Легенды умирающей Земли: Кугель и Неборазрывный Брызгосвет; Риальто Изумительный

– Я отвечу на этот вопрос! – сказал Фускуль. – Дрофо получит червя, когда вы заплатите пять тысяч терциев – плюс одиннадцать терциев за мой двояковыпуклый скребок для зачистки прихвостней, который вы позволили себе выбросить в бассейн, а также еще двадцать терциев за неспровоцированное хулиганское нападение! Таким образом, вы должны мне пять тысяч тридцать один терций. Потрудитесь рассчитаться, не сходя с места.

Смешавшись с группой других посетителей пивной, Кугель вышел на площадь и наблюдал со стороны за разгоравшимся скандалом.

Сольдинк сделал два угрожающих шага и встал лицом к лицу с Фускулем:

– Ты с ума сошел? Ты уже получил от меня наличными справедливую цену за червя! Сколько можно уклоняться, врать и фантазировать? Сейчас же передай червя Дрофо – или нам придется принять решительные неотложные меры!

– Не говоря уже о том, что тебя теперь ни в коем случае не назначат червячником на борту «Галанте», – прибавил капитан Бонт. – Так что доставь червя, и мы покончим с этим делом.

– Ха! – страстно воскликнул Фускуль. – Теперь вы не получите моего червя ни за пять, ни за десять тысяч! А по поводу других задолженностей… – Быстро шагнув вперед, Фускуль огрел Сольдинка кулаком в висок. – Это тебе за скребок! – Он тут же нанес еще один удар. – А это за все остальное!

Сольдинк рванул к противнику, чтобы дать сдачи; капитан Бонт попытался вмешаться, но Пульк неправильно истолковал его намерения и с силой оттолкнул капитана – тот свалился на мостовую.

Положить конец этой сваре удалось Дрофо, втиснувшемуся между сжимающими кулаки драчунами. Разведя руки, старший червячник призвал присутствующих к сдержанности:

– Успокойтесь, успокойтесь! Необходимо хорошенько подумать о странностях возникшей ситуации. Фускуль, вы утверждаете, что Сольдинк предложил вам за червя пять тысяч терциев, после чего выбросил ваш скребок в бассейн?

– Да, утверждаю! – яростно выкрикнул Фускуль.

– Подумайте! Возможно ли это? Сольдинк известен своей скупостью! Он никогда не предложил бы пять тысяч за червя, которому красная цена две тысячи! Как вы объясняете этот парадокс?

– Я червячник, а не психолог, распутывающий причины неврозов, – проворчал Фускуль. – Тем не менее… Действительно, насколько я помню, человек, называвший себя Сольдинком, был на голову выше этого пузатого головастика. Кроме того, на нем была необычная шляпа с тремя складками тульи, и он ходил, слегка подгибая колени.

Сольдинк возбужденно вмешался:

– Это описание в точности соответствует внешности субъекта, рекомендовавшего мне кулинарные услуги Терлулии! Он ходил крадучись и представился Фускулем.

– Ага! – воскликнул Пульк. – Тайное становится явным! Давайте-ка зайдем в клуб и обсудим положение вещей за кувшином свежего черного пива!

– Удачная мысль – но в данный момент излишняя, – сказал Дрофо. – Я уже знаю, кто притворялся Фускулем и устроил всю эту кутерьму.

– Я тоже догадался, – буркнул капитан Бонт.

Сольдинк раздраженно переводил взгляд с лица на лицо:

– Значит, я – тупица? Кто этот мерзавец?

– Разве могут быть какие-то сомнения? – поднял брови Дрофо. – Нас водил за нос Кугель.

Сольдинк моргнул, после чего хлопнул себя ладонью по лбу:

– Единственный возможный вывод!

Пульк вежливо упрекнул его:

– Теперь, когда личность мошенника установлена, вам, похоже, следовало бы извиниться перед Фускулем.

Ушибы, нанесенные Фускулем, все еще не стерлись из памяти экспедитора.

– Не стану приносить никаких извинений, пока он не вернет мне шестьсот терциев, полученных за червя. Кроме того, не забывайте, что он предъявил мне ложное обвинение в пропаже скребка! Извиняться должен он, а не я!

– Вы все еще не разобрались, в чем дело, – настаивал Пульк. – Шестьсот терциев вы уплатили Кугелю, а не Фускулю.

– Возможно. Однако деньги пропали. Вся эта история нуждается в тщательном расследовании.

Капитан Бонт оглядывался по сторонам.

– Совсем недавно мне показалось, что я заметил Кугеля… Нет, он успел куда-то скрыться.

На самом деле, как только Кугель понял, куда дует ветер, он поспешил подняться на борт «Галанте». Мадам Сольдинк прошла к себе в каюту и там посвящала дочерей в подробности скандала. На палубе никого не было – никто не мешал Кугелю распоряжаться судном. Он сбросил трап на причал, отдал швартовы, сорвал шоры с глазных выростов червей и подвесил перед их хоботками корзины, наполненные тройными порциями приманки, после чего подбежал к штурвалу и круто повернул его.

Сольдинк продолжал волноваться у входа в мужской клуб:

– Я с самого начала ему не доверял! Но кто мог себе представить такую низость?

Суперкарго Бундерваль согласился с владельцем судна:

– Кугель хорошо умеет притворяться, но в конечном счете, по сути дела, он мошенник.

– Его придется вызвать, подвергнуть допросу и наказать по заслугам, – сказал капитан Бонт. – Неприятная обязанность.

– Не такая уж неприятная, – пробормотал Фускуль.

– Он имеет право высказать аргументы в свою защиту, таков морской закон. Чем скорее это случится, тем лучше. В этом отношении здешний мужской клуб ничем не хуже, чем любое другое помещение.

– Прежде всего его нужно найти, – напомнил Сольдинк. – Хотел бы я знать, где спрятался этот негодяй? Дрофо! Поднимитесь с Пульком на борт «Галанте». Фускуль, посмотрите, не остался ли он в пивной. Ничего ему не объясняйте – постарайтесь не спугнуть его. Просто скажите, что я хотел бы задать ему несколько вопросов… Да, Дрофо? Почему вы все еще здесь?

Дрофо указал на море и произнес, как всегда, задумчиво-мрачноватым тоном:

– Смотрите сами, сударь…

3. Океан Вздохов

В темном зеркале моря горело точное отражение красного утреннего Солнца.

Черви, влекомые половинным рационом приманки, едва шевелились, и «Галанте» еле скользила по воде – бесшумно, как во сне.

Утром этого дня Кугель проспал несколько дольше обычного – в кровати, мягкостью которой раньше наслаждался Сольдинк.

Команда «Галанте» тихо и эффективно выполняла свои обязанности.

Кто-то постучал в дверь и тем самым прервал сонное блаженство Кугеля. Потянувшись и зевнув, Кугель мелодично позвал:

– Войдите!

Дверь открылась; в каюту зашла Табазинта – младшая и, возможно, самая привлекательная из дочерей мадам Сольдинк (хотя, если бы от Кугеля потребовали высказать его суждение, он упорно защищал бы особые достоинства каждой из них).

Природа наградила Табазинту пышной грудью и небольшими упругими ягодицами, оставив ей при этом тонкую гибкую талию; девушка приветствовала мир округлым лицом, украшенным копной темных кудрей и розовыми губами, обычно слегка поджатыми, как если бы она сдерживала улыбку. Она принесла поднос и поставила его на столик у кровати, после чего, бросив скромный взгляд через плечо, собралась уходить.

Но Кугель остановил ее:

– Табазинта, дорогуша! Сегодня прекрасная погода – я позавтракаю на квартердеке. Кроме того, передай мадам Сольдинк, что она может зафиксировать штурвал – ее смена закончилась.

– Как вам будет угодно, сударь. – Табазинта взяла поднос и вышла из каюты.

Кугель поднялся с кровати, освежил лицо надушенным лосьоном, прополоскал рот раствором одного из отборных бальзамов Сольдинка, после чего завернулся в легкий длинный халат из бледно-голубого шелка и прислушался… Раздались шаги мадам Сольдинк, спускавшейся по сходням. Глядя в иллюминатор, обращенный к носовой палубе, Кугель пронаблюдал за тем, как супруга экспедитора промаршировала в каюту, которую прежде занимал старший червячник Дрофо. Как только она скрылась из вида, Кугель вышел на среднюю палубу. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув прохладный утренний воздух, он взобрался на квартердек.

Перед тем как сесть за стол, чтобы позавтракать, Кугель подошел к ютовому поручню, чтобы оценить состояние моря и продвижение судна. От горизонта до горизонта распростерлись гладкие воды – в них ничего не было видно, кроме отражения Солнца. Кильватерная струя выглядела достаточно прямой (что свидетельствовало о совершенствовании навыков мадам Сольдинк), а коготь эскалабры указывал на юг.

Кугель одобрительно кивнул. Вероятно, мадам Сольдинк могла бы достаточно хорошо справляться с обязанностями рулевого. Навыки червячника, однако, не поддавались ее разумению, причем ее дочери тоже не проявляли особой наклонности к этому призванию.

Кугель уселся за стол. Одну за другой он приподнимал крышки блюд и заглядывал под них. Ему подали компот из приправленных пряностями фруктов, паштет из вареной печени морских птиц, кашу из дриста с изюмом, маринованные луковицы лилий и маленькие черные фрикадельки из грибков с гарниром из разноцветных макарон – вполне приличный завтрак, в стиле приготовления которого угадывалась умелая рука Меадре, старшей и самой прилежной из дочерей супруги экспедитора. В тот единственный раз, когда поварские обязанности были поручены самой мадам Сольдинк, она умудрилась изобрести нечто настолько неаппетитное, что Кугель больше не назначал ее в камбуз.

Кугель ел не торопясь. Между ним и миром установилась наиприятнейшая гармония – эту интерлюдию следовало продлевать и ценить, ею нужно было наслаждаться в полной мере. С тем, чтобы подчеркнуть такую редкую возможность, Кугель приподнял исключительно изящную, хрупкую чайную чашку и пригубил полупрозрачный нектар, заваренный из самой изысканной смеси душистых трав, которая принадлежала Сольдинку.

– Все в порядке! – вздохнув, произнес Кугель. С прошлым было покончено, а будущее могло исчезнуть завтра, если не взойдет Солнце. Настоящее же оставалось настоящим, и с этим драгоценным мигом следовало обращаться чутко и бережно.

– Все в полном порядке! – повторил Кугель.

И все же… Кугель тревожно оглянулся через плечо. В том, чтобы наслаждаться преимуществами быстротечной власти, не было ничего предосудительного – тем не менее, достигнув вершины, остается только спускаться, не правда ли?

Даже теперь, без какой-либо осознанной причины, Кугель ощущал в воздухе зловещее напряжение, инстинктивно угадывая, что в чем-то, каким-то образом ему угрожала опасность.

Вскочив на ноги, Кугель наклонился над левобортным поручнем. Черви, привлеченные половинными порциями приманки, работали с прохладцей, не прилагая особых усилий. Ничто не указывало на какое-либо нарушение заведенного распорядка. Правобортный червь вел себя таким же образом. Кугель медленно вернулся к накрытому столу.

Напрягая все свои мыслительные способности, Кугель пытался понять, что вызывало у него такое беспокойство? Он плыл на надежном судне, еды и питья было достаточно; мадам Сольдинк и ее дочери, очевидно, примирились с неизбежностью выполнения новых обязанностей, и Кугель мог поздравить себя с предусмотрительным, благожелательным и в то же время строгим управлением женской командой.

На протяжении нескольких часов после отплытия из Помподуроса мадам Сольдинк часто разражалась приступами ярости, каковые Кугель решил в конце концов пресечь – хотя бы для того, чтобы на борту поддерживалось какое-то подобие дисциплины.

– Мадам! – сказал Кугель. – Ваши истерические возгласы нарушают покой всех окружающих. Они должны прекратиться.

– Поработитель! Злобное чудовище! Лахарк, кеак!^[2]

– Если вы не успокоитесь, я прикажу запереть вас в трюме, – ответил Кугель.

– Еще чего! – фыркнула мадам Сольдинк. – Кто станет выполнять твои приказы?

– Если потребуется, я это сделаю сам! На борту необходима дисциплина. Отныне я капитан этого судна и поэтому отдаю приказы. Мой первый приказ: придержите язык! Во-вторых, соберите всю команду на средней палубе: я собираюсь обратиться к вам с речью.

Мадам Сольдинк и ее дочери неохотно выстроились в указанном Кугелем месте. Кугель поднялся на среднюю ступень сходен:

– Уважаемые дамы! Буду очень благодарен, если вы внимательно прислушаетесь к моим словам. – Переводя взгляд с одного лица на другое, Кугель улыбнулся: – Вот и хорошо! Я понимаю, что сегодняшние события не совсем устраивают ни вас, ни меня. Что случилось, однако, то случилось, и нам придется приспосабливаться к обстоятельствам. В этом отношении я хотел бы вам кое-что посоветовать.

Прежде всего должен напомнить, что в любом плавании действуют морские законы, согласно которым приказы капитана должны выполняться быстро и беспрекословно. Каждому будет поручена доля необходимой работы. Я уже взял на себя функции управления. От вас, моей команды, ожидается добровольное усердное сотрудничество; если вы оправдаете мои ожидания, вы убедитесь в том, что я могу быть снисходительным, понимающим и даже ласковым руководителем.

Мадам Сольдинк резко выкрикнула:

– Можешь идти ко всем чертям со своей снисходительностью! Отвези нас назад в Помподурос!

Ее старшая дочь, Меадре, печально произнесла:

– Помолчи, мама! Смотри в лицо действительности! Кугель не желает возвращаться в Помподурос – лучше всего было бы узнать, куда он на самом деле намерен плыть.

– Я предоставлю интересующие вас сведения, – сказал Кугель. – Пункт назначения – порт Валь-Омбрио на побережье Альмерии, это довольно далеко на юге.

– Ты шутишь! – потрясенно воскликнула мадам Сольдинк. – Южные воды полны смертельных опасностей! Это общеизвестно!

Кугель холодно ответил:

– Мадам, настоятельно рекомендую вам довериться суждению такого человека, как я, а не пустой болтовне саскервойских домохозяек.

Салассера посоветовала матери:

– Кугель в любом случае будет делать все, что захочет, какой смысл ему возражать? Он от этого только разозлится.

– Правильно! – поддержал ее Кугель. – А теперь о работе, которая потребуется на борту. Каждой из вас придется стать, следуя моим указаниям, опытной червячницей. Так как времени у нас предостаточно, черви будут получать лишь половинную порцию приманки – это упростит дело для всех заинтересованных лиц. Кроме того, хотя с нами нет корабельного кока, Ангшотта, у нас есть более чем достаточный запас провизии, и в этом отношении я не вижу никаких причин себя ограничивать. Призываю вас максимально использовать и развивать свои кулинарные способности.

Сегодня я подготовлю предварительное расписание выполнения ваших обязанностей. Днем я сам буду нести вахту и наблюдать за тем, чтобы на борту все делалось по правилам. Возможно, следует упомянуть о том, что от мадам Сольдинк, учитывая ее почтенный возраст и высокое общественное положение, не потребуются услуги «ночной стюардессы». В том, что относится…

Мадам Сольдинк сделала быстрый шаг вперед:

– Постой-ка, не спеши! В чем будут заключаться обязанности «ночной стюардессы», хотела бы я знать? И почему моя квалификация не соответствует этой должности?

Кугель обратил взор к морскому горизонту.

– Обязанности «ночной стюардессы» более или менее самоочевидны. Ей предоставляется каюта на корме, где она следит за тем, чтобы удовлетворялись все потребности капитана. Это престижная должность – и, по всей справедливости, ее будут занимать по очереди Меадре, Салассера и Табазинта.

И снова мадам Сольдинк разволновалась:

– Этого я и боялась! Я, Кугель, буду твоей «ночной стюардессой»! И не пытайся меня разубедить!

– Все это очень замечательно, мадам, но ваши услуги потребуются у штурвала.

– Послушай, мама! – вмешалась Меадре. – Мы не такие хрупкие и беспомощные создания, как ты себе представляешь.

Табазинта рассмеялась:

– Мама, особого расположения заслуживаешь ты, а не мы. С Кугелем мы как-нибудь справимся.

– Пусть решения принимает Кугель, – сказала Салассера. – В конце концов, он взял на себя всю ответственность.

Кугель произнес:

– Предлагаю закончить на этом наше обсуждение. А теперь я должен (в первый и в последний раз!) упомянуть об обстоятельстве довольно-таки неприятного характера. Допустим, что кто-либо на борту «Галанте» – назовем эту персону Зитой, в честь богини всего непредсказуемого и непознаваемого, – решит исключить Кугеля из числа живущих в этом бренном мире. У нее было бы несколько возможностей для осуществления своего замысла: она могла бы отравить его пищу, разрезать ему глотку ножом или нанести ему удар по затылку и сбросить в море.

Благовоспитанные особы вряд ли станут замышлять подобные злодеяния. Тем не менее я разработал план, позволяющий полностью предотвратить такое развитие событий. В глубине носового трюма я установлю разрушительное устройство, используя значительное количество взрывчатки, свечу и фитиль. Каждый день я буду открывать замок неприступной, окованной чугуном двери и заменять свечу. Если я этого не сделаю, свеча расплавится и подожжет фитиль. Взрыв пробьет брешь в корпусе судна, и «Галанте» камнем пойдет ко дну. Мадам Сольдинк, вы чем-то расстроены? Вы хорошо поняли то, что я сказал?

– Слишком хорошо!

– В таком случае позвольте мне закончить выступление. Мадам Сольдинк, вы можете встать за штурвал – я продемонстрирую вам основные принципы рулевого управления. Девушки, сначала приготовьте на всех обед, а потом мы займемся благоустройством различных кают.

У штурвала мадам Сольдинк продолжала предупреждать об опасностях южных морей:

– Там полно кровожадных пиратов! Там водятся морские чудовища: синие кодорфины, трифвиды, двенадцатиметровые глубоководные призраки! Бури налетают со всех сторон и швыряют корабли, как щепки!

– И как же выживают кровожадные пираты, будучи окружены такими опасностями?

– Кому какое дело, как выживают пираты? Любой нормальный человек горячо надеется на то, что все они утонут!

Кугель рассмеялся:

– Ваши страхи противоречат фактам! Мы везем товары, предназначенные для Юкоуну, в связи с чем они должны быть доставлены в Валь-Омбрио на берегу Альмерии.

– Это ты не имеешь никакого представления о фактах! Товары доставляются в Порт-Пердусс, а там наши торговые агенты организуют их дальнейшую перевозку. Нам следует плыть в Порт-Пердусс.

Кугель снова рассмеялся:

– Вы меня за дурака принимаете? Как только «Галанте» причалит в Порт-Пердуссе, вы станете вопить, призывая на помощь портовых вороловов. Повторяю: мы плывем на юг. – Кугель пошел обедать, предоставив мадам Сольдинк возможность мрачно разглядывать эскалабру.

Утром следующего дня Кугель впервые почувствовал, что в окружающем его корабельном существовании что-то не так. Но все его попытки определить, в чем именно состояло упущение, несоответствие или иное нарушение правильного распорядка, ни к чему не приводили. Судно функционировало нормально – хотя черви, следовавшие за половинной приманкой, выглядели несколько утомленными, словно ночью им пришлось долго и усердно работать. Кугель взял это обстоятельство на заметку: червям следовало ввести тонизирующее средство.

Сгущение высоких облаков на западном небосклоне предвещало сильный ветер – попутный ветер помог бы червям отдохнуть и набраться сил… Кугель недоуменно нахмурился. Дрофо научил его разбираться в изменениях цветовых оттенков, текстуры и прозрачности моря. Теперь возникало впечатление, что окружавший судно океан был таким же, как вчера.

– Смехотворно! – сказал себе Кугель; ему не следовало распускать воображение.

Вечером Кугель, глядя с кормы, заметил небольшой пузатый баркас, явно пытавшийся догнать «Галанте». Изучая баркас в подзорную трубу, Кугель сумел различить четырех плещущих прихвостнями тягловых червей мелковатой породы; черви эти недостаточно эффективно справлялись со своей задачей. Разглядывая палубу баркаса, Кугель распознал – настолько, насколько мог об этом судить на таком расстоянии – силуэты Сольдинка, капитана Бонта, Пулька и нескольких других знакомых ему личностей, а на носу виднелась высокая задумчивая фигура человека, смотревшего в горизонт, – несомненно, червячника Дрофо.

Солнце еще не зашло, но темнота должна была наступить часа через два. Не проявляя никаких внешних признаков тревоги, Кугель приказал спустить перед всеми червями корзины с двойной приманкой и влить каждому червю одну восьмую пинты «Тоника» Рауза. «Галанте» быстро удалилась от преследовавшего ее баркаса.

Мадам Сольдинк с любопытством наблюдала за происходящим и наконец спросила:

– Чей это был корабль?

– Судя по всему, это торговцы с острова Жмей, – ответил Кугель. – Сомнительный народец, во всех отношениях. В дальнейшем постарайтесь держаться от них подальше.

Супруга экспедитора промолчала, а Кугель задумался над новой загадкой: каким образом Сольдинку удалось так скоро приблизиться к «Галанте» на тихоходном баркасе?

Когда сгустились сумерки, Кугель изменил курс, и превратившийся в точку баркас скрылся за горизонтом. Обращаясь к мадам Сольдинк, Кугель сказал:

– Они плывут в другом направлении и к утру будут километрах в двадцати от нас. – Он уже направился к себе в каюту, но заметил краем глаза луч света и обернулся: на корме горел чугунный фонарь.

Громко выругавшись, Кугель подбежал к фонарю и потушил его, после чего гневно повернулся к мадам Сольдинк:

– Почему вы зажгли фонарь и ничего мне об этом не сказали?

Мадам Сольдинк безразлично пожала плечами:

– Во-первых, ты об этом не спрашивал.

– А во-вторых?

– Во-вторых, на кораблях ночью зажигают фонари. Так поступают все осторожные моряки.

– На борту «Галанте» не должны гореть никакие фонари, если я не отдам особое распоряжение.

– Как тебе будет угодно.

Кугель постучал пальцем по эскалабре:

– Держите нынешний курс в течение часа, после чего снова поверните на юг.

– Глупость! Трагическое безумие!

Кугель спустился на среднюю палубу и стоял, облокотившись на поручень, пока тихий перезвон серебряных колокольчиков не оповестил его о том, что подали ужин: стол с белой скатертью накрыли в кормовой каюте.

Блюда вполне соответствовали ожиданиям Кугеля, о чем он сообщил Табазинте, на чью долю сегодня выпали обязанности «ночной стюардессы».

– В подливку к рыбе, пожалуй, положили слишком много укропа, – заметил он, – а десертное вино, «Бледное Монтрачио», следовало бы выдерживать в погребе еще не меньше года. Тем не менее, в общем и целом, я не нахожу, к чему придраться, о чем ты можешь сообщить тем, кто работал в кухне.

– Сейчас? – скромно спросила Табазинта.

– Нет, не обязательно, – ответил Кугель. – Это можно сделать и завтра.

– Завтра так завтра – торопиться некуда.

– Вот именно. Сейчас нам нужно обсудить другие вещи. Но прежде всего… – Кугель выглянул в обращенный к корме иллюминатор. – Я этого ожидал! Подлая карга снова зажгла фонарь на юте! Никак не могу понять – что она задумала? Какой смысл разжигать яркий огонь на корме? Мы же не плывем кормой вперед!

– Наверное, она хочет предупредить другое судно, чтобы оно не столкнулось с нами в темноте. В последнее время они следовали за нами по пятам.

– Вероятность столкновения очень мала. Я не хочу привлекать внимание; наоборот, я хочу, чтобы нас не замечали.

– Все идет хорошо, Кугель. Тебе незачем беспокоиться, – Табазинта подошла и положила руки ему на плечи. – Тебе нравится моя прическа? Я опрыскала волосы особыми духами, они называются «Танженс» – в честь сказочной красавицы.

– Согласен, твои волосы обворожительно ароматны – замечательные духи! Но мне нужно подняться на ют и сделать выговор твоей матери.

Гримасничая и улыбаясь, Табазинта пыталась удержать его:

– Ах, Кугель! Как я могу доверять твоим комплиментам, если ты бежишь от меня впопыхах при первой возможности? Останься – и мы увидим, как ты меня ценишь! Пусть несчастная старуха стоит у штурвала.

Кугель уклонился от объятий.

– Сдерживай любвеобильность до поры до времени, роскошная куколка! Я скоро вернусь и отдам должное твоим прелестям – вот увидишь!

Кугель выбежал из каюты и поднялся на квартердек. Его опасения оправдались: фонарь ослепительно пылал. Не остановившись, чтобы выругать мадам Сольдинк, он не только потушил фонарь, но вынул из него оправу из ступенчатых линз, контактные язычки и сердечник из люминекса и выбросил эти компоненты в море.

Только после этого Кугель обратился к мадам Сольдинк:

– Мое долготерпение истощилось. Если на борту этого судна зажгутся еще какие-нибудь огни, вам придется иметь дело с очень неприятными последствиями.

Мадам Сольдинк высокомерно промолчала. Проверив напоследок показания эскалабры, Кугель вернулся к себе в каюту. Выпив еще несколько бокалов вина и проведя несколько часов в развлечениях с Табазинтой, он крепко заснул – и этой ночью больше не возвращался на квартердек.

Разбуженный лучами утреннего Солнца, Кугель сел в постели, часто моргая, – и снова его охватило странное ощущение какой-то неправильности в окружающей обстановке, часто беспокоившее его в последнее время. Он поднялся на квартердек, где у штурвала стояла Салассера. Кугель взглянул на эскалабру: коготь указывал прямо на юг.

Вернувшись на среднюю палубу, Кугель осмотрел червей; те лениво пошлепывали по воде прихвостнями, не слишком возбужденные половинными порциями приманки. Судя по всему, черви были здоровы, хотя казались слегка утомленными, а на спине левобортной твари появились первые признаки тимпа.

«Сегодня девушкам придется вымокнуть на спонсонах», – подумал Кугель. Впрочем, отработавшую смену «ночную стюардессу» можно было освободить от обслуживания червей.

Прошли еще два дня; Кугель проводил время в счастливой праздности, жадно наслаждаясь свежим морским воздухом, превосходной кухней и щедрой благосклонностью «ночных стюардесс». Единственным источником тревоги оставалось навязчивое, необъяснимое ощущение какого-то нарушения во времени и пространстве – хотя теперь он решил игнорировать наваждение так, как если бы его преследовали приступы дежавю.

Тем утром, когда Табазинта подала ему завтрак на квартердеке, Кугелю пришлось прервать приятную дегустацию блюд – он заметил неподалеку рыбацкое суденышко. Дальше, на юго-западе, виднелись смутные очертания острова, показавшиеся Кугелю настолько знакомыми, что он застыл в полном замешательстве. Опять дежавю?

Взявшись за штурвал, Кугель заставил «Галанте» приблизиться к рыбацкой лодке – с нее забрасывали сети один пожилой человек и два подростка. Проплывая рядом, Кугель перегнулся через поручень и громко обратился к рыбакам:

– Эй, на палубе! Что это за остров – там, вдали?

Рыбак взглянул на Кугеля так, словно сомневался в его умственных способностях.

– Лаусикая – как вам должно быть известно. Они там все чокнутые – на вашем месте я бы держался от них подальше.

Лаусикая? У Кугеля отвисла челюсть. Как это может быть? Неужели он стал жертвой магического сглаза?

Недоумевая, Кугель подошел к эскалабре: судя по ее показаниям, «Галанте» шла правильным курсом. Невероятно! Он отплыл из Помподуроса на юг, а теперь возвращался с севера! Теперь ему следовало срочно изменить курс – иначе он потерпит крушение у берегов того острова, откуда сбежал!

Кугель повернул судно на восток, и тень Лаусикаи пропала за горизонтом. После этого он снова направил судно на юг.

Стоявшая рядом мадам Сольдинк с отвращением поджала губы:

– Снова на юг? Разве я не предупреждала о подстерегающих там опасностях?

– Держите курс на юг! Не отклоняясь ни на йоту ни на восток, ни на запад! Мы плывем на юг, ясно? Север должен оставаться за кормой, а прямо по курсу должен быть юг!

– Безумие! – пробормотала мадам Сольдинк.

– Безумие? Для вас – может быть. Но не для меня, я в своем уме! Нельзя не признать, что во время нашего плавания у меня возникали странные ощущения. В частности, я никак не могу объяснить тот факт, что мы снова приблизились к Лаусикае, причем с севера. Возникает впечатление, что все это время мы плыли по кругу!

– Волшебник Юкоуну сглазил «Галанте», чтобы его чешуйки остались в сохранности. Таково самое разумное объяснение происходящему – и еще одна основательная причина для того, чтобы направиться в Порт-Пердусс.

– Об этом не может быть и речи! – отрезал Кугель. – Я спущусь в каюту и подумаю. Сообщайте мне о любых необычных обстоятельствах.

– Поднимается ветер, – заметила мадам Сольдинк. – Возможно, начнется буря.

Кугель подошел к поручню: действительно, на северо-западе глянцевую черную поверхность моря возмутили хвосты грозового ливня.

– Ветер поможет червям передохнуть, – заключил Кугель. – Не могу себе представить, почему они так обленились! Дрофо утверждал бы, что они слишком долго и тяжело работали, но я-то знаю, что это не так!

Поспешив на среднюю палубу, Кугель отдал гитовы, спустил голубой шелковый парус и подтянул шкотовые углы. Парус надулся бризом – за бортом послышалось журчание струй.

Поставив удобное кресло так, чтобы можно было сидеть, положив ноги на бортовой поручень, Кугель устроился в нем с бутылью «Янтарной Розпаньолы» под рукой и принялся наблюдать за тем, как Меадре и Табазинта обрабатывают жабры внутреннего левобортного червя, у которого наблюдались первичные признаки коросты.

Дело шло к вечеру, и Кугель задремал, убаюканный ласковой килевой качкой. Когда он проснулся, серые хвосты дождя уже рассеялись; дул прохладный ветерок – «Галанте» рассекала морскую рябь, вдоль бортов расходились носовые волны, за кормой кипела кильватерная струя.

Салассера, дежурная «ночная стюардесса», подала чай в серебряном кувшине и несколько небольших пирожных, каковые Кугель поглотил в необычно рассеянном настроении.

Поднявшись из кресла, Кугель направился к штурвалу. Мадам Сольдинк тоже была не в духе.

– Ветер ничему не помогает, – заявила она. – Лучше убрать парус.

Кугель отверг ее рекомендацию:

– Ветер пока что достаточно попутный, и черви могут отдохнуть.

– Червям отдыхать не надо! – отрезала мадам Сольдинк. – А пока мы идем под парусами, я не могу направлять судно, куда нужно.

Кугель ткнул пальцем в эскалабру:

– Держите курс на юг – туда, куда указывает эскалабра! И не отклоняйтесь от курса!

Супруге экспедитора больше нечего было сказать, и Кугель спустился с квартердека.

Начинался закат. Кугель встал под носовым фонарем «Галанте» и, как это любил делать Дрофо, задумчиво смотрел в морскую даль. Сегодня западный небосклон представлял собой драматическую картину: разорванные полоски перистых облаков озарились пунцовым сиянием на фоне темно-синего неба. Прикоснувшись к горизонту, Солнце решило повременить, словно не желая покинуть этот мир и оставить его в темноте. Багровеющий шар дряхлого светила окружила мрачноватая сине-зеленая корона – Кугель никогда раньше не замечал подобного явления. Казалось, на поверхности Солнца пульсировал лиловый кровоподтек, напоминавший вяло сокращающегося полипа: предзнаменование? Кугель уже повернулся было, чтобы уйти, но задержался, пораженный внезапной мыслью, и взглянул наверх, на фонарь. Стеклянная оправа из ступенчатых линз, контактные язычки и сердечник из люминекса, удаленные Кугелем из фонаря на корме, здесь тоже отсутствовали.

«Изобретательные умы работают на борту “Галанте”! – подумал Кугель. – Тем не менее им приходится иметь дело со мной, а меня не зря прозвали Пройдохой Кугелем».