнее время к нему чаще всего приходят с расстройствами пищевого поведения, депрессией, тревожными расстройствами или эмоциональным выгоранием. Каю становится любопытно. Человеческая психика похожа на айсберг, видимая часть которого пугающе мала, а вот под водой можно встретить что угодно и какого угодно размера. Однако чтобы погрузиться в эту воду и коснуться невидимой части айсберга, нужно время и безоговорочное доверие. Люди научились виртуозно защищать себя от вторжения извне, открываться же до сих пор умеют очень плохо.

Кай смотрит на столик, где уже приготовлены два стакана с водой и пачка бумажных платочков. В этих четырех стенах стандартные правила поведения не действуют. Здесь он видит каждого клиента таким, какой он есть, без защитной брони и символов статуса. Если ничего другого они не вынесут из этой встречи, то хотя бы получат сорок пять минут в безопасном пространстве, где можно выражать и анализировать свои чувства, не боясь, что тебя осудят. Здесь можно просто быть.

– Как долго ты не можешь заснуть? – спрашивает Кай, одновременно фиксируя в блокноте: жалобы на бессонницу. – Не могла бы ты для начала описать это состояние? Не можешь заснуть – значит ли это, допустим, очень короткий сон, по паре часов, или речь о спорадической бессоннице? Существенной нехватке сна?

– Когда как. Бывает, не сплю совсем или сплю совсем недолго, а потом под утро просыпаюсь и больше не могу нормально заснуть, – рассказывает девушка. – Вздрагиваю – и резко просыпаюсь.

– И давно у тебя такое? – спрашивает Кай. Девушка немного бледновата, но изможденной ее пока не назвать. Хотя редкий человек демонстрирует всем свои внутренние сражения – он ревностно оберегает от чужих глаз именно то, что его ест поедом или кажется слишком постыдным. В кабинете воцаряется тишина. Кай решает, что девушка размышляет над ответом, однако молчание затягивается: кажется, она задремала.

– Так когда ты перестала нормально спать? – деликатно переспрашивает Кай.

Девушка кладет под голову одну из декоративных подушек и сворачивается в позу эмбриона. Она лежа обводит взглядом кабинет.

– Давно уже, года четыре назад, – следует тихий ответ.

Кай ловит себя на странном, толком ни на чем не основанном ощущении: будто окружающий мир как-то подавляет эту девушку, оглушает и ошарашивает и сюда она пришла просто за тишиной и покоем. Кай берет себя в руки, стараясь очистить голову от преждевременных выводов. Это непрофессионально, в конце-то концов.

– Случалось ли с тобой в последнее время что-то необычное, что могло бы спровоцировать это состояние? – спрашивает Кай, не торопя девушку: пусть отвечает, когда сочтет нужным.

Та садится, явно борясь с сумятицей в голове.

– Мама считает, что я связалась с опасным мужчиной, – отвечает девушка.

Кай едва не вздрагивает от неожиданности: слишком уж внезапно красивый, мягкий голос нарушил привычную тишину. Красивое, с парой огромных, как у олененка Бэмби, глаз, лицо теперь обращено к нему.

– А сама ты как считаешь? – спокойно спрашивает Кай, стараясь ничем не пошатнуть зачатки доверия со стороны девушки. Сейчас точно не стоит давить на нее или чем-то пугать. Пусть говорит что хочет и когда хочет.

Девушка пожимает плечами и сильнее натягивает на пальцы едва выглядывающие из-под кожаной куртки рукава тоненького джемпера. Теперь не видны даже ногти. Правой рукой она неловко заправляет за ухо проскользнувшую на лицо черную прядь волос. И снова пожимает плечами.

– Наверное, было бы лучше сначала рассказать о нем, – отвечает девушка. Кай задумчиво за ней наблюдает. Девушка привычно замолкает. Кай мельком смотрит на время: они в тупике. Только начали подбираться к сути, как осталось всего ничего до конца сеанса.

– Решать тебе, – мягко начинает Кай, ощущая при этом, как его старания будто отскакивают от невидимой стены. – Ты вправе рассказывать о чем угодно, просто помни, что мы тут ради тебя.

Девушка пропускает эти слова мимо ушей: она углубилась в изучение узора на марокканском ковре. И упорно молчит. Это сложная сессия – диалог идет со скрипом, натужно, в нем огромными дырами зияют паузы, – но первый шаг все-таки сделан.

– К сожалению, наше время почти вышло, – сообщает Кай.

– Что ж, видимо, сегодня не получится начать мою историю, – говорит девушка, разглядывая свои длинные, покрытые черным лаком ногти. Ее прищуренные глаза сейчас похожи на маленькие черточки.

– Историю? – переспрашивает Кай, пытаясь поймать робкий взгляд напротив. – Я здесь для того, чтобы помочь тебе. Когда мы встретимся в следующий раз, пообещай мне вот что: говори как есть. Здесь не нужно рассказывать истории или разыгрывать представления. Мне необходима только правда, – мягко добавляет он.

Девушка молча кивает, затем встает, нетвердо проходит к двери. И останавливается.

– Я приду к вам еще, – говорит она, уже готовая нажать на дверную ручку. – Но… если я расскажу все как есть, вы ни за что мне не поверите. – И выскальзывает из кабинета.

ЯН

«Пока все неплохо», – с облегчением думает Ян, вприпрыжку спускаясь по ступенькам головного здания ЦКП. Новой начальнице удалось произвести на него нейтральное – даже граничащее с приятным – впечатление. А к первому впечатлению Ян всегда относился серьезно.

Еще и часа не прошло, а пот уже ручейками струится из-под велосипедного шлема. Ян протирает лицо рукавом. Мало того, что, по мнению некоторых, полевой работе он уделяет многовато внимания, так еще и его привычка колесить на велосипеде в рабочее время вызывает у коллег неодобрение. Сейчас тепло, не то что утром, – самое время крутить педали. Ян притормаживает на усыпанной гравием обочине дороги. Уточняет по навигатору нужное место. Пушистые белоснежные облака заслоняют свежую голубизну неба. На поле по соседству уже вовсю идет молотьба. Поблескивают золотистые колосья, хотя у самой дороги то и дело попадаются и совсем еще зеленые. Ян неспешно крутит педали, молчаливо прикидывая, с чем именно встретится в конце пути.

Добравшись до Виикки, Ян тянется к подставке с бутылочкой. Медовый напиток – то, что нужно, и бутылочка молниеносно пустеет. Бессонная ночь не лучшим образом сказывается на теле: все движения будто заторможены. Ни велопробегу, ни напитку оказалось не под силу по-человечески взбодрить Яна. Ну, по крайней мере, скоро он перестанет потеть – стоит только укрыться от солнцепека под спасительной прохладой леса. Двумя замками Ян пристегивает велосипед к мощной деревянной стойке и присматривается к стоящему у табличек с информацией бревну: на нем искусно выструганы совы и разные пичужки. Тишину нарушает лишь ветер, тревожащий деревья. Июньские птичьи концерты уже давно позади. На очереди – осенний перелетный блюз, который заполнит небо пернатыми стаями. Стоя посреди буйной зелени, Ян осматривается. Песчаная дорожка исполосована следами от шин. По всей видимости, сюда уже наведалась тяжелая артиллерия. Неподалеку припаркованы два темных автомобиля. Один из них Яну отлично знаком – это Хейди. Через двадцать метров навигатор дает понять, что Ян уже на месте. Деревья-исполины тянутся к небу, уголок белой палатки криминалистов выглядывает из-за них. Что же привело этого – пока неопознанного – парня в лес Ванханкаупунгинлахти? И что убило его здесь?

Вдалеке царит какое-то оживление. Ян присматривается к возведенной палатке. Два криминалиста в комбинезонах прочесывают окрестности в поисках следов. Подходя к склонившимся над землей работягам, Ян остро чувствует патологическую потребность быть на месте, самому соприкоснуться с ним. Это не выбор, это – призвание. Единственная возможность уловить намерения убийцы, почувствовать ход его мысли. Понять причины, толкнувшие его на злодеяния. В бумажках и документах не отражается и малая часть того, что вмещает в себя преступление. Карта – одно, местность – совсем другое. Ян уже предчувствует, как все детали дела скоро закружатся в его подсознании. Поначалу они будут просачиваться в сны и одновременно цементироваться в памяти; не успеешь и глазом моргнуть, как даже самые ничтожные нюансы расследования заживут в голове своей жизнью. Постепенно осколочные сведения потянутся друг к другу, выстроившись в разрозненные логические цепочки, а те, в свою очередь, подведут Яна к долгожданной разгадке. Непостижимым образом шестеренки в мозгу вращаются даже тогда, когда Ян ничего не предпринимает. Нужно лишь прислушиваться к себе и доверять чутью, которое, к слову, не пробуждается от одного только изучения рапортов. Вот почему важно пускать в ход любые доступные раздражители: запахи, вкусы, цвета. Общую атмосферу места, в конце концов. Мелочи, на которые сначала и глянуть не подумаешь.

Надев белый защитный комбинезон, Ян переходит к осмотру. Его тихое одинокое расследование заставляет двух криминалистов ненадолго прерваться. Ян салютует им, и вскоре работа возобновляется. Ян приподнимает сигнальную ленту и с энтузиазмом ступает на небольшой огражденный участок. Место, где нашли тело, теперь прямо перед глазами. Глубокая яма из-под корневища. Вокруг – густой хвойный лес. Миллионы иголок хоронят под собой землю. Ян почти ощущает на себе незримую темную печать. Он словно мистический вестник смерти из ЦКП, появление которого всегда не к добру: либо убийство, либо начало охоты на безумного серийного маньяка.

На земле, примерно в метре от тела, виден какой-то след. Его уже пометили. Это отпечаток подошвы, рисунок на ней различим без особого труда. Ян делает фото этого следа – для себя. Он все еще сидит на корточках, поглощенный изучением земли, как вдруг чувствует на своем плече руку.

– Приветик, – доносится голос.

– Хейди, – отвечает Ян и лишь потом оборачивается посмотреть на нарушительницу его спокойствия. – Так соскучилась, что решила звякнуть? – посмеивается он.

Хейди – лучший из всех известных Яну следователей. Еще и в прекрасной форме – наверняка тренируется вдвое больше самого Яна. Говорить об этом вслух он, конечно, не стал бы, однако есть подозрение, что Хейди легко сделает его даже в беге, если их поставить на одну линию старта. К счастью, ни в чью голову такое пока не приходило. Да и ни к чему это, особенно в команде.

Внимательно осмотрев место преступления и его окрестности, они покинули огороженный участок и стянули с себя комбинезоны.

– Дисциплиной не ошибся, спортсмен? – Хейди не в силах промолчать, заметив под комбинезоном Яна велосипедную футболку. – Это тебе не «Тур де Франс». Конечно, можно попытаться догнать убийцу, но, судя по всему, мы чертовски отстали от него еще на старте.

– Дерьмовая шутка, – бухтит Ян, однако в его голосе улавливается все тепло к Хейди, накопившееся за годы совместной работы.

Так они и стоят вдвоем посреди прекрасного заповедника и размышляют об устрашающе уродливом по своей сути деле. О прерванной молодой жизни. Где-то здесь, поблизости или не совсем, мог ступать хладнокровный убийца. Тот, о ком пока ничего не известно. Тот, кто отнял у парня жизнь и исчез. Наблюдая за тем, как ожесточается лицо Хейди, Ян отчетливо понимает: об отдыхе и покое впредь не может идти и речи. Вскоре они вновь начнут думать в унисон, окажутся с одними и теми же картами на руках. А сейчас карт практически нет. Мертвый парень – кто он? Что же с ним случилось?

– Смотри, там вышка для наблюдения за птицами. Поднимемся? – спрашивает Хейди. Ян соглашается: хорошая мысль. Нужно больше пространства, чтобы как следует осмотреться, охватить взглядом всю панораму. Они молча доходят до вышки и начинают карабкаться по отвесной деревянной лестнице.

– Ты сам-то как? – спрашивает Хейди, когда они, поднявшись, опираются локтями о перила и позволяют себе насладиться открывшимся видом. – Ну, после похорон и вообще, – уточняет она.

Ян думает о маме, которой не стало этим летом, – и его мгновенно охватывает печаль. Но кое-что изменилось: теперь он не тонет в этом чувстве, теперь оно не всепоглощающее и ему все чаще удается хлебнуть кислорода.

– Пожалуй, неплохо, спасибо, – с неожиданной мягкостью произносит Ян. – Уже лучше, – добавляет он, полагая, что Хейди поймет, что он имеет в виду время предыдущего расследования. Середину лета, когда горе было на пределе. Бездонная тоска до сих пор никуда не ушла, она жрет его изнутри. Со смерти матери прошло еще не так много времени. Порой Яну случается на какое-то мгновение забыть о произошедшем, но в другие дни его скорбящее сердце выворачивается наизнанку от боли, а тело словно разбивает паралич.

– Горю нужно время, – говорит Хейди и ободряюще улыбается.

Они продолжают смотреть на обширные заросли озерного тростника. На воде поблескивает солнце, над головами кружатся птицы.

– Что ж, мы опять ни с чем, – сообщает Хейди, нетерпеливо постукивая ногтями по деревянным перилам.

– Ни с чем, да, – подтверждает Ян.

– Но этот случай и правда странный, – бормочет Хейди то ли себе самой, то ли Яну. – В нем есть что-то такое, что от меня ускользает, будто можно копать в любом направлении; полная свобода действий, и ни одной зацепки. Да и не факт, что это вообще убийство. Но я должна была с тобой связаться, понимаешь. Тут что-то не так. Это не несчастный случай.

– Я понимаю, о чем ты, – говорит Ян. – И ты позвала меня, потому что считаешь, что к убийству приложил руку кто-то невероятно умный и изобретательный? – спрашивает он, расправив плечи, и внимательно смотрит на Хейди.

– Если парня убили, то можно ли вообще утверждать, что он первая жертва? – размышляет она. – Я даже не знаю. У твоей новой начальницы хватка что надо. Жду не дождусь результатов вскрытия.

– У Йоны хватка такая, что ей только дай за что зацепиться. Пара дней – и картина прояснится, – говорит Ян.

– И лес еще этот. Природа, заповедник. Это что-то значит? Пока я ходила там и наблюдала за криминалистами, меня не покидало странное ощущение. Что кто-то тихо и незаметно оставил здесь это тело. Есть еще один момент – довольно странный, как по мне…

– Что за момент? – Ян нетерпеливо перебивает Хейди.

– На месте успели побывать животные, но, по предварительным данным, тело пролежало в лесу абсолютно нетронутым. Обычно охотников за падалью долго ждать не приходится, они набегают, даже если где-то рядом живут люди. Падальщики могут отрывать от тела целые куски и утаскивать их к себе как добычу. Женщина, что нашла труп, рассказала, что повсюду летали вороны, но к телу они не притронулись. Знаешь, будто… – Хейди прерывается и резко поворачивается к Яну.

– Будто?.. – торопит ее Ян.

– Будто лес признал это тело своим и решил не уничтожать его, а защищать, – произносит Хейди, и Ян чувствует, как, несмотря на жару, его руки покрываются мурашками.

СААНА

В рот Сааны отправляется очередной кусок запеканки из баклажанов. Кухня тети Инкери пропитана поистине аппетитными ароматами. Саана съедает еще вилочку, затем отхлебывает немного красного вина и улыбается. Вместе с тем на нее уже накатывают волны грусти, ведь неизвестно, когда они с тетей увидятся в следующий раз.

– Я так рада, что ты все-таки решила заскочить, – произносит Инкери с набитым ртом. Саана уже привыкла к этой ужасной манере.

– Знаешь, с некоторых пор твой дом – мое любимое место на земле, – смеется Саана.

– Уже решила, как поступишь с теми материалами? – спрашивает Инкери, отодвигая в сторонку пустую тарелку. Она смотрит на Саану с родительской теплотой.

– В поездке я остановилась на том, – начинает Саана, одновременно чувствуя прилив энтузиазма, – что напишу по этой истории грамотный сценарий и в итоге выпущу подкаст. О хартольских убийствах успели столько всего понаписать в газетах, что в ход пойдут и свежие статьи – в дополнение к моим заметкам. Я и название подкаста уже придумала: «Когда умирает король».

Тетя с улыбкой кивает.

– Помнишь, когда ты только приехала, я сказала, мол, какие твои годы, найдешь себе занятие по душе? Сдается мне, ты на правильном пути.

Взяв по бокалу вина, они выходят во двор и устраиваются на садовых качелях. Саана любуется небом, а потом переводит взгляд на тетю. В воздухе гипнотически кружится мошкара. По траве неспешно стелется туман. Закатное солнце выглядывает из-за угла дома, окрашивая окрестности в оттенки золотого. Инкери отталкивается от земли, раскачиваясь посильнее.

– Подумываю остаться здесь до субботы, спокойно поработаю над сценарием первых выпусков. А на неделе уже поеду в студию, попробую записаться, – сообщает Саана, смакуя богатое послевкусие напитка. Вино ненавязчиво отдает сливой, оно сухое, но в меру – не раздражает нёбо или десны. – Да и работу начну искать.

– Я буду скучать, – признается Инкери, и Саана думает о том же самом. Оказывается, они так привыкли друг к другу за лето.

– По крайней мере, теперь у тебя есть какая-никакая компания, – ухмыляется Саана, кивая в сторону дровокола и садового триммера, по-хозяйски обосновавшихся у тетиного красного амбара в Саанино отсутствие.

– Теперь Харри – это просто Харри, так-то. В своем почтенном возрасте я уже никому не позволю нарушить годами лелеянный покой, – произносит тетя, напустив на себя грозный вид, однако от взгляда Сааны не могут укрыться искорки нежности, прежде Инкери не свойственной. Мужчина ворвался в тетину размеренную повседневность на исходе лета и, похоже, таки сумел пробиться к сердцу отшельницы. На ступеньках дома валяются рабочие перчатки, а возле них красуется пара огромных резиновых сапог.

– Как насчет десерта? – предлагает Саана. Она прихватила парочку пирожных паштел-де-ната^[10]. Не португальских, конечно, – из «Лидла» в «Камппи»^[11].

– Я не буду, но ты возьми. Просто мы с Харри решили ненадолго ограничить себя в сладком, – говорит тетя, прежде чем до нее доходит смысл собственных слов. У Сааны вырывается озорной смешок. О, прощай, неприступная Инкери!

Вдоволь насмеявшись, женщины наливают себе еще по бокалу вина.

27 АВГУСТА, ВТОРНИК, ЯН

– Причина смерти? – спрашивает Ян, опершись плечом на белую бетонную стену. Ее холод чувствуется даже через футболку. Дайвер поглощен изучением окоченевшего тела и не удосуживает Яна взглядом. Стоя посреди комнаты, Хейди с интересом наблюдает за кружащим над трупом Дайвером.

– Пока мы слишком многого не знаем, – начинает он. Люминесцентная лампа подсвечивает бледную кожу судмедэксперта. Она походит на полупрозрачную пленку, под которой, подобно червям, ветвятся синеватые кровеносные сосуды. Ари Йоки – настоящий профессионал, лучший из всех, с кем доводилось работать Яну и Хейди. В убойном отделе к нему давно и намертво приросла кличка Дайвер. Обладатель специфического чувства юмора, этот мужчина никогда не страшится докапываться до самых глубин.

– Следов насилия нет, – подтверждает Дайвер.

Ян кивает, Хейди, поколебавшись, подходит к аутопсийному столу, поближе к мертвецу.

– На черепе и других костях нет следов ножевого ранения, равно как и удара иным колюще-режущим предметом. В мягких тканях присутствуют мелкие кровоподтеки, но признаков того, что жертву оглушали или били, нет. Если смерть наступила в результате приступа, логично предположить, что тело билось в конвульсиях, а потому не могло в итоге оказаться в такой спокойной позе, – сообщает Дайвер, а Ян с Хейди ловят каждое его слово. – Пока создается впечатление, будто парень просто решил поспать со сложенными на груди руками. Или же кто-то тщательно скорректировал его позу.

Ян слушает Дайвера и думает о том, как же много случаев им довелось раскапывать вместе. И все равно Дайвер к каждому делу подходит так, будто оно первое и единственное. Работает организованно, спокойно, методично.

– Можешь прикинуть время смерти? – спрашивает Ян, не сводя глаз с трупа, в котором почти не осталось ничего человеческого. Он изо всех сил старается представить, будто это реквизит со съемочной площадки, а не зловонный, разбитый смертельным параличом покойник.

– С точностью до часа определить невозможно, но я бы сказал, что смерть наступила поздно вечером в пятницу, 23 августа, ну или в ночь на субботу. Между моментом смерти и моментом обнаружения прошло меньше двух суток. Погода стояла теплая, моросил легкий дождик, насекомые почти не тревожили, – продолжает Дайвер. Во время разговора его острое адамово яблоко поднимается и опускается. С самой первой встречи при виде Дайвера Яну на ум приходил гриф. Лысина, крючковатый нос, тонкая длинная шея, какие-то птичьи повадки – прямо стервятник в человеческом обличье.

– Парню было всего-то лет двадцать, да и на здоровье он, похоже, не жаловался, – говорит Дайвер и рукой, затянутой в резиновую перчатку, протягивает Яну пластиковый пакет – вещи из карманов жертвы и снятые с тела украшения.

Ян всматривается в содержимое пакета: одна-единственная подвеска на кожаном ремешке, ее серебро успело почернеть. Ни телефона, ни кошелька, ни ключей.

– У парня не было операций, металлических имплантов и прочего. Ничего, что помогло бы ускорить поиск сведений о нем в медицинских базах данных. Но у нас на руках есть образец ДНК и зубная карта, и прямо сейчас их сравнивают с аналогичными данными парня, который пропал в субботу.

– Ясно, – коротко отвечает Ян. Он предпочел бы слушать Дайвера.

– Сейчас важнее всего выяснить, что вообще заставило молодого человека выбрать именно это место своим последним пристанищем. На территории не обнаружили признаков того, что его привезли или приволокли. Тело целое, никаких повреждений. Под ногтями чисто. Ссадин, рваных ран и царапин тоже нет. Ни до, ни после смерти увечий ему не наносили. Так что силком его однозначно никто не тащил.

– Согласен, – говорит Ян. В том лесу криминалисты пока ничего не обнаружили, хотя местность до сих пор прочесывают.

– Версия о том, что тело жертвы кто-то принес в лес, мягко говоря, сомнительная. Тащить труп по такому бурьяну? Да легче придумать иной способ убийства, – подытоживает Дайвер.

– Но интересен сам по себе факт нахождения покойника в сердце заповедника, – говорит Хейди. – Парень полностью одет, на сексуальное или иное насилие ничто не указывает. Что-то во всем этом будто намекает: парень действительно мог прийти туда по собственной воле, лечь лицом к небу и дожидаться смерти.

– Но чего тогда было поднимать всех на уши, если это не убийство? – резонно интересуется Ян.

Хейди начинает нервно мерить шагами мрачное помещение – обдумывает претензию Яна. Тот на минуту закрывает глаза, пытаясь собрать в кучу новые сведения. Резкий, холодный свет люминесцентных ламп пробивается даже сквозь веки. Ян уже не реагирует на едва уловимый запах разложения: привык.

– Не совсем понятно, входило ли в планы то, что тело вообще обнаружат, – Хейди нарушает воцарившуюся было тишину. – Впечатление, скорее, такое, будто о последствиях не думали в принципе. Если речь все-таки об убийстве, то та яма под корневищем просто идеальна.

– Субъект мог посчитать, что выйти на него невозможно из-за отсутствия следов, – подхватывает Ян.

– Но есть след от подошвы, – бормочет Хейди.

– Также не стоит отметать убийство в состоянии аффекта. Субъект не собирался устраивать шоу. Убил человека под влиянием импульса и бросил труп в лесу. Но что с причиной смерти? Может, удалось найти что-то в крови? – спрашивает Ян.

– Официальное заключение вы получите в ближайшее время, когда лаборатория пришлет результаты. Очевидно, что в момент смерти жертва была в состоянии тяжелого опьянения. В крови и на слизистых обнаружены следы алкоголя. Но едва ли алкоголь – основная причина смерти. Точнее, я бы предположил, что жертву отравили, – произносит Дайвер, наслаждаясь повисшей в воздухе оглушительной тишиной.

– Можно ли утверждать, что это точно не несчастный случай? – перестраховывается Ян.

– Парень не отключился и не захлебнулся рвотой, если вы об этом. Замерзнуть тоже не мог – ночь стояла теплая, – отвечает Дайвер.

– А что насчет самоубийства? – осторожно интересуется Хейди. Хотя зачем кому-то травить себя посреди леса? Есть и более простые способы покинуть этот мир.

– Я бы не стал всерьез рассматривать эту версию, – говорит Дайвер. – Есть одна любопытная вещь, которую вам упускать не стоит, – продолжает он, вытягивая руку над грудной клеткой покойника.

– Вот тут, на груди, лежало растение. Его остатки я положил на стол – нужно как следует изучить.

Ян и Хейди подходят к Дайверову столу. На стальном подносе – длинный погнутый стебелек со ссохшимися сиреневыми цветочками.

– Я уже полюбопытствовал: это наперстянка.

Ян смотрит на цветок, фотографирует его на телефон и чувствует прилив сил. Парень умирал уже с цветами или кто-то их потом ему вложил?

– Наперстянка – довольно распространенный садовый цветок. Если поищете в Сети фотографии, сразу же узнаете. И в лесах на него обычно не натыкаются.

Потолочная лампа начала помигивать. В подвальном помещении стоят три взрослых серьезных человека и сосредоточенно взирают на усохшее растение.

– Неужели кто-то вложил цветы в руки покойника?

СААНА

Саана наливает кофе в большущую кружку с розочками, выходит в сад и замирает от того, как приятно утренняя роса щекочет пальцы ног. Вскоре появляется и Инкери, неся перед собой поднос, набитый под завязку всем необходимым для завтрака.

– Поднимаемся, – говорит Инкери, заставляя сонную Саану слезть с качелей. – Давай-давай, небольшой садовый моцион, – настаивает тетя, и они отправляются прямиком к цветочным клумбам.

– Так, тут у меня чина, – начинает Инкери, указывая на цветы восхитительного нежно-розового оттенка, чем-то напоминающие душистый горошек.

– А вон там – кореопсис, бузульник, наперстянка и эхинацея.

Саана останавливается рассмотреть цветы эхинацеи: сиреневые лепестки вокруг красноватой сердцевины так трогательно опустились, что стали похожи на ушки поникшего кролика.

– Бабочкам-лимонницам эхинацея особенно по душе, а вот цветки мяты облюбовали перламутровки, – сообщает тетя, и они идут дальше.

Легкие Сааны наполняются ароматной свежестью утреннего воздуха, она чувствует, как потихоньку просыпается.

– Август – самое время наблюдать за бабочками. Сейчас небо полнится теми, что зимой попрячутся, а весной появятся вновь, – говорит Инкери, вытягивая руку так, словно любезно приглашает всех бабочек на нее присесть. – Адмиралы – те еще кочевники: прилетают в Финляндию в конце лета, но некоторые из них позволяют воздушным потокам подхватывать себя и нести обратно.

Саана кивает и улыбается: пожалуй, тетю уже не остановить.

– Репейницы вообще чудные. Прилетают аж с южного побережья Средиземного моря, и за время путешествия умудряются родить и вырастить новое поколение. Нынешним летом в цветках гвоздики травянки мелькал махаон, – увлеченно продолжает тетя, и Саана с сожалением отмечает, что не в силах запомнить и половины всех этих названий и фактов.