Звезда Авроры

– Специализация? – пытаюсь я ее отвлечь.

– Метеорология, – отвечает она, улыбнувшись слегка застенчиво. – Я на погоде помешана. Потому что выросла во Флориде, которой достались все погодные условия.

– А у меня исследование и картография, – говорю я. – Отправляться туда, где еще никто не бывал, – что-то в этом роде. Но на базе тоже буду торчать много, так что можем тусоваться вместе.

Она наклоняет голову, будто я что-то очень странное сказала, и все вокруг трясется, ежится, где-то мелькает свет как в стробоскопе. Девушка закрывает глаза от вспышек, а когда открывает снова, правый глаз у нее другой. Виден зрачок, черный край радужки, но там, где левый у нее карий, правый стал чисто белым.

– Эшвар, – говорит она шепотом, глядя будто сквозь меня.

– Чего?

Тот нытик перед нами шепчет это слово:

– Э-э-эшвар.

Я оборачиваюсь к нему – и у него правый глаз побелел.

– Что это значит?

Но ни он, ни она не отвечают; только снова шепчут это слово, и оно расходится по очереди в обе стороны, как лесной пожар.

– Эшвар.

– Эшвар.

– Эшвар.

С горящим глазом она тянет к моему лицу дрожащие пальцы, желая прикосновения.

• • • • •

А вот и прикосновение. Раз уж осязание вернулось ко мне, могу смело заявить: у меня все так болит – я даже не знала, что такую боль уже изобрели.

Накрывает очередная волна боли, унося прочь последние воспоминания-не-сон и сообщая, что мое тело вряд ли в лучшем состоянии, чем голова. От меня осталось только тяжелое дыхание, поскуливание ободранной глоткой, давящие спазмы, не жизнь – существование, пока боль не начинает медленно стихать.

Но с этой болью, с прикосновением приходит какая-то подвижность. Это значит, что я могу приподняться на локтях и еще раз глянуть на того парня. Его нижняя половина тела стала темно-серой, из чего я делаю вывод, что сейчас он, к сожалению, в штанах.

Вот только начал день налаживаться.

Обнаружение штанов зароняет во мне зерно сомнения, и я заглядываю под покрывающую меня легкую серебристую ткань, проверить, я-то во что одета? Оказывается, совсем ни во что.

Гм.

Вновь смотрю на парня, и в тот же момент он оборачивается ко мне. Глаза у него открываются шире – он замечает, что я очнулась. Я набираю воздуха заговорить, но горло сводит кашлем и такой болью, будто кто-то мои голосовые связки по волоконцу выдергивает.

– Как себя чувствуешь? – спрашивает парень.

– Это Октавия? – хриплю я.

Он качает головой, смотрит на меня синими глазами.

– Как тебя зовут?

– Аврора, – удается мне произнести. – Аври.

– Тайлер, – отвечает парень.

Надо его спросить, где я. То ли мы на «Хэдфилде» и я рано очнулась, то ли я снова на Земле и экспедицию отменили. Но что-то в его глазах заставляет меня воздержаться от вопроса.

А он упирается лбом в стекло между нами, со стуком. Как я в то окно на Восемьдесят Девятой улице.

Воспоминание застает меня врасплох, накатив внезапной волной «я-хочу-к-маме».

Судя по выражению лица Тайлера, ему не лучше, чем мне.

– С тобой-то что случилось? – спрашиваю я шепотом.

– Пропустил, – говорит он наконец. – Набор пропустил. Весь.

Я понятия не имею ни что за Набор, ни почему это так важно. Но все же спрашиваю:

– Пришлось отвлечься на другое?

Он кивает и вздыхает:

– Тебя спасал.

Спасал.

Не нравится мне это слово.

– И непонятно теперь, кто мне достался, – говорит Тайлер, и мы оба знаем, что он просто меняет тему. – У меня было право первых четырех выборов, а теперь придется черпать со дна. Самый отстой. А я только следовал прави…

– Не все так плохо, Тай.

Это тихо промурлыкал голос, источник которого мне не виден. Голос девичий.

Тайлер резко отворачивается от меня, как от вчерашней газеты, распластывается по стенке своей камеры.

– Скарлетт!

Я осторожно оборачиваюсь в ту сторону – для этого требуется все продумать и рассчитать, тело пока ничего не хочет делать без плана, – и вижу двух девушек в синевато-серой форме, того же цвета, что и штаны, которые Тайлер вроде как вдруг обрел. У одной пылающие рыжие – фактически оранжевые – волосы, восхитительная покраска, пострижены несимметричным бобом, обрамляющим точеный подбородок – в точности как у моего спасителя. У нее такие же полные губы, такие же густые брови. Форменная юбка впечатляюще коротка. Девушка высока и прекрасна. Предположительно, это и есть Скарлетт.

У второй узкое лицо, на горле – татуировка парящего феникса (ой!). Черные волосы, сверху длинные и взъерошенные, с боков сбриты, под ними татуировки. Я вижу, что у нее ямочки и улыбка должна бы быть классной, но это все приходится предполагать не глядя, потому что сейчас у нее вид такой, будто любимую бабушку убили.

– Кэт? – обращается к ней Тайлер.

Голос его тихий, будто просящий.

– Меня Кетчетт пытался к себе забрать, – говорит Кэт. – И еще многие после него. Я им всем объяснила, что у меня Альфа уже есть, просто не сумел явиться.

– Объяснила, значит. Кетчетт еще дышит?

– Ага, – ухмыляется девушка. – Но если зайдешь в часовню, можешь помолиться за его яички.

Тайлер медленно выдыхает, прикладывает ладонь к стеклу, Кэт прислоняет свою с другой стороны.

Девушка с оранжевыми волосами на них смотрит.

– Мне не пришлось настолько упорно настаивать на своем, – говорит она сухо. – Но я вряд ли могла оставить тебя одного. Ты же угробишься, младший братец, если меня не будет рядом, чтобы тебя отговаривать от глупостей.

Татуированная закатывает рукава форменной кофты, обнажая новые чернила.

– Кстати, насчет угробиться. Ты не хотел бы нам рассказать, за каким чертом ты в Складку поперся один? Опять не той головой подумал?

Скарлетт кивает, поддерживая:

– Спасать барышень от беды – это ну совсем в духе двадцать второго века, Тай.

Что она сказала?

Тайлер вскидывает руки, будто говорит: «Чего вы от меня хотите?» – и девушки обращают любопытствующие взгляды ко мне, лежащей. Изучая. Оценивая.

– Волосы ее мне нравятся, – объявляет Скарлетт. И, будто вспомнив, что я все-таки человек, обращается ко мне чуть громче и медленнее: – Мне нравятся твои волосы.

Вторая фыркает, явно менее впечатленная.

– Ты ей сообщил уже печальную новость про ее библиотечные книги?

– Кэт! – рявкают эти двое в один голос.

Она не успевает ответить, как вмешивается взрослый голос:

– Легионер Джонс! Ваш карантин снят, вы можете идти.

Тай смотрит в мою сторону, мы встречаемся взглядами. Он колеблется.

Ты ей сообщил уже печальную новость?

– Вы можете позвонить утром и узнать, когда ее можно навестить, – продолжает голос.

Тайлер неохотно кивает, выходит из своей камеры через открывшуюся с шипением дверь. Глянув на меня последний раз, все трое покидают помещение, Тай исчезает из виду, и доносится его голос:

– Эй, рубашку мне можно какую-нибудь?

Мой мозг начинает сопоставлять факты; летаргия криосна уходит, сменяясь оживлением.

Где я? Кто эти люди? Они в форме… это какое-то военное учреждение? Если да, то что я тут делаю и что мне грозит? Я пытаюсь прохрипеть вопрос, но голос не слушается. Да и все равно спрашивать некого.

Так что я остаюсь одна в тишине, нервы дергаются в ритме пульса, голова уплывает в море полузаданных вопросов, пытаясь выбраться из путаницы, которую, оказывается, оставляет криозаморозка.

• • • • •

Через не знаю сколько времени снова слышу голоса. Я в середине другого странного сна, и на этот раз повсюду теснятся цепкие зеленые растения, с неба медленно валится синий снег, и тут…

– Аврора, ты меня слышишь?

Я с усилием отталкиваю образы места, где я никогда не была, и поворачиваю голову. Наверное, я задремала и не заметила, как оказалась рядом со мной эта женщина в синевато-серой форме, как у всех остальных.

Она совершенно белая. Не в том смысле, что «я наполовину китаянка, и ты белее меня». Нет, она именно «бела как снег». Бела до невозможности. Глаза у нее светло-серые – оба глаза полностью, не только радужки, и гораздо больше обычных. Белые как кость волосы собраны в хвост.

– Я – боевой командир великого клана Данил де Верра де Стой. – Она дает мне время переварить услышанное. – Рада нашему знакомству, Аврора.

Так, великий клан. Дальше что?

– М-м, – согласно мычу я, не рискуя издать иной звук.

Меня называли Авророй только когда дело плохо.

– Представляю, сколько у тебя вопросов, – говорит она.

Явно не ожидает моего ответа. Я чуть киваю, стараясь задержаться на этом моменте.

– Боюсь, что у меня плохие вести, – продолжает командир. – И я не знаю, как их смягчить, так что буду откровенной. С вашим кораблем случилась беда на пути к Лэй Гуну.

– Мы летели к Октавии, – отвечаю я тихо, но понимаю, что не в названии колонии дело. По осторожной сдержанности голоса моей собеседницы я чувствую, что надвигается что-то важное. В воздухе растет напряжение, будто перед бурей.

– Тебя извлекли из криомодуля нештатно, – говорит она, – и потому у тебя такое чувство, будто тебя наизнанку вывернули. Это скоро пройдет. Но с «Хэдфилдом» случилось в Складке… происшествие, Аврора.

– Аври меня зовут, – шепчу я, цепенея.

Происшествие в Складке.

– Аври.

– Что за происшествие? – спрашиваю я.

– Вы долгое время находились без управления. Может быть, ты заметила, что я выгляжу не так, как ты.

– Мама меня учила, что такое замечать невежливо.

Женщина на это грустно улыбается:

– Я бетрасканка. Представитель одного из многих инопланетных видов, открытых терранами за то время, что прошло со старта «Хэдфилда».

Энцефалограмма моего мозга с длиииииииинным гудком вытягивается в прямую линию. Связных мыслей ни одной.

Инопланетные виды?

Многие?

Сбой системы. Пожалуйста, перезагрузитесь.

– Э-гм, – произношу я очень осторожно.

Мозг изо всех сил пытается оценить возможные варианты и ни к чему хорошему не приходит. Все эти люди – адепты теории заговора? Меня похитили психи? Может быть, это и правда военные и первый контакт скрывают от нас, гражданских?

– Понимаю, что это тяжело переварить, – говорит она.

– Мы нашли инопланетян? – наконец спрашиваю я.

– Боюсь, что да.

– Но Складка до Октавии должна была занять неделю! Если мы еще не там, то прошло всего несколько дней?

– Боюсь, что нет.

Что-то заволакивает края моего поля зрения, будто вода просачивается, только вода эта фосфоресцирует, искрится тысячами бирюзовых вспышек. Я ее отталкиваю, все внимание на этой женщине, стоящей рядом.

– Сколько… – Горло перехватывает. Я едва могу прошептать вопрос: – Сколько времени меня не было?

– Мне очень жаль, Аврора… Аври…

– Сколько?

– Двести двадцать лет.

– Что? Вы меня дурачите? Это… – У меня даже слов нет. – О чем вы вообще толкуете?

– Понимаю, что это трудно, – говорит она сдержанно.

Трудно.

Трудно?

Нужно поговорить с кем-нибудь, кто крышей не совсем поехал.

У меня сердце колотится изо всех сил, пытается вырваться из груди, и в такт ему пульсируют виски. Прижав к себе серебристую простыню, я сажусь, и мир кубарем катится перед глазами. Но я заставляю себя спустить ноги с кровати, заворачиваюсь в простыню как в тогу и встаю, пошатываясь.

– Аврора…

– Хочу говорить с кем-нибудь из «Ад Астра». С кем-нибудь из экспедиции к Октавии. С мамой или с папой.

– Аврора, прошу тебя…

Я делаю два неуверенных шага, меня по инерции отбрасывает к двери, та при моем приближении отходит в сторону. Ко мне оборачиваются две женщины в синевато-серых костюмах, и одна из них делает шаг вперед.

Пытаюсь уклониться, но чуть не падаю набок, и она хватает меня за плечи. Руками я держу простыню, поэтому лягаю женщину в колено. Она вскрикивает, но только крепче в меня вцепляется.

– Пропустите, – произносит у меня за спиной та самая Белая Дама, боевой командир.

Голос ее звучит спокойно – резким контрастом к моей панике. Отстраненно звучит.

Женщина меня отпускает, я на трясущихся ногах ковыляю вперед. Дышать трудно, будто чья-то рука горло стиснула.

И тут я вижу окна в конце коридора. И вижу, что за ними.

Звезды.

Мозг пытается понять, что тут творится. Перебирает варианты, отбрасывает их на всей скорости. За окнами не стена. Не здание. Там здоровенная полоса металла, усаженная яркими огнями, тянется прочь длинной изогнутой дорогой.

Вокруг нее роятся космолеты – как стайка рыбок возле акулы.

Это космическая станция. Я в космосе. Такого не может быть. Рядом с этим местом Сидская Верфь, откуда стартовал «Хэдфилд», выглядит бензоколонкой из сельского захолустья.

Такого не может быть.

Если только эта дама действительно не инопланетянка.

Если только я правда не в космосе.

Если только это действительно не будущее.

Бииииииип!

Сбой системы. Пожалуйста, перезагрузитесь.

Мне двести тридцать семь лет.

Все, кого я знаю, мертвы.

Мертвы мои родители.

Мертва моя сестра.

Мертвы мои друзья.

Моего дома больше нет.

Никого нет, кого я знаю.

Я так не могу.

На меня волной накатывает очередное видение, и на этот раз я не сопротивляюсь сверкающей воде, накрывающей меня с головой.

И уносящей в глубину.

3. Скарлетт

Ну и хреново же!

Вот что думает мой младший братец, у него это крупными буквами на лице написано. Вслух он этого ни за что не скажет, потому что Тайлер Джонс, командир экипажа, первый класс, не ругается. Тайлер Джонс не употребляет наркотиков, не пьет и не делает ничего из того, чем развлекаемся мы, простые смертные.

Но если за свои восемнадцать лет в этой необычной маленькой галактике я чему-то и научилась, так это:

Если ты чего-то не говоришь, это не значит, что ты этого не думаешь.

Мы сидим в мезонине над дендрарием… то есть это мы с Кэт сидим. А Тайлер расхаживает туда-сюда, пытаясь свыкнуться с мыслью, что его последние пять лет работы только что спустили в утилизатор. Он ерошит свои золотистые волосы, и когда он проходит мимо меня в семисотый раз, я замечаю небольшую потертость на его обычно безупречных сапогах.

Да, он и правда сильно переживает.

Купол над нами прозрачен, за ним – свет миллиарда далеких солнц. Сад под нами – смесь растительности из всех уголков галактики: водовороты стеклянных лоз Ригеля, шары пангейского сумеречника, цветники поющих кристаллов из тихого моря Артемиды IV. Дендрарий, пожалуй, самое любимое мое место во всей Академии, но его великолепие сейчас как-то не трогает моего младшего братика.

Я его понимаю.

– Тай, это еще не гибель галактики, – осторожно говорю я.

– Все же надо признать, что очень к тому близко, – замечает Кэт.

Покосившись на нее, я выдаю ей улыбочку, говорящую «Зааткнииись!», и сквозь стиснутые зубы отвечаю:

– Кэт, надо искать светлые стороны.

– Скар, брось ты это, – отвечает она, абсолютно не замечая моего молчаливого предложения заткнуться. – Все мы знаем, что Тая облапошили. Он в нашем выпуске самый заслуженный Альфа. А достались ему мусор да отбросы, до которых ни один командир экипажа не захотел бы дотронуться.

– Не то чтобы хотела я польстить твоему раздутому самомнению, – вздыхаю я, – но ты лучший Ас во всей Академии, Кэт. Тебя, пожалуй, ни к мусору, ни к отбросам не отнесешь.

– А то, – лыбится она. – Но я говорила про тебя и прочих.

– Ой! – Я хватаюсь за грудь. – Мое бедное сердце!

– Ага. Обнять?

– Поцеловать.

– Только не взасос.

Кэтрин Брэннок – моя соседка по двухъярусной кровати в Академии Авроры. Мы как Инь и Ян, полупустой и наполовину полный стаканы. Мятная шоколадка и малиновая жвачка.

Еще она давний друг и мой, и Тайлера. Тай в первый день в детском саду сбил ее с ног, а она разломала стул об его голову. Когда страсти улеглись, у моего младшего братца остался симпатичный шрамик в дополнение к неотразимым ямочкам – и друг, в верности которого сомневаться не приходится.

И дышит она к нему совершенно ровно, если вам интересно.

– Эта О'Мэлли застряла в Складке на двести лет, – продолжает Кэт. – Начальство должно было Таю за ее спасение медаль дать, а не грузить его командой неудачников.

– Неудачников? – переспрашиваю я. – Знаешь, повезло тебе, что я такая бесчувственная зараза. А то ты бы сильно рисковала задеть мои чувства.

Кэт хмурится:

– Легион Авроры – наш самый верный шанс обеспечить Млечному Пути стабильность. А какая может быть от нас польза, если мы окажемся там с командой психов, разгильдяев и любителей гремпов?

– Кто-то до сих пор любит гремпов?

– Ну, слухи ходят…

– Кому это надо?

– Она права, – вмешивается Тайлер.

Мы с Кэт оборачиваемся к нему. Он прекращает ходить и смотрит вниз, на сад. На минуту он мне нашего отца напомнил. И хотя я изо всех сил стараюсь вести себя как Бессердечная Сука, все-таки в моем скукоженном черном сердце находится какое-то сочувствие к брату.

– Абсолютно права, – говорит он со вздохом.

– Еще как права! – взрывается Кэт. – Надо пойти к де Стой поговорить, подать официальную жалобу. Ты свои очки заработал, Тай, и несправедливо…

– Скарлетт права, – уточняет братец.

– … Она?

– … Я?

Тайлер оборачивается к нам, прислоняется к перилам, сложив на груди руки.

– Начнем с того, что я не должен был вообще выходить в Складку. Моя ошибка.

– Тай, ты же рисковал…

– Не в том дело, Кэт, – говорит он, глядя на подругу. – Я знаю, что ты могла выбрать любой экипаж, и никогда не забуду, что ты осталась со мной. Но Набор прошел, и нечестно было бы просить особого отношения. Придется идти этим путем.

И снова вздох.

Знать путь.

Показать путь.

Встать на путь.

Так поступают истинные лидеры, как говорил наш папа – великий Джерико Джонс. И эти слова стали правилом жизни для Тайлера. Причиной того, что он всегда заботится обо мне и обо всех, кто его окружает. Из-за этих слов он пошел в Академию Авроры. И обычно, когда он их произносит, у меня возникает горячее желание пнуть моего милейшего братца по его самодовольной заднице.

Но иногда они мне напоминают о том, как я этого сволочонка люблю.

– Легион создан ради реального дела. Люди ждут нашей помощи, а если мы тут будем сидеть и жалеть себя, это им не поможет. В моем экипаже – лучший пилот Легиона. – Он улыбается Кэт, выдавая двойной набор ямочек. – Неплохое ведь начало?

Кэт сдвигает набекрень воображаемую пилотку:

– Чертовски хорошее, как по мне.

Тай подмигивает в мою сторону:

– И дипломат у меня не такой уж олух.

– Уважай старших, брат мой.

– Ты меня старше на три минуты, Скарлетт.

– Три минуты тридцать семь и четыре десятых секунды, малыш.

– Ты знаешь, что я не люблю это прозвище.

– А почему еще я тебя так называю? – Но я встаю и четко салютую: – Легионер Скарлетт Изобель Джонс для прохождения службы прибыла, сэр!

Тай отвечает отданием чести, и я просто глаза закатываю.

– Самый выдающийся Альфа в истории Академии, – говорит он. – Лучший Ас. И сногсшибательный Лик. Я считаю, вполне ничего экипаж получается. Мы же все ученики элитной военной школы, где собраны лучшие курсанты со всей галактики? Так насколько плох может быть остальной состав выданного мне экипажа?

Мы с Кэт неловко переглядываемся.

– М-м, кстати об этом…

• • • • •

– Она же психопатка! – заявляет Тайлер.

– Строго говоря, она скорее социопатка, – отвечаю я.

– Скарлетт, ты только посмотри на эти дисциплинарные взыскания!

– Я вообще-то их прочла, когда собирала для тебя это досье. Спасибо, что заметил.

Мы с Кэт и Тайлером шагаем по променаду «С», продираясь сквозь утреннюю толпу. Тут всегда народ кишит как в улье, но сегодня особенно – все свежепроизведенные экипажи Легиона следуют к месту первого назначения. Гражданских нет, одни военные – в основном бетрасканцы и терране, стоящие плечом к плечу в отвратительной уныло-серой форме.

Вот клянусь, тот, кто эту форму спроектировал, межзвездный спорт считал скучным. Я бы скорее помассировала лапы Великому Ультразавру с Абрааксиса IV, чем такое надела бы. Покрой еще нормальный, с подкладкой и покрытием, облегающий фигуру. Но цвет – мерзкий оттенок сине-серого с блестящим логотипом Легиона Авроры на груди и яркой полоской на плечах и манжетах, обозначающей подразделения.

Синий – корпус Альф.

Белый – Кэт и ее коллеги Асы.

Зеленый – Мозги, Научный дивизион.

Лиловый – Технари.

Красный – Танки.

А мне, везучей, достался ярко-желтый – для дипломатического корпуса – в соответствии с моей яркой солнечной натурой.

Я уж как могу пытаюсь эту скукоту оживить. Подол у меня на пять сантиметров выше, чем официально позволяют правила, а лифчик противоречит ньютоновскому закону всемирного тяготения.

Но перегнуть палку еще хоть чуточку – отличный способ заработать дисциплинарное замечание от наших инструкторов, а это, может, кому и надо, только не мне. У меня их полный комплект.

Сутки прошли с тех пор, как Тайлер изображал в Складке рыцаря на белом коне. Он доложился боевому командиру де Стой и адмиралу Адамсу, и после сенсационной новости о спасении сироты двухсот лет от роду с самого прославленного в терранской истории заброшенного корабля все вернулись к обычным делам. Первые задания будут выданы через час, и чем скорее мы встретимся с остальными членами экипажа, тем скорее стартуем в черноту. Ради этого момента мы работали пять лет, и меня уже так тошнит от этого заведения, что прямо вкус рвоты во рту. Все, школа, все.

Тайлер все еще просматривает цифровые досье на своем униглассе.

– Зила Мадран. Терранка. Восемнадцать лет. Научный дивизион.

– Умная, – говорю я. – Академический табель – безупречен.

– Тридцать два официальных выговора за последние два года.

– Не все из нас идеальные снежинки, братец.

– Говори за себя, – усмехается Кэт и хлопает себя по заду. – Я вот абсолютно совершенна.

Тайлер пробегает глазами по экрану унигласса, качая головой.

– Тут сказано, что кадет Мадран заперла двух соучеников в жилом помещении и подвергла их действию вируса «Итрейя», чтобы испытать изобретенную ею сыворотку.

– И она подействовала, – указываю я. – Они не ослепли.

– Выстрелила в соседку по комнате из дезинтеграторного пистолета.

– Установленного на режим оглушения.

– Два раза.

– Может, ее оказалось не так легко оглушить? – предполагает Кэт.

– И ты, Брэннок? – говорит ей Тайлер.

Мы салютуем проходящему инструктору, расходимся с группой младших кадетов (с должным благоговением перешептывающихся при виде знаменитого Тайлера Джонса) и входим в лифт, спускающийся к комнатам для инструктажа экипажей. За прозрачной пластисталью, посреди шума и суеты двадцати тысяч человек, вращается станция, а Тайлер перелистывает досье к следующему участнику.

– Финиан де Карран де Сиил. Бетрасканец. Девятнадцать лет. Технический дивизион.

– Умник, – говорю я. – В первой десятке перцентиля, если тебя такие вещи интересуют.

– Сказано, что завалил динамику Складки.

– Иначе бы попал во вторую десятку, – отвечаю я. – Понимаешь? Суперумник.

– Также сказано, что он ходит в экзокостюме, – продолжает Тайлер.

– Ага, – киваю я. – У него повреждение нервов, мышечная слабость и нарушена подвижность. В детстве переболел лизергийской чумой. Костюм компенсирует дефекты.

– Это понятно, – говорит Тайлер. – Но если он такой умный, чего же он динамику Складки завалил?

– Последний экзамен был упражнением для группы.

– И что?

– Сам увидишь, – вздыхает Кэт.

Выходим из лифта, пробираемся сквозь толпу и через несколько коридоров оказываемся у выделенной нам комнаты для инструктажа. Стены светятся дисплеями – звездные карты, показывающие территории галактик, последние известия о сильдратийской гражданской войне, новые видео флотов беженцев, скапливающихся у границ терранского пространства. Смартглассовый стол занимает почти всю комнату, на его поверхности – проекция эмблемы Академии Авроры и наш девиз:

Мы – Легион.

Мы несем свет.

Там, где мы, там ночи нет.

Напротив нас, в буквальном смысле как можно дальше друг от друга, сидят новые участники нашего экипажа.

Зила Мадран – терранка. Она ниже ростом, чем даже Кэт. Кожа темно-коричневая, волосы длинные, в тугих локонах. Зеленая полоса Научного дивизиона на плечах на ее цвет лица никак не влияет, но если бы миловидность была оружием, с Зилой мало бы кто справился. Только вот взгляд у нее – такое чувство, будто за этими темными окнами души никого нет дома.

Ну ладно. Она хотя бы без дезинтегратора сегодня…

Прислонившийся к дальней стенке наш второй член команды – почти зеркальная противоположность первого. Как у всех бетрасканцев, кожа его цвета выбеленной кости. Единственное яркое пятно на нем – лиловая полоса Технического дивизиона на форме.

Глаза у него больше человеческих, защитные контактные линзы полностью черные. Кости длинные и тонкие, какие бывают, когда растешь при нулевой гравитации, и от этого вид у него необычный. Бетрасканцы любят путешествовать, но почти все они выросли на своей родной планете по имени Траск. В деле Финиана говорится, что он много времени в детстве провел на космических станциях. У него короткие волосы ежиком, и на них геля как раз столько, чтобы складывалось впечатление, будто геля вообще нет. Но меня этим не обманешь.

Самое в нем примечательное – легкий экзокостюм, упомянутый в его досье. Он из серебристого металла – спину закрывает полусфера, руки и ноги усилены рукавами, перчатками и ботинками на шарнирах. Современнейшая техника, и движения у него плавные, почти бесшумные. Но даже если бы я не читала его дела, все равно бы могла сказать, что большую часть тяжелой работы выполняет за Финиана костюм.

Тайлер смотрит на эту парочку и приветствует их картинным взмахом руки.

– Доброе утро, легионеры!

Они оба просто пялятся на него. Зила – так, будто все его атомы пересчитывает по одному, а Финиан – с таким видом, будто ему принесли блюдо, ничего общего не имеющее с приятной картинкой в меню.

Но все же именно он первым приходит в движение и небрежно поднимает руку в ответ:

– Доброе, сэр.

Почтительное обращение не звучит комплиментом.

Зила продолжает таращиться, а когда наконец отвечает, голос ее звучит спокойно и даже вежливо:

– Доброе утро.

Тайлер поворачивается ко мне, приподняв брови.

– Кого-то не хватает?

– Я задаюсь тем же вопросом, дорогой братец.

– Он пропустит инструктаж.

– Гм. – Я подчеркнуто хлопаю себя по карманам формы, разглядываю китель. – Похоже, ту часть своей души, которую это волнует, я в других штанах оставила.

Прошу заметить: брата своего я очень люблю и знаю, что день у него выдался тяжелый, но мне пришлось почти всю ночь не спать, составляя для него эти досье, я еще свою дозу кофеина с утра не получила, и обычно я на него так не огрызаюсь… ладно, кому я голову морочу?

Тай кривится и переходит к делу.

– Итак. Прежде всего прошу прощения за необычные обстоятельства. Не знаю, что вам известно о том, как проходил Набор, но нам, видимо, придется в обозримом будущем работать вместе. Наше официальное обозначение в командной иерархии Легиона – «Экипаж-312». Меня зовут Тайлер Джонс. Я в этом экипаже – Альфа. Это наш Лик, Скарлетт Джонс, и наш Ас, Кэт Брэннок.

Кэт садится и откидывается на спинку стула.

– Зовите меня Ноль.

– В смысле ноль шансов на успех? – совершено невинно интересуется Финиан.

– В смысле, что большинство кадетов на экзамене промахивается по двенадцати-пятнадцати процентам целей, – отвечает Тайлер.

Кэт улыбается:

– Угадай, Тощенький, по скольким промахнулась я.

Именованный Тощеньким выпрямляется. Его костюм издает жужжание и серию тихих щелчков.

– Финиан де Карран де Сиил. Если вам лень, то просто Фин. Технарь. Вы ломаете – я чиню. Стопроцентный успех, впрочем, могу обещать только относительно своих чертовски остроумных замечаний.

Я приветственно киваю, поворачиваюсь к нашему второму участнику. Она сидит на стуле сгорбившись, колени подтянув к подбородку. У нее такой озадаченный вид, будто мысль представиться даже не приходит ей в голову.

Зато приходит мне: знакомство с новыми людьми может быть непростым. Особенно учитывая, что она знает: не была она у Тайлера первым, пятым и даже последним выбором.

– Зила Мадран, – говорит она наконец. – Специалист по науке.

– Очень хорошие у тебя серьги, – говорю я, чтобы снять ее напряжение.

Ага, на это реакция есть. Она резко оборачивается ко мне, вскидывает руку к полоске золота с бисером, будто хочет ее спрятать.

Гм. Их носят для того, чтобы ими можно было любоваться. Но ей не нравится, когда кто-то это делает?

Интереееесно…

– Должен сказать, Золотой Мальчик, – говорит Финиан, снова обращая взгляд черных глаз на Тайлера, – я впечатлен. Тут делали ставки, как долго ты прорыдаешь в койке, прежде чем возьмешь себя в руки и произнесешь нам воодушевляющую речь. Честно скажу: я ставил на вот это время, только завтра.

Прощупывает почву. Пытается вывести Тайлера из себя.

– Сколько ты поставил? – спрашивает мой брат.

– Пятьдесят кредов.

– Азартные игры в Академии запрещены, – напоминает Тай.

– А ставить против Тайлера Джонса будет только полный идиот, – добавляет Кэт.

Финиан моргает, смотрит на нее, на Тая.

– Он тебе бойфренд, что ли?

Ой! Этого не надо было.

Глаза у Кэт чуть расширяются. Она медленно встает, берется за стул…

– Спокойно, легионер Брэннок, – предупреждает Тайлер.

На Финиана это все впечатления не производит. Может быть, не понимает, насколько серьезные повреждения может нанести Кэт его важным частям тела этим предметом мебели. Но Тайлер теперь ее командир, и это решающий фактор – хотя бы для Кэт. Она хмурится, но садится, одарив нашего нового технаря взглядом, способным прожечь пластисталь.

Фин смотрит на Тайлера, ухмыляясь:

– Так что, это правду про тебя говорят?

– Наверное, нет, – вздыхает Тайлер. – А что именно?

– Что ты пролетел мимо Набора, потому что кого-то гражданского выручал в Складке?

– Информация закрытая, – отвечает Тайлер. – Не имею права об этом говорить.

– Значит, правда. – Фин пренебрежительно фыркает. – Ты просто настоящий… как это у вас, терран, называется… бойскаут? Настоящий маленький бойскаут?

Зиле, кажется, этот разговор уже надоел. Она берет унигласс, проводит рукой по поверхности и быстро начинает стучать по ней кончиками пальцев. Отключилась.

Несмотря на дефицит сна и кофеина, я Тайлеру сочувствую. Каковы бы ни были кандидаты его мечты, эти двое туда точно не попали бы. Но мой брат не расстроен.

– Я тебя вспомнил, – говорит он Фину. – Ты тот кадет, который лабораторию реактивного движения облучил, чтобы не сдавать пространственную динамику.

– Строго говоря, никому ее не пришлось сдавать.

– Ты настолько боялся провала?

– Это мы так налаживаем контакт? – спрашивает Фин. – У меня такое чувство, что именно это и делаем.

– А еще ты тот парень, что всегда сидел один в столовой на каждом перекусе. – Тайлер поворачивается к Зиле: – А тебя я вообще там не видел. Но нравится вам это или нет, я сейчас ваш командир, и на двенадцать ближайших месяцев деваться нам друг от друга некуда. Так что можете пристегнуть ремни и наслаждаться поездкой, а можете изображать крутых и весь год сортиры мыть. Ваш выбор, легионеры.

Ультиматум. Хороший ход, братишка.

Финиан смотрит достаточно долго, чтобы сохранить лицо. Но на самом деле у него нет другого выбора, и он это знает. Как можно медленнее и небрежнее он отдает честь.