Тайна Лоэнгрина

От автора

Автор пишет эти строки и выносит их в начало повествования уже после того, как детектив «Тайна Лоэнгрина» закончен и поставлена последняя точка в расследовании преступления. Парадоксально, но именно судьба короля-романтика Людвига Второго и загадочная его смерть заострили мое внимание на темах, которые и сейчас, почти полтора столетия спустя, звучат ох как остро и злободневно. А еще какое-то мистическое (и трагическое!) переплетение судеб России и Германии…

Выводы автора – это художественный вымысел, основанный на личном впечатлении, а также изучении и анализе исторических материалов.

Эта книга не была бы написана без поддержки близких и друзей, многие из которых живут в Германии. Особую признательность хотелось бы выразить замечательному человеку, «русскому немцу» Иосифу Михайловичу Гоферту (Josef Hoffart, Sonh des Michels), за консультации по языковым и юридическим вопросам и рассказы о полицейских буднях Германии.

Глава I

26. April 1851. Schloss Hohenschwangau, Bayern / 26 апреля 1851 год. Замок Хоэншвангау, Бавария

Сколько раз за последнюю неделю Людвиг просил мамочку почитать ему книжку? Не один раз. Но мама не обращала внимания на просьбы сына, она была занята королевскими делами. Иногда мама находила время, чтобы прогуляться с сыновьями – Людвигом и Отто – по дворцовому парку. Это были чудесные мгновения, но они так быстро заканчивались. А Людвигу хотелось большего: хотелось прижаться к маме и слушать звучание ее голоса. У нее такой чудесный голос.

Людвиг знал, что у мамы много дел, но все же подошел к ней и протянул книгу. Он ничего не говорил, лишь просительно улыбался.

– Мне некогда, Людвиг, – Мария нежно погладила сына по голове. – Сегодня вечером приезжают гости, мне необходимо отдать распоряжения слугам и проследить за их исполнением. Попроси фрау Сибиллу почитать тебе. Или фройляйн Хельгу.

Людвиг прижал книгу к груди, на глаза навернулись слезы: мама совсем не проявляет интерес к его увлечениям. Вот и сейчас отправляет его к воспитательницам. Фрау Сибилла Милхаус очень милая дама; кроме обязательных занятий, она часто играет с ним. Хельга, то есть фройляйн Беккер, конечно, почитает ему книгу, если он попросит. Хотя при этом обязательно возведет глаза к небу (Людвиг понимает, что это означает). Но разве может сравниться чтение фройляйн Беккер с нежным голосом мамы! Мама перекатывает слова словно стеклянный шарик. А как она пахнет! Как улыбается… К тому же, пока мама читает, ее можно обнять и прижаться к ней. Нет, общение с фройляйн Беккер – совсем не то, чего ему хотелось.

Мария Фридерика Франциска Гедвига, мама Людвига, поняла, что ее старший сын расстроен, вздохнула:

– Ты уже сам умеешь читать, Людвиг.

Конечно, он научился читать. Не так быстро, как взрослые, но читать он умеет. Однако дело не в этом…

– Ну, хорошо, – наклонилась она к нему, улыбнулась. – Хорошо, Людвиг. Приходи с Отто в мою гостиную. Я вам почитаю.

– Спасибо, мамочка. Мы остановились на том, что Андвари отдает сокровища Зигфриду.

Людвиг обожал гостиную матери: со стен на них смотрели рыцари и принцы, когда-то жившие здесь. Впрочем, он обожал не только эту комнату; он любил весь дом, который казался ему сказочным дворцом.

Ему было шесть лет, а брату Отто как раз завтра исполняется три. Готовится праздничная церемония по случаю дня рождения младшего сына баварского короля Максимилиана, и юные кронпринцы уже неделю примеряют новые одежки и туфельки, в которых они должны появиться на празднике. Королева выбрала для каждого сына свои «геральдические» цвета, которые, по ее представлениям, соответствовали мальчикам: для Отто был выбран красный цвет, а для Людвига – небесно-голубой.

Гостей будет немного. В Зале героев накрыто на сорок персон; у каждого места карточка с именем того или иного гостя. Обязательно приедет на торжество граф Карл Теодор фон Хольнштайн с сыном Максимилианом. Молодой граф нравился Людвигу. Когда королевская семья останавливалась в Мюнхене во дворце Нимфенбурге, Максимилиан часто бывал у них. Ну и пусть он старше Людвига на десять лет! Макс – веселый, жизнерадостный юноша, а разница в возрасте не мешала им хорошо ладить.

Максимилиана ждет блестящая карьера: ему шестнадцать, а он уже камер-юнкер¹ и офицер Первого Кирасирского полка. О, это ведь так мужественно – служить в кавалерии, носить кирасу и каску с черным хвостом, развивающимся на ветру². А лошади! Лошади в кавалерии великолепны.

Людвиг очень любит лошадей, он никогда не испытывает страха и недоверия к этим великолепным животным, с удовольствием занимается верховой ездой. Пожалуй, верховая езда – его любимое занятие. Еще ему нравится плавание и фехтование.

Шестилетний кронпринц ждал Хольнштайнов. Он только не понимал, почему Макс всегда приходит с отцом. А где же его мама? Людвиг никогда ее не видел; лишь ее портрет – графиня очень красива! – в Галерее красавиц во дворце Нимфенбурге. Он догадался, что это мать Максимилиана, когда прочел надпись на портрете: «Каролина, графиня фон Хольнштайн, урожденная баронесса фон Шпиринг». Однажды он задал вопрос фрау Сибилле, почему Макс приходит с отцом, но та лишь пожала плечами. А фройляйн Беккер сказала по секрету, что это семейная тайна Хольнштайнов: графиня, мать Макса, живет с другим мужчиной. Как это возможно, Людвиг понять не мог, но переспрашивать не стал. Он лишь смотрел с обожанием на портрет Каролины Хольнштайн и восторгался ее красотой. Недаром его дед поместил портрет матери Максимилиана в своей Галерее.

Людвиг знал также, что среди гостей будут две девочки: герцогини Баварские София и Амалия-Елизавета. Сестры приходились двоюродными тетями наследным баварским принцам. Елизавета была старше Людвига на восемь лет, но мальчик ждал именно ее, красивую и добрую фею, которая понравилась ему с первой встречи. Младшей сестре Софии четыре года, но она у принца интереса не вызывала. Девочка как девочка. А вот Елизавета ему очень нравилась. Это она рассказала Людвигу о нибелунгах.

Потом он часто просил мамочку почитать ему о подвигах Зигфрида и о «детях тумана» – мифических древних карликах – нибелунгах. Он никак не мог понять, каким образом карлик Андвари, хранитель золота нибелунгов, превращался в рыбу. И главное, зачем? Почему не в дракона?

Пока мама читала несколько страниц эпоса, Отто заснул (Людвиг понимал, что брат еще маленький, ему трудно сидеть без движения и слушать длинные сказки), но это даже хорошо: Отто спал и не мешал брату наслаждаться голосом мамы и фантазировать. Трехлетнему Отто не очень нравились сказки, ему нравилось складывать из множества бумажных фигурок различные картинки.

Людвиг ждал завтрашний день. Он ждал Елизавету. А может, девочки приедут уже сегодня вечером? Он мог бы спросить об этом маму, но не решался. Возможно, Людвиг влюблен в Елизавету? Ведь представлял же он ее в роли Кримхильды, необыкновенной красавицы, которая обрекла на смерть многих доблестных воинов.

Он раскраснелся. Елизавета, несомненно, красавица, это правда. Но она уже взрослая. Ей четырнадцать лет. Говорят, она скоро может выйти замуж. Жаль… Жаль, потому что тогда они будут видеться реже.

Так влюблен он в Амалию-Елизавету или нет? Шестилетний Людвиг задумался. Нет, скорее, ему просто не терпится поделиться с ней рассказами о Зигфриде – победителе Дракона…

Мария закрыла книгу, поцеловала Людвига и спящего Отто и ушла по своим делам. Людвиг знал, что остаток сегодняшнего дня он будет предоставлен самому себе. Хорошо, что мама почитала им. Ей все время некогда, у нее много забот. И отца Людвиг видит нечасто. Как правило, тот заходит к мальчикам по вечерам, чтобы пожелать им доброй ночи. Он не понимает, почему отец так строг с ним. Ведь Людвиг очень старается хорошо учиться и быть послушным. Отец – король Баварии. Поэтому у него нет времени поиграть с сыновьями. У него государственные дела.

Людвиг поднялся на верхние этажи замка. Как же он любит этот дом. Здесь так красиво! Дом похож на замок сказочных королей. Хотя короли здесь живут совсем не сказочные. Его отец Максимилиан – настоящий. И дед Людвиг тоже был настоящий король. Это по настоянию деда так назвали внука, потому что у них, у него и деда, день рождения совпал: двадцать пятое августа. А деда так назвали в честь французского короля Людовика, которому его подданные почему-то отрубили голову. (Об этом рассказывали в доме.) Людвиг обожает деда, между ними сложились замечательные отношения. Но, к сожалению, видятся они все реже и реже: дед любит путешествовать и застать его в Баварии нелегко.

Много лет назад замок Хоэншвангау принадлежал рыцарям Швангау, но со временем он превратился в руины. И отец (тогда он еще не был королем) купил эти руины и построил прекрасный дом. Как же ему с братом повезло, что они здесь живут! Жаль только, что родители редко уделяют им внимание. Особенно мама… Она такая красивая. Людвиг всегда любовался маминым лицом, фигурой, волосами, улыбкой. Часто наблюдал за ней из укромных мест, когда она занималась своими делами и не замечала сына. Он мог наблюдать за ней часами. Она такая красивая – мама Мария. Она тоже напоминала ему прекрасную Кримхильду, жену Зигфрида.

Так, в мечтаниях, шестилетний кронпринц Баварии Людвиг бродил по Хоэншвангау, королевскому замку, и в каждой мелочи он видел сказочный знак. Он рос фантазером и мечтателем.

Да, он очень любил свой дом: стоящий на холме, с башенками и балконами, изящными окнами. Людвиг любил забираться на верхние этажи, откуда открывался волшебный вид на густые леса и озеро Альпзее, по которому плавали белоснежные лебеди. Елизавета рассказывала, что горы Шварценберг – это окаменевший дракон, когда-то охранявший золото нибелунгов. Нижняя часть горной цепи – это голова дракона, увенчанная короной – старинным замком Хоэншвангау (да-да, это их замок венчает голову дракона!), а тело и хвост его обвивают озеро Альпзее. Ах как бы Людвигу хотелось взмыть в небо и посмотреть на горного дракона с высоты птичьего полета! Увидеть сверху озеро Альпзее и любимый Хоэншвангау!

Часто с Фритцем, королевским конюхом, Людвиг ходил на озеро и кормил дивных птиц. Фритц шутил, что кронпринц Людвиг «тройман унд романтикер»³. Фантазер и романтик, хм… – повторял он и смеялся. Что означает романтик? Людвигу нравилось это слово.

Лебеди в замке повсюду⁴: на картинах, декоративных украшениях комнат, настенных росписях и посуде. А еще в саду есть фонтан – красавец лебедь.

Но больше всего Людвигу нравится Зал лебединого рыцаря – столовая. В этот зал можно попасть, если подняться на второй этаж по винтовой лестнице. Стены разрисованы эпизодами саги о рыцаре Лоэнгрине. Людвиг попросил деда подарить ему на день рождения книгу о Лоэнгрине. Дед удивился такой просьбе, но пообещал найти издание с красочными иллюстрациями. Значит, в конце августа он получит книгу о лебедином рыцаре! И тогда он будет читать и мечтать о Лоэнгрине, спасенной деве и их любви. Что такое любовь?

Людвиг, улыбаясь, заходит в Зал героев. Это самое большое помещение замка, и завтра именно здесь соберутся гости. Кронпринц любит предпраздничную суматоху, а еще он любит рассматривать картины на стенах о герое Дитрихе фон Берне – витязе и предводителе дружин, который сражался с карликами, великанами и разными дикими людьми.

Так рассказывала мама. Но эту сказку Людвиг еще не читал.

26. April 2018. Schwangau, Regierungsbezirk Schwaben, Bayern / 26 апреля 2018 год. Швангау, округ Швабия, Бавария

Сколько раз за последние сутки Сильва Эппенштейн довольно потирал руки и счастливо улыбался? Раз двадцать наверняка. И когда хозяйка, тетя Грета, поселила его в комнату, стены которой украшали картины и литографии немецких художников на сюжеты древнегерманской мифологии и рыцарских времен (есть некая таинственность в таком оформлении), и когда он подходил к окну, в восхищении затаив дыхание от великолепных альпийских пейзажей, и когда кот Теодор укладывался с ним в постель и урчал как паровоз, не давая заснуть, а Сильва млел от удовольствия.

Да и много чего еще приводило его в восторг. Места здесь поистине сказочные с особенной атмосферой: уютные деревушки, леса и долины, голубые озера, скалистые горы в заснеженных шапках.

Особняк Schatten⁵ находится не на самом холме, но и не совсем в низине, из него не видно главной достопримечательности этих мест – замка Хоэншвангау. Но если выйти из усадьбы и пройтись метров триста, то на изгибе дороги, ведущей в деревню, лес расступается и открывается чудный вид: внизу деревня Швангау, а чуть выше – башенки и шпили бледно-желтого замка. А вокруг – леса, горы, озера.

Другую знаменитость – Нойшванштайн – из-за холмов и лесов отсюда никак невозможно увидеть, но до нее тоже рукой подать.

От Швангау, где жители круглый год вынуждены лицезреть туристическую братию, до этой усадьбы километра три. Сильва подумал, что нынешняя и будущие хозяева дома должны неустанно благодарить своих предков, облюбовавших для своего жилища это местечко, затерянное среди альпийских лесов и озер. Вероятно, они предчувствовали, что замки странного «сказочного короля» однажды начнут привлекать внимание миллионов приезжих, поэтому обосновались хотя и в самом центре исторических мест, но в то же время чуть поодаль от королевских дворцов. А места здесь поистине роскошные.

Первый раз Сильва посетил Schatten шестнадцатилетним юнцом. Сейчас ему тридцать семь. Спустя двадцать один год он во второй раз оказался в этом доме, приехал по приглашению тетушки. Тетушка – родственница в шестом колене – шестиюродная. Получается, что у нее и отца Сильвы прапра- (всего шесть «пра») дед был общий. Вот от него-то, Луитпольда Эппенштейна, и пошло родство. Конечно, общие предки были и до Луитпольда – у тетушки Греты имеется Familienstammbaum, то есть родовое или, как модно говорить, генеалогическое древо с корнями, ветвями и листьями («листья» – самые младшенькие, вроде него), но Сильву поиск своих корней не то чтобы не интересовал, но казался не особо важным. Эта немецкая часть его души умерла более двадцати лет назад вместе с гибелью отца. Собственно, он здесь именно поэтому.

Неделю назад в его московской квартире раздался телефонный звонок. Звонили из полиции. Московской полиции. Оказывается, его разыскивал следователь криминальной полиции Баварии Шлоссер (Сильва не раз удивлялся тому, что говорящие немецкие фамилии, как правило, не соответствуют их обладателям: «шлоссер» означает «слесарь». А звонивший был не слесарем, а важной персоной следственных органов). У баварской «Крипо»⁶ появились новые сведения о гибели Вольфа Эппенштейна, отца Сильвы. Исходя из вновь полученных данных следователь предположил, что убийство «русского немца» было кем-то спланировано, то есть у преступления есть заказчик. Странно. Тогда, в девяносто седьмом, полицейские убеждали, что смерть отца – это трагическая случайность: Вольф невольно оказался на месте разборок двух хулиганских банд. Его пырнули ножом, и рана оказалась смертельной.

Что же изменилось с тех пор? У полиции появились новые сведения? Неужели нашли убийц отца? Какое-то время после его гибели родные надеялись, что преступников найдут и покарают, но с годами эта надежда казалась все более призрачной. И только дед, Рудольф Иосифович Эппенштейн, не смирился с таким положением вещей, он продолжал верить в правосудие.

Неужели и вправду дело сдвинулось с мертвой точки?

В советское время семья Эппенштейнов жила в городе Шевченко, на Каспии. Город был назван в честь украинского поэта-кобзаря Тараса Шевченко, который отбывал в девятнадцатом веке в этих местах ссылку. В нынешнее время город называется Актау. И отец, и мама работали в нефтегазовом секторе. Семья отца жила в Казахстане с тридцатых годов, а мама приехала в Шевченко в конце семидесятых после окончания Грозненского нефтяного института. Родители работали в нефтегазовой разведке. На работе познакомились и очень быстро поженились. Анна Дмитриевна Самойлова, русская красавица с русыми волосами и голубыми глазами, стала Эппенштейн. Подруги завидовали, считая, что она вышла замуж за еврея (почему-то евреи считались верными и надежными мужьями), знакомые усмехались (опять же: «Самойлова теперь Эппенштейн»), а мама и отец не обращали внимания на пересуды, любили друг друга и жили счастливо. Отец был самый настоящий немец, а не еврей.

С развалом Союза обострились межнациональные отношения, и многие русские (а Сильва считает себя русским, хоть и немцем по отцу… вот такой парадокс – русский немец!) вынуждены были уехать из Казахстана. Эппенштейны переехали на родину Анны в Волгоградскую область, нашли работу по специальности – в Арчединском нефтегазоносном районе.

В девяностые годы появилась возможность ездить за границу, и дед Рудольф упросил сына поехать в Германию: на родину предков. Почему нет? Тогда отец с дедом предприняли вояж по объединенной стране. А когда вернулись, Вольф объявил жене и сыну, что хочет перебраться в Германию. Мама противилась, Сильва тоже не особо стремился уезжать из России. Хоть и бедная, и несчастная страна была в то время, но своя, родная.

В конце концов решили, что отец поедет один, обживется какое-то время, подыщет работу и жилье и вызовет семью. Было это в девяносто шестом году. Через пять месяцев Вольф Рудольфович сообщил, что можно приезжать, все готово для встречи родных: он нашел работу в нефтедобывающей компании в Нижней Саксонии и арендовал небольшой домик в хорошем месте, на берегу озера.

Анна и Сильва начали оформлять документы. «Давай попробуем, – убеждала Анна сына, – не сложится, уедем. Не хочу папу оставлять одного».

Пока они оформляли документы, случилось непоправимое.

Как и почему отец оказался в Баварии? Нижняя Саксония – это север Германии, а Бавария – юг. Правда, отец рассказывал по телефону, что нашел каких-то родственников в Баварии и собирался с ними встретиться.

На тетушку Грету вышли полицейские. Нашли в кармане отца записку с ее адресом. Генриетта фон дер Сакс, урожденная Шпонгейм, проживала в городке Швангау, который находится в округе Швабия. И так получалось, что отец за два часа до гибели был у нее в гостях. Можно сказать, что от нее он ушел в последний свой путь.

Сильва тогда первый раз приехал в Германию, чтобы забрать тело отца. Он приехал с дядей, братом мамы. Мать они с собой не взяли, сказали ей, что справятся сами. И справились. Несмотря на свой юный возраст – Сильве только исполнилось шестнадцать, он лучше сорокалетнего дяди разобрался в бюрократических формальностях; транспортировка тела в Москву требовала много внимания, эмоционального напряжения и хлопот. От дяди толку было мало. Не зная ни слова по-немецки, дядя терялся, бесконечно надоедал племяннику с переводом и, в конце концов, оставил все заботы на Сильву, а сам, как говорится, был на подхвате.

Сильва мысленно благодарил деда, который научил его так «шпрехен» по-немецки, что его, Эппенштейна-младшего, принимали за самого настоящего немца. Это дед, а не отец, с раннего детства разговаривал с ним на языке Гете и Шиллера и со школьного возраста заставлял читать немецкие книги. Иногда под страхом схлопотать ремня, глотая слезы, Сильва перечитывал «Страдания юного Вертера», новеллы Гофмана или рассказы Шиллера (книжица Шиллера, бережно хранимая в домашней библиотеке, была издана в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году; рассказы «Прогулка под липами» или «Старик и мальчик» от многократного прочтения были затерты до дыр). А однажды дед принес «Три товарища» и положил перед ним: «Читай!» На возражение, что Сильва уже прочел Ремарка на русском языке, дед отреагировал своеобразно: разозлился и таки пару раз стеганул внука ремнем: «Только идиоты читают книги в переводе, если они могут прочесть их в оригинале!»

Но как же он благодарен деду Рудольфу за эту науку! За немецкий язык, книги, историю, воспитание.

Дед замкнулся после смерти сына, отгородился ото всех. И только с внуком продолжал общаться. И принципиально по-немецки.

Именно тогда, в девяносто седьмом, Сильва и познакомился с тетей Гретой, в то время пятидесятитрехлетней фрау. Она пригласила Сильву и дядю Юрия в дом, искренне переживала о смерти Вольфа, хотя видела его всего однажды. Рассказала, как они познакомилась.

В то время не было социальных сетей и интернет только-только начал появляться (неужели это было совсем недавно?). Отец искал родственников в Германии. Оказывается, фамилия Эппенштейн достаточно редкая. Однажды он разговорился с коллегой по работе. Тот рассказал, что слышал о замке Эппенштейнов, который находился, по его представлениям, в Баварии. Тогда отец записался в университетскую библиотеку Оснабрюка и стал искать там сведения о своей фамилии. В Оснабрюке нашел частного детектива, поручил ему поиски родственников. Детектив обнаружил заброшенный замок Эппенштейнов в Австрии и отыскал двух стареньких фрау-близняшек с такой фамилией в Баварии. К ним отец и отправился. Фрау-близняшки очень удивились, когда русский Вольф Эппенштейн предстал перед ними. Они даже не знали о существовании «русской ветви» старинного рода. Фрау сообщили, что последний отпрыск по мужской линии умер два года назад. А тут объявляется Вольф! Было от чего разволноваться. Они же позвонили Грете, дальней племяннице, и сообщили о появлении Вольфа.

От тетушек отец на такси отправился к Грете (записку с адресом потом отыскали в кармане Вольфа полицейские). Грета, с ее слов, была очень рада знакомству с Вольфом. «Он был чудесный, веселый, большой и красивый», – говорила она. Собственно, общались они всего-то часа три, потом Вольф уехал, пообещав обязательно вернуться в ближайшие выходные. Он хотел успеть на вечерний поезд, который отходил из Мюнхена. Грета отвезла его на машине в Фюссен, где он сел на электричку до столицы Баварии.

К сожалению, что-то случилось с поездом на линии, и всех пассажиров попросили перейти в другую электричку на одной из станций. Вместе со всеми пассажирами Вольф вышел из вагона и направился по переходу на другую платформу. Но не дошел, получил удар ножом в сердце. Там, на этой станции, неизвестные молодые люди затеяли драку. Отец находился неподалеку от хулиганов и попал под раздачу. Возможно, его приняли за кого-то другого. В общем, непреднамеренное убийство. Так сказали полицейские, и все указывало именно на это.

Сильва тогда решил, что больше никогда не приедет в Германию. И он не приезжал. Однако отношения с тетей Гретой Сильва поддерживал: поначалу они друг другу писали письма, а с появлением социальных сетей общение стало более частым. Три года назад тетя Грета посетила Россию: была в Москве и в Волгограде, где живет мама. И конечно, она неоднократно приглашала «либэ неффе»⁷ в гости. Наконец, Сильва решился на поездку в Баварию, планировал посетить тетушку в июле-августе. Но обстоятельства сложились так, что Сильва оказался на вилле Schatten раньше намеченного срока.

Он оказался здесь не только потому, что Генриетта фон дер Сакс, шестиюродная тетя, пригласила его погостить в своем доме, расположенном в удивительно красивом месте неподалеку от замков Людвига Второго, но и потому, что немецкие полицейские нащупали нечто необычное в гибели Вольфа Рудольфовича Эппенштейна, отца Сильвы. У них появились сведения, что это убийство произошло отнюдь не случайно. Но, видит Бог, совершенно непонятно, кому мог помешать русский немец Вольф Эппенштейн?

* * *

Кот Теодор, породы немецкий рекс, подошел к Сильве, стал на задние лапы и потянулся к нему передними. Кончик узкого длинного хвоста подрагивал.

– Хочешь на ручки, Тео? – улыбнулся Сильва.

– Мау, – подтвердил кот.

Сильва поднял Тео на руки, а кот обнял человека и заурчал так громко и сладко, что Сильва задохнулся от нежности.

Теодор – котик небольшой (порода такая), веса в нем килограмма четыре, не больше. Вообще-то он вполне взрослый кот, ему два с половиной года. Он черного, вернее, темно-серого цвета; шерстка короткая и шелковистая с завитками. Мех у него мягкий, его так приятно гладить! У Тео прилично развита мускулатура; небольшая мордочка выдается вперед, взгляд пытливый, уши широко расставлены. Глаза тоже широко расставлены, золотистого окраса, правда, один глаз как бы затянут поволокой (Грета сказала, что у него в детстве была какая-то кошачья инфекция, и после этого глаз стал плохо видеть). Но несмотря на этот дефект, его взгляд был настолько выразителен, а эмоция так хорошо читалась, что Сильве не составляло труда понимать все, чего желает мистер Теодор. То есть герр Теодор.

Кот не отходил от гостя весь вчерашний день, а когда после обильного ужина Сильва ушел в свою комнату и прикрыл дверь, Тео закатил скандал: вопил под дверью так, что пришлось его впустить. С момента их знакомства кот не оставлял Сильву ни на минуту, шагу не давал ему ступить, был все время рядом. Что бы это значило?

Да и Сильва признавал, что эта живая душа ему необычайно дорога. Может, он пришел на смену Степки? После ухода Степки, бездомного пса, найденного на помойке в начале двухтысячных и ставшего верным другом Эппенштейнам на долгие пятнадцать лет, Сильва решил, что больше животных в дом брать не будет. К тому же новая работа предполагала много разъездов. Но Теодор, кажется, поколебал решимость Сильвы в отношении домашней живности.

Вчера, переступив порог особняка, Сильва услышал странные раскатистые звуки: по лестнице, ведущей с верхних этажей в прихожую, спускался кот. Сильва понял, что странные звуки издавало это чудное животное, и рассмеялся. Кот, наверное, услышал, что к дому подъехал автомобиль (Сильва добирался из Фюссена на такси), и таким неласковым поведением решил встретить гостя. Грета на него прикрикнула, но тот не обратил внимание на хозяйку. Он выгнул спину и медленно спускался к двери.

Сильва чуть наклонился, протянул ему руку. А дальше произошло невероятное. Котейка остановился и смотрел на гостя, не мигая, с минуту: то ли с испугом, то ли с обожанием. Потом заурчал и начал тереться о его ноги, чемодан, рюкзак.

– Это еще что такое? – удивилась Грета. – Он не любит чужих, прячется или обходит стороной. Даже мои внучатые племянники, которые приходят с кошачьими подарками, не удостаиваются такого внимания, как вы, Сильвестр. Вы первый человек, которого Теодор признал.

Сильва скривился. Он не любил, когда его называли Сильвестром. А между тем именно это имя значилось в его паспорте. Об этом мало кто знал, разве что представители официальных органов. Сильва Вольфич – так звали его дети (он тренер детской команды по плаванию), а друзья и родные – просто Сильва. Удивительно, но даже при знакомстве никто не спрашивал, откуда у него такое странное имя. И надо сказать, имя ему очень шло.

– Фрау Генриетта, все зовут меня Сильвой. Сильвестр – слишком официально.

– Хорошо, Сильва, – она засмеялась. – Звучит неплохо. Хотя мне больше нравится Сильвестр. Это очень красивое немецкое имя.

– Латинское. К тому же происходит от латинского «сильва», что означает всего лишь «лесной».

– Значит, ты дикий лесной человек. – Грета рассмеялась. – Дикий русский, в общем. Мне нравится. Тогда и ты, дорогой Сильва, не обращайся ко мне «фрау Генриетта», а называй просто по имени.

– Цугештемт, либе Грета⁸.

Пока Сильва снимал верхнюю одежду, переобувался, доставал из рюкзака подарки, Генриетта фон дер Сакс тайком рассматривала своего гостя. Ростом он намного ниже отца (Вольф был высок и могуч, на полголовы ее выше, а она немаленькая – сто семьдесят сантиметров… может, сейчас чуть поменьше, возраст!). Сильва строен, хорошо сложен, мускулист, подтянут. У него красивые глаза серо-зеленого цвета. Взгляд пытливый, цепкий и очень дружелюбный. Нос с небольшой горбинкой как у отца, а вот губы – пухлые и четко очерченные – от матери. Легкая небритость шла ему. Волосы русые с рыжинкой, густые, коротко подстрижены. Да, русский племянник обладал привлекательной внешностью и добрым нравом. Он общителен и доброжелателен с людьми. За двадцать лет знакомства с Сильвестром Грета ни разу не находила его в плохом настроении, не слышала от него грубых слов. К тому же у него развито чувство такта, чем не может похвастать большинство современной молодежи, и хорошая интуиция. В общем, ее далекий родственник, которого Грета с удовольствием называла племянником, очень приятный и позитивный человек. Даже кот Теодор, который редко кого удостаивает взглядом и уж тем более лаской, сразу полюбил нового гостя.

А Теодор напросился к Сильве на руки и сразу полез обниматься.

– Невероятно. – Грета от удивления взмахнула руками. – У тебя есть домашние животные?

– Нет, к сожалению. Я часто бываю в командировках.

– Ну что ж, пойдем, я покажу тебе дом и твою комнату. Да… – запнулась она на мгновенье, – герр Шлоссер обещал прийти завтра в три часа дня. Он хотел бы поговорить с нами обоими.

– Я знаю. Мы общались перед моим отъездом. По телефону, разумеется.

Так произошло знакомство с домом и котом.

* * *

После обнимашек с Тео Сильва решил прогуляться. Погода замечательная: солнце, плюс пятнадцать. Через три дня обещают резкое похолодание и даже снег, а сейчас лучше воспользоваться моментом для прогулок по окрестностям. Весенние Альпы великолепны. Впрочем, летом и осенью немецкие предгорья Альп также хороши, а зимой – «рай для горнолыжников и сноубордистов». Так пишут туристические путеводители. Но путеводители не могут передать и сотой доли того, что видит потрясенный путешественник, впервые попавший в эти места.

Пока Сильва одевался и обувался, Тео крутился у входной двери, издавал какие-то непонятные звуки, всем своим видом выражая недовольство. «Что-то он нервничает, – заметила Грета, – Теодор, перестань ругаться!» – «Не хочет, чтоб я уходил, – засмеялся Сильва и обратился к коту: – Дружочек, я на пару часов, не надо волноваться».

Тео сделал вид, что обиделся (а может, на самом деле обиделся… кто их разберет, котов!), отвернулся от Сильвы, поднял свой тонкий хвост и побежал в малый салон (в доме два салона: большой – направо из прихожей и малый – налево. Здесь же, в малом, находится кухня, отделенная от основного помещения небольшой перегородкой без двери). Сильва понял, что кот будет наблюдать за ним в окно до тех пор, пока он не скроется из виду, и, вероятно, будет ждать его возвращения тут же – на подоконнике.

Грета предложила взять машину, но Сильва отказался. Каких-то три километра до центра Швангау и обратно столько же – это не расстояние. Захотелось пройтись по лесным дорогам, подышать альпийским воздухом и поснимать баварские красоты.