Вечерняя беседа с детьми после Евангелия об отречении Петра. «Видите, какой здесь рассказан момент, тяжёлый, из жизни, вот, апостолов и Христа… Сколько они с Ним вместе были, причащались, они видели от Него много добра и даже чудес… Но настал вот этот момент, спустилась тьма, пришел страх, было очень трудно – вообще говоря, смертельная опасность… И они все разбежались, хотя они были Ему преданы, не только один Петр, наверное, думал, что он готов умереть за учителя… И вот обратите внимание на нашу жизнь. Нам, конечно, смертельной опасностью никто не угрожает… Но так жить, как мы живем, в общем-то, не так просто. Сложнее, чем то, как живут люди в окружающем нас мире. (Серафим роняет детали конструктора с громким стуком.) Давай-давай, поднимай. Всё, до винтика. Ну и вот, опять же, речь опять о Насте. Не потому что я как-то очень сильно озабочен ее судьбой. Я думаю, что… (Всё с ней «хорошо». ) Не озабочен я её судьбой. (В лапах диавола она пока.) Алеся: Папуль, ты это всё записываешь?.. Я: Наверно, нет… Алеся: Да, не надо это всё записывать… Я: Вот, а потому что я озабочен вашей судьбой. Вашей судьбой – чтоб вы не повторили этого всего. Она как раз нас оставила в самый тяжёлый момент. Ну, когда от нее потребовалось участие дальнейшее, как это и подобает старшей сестре – надо было за малышами ходить, маме помогать, посуду мыть – она, будучи научена бабушкой, ну и сама будучи расположена к этому, она в решительной форме отказалась. Но вместо того, чтобы помогать, хотя бы хоть какой-то нейтралитет держать, она еще стала нам и вредить еще: гадко стала себя вести, внимание на себя… Стала закручивать вокруг себя. То есть она просто как бес стала себя вести, настоящий бес. Ну, это потому что мы с мамой старались очень жить по-Божьему. Вот такая реакция, из нашей же среды. Так, наверное, она пожалела потом… Но было уже поздно. Я считаю, то что случилось – это награда нашей семье, что мы освободились от гнилого члена. Член гнилой оказался, прогнивший. Ну, пусть она идет своей дорогой, и может быть, она по пути там и очистится, где-то когда-то – я не знаю, где и когда… Ну… В те минуты, когда особенно трудно, тяжело – а это могут быть, собственно говоря, бОльшая часть минут, нужно особенно крепко и держаться, чтоб потом не было стыдно. Вот такая она жизнь, вот эта вот. Нет никакой особой помощи. Так устроено не только по отношению к нам, целые страны так живут. Неслучайно, вот, царь Александр III что сказал? Что у России только два союзника – ее армия и ее флот… Если на жизнь мужчины эти слова переключить, аналогия такая: у мужчины только два союзника – мышцы рук и мышцы спины. Всё. Дальше как хочешь. В его жизни – и рабочей, и то, что о семье заботится… То есть добродетели наши – вот это наши союзники.

Переварить жизнь можно только в горячке боя

Нас больше никто не защитит и никто нам не поможет, кроме навыков, добрых навыков – навык трудолюбия, навык бодрой жизни, навык молитвы, навык хождения в храм, навык послушания родителям – вот всё это собрание – навык доброжелательства по отношению к нашим ближним… Собрание всех этих навыков – они могут нас защитить, могут нам помочь. И они даются не просто так, они от Бога приходят, в ответ на наше старание. Потому что с каждым новым разом становится всё легче и легче делать одно и то же. Сначала трудно, по мере повторения – всё легче и легче, потом уже вообще перестаешь замечать, настолько привычно всё. С годами. Я тоже когда-то был очень и очень… Я и сейчас, конечно, не особо… Но… Был довольно-таки такой слабый отрок, ничего во мне такого не было. Но стал задумываться о серьёзных вещах, понял, какая ответственность в этой жизни, стал очень серьёзным. И пошел навстречу всем этим трудностям, ни одну не отверг, ни одну трудность, которая ко мне приходила, начиная с двадцати одного года, я ни одну не отверг. И вам того же советую. Только так можно сделать жизнь более-менее сносной. То есть в горячке боя. Вот если ты в эту горячку боя впадаешь и начинаешь РУБИТЬСЯ, каждый день, и для тебя это становится привычкой, это рубилово – вот только так. Можно эту жизнь переваривать. А когда ты к этому привыкнешь, можно уже и на диванчике полежать. (Обломова читаем.) И отдохнуть, и книжечку почитать… Это так будет не всегда. Не всегда рубиться придется. Но навык к этой ежедневной битве – нужно стяжать. Не думать всё время, не охать – ах, как тяжело! Ах, как плохо! Ах, как гораздо труднее, чем всем остальным! Ну, во-первых, и не труднее. Всем приблизительно одинаково тяжело. А во-вторых, когда есть труды – это хорошо. Гораздо в более худшее состояние человек погружается, когда его предоставляют самому себе.

Если жизнь предоставить самой себе, ничего хорошего не ждите

Вам, может быть, сейчас трудно это понять, но… это действительно так. Потому что когда человека освобождают от внешних угроз, к нему начинает приближаться просто смерть. С каждым днем всё ближе и ближе… Она и так, конечно, приближается, но за этой суетой и, так сказать, какими-то заботами ты это не замечаешь, тебе кажется, что что-то другое тебя тяготит. На самом-то деле, тяготит именно это – самая главная тягота: приближается смерть, к каждому из нас, с каждым днем, а… И не просто смерть. За нею – ад, которого каждый из нас достоин. Каждый из нас – не надо никаких иллюзий питать – каждый из нас достоин только ада!.. И смерть страшна именно потому, что ты предощущаешь тот ад, который ты заслуживаешь после нее. Да, Бог благ, Он есть Любовь, но… И эта жизнь – она тоже под этим Богом. Почему-то при благом этом Боге у нас вот такая вот жизнь – тяжёлая, трудная… (Алеся перебивает: «Он благ, но милосерд») очень-очень часто сумрачная…“ Алеся: „Папочка, Господь… а…“ Я: „Так что аду ничего может и не помешать, как бы это ни было (Алеся: «Дети») страшно и ужасно“. Алеся: „Господь праведников любит, а грешных милует.“ Я: „Ты мой хороший…“ Алеся: „Это так сегодня сказали в храме. И вчера так говорили, и позавчера говорили – что праведных Он любит, а грешных милует, Эденька…“ Я: „Я говорю о чем. Что если жизнь предоставить самой себе – вот так, как она течет – и ни о чем не задумываться, ничего хорошего не ждите. Нужен подвиг. Причем, подвиг тоже, очень такой, хитрый. Какие бы внешние усилия ты ни совершал, это может быть тебе в осуждение только… Всё определяется состоянием твоего сердца. Подвиг твой, главным образом, в чем он должен состоять? Что у тебя сердце должно сокрушаться. От твоей жизни, от той жизни, которую ты ведешь. Бог поможет, если ты дашь Ему место. Место ты даешь, сокрушаясь сердцем. Чем больше сокрушается сердце твое, чем более сокрушается твой дух, тем больше присутствие Божие в твоей жизни, и Он постепенно твой крест, постепенно к Себе на плечи берет. И действительно постепенно тебя спасает.

Человек гордый не дает место Богу в своей жизни

Почему так убийственна гордость, так она гибельна? Потому что человек гордый не дает место Богу в своей жизни. Богу некуда просто войти, всё заполнено самим этим человеком. Но на самом деле, не им самим, а его чувством «себя». Как я вам вчера сказал, чувство «себя» – это чувство беса. Я вам вчера объяснял, надеюсь, вы поняли, что мы пустое место. Но если начинаешь вокруг пустого места закручивать – свято место пусто не бывает, туда приходит демон, и разрастается чувство себя. И у некоторых людей это чувство себя такое огромное, такое непомерно огромное!.. И они Божественное достоинство себе начинают приписывать… А на самом деле они воруют – воруют! Они берут чужое – Божие… Это было бы ИХ, если б они сами были бы Божьими!.. Но они, из-за себялюбия, становятся Богу чужими, и вместо того, чтобы быть Богу сынами, там, друзьями… – они становятся Богу ВОРАМИ. Ворами! Потому что они по себялюбию делаются Ему чужими. Вот это всё, это всё ТЕМА спасения, это всё тема жизни, это, Соня, эти темы – далеко не отвлеченные! Они ПОМОГУТ, тебе, в твоей жизни ежедневной… Уверяю тебя, помогут, потому что каждый человек воспринимает жизнь сквозь призму собственного сердца.

Обвини других, и дорога погибели открыта

Всё то, что ты говоришь нам, жалобы твои, они очень имеют грустный и достаточно безсмысленный характер: такое ощущение, что тебя какая-то тонкая пленочка, буквально, отделяет от того, чтоб ты бросилась, просто, действительно в какую-то пропасть, в погибель – тоненькая-тоненькая пленочка… (Перед этим выяснилось, что Соня опять прорыдала весь день и даже вынуждена была уйти с лекции в таком состоянии. И когда Алеся спросила, какие же к ней мысли при этом приходят, она с вызовом сказала, что вот, почему все смеются и веселятся, а она так не может?.. Я тут же ответил ей, что потому что они грешные, а она святая – устроит ее такой ответ? Но святая не сама по себе, а через нас, ее родителей. Но, добавлю, что и мы не сами по себе святы, а друг через друга, по венчанию нашему, по взаимному причастию, по частому нашему причащению общему Святых Христовых Тайн, по нашему уже 25-30-летнему выбору идти к Богу – на который Он не мог не ответить… Спустя время, подумав, я еще дополнил ей это такой картинкой. Это похоже на то, как какая-нибудь хорошо воспитанная чистая свинка наблюдает других свинок, раскрепощенных, плескающихся в грязи по самые уши, довольных, хрюкающих, счастливых, и плача, говорит: «Почему же я не такая, почему я так не могу? Почему я так хорошо воспитана и теперь такая несчастная?..» Соня посмеялась, конечно. А можно еще и с мухой какой-нибудь сравнить, которую захотели перевоспитать и нацелить на цветочную пыльцу, и она плачет, наблюдая, как ее соплеменницы счастливы кушать то, что они обычно кушают…) Тебя туда и тянет, и влечет, и… Ты чувствуешь, что это твоя стихия… Так жить.» Алеся: «Ужас какой. Неправда!» Я: «И ты очень даже готова обвинить родителей в том, что… и саму себя тоже – то хорошее, что в тебе есть – обвинить в том, что ты не можешь так жить, как живут они, эти грешнички. А вот на самом деле, та эфемерность, которая еще мешает тебе преступить это – а это и есть спасительное нечто, это и есть то, чем Бог тебя спасает… А во мне это была стеснительность. Я был стеснительный. Для меня это было НЕВОЗМОЖНО. Мне тоже, конечно, много чего хотелось и желалось… Я был очень стеснительный. Мне было невозможно это всё. И Господь это учёл. Он дал по моей вот этой стеснительности, просто в руки положил – В РУКИ – взял – и положил.» Алеся: «Так, папочка, продолжай! Продолжай!» Я, смеюсь: «Мама не любит эту тему». Алеся: «Продолжай!» Я: «Но это было именно так! Вот в точности так! Господь не оставил и не бросил. Но надо доказать свою верность Ему. Что ты, извините, не хрюшка. Но… Пусть ты хрюшка, но всё-таки что ты хочешь быть каким-то более благородным существом. А это, на самом деле, проще пареной репы… Взять, чего-нибудь такое, согрешить… Взять… Несколько решительных шагов злобных сделать. А потом еще обвинить в этом других. В своих собственных грехах. И всё. А дальше уже… Только первые шаги трудные. Но если ты как следует обвинишь других в своих собственных безобразиях, пойдет вообще легко дальше. Ты сама поверишь, что виноваты другие, а не ты. Это очень просто – взять, и других обвинить во всем… И всё. Дорога погибели ОТКРЫТА. И ничто тебя больше не удержит. Но потом всё равно ведь придется возвращаться обратно. Другого пути нет… Сколько ни падай, в конце там ужаснешься – там ужас что будет!.. Ужас. Мама с папой, конечно, исчезнут из горизонта… Не, могли бы, конечно, остаться. В виде таких плюшевых побитых игрушек…»

Вечерняя беседа 19. 03. 2021

Как вы можете верить, если вы славу принимаете друг от друга?

Вечерняя беседа 19.03.2021. «Это Господь только может сделать – нас спасти… И Он это обязательно сделает. Если Он увидит, что нам это надо. Ну ты, Соня, в Бога веришь? М? Да? Точно? Вот смотри, Господь сказал, в Евангелии есть такие слова: «Как вы можете верить, если вы славу принимаете друг от друга?» Если вы ищете славы от людей… Если мы ориентируемся на это человеческое общество, в котором мы живем… Чего ты улыбаешься?» Соня: «Один писатель сказал: «В 20 лет нам важно, что о нас думают люди. В 40 лет нам уже не важно, что о нас думают люди. А в 60 лет мы понимаем, что они о нас вообще не думают». (Общий смех.) Я: «Зато, Соня, Бог думает. Ты знаешь, какая это удивительная Божия реальность?.. И она удивительно непостижимая!.. Он знает каждую нашу мысль, и ты знаешь, это не просто лирический оборот. Я удостоверился в этом. Более того. То, что коснулось твоего сердца, слегка – об этом знает весь истинный мир. Все ангелы, все святые – все спасшиеся. Все, кто сейчас с Богом. ОНИ ВСЕ ВСЁ ЗНАЮТ. И наша внутренняя жизнь похожа на какое-то представление, на кино какое-то, в котором, вот, всё Царство Небесное смотрит, что у нас там внутри происходит. То есть человек никогда не остается один. Там мириады зрителей, мириады!.. А сейчас это иногда открывается… Вот, слышали, может быть, как люди встречаются со святыми? Они приходят к святому, и святой начинает с ними говорить об их интимнейших каких-то вот предметах их жизни. Что-то такое, что может знать только самый близкий человек. А может быть, вообще не может знать никто, кроме самого этого человека. А святой берет и с ним об этом попросту начинает говорить. Так он не один такой. Ты слышала когда-нибудь, Соня?.. А? Нет? Вот так это происходит. Когда приходишь к прозорливому человеку, а он с тобой начинает говорить, даже более, выказывает даже бОльшую посвященность в твоей жизни, чем мама родная, а подчас даже, чем ты сам. Вот. Я надеюсь, когда-нибудь у тебя такой опыт будет. Я тебе хочу сказать, что такой святой – он не один. Любой человек, достигший вот такого состояния, он начнет так себя вести. Потому что это таков истинный мир. Там все всё знают, понимаешь, о чем я говорю? ТАМ ВСЕ ВСЁ ЗНАЮТ. То есть мы не можем укрыться вообще! Ни единой мыслью, ни единым чувством – мы не можем укрыться. И это нечто такое – вот по теме спасения. То, куда мы идем. Мы там все составим едино целое, вот в этой вот любви и знании. Нам станет доступен опыт других людей. Любого человека, который жил на этой земле. Любого. Там станет всё равно, кем ты был на этой земле. Соня Вайнштейн или Владимир Владимирович Путин… Это станет безразлично! (Громко смеюсь.) Это станет всё равно!

Ты уж папину любовь на помойку-то не выкидывай

Помнишь, Соня, я тебя называл Владимиром Владимировичем Путиным? Вот такая ты была совершенная девочка!.. Представляешь? Я тебя так называл… Владимир Владимирович Путин! А представь себе, как я тебя сильно любил, если я тебя так называл, м?.. М? Ты уж папину любовь на помойку-то не выкидывай. М? М? Папа тебя ведь действительно любил сильно… Слышь, Сонь?.. Так ведь ты ее поддерживай!.. Папа ведь, ты знаешь, и Настю любил, и Колю любил… Думаешь, как-то по-другому это было?.. Я вас всех любил очень!.. Но я же должен как-то защищаться, когда, извините, об мою любовь ноги вытирают… М? Ты поддерживай сама, обращайся как к родному ко мне, делися! Делися! Вот один раз только тебе… У тебя крыша должна была полностью уехать вообще, на сто километров, чтобы ты вспомнила, что у тебя есть папа! С утра пораньше, когда папа вышел, извините…“ Алеся смеется: „Исторический момент!“ Я, изображая Соню: „Пап!.. А пап!..“ Алеся: „Подловление папы у общественного… по пути в туалет!..“ Я: „Это всё. На что оказалась способной Соня… Это всё… И всё! Она вдруг вспомнила, что у нее есть папа!“ Алеся продолжает смеяться: „А все остальные смотрели из комнат, не подстерегает ли Соня!.. Она, по-моему, и Наташе говорила…“ Я: „Надо было к тебе подойти, однако. Потому что больше этого не повторилось.“ (Продолжаем с Алесей смеяться.) Может, уже не повторится… Никогда… (Очень смеюсь.) А ты возьми и повтори. А ты скажи, чего ты, чего ты хотела сказать тогда? Чего ты у меня хотела спросить? Какой у тебя был вопрос?“ Соня: „Я уже не помню“. Я: „Ну как так не помнишь? Это же было важно, ты же меня останавливала… (Выдаю непередаваемые междометия удивления.)» Соня: „Суета сует“. Алеся: „Кому ты еще задавала такие вопросы, ну-ка вспоминай! А?“ Я: „Может, у тебя еще есть вопросы какие-нибудь?..“ Алеся: „А, Соня?“ Соня: „Нет. Вопросов уже нет“. Все смеются. Я: „Уже нет… Уже нет вопросов? Хорошо, тогда какие ответы?“ Соня: „Нет“. Я: „Чего?.. Ну! Ну.“ Соня: „Потом“. Я: „Потом?“ Алеся: „Если захочешь (смеется) “. Я: „А почему потом?“ Соня: „Это пока не проверено в действии“. Я: „Не проверено в действии? Ты мой хороший!.. Но это хоть добрые ответы?.. Они.. А? Не злые? А? Не дышащие отчаянием черным, а? (Вздыхаю.)

вы, ребята, ошиблись… Ошибочка вышла…

Вот как так можно было, Соня? Подтереться нашей верой… Интересоваться самоубийством?.. Как так можно было, а? (Это о Насте, что было с нею в 2011—12гг.) Начать употреблять какие-то там лекарства?.. Устраивать такой ужас там у себя?.. (Настя не убирала из своей постели мусор и остатки еды.) Много было чего сделано. А ты знаешь, Соня, что я однажды услышал там во сне, среди всего, что я слышал, такие слова: «Это я наняла Настю. Чтобы ДОСТАТЬ». Вот этот голос, который там у меня внутри говорит… И который даже представлялся пару раз, говорит, Н. А-й… Я не утверждаю, что это она. Очень сильно похоже, что это она. Там очень сложная реальность, потому что… Ну… Я тоже, «расскажу потом». «Потом». Я тоже «потом расскажу». Я даже не могу однозначно осуждать, потому что там на той стороне решили, что я заслуживаю того, чтоб меня проучить, наказать. Изобразить вот эту вот… демона. Я думаю, что это всё-таки не был демон. И то, что я слышу там, по ночам, всё-таки, я думаю, это не демоническое. Скорее как… Очень похоже просто на какого-то человека другого. На другую какую-то душу, которую вдруг я начал по ночам слышать. Продолжаю каждый день, каждую ночь слышать… Ну, вроде как, как будто духовный какое-то человек… А может быть, там даже и разные… Иногда прям церковная терминология такая… Или говорок такой – как бы старческий. Ну вот, как будто какой-то батюшка говорит. Старец. Старчик. То есть я не готов это всё осуждать. Однозначно говорить, что это от лукавого. Скорее, это какое-то непонимание… И меня восприняли не за того, кем я являюсь. И решили наказать. И это длилось много лет достаточно – лет десять. И за этот срок я должен доказать, что они ошибаются. А как я могу доказать? А вот выдержав всё это до конца. Сохранив доброту. Должен показать, что вы, ребята, ошиблись… Ошибочка вышла… Как вы за меня будете отвечать?.. А? Устроили такой разгром семье хорошей. Доброй. Одна девочка с ума вообще сошла. Чуть, едва, это самое, жизни не лишилась… Этот ожесточился, сынок… Еще одна, тоже – крыша поехала… А что с нашими-то сердцами случилось, с мамой и папой?.. И всё это, Сонь, цена, получается, раскола, в который Батюшка ушел. Потому что все эти непонимания – они оттуда. Идут. Это всё цена. Раскола.

Отчаяние или надежда. Вера, или неверие. Радость – или грусть. Это выбираешь ты.

Мне приходят в голову мысли: «Ну как же так? Как Церковь могла допустить, что такой человек священником был?.. Такой опасный! Который уклонился в такие ужасные вещи!.. Что мы теперь так страдаем из-за этого…» Потом у меня мысли: «Ну а как же Саша Митин меня к этому священнику направил?.. Что он – до такой степени меня ненавидел?.. А как же Господь всё это допустил?..» То есть у меня тоже, понимаешь, на моем уровне – мысли ропота. Как вот у тебя по отношению к родителям, так вот у меня – по отношению к Богу. Но это абсолютно тупиковые мысли, понимаешь? Как родители не могут быть врагами, так и Бог не может быть врагом. То есть, если ты хочешь понять смысл того, что с тобой происходит, ты включай мысли не обвиняющие, не негативные, а наоборот, оправдывающие, позитивные. Попытайся объяснить в плюсе – не в минусе, а в плюсе. Понимаешь, о чем я говорю? Это зависит только от тебя. Вот этот как раз момент, который выбираешь ты. Минус или плюс. Отчаяние или надежда. Вера, или неверие. Радость – или грусть. Вот ты правильно сказала, в чем твоя вина была – что ты возделывала мрачные состояния. Зачем? Зачем? Когда ты с таким же, с таким же результатом, с таким же успехом могла бы возделывать светлые состояния. Зачем надо было возделывать мрачные? Это был твой выбор. Нехороший выбор! Зачем? Вот в этом надо каяться… Этим ты огорчала родителей и Бога. Ты выбрала минус, в какой-то момент. Зачем? Зачем?.. Короче, всё надо объяснять со знаком «плюс». И здесь, в моем вот случае – я покажу ТЕБЕ, как Я объясняю – что, очень далеко я от Церкви был… И в достаточно мрачной сфере, жизни. Хотя я это не чувствовал фактически никак. Меня мама очень любила, бабушка, но, допустим, у мамы двоюродный брат в тюрьме сидел, причем не один раз – дядя Сережа… Это же неслучайно было… Мама моя… Бабушка сильно очень пила… Да. И папа с братьЯми… выпивали сильно, молодцы…“ (Смеюсь, потому что Алеся стала подставлять ладошки, как это делают, когда с чем-то соглашаются или хвалят за что-то.) Алеся: „Читай! Ты не записываешь ведь это?“ Я, смеясь: „Нет“. Алеся: „Слава тебе Господи!“ Я смеюсь. Алеся: „Давай, читай. Читай нам Евангелие! Сам себя развеселил.“. Я: „Понимаешь? И не мог сразу прийти в благополучное… Всё же в жизни постепенно. Я и в Церковь пришел вот в такое место, где тоже неблагополучно было, где Батюшка из дворовых ребят… И ему сказали: «Если ты придешь в Церковь, будешь благополучен. А если не придешь, будешь злополучен». Вот такие слова услышал. То есть если б не Церковь, он вообще бы злополучен был. Ты знаешь, что это такое за слово – «злополучие», да? М?