Холодная луна

Лон Селитто громко хохотнул. Дэнс улыбнулась и вопросительно взглянула на него.

– Линкольн то же самое говорит о криминалистике. Если вы не знаете особенностей местности, значит вы работаете в вакууме. Верно, Линк?

– Простите? – переспросил криминалист.

– Слово «ареал» тебе должно понравиться.

– А… – Его вежливая улыбка напомнила Кэтрин равнодушное восклицание ее сына: «А мне-то что?»

Дэнс рассматривала карту Нижнего Манхэттена, попутно запоминая подробности, касавшиеся места преступления и того, чем занимался вчера после работы Ари Кобб, которые пересказывали ей Амелия и молодой патрульный полицейский по имени Пуласки.

Наконец, заключив, что она достаточно информирована, Кэтрин заявила:

– Хорошо, теперь перейдем к работе. Где он?

– В комнате напротив.

– Приведите его.

Глава 7

12:03

Мгновение спустя патрульный полицейский ввел в комнату невысокого элегантного бизнесмена в дорогом костюме. Кэтрин не знала точно, находился ли он под арестом, но по тому, как мужчина потирал запястья, поняла, что на нем только что были наручники.

Она приветствовала свидетеля, одновременно напуганного и возмущенного, и кивком предложила ему сесть в кресло. Сама села напротив, а затем продвинулась немного вперед, чтобы оказаться в проксимальной зоне нейтрального общения – термин, характеризующий физическое пространство между участниками собеседования. Характеристиками названной зоны возможно манипулировать, благодаря этому допрашиваемый чувствует себя то более, то менее благоприятно. В данный момент Кэтрин находилась не слишком близко, чтобы вызвать у него ощущение вторжения в личное пространство, и не слишком далеко, чтобы позволить ему ощутить себя в полной безопасности. «Они должны чувствовать себя на пределе, а ваша задача – этим пределом манипулировать», – говорила она в своих лекциях.

– Мистер Кобб, меня зовут Кэтрин Дэнс. Я сотрудник правоохранительных органов, и мне хотелось бы побеседовать о том, что вы видели вчера вечером.

– Возмутительно! Я уже рассказал им, – кивок в сторону Райма, – все, что видел.

– Я только что приехала. И не имела удовольствия слышать то, что вы им говорили.

Отмечая про себя его реакции, она задала несколько простейших вопросов: о месте работы и проживания, о семейном положении и т. п., что дало ей возможность установить базовый уровень реакций Кобба на стресс. Кэтрин внимательно выслушивала все его ответы. («Наблюдение и слушание – две важнейшие составляющие беседы. То, что вы сами говорите, имеет наименьшее значение».)

Одна из первых задач ведущего беседу заключается в установлении типа личности опрашиваемого – степени его интроверсии или экстраверсии. Большинство толкует слова «интроверт» и «экстраверт» весьма превратно. Экстраверты вовсе не всегда шумные и горластые, а интроверты не всегда застенчивы. Основная разница между названными типами заключается в стиле принятия решений. Интровертом в большей степени управляют интуиция и эмоции, нежели логика и разум; экстравертом – наоборот. Правильное определение личностного типа позволяет психологу точнее формулировать вопросы, выбирать тон и поведение, задавая их. К примеру, если вы начнете говорить с интровертом в резкой, отрывистой манере, он замкнется и общения не получится.

Впрочем, Ари Кобб оказался классическим экстравертом, и притом довольно заносчивым, в общении с ним не было нужды в «лайковых перчатках». Это был любимый тип Кэтрин. С ними бывало трудно, зато победа над их упрямством и высокомерием доставляла истинное удовлетворение. Кобб перебил ее:

– Вы слишком долго меня здесь задерживаете. Мне необходимо вернуться на работу. То, что произошло, случилось не по моей вине.

Кэтрин улыбнулась. С уважением, но довольно твердо она произнесла:

– Вопрос о вашей вине не стоит. Мы обсуждаем совсем другую проблему… А теперь, Ари, давайте поговорим о том, что случилось прошлым вечером.

– Вы не верите мне. Вы считаете меня лжецом. В момент совершения преступления меня там не было.

– Я вовсе не считаю вас лжецом. Но вы могли видеть нечто такое, что может оказаться нам весьма полезным. Что-то такое, что вы сами не считаете важным. Дело в том, что я стараюсь помочь людям вспомнить то, что они могли забыть. В этом заключается существенная часть моей работы. Давайте еще разок пройдемся по событиям вчерашнего вечера, и, может быть, что-то вам и вспомнится.

– Я ничего не видел. Я просто потерял деньги. И все. Ну и повел себя по-дурацки. И теперь из-за моей дурости мне готовы пришить дело государственной важности. Хрень какая-то.

– Давайте все-таки вернемся к вчерашнему вечеру. И не будем торопиться. Вы работали у себя в офисе. «Стенфелд бразерс инвестментс». В Хартсфилд-билдинг.

– Да.

– Весь день?

– Весь.

– В котором часу вы ушли с работы?

– В семь тридцать. Возможно, чуть-чуть раньше.

– И чем вы занимались потом?

– Пошел в «Ганновер» выпить.

– На Уотер-стрит, – добавила она.

Опрашиваемые должны постоянно гадать, что вам о них известно.

– Да. Вчера там был вечер «Мартини и караоке». Они называют такие вечера «Мартьюни». Так же, как мелодии.

– Очень остроумно.

– Я там встречаюсь с ребятами. С друзьями. Близкими друзьями.

По реакции Кобба Кэтрин поняла, что он хотел что-то добавить. А возможно, просто ожидал от нее вопроса о том, как их зовут. Готовность тотчас предоставить алиби, как правило, является одним из надежных свидетельств возможного обмана. Люди такого плана часто склонны полагать, что достаточно предложить доказательства своей невиновности и полиция не станет их проверять или что сотрудники полиции недостаточно умны, чтобы догадаться, что факт выпивки с друзьями в 20:00 не исключает возможности участия в воровстве в 19:30.

– Когда вы ушли оттуда?

– В девять или около того.

– И отправились домой?

– Да.

– В Верхний Ист-Сайд.

Кивок.

– Вы сели в обычное такси или наняли лимузин?

– Конечно, нанял лимузин, – отозвался Ари с едким сарказмом. – Поехал на метро.

– С какой станции?

– С «Уолл-стрит».

– Как вы шли туда?

– Осторожно, – ответил Ари с ироничной улыбкой. – Было скользко.

Кэтрин тоже улыбнулась:

– Каким путем?

– Я шел по Уотер-стрит, затем через Сидар перешел на Бродвей, а потом свернул на юг.

– Расскажите мне поподробнее об этом участке Сидар-стрит.

– А что рассказывать? Ничего жуткого я там не видел – ни убийц, ни маньяков, ни привидений. В такое время она обычно безлюдна. Я замерз. И потому ни на что особенно не обращал внимания.

– Не было никаких машин?

– Вроде бы нет. А почему вы спрашиваете?

– Знаете, память иногда нас очень сильно подводит или играет с нами странные шутки, – ответила Кэтрин. – Итак, вы идете по Сидар-стрит, проходите мимо переулка. И не видите ничего необычного?

– Нет, ничего. – Он бросил взгляд на три золотых кольца на двух пальцах Кэтрин и серебряные сережки в виде дельфинов.

– Именно там вы и потеряли свои деньги. Как это произошло? – В ее тоне и вопросах не было совершенно ничего угрожающего, и Ари явно расслабился. Его отношение к ней стало значительно менее агрессивным. Приятная улыбка Кэтрин и ее низкий спокойный голос успокаивали.

– Насколько я помню, они выпали у меня из кармана, когда я вытаскивал проездной на метро.

– Напомните, пожалуйста, сколько их там было?

– Триста.

– Ого!

– Вот именно, ого…

Кэтрин кивнула на пластиковый пакет с деньгами и зажимом.

– Кажется, это произошло сразу же после того, как вы их взяли из банкомата? Самый неприятный момент для потери денег, правда?

– Правда. – Кобб изобразил на лице кислую улыбку.

– Во сколько вы вошли в метро?

– В девять тридцать.

– Не позже, вы уверены?

– Абсолютно. Я уже на платформе посмотрел на часы. Если уж быть совсем точным, то в девять тридцать пять. – Он посмотрел на часы, большие, золотые, фирмы «Ролекс», тем самым, по-видимому, желая подчеркнуть, что такие дорогие часы не могут врать.

– А потом?

– Вернулся домой, поужинал в баре неподалеку. Жена моя сейчас в отъезде. Она адвокат. Занимается юридическими вопросами финансовой деятельности частных компаний.

– И когда вы пришли домой?

– Около одиннадцати. Им ведь сказала консьержка. – Вновь кивок в сторону Селитто. – Но они все равно не верят.

– Давайте вернемся на Сидар-стрит. Она была освещена? Люди возвращались домой?

– Нет. Там только офисы и магазины. Жилых зданий там нет.

– И ресторанов тоже нет?

– Есть несколько, но они работают только днем в обеденное время.

– Какое-нибудь строительство в окрестностях?

– На южной стороне улицы ремонтируется дом.

– Был ли кто-нибудь на тротуарах?

– Никого.

– Какие-нибудь машины, которые ехали подозрительно медленно?

– Не заметил, – ответил Кобб.

Кэтрин чувствовала, что остальные присутствующие внимательно следят за ней и Коббом. Они явно с нетерпением ждали – как и большинство зрителей в подобных ситуациях – главного «момента признания». Кэтрин старалась не обращать на них внимания. Для нее не существовало никого, кроме нее самой и допрашиваемого. Она находилась в своем собственном замкнутом мире – в «зоне», как выразился бы ее сын Уэс.

Она просмотрела сделанные записи, после чего закрыла блокнот и сменила одни очки на другие, так, словно переходила от очков для чтения к обычным. На месте больших круглых стекол и оправы пастельного цвета появились маленькие квадратные стекла и черная металлическая оправа, отчего вид у Кэтрин сделался по-настоящему хищный. Она называла их «очками Терминатора». Кэтрин подвинулась ближе к Ари. Кобб скрестил ноги.

Более резким тоном, чем раньше, она спросила:

– Ари, где вы на самом деле взяли эти деньги?

– Что…

– Деньги. Вы ведь получили их не из банкомата. – Именно когда он говорил о деньгах, Кэтрин отметила внезапное повышение уровня стресса: он не отвел взгляда, но веки слегка дрогнули и дыхание немного участилось – довольно значительные отклонения от исходного уровня.

– Вы ошибаетесь. Я получил их именно из банкомата, – возразил он.

– Какого банка?

Пауза.

– Вы не имеете права заставлять меня отвечать на подобные вопросы.

– Но мы можем проверить ваши банковские счета. И имеем право задерживать вас здесь до тех пор, пока не получим всей нужной нам информации. На что может уйти день или даже два.

– Я пользовался гребаным банкоматом!

– Я не об этом вас спрашивала. Я спросила: откуда у вас те деньги, что находились в зажиме.

Он опустил глаза.

– Вы не были до конца честны со мной, Ари. А это значит, что у вас серьезные проблемы. А теперь о деньгах.

– Не знаю. Возможно, часть из них я взял из малой кассы своей фирмы.

– Вчера?

– Думаю, что да.

– Сколько?

– Я…

– Мы можем проверить бухгалтерские документы и вашего работодателя.

На лице Ари отобразился ужас.

– Тысячу долларов, – выпалил он.

– А где остальные? В зажиме для денег всего триста сорок долларов. Где же остальные?

– Часть из них я потратил в «Ганновере». Это деловые траты. В них нет ничего противозаконного. Моя работа…

– Я спрашивала, где остальные?

Пауза.

– Кое-что я оставил дома.

– Дома? Миссис Кобб вернулась? Она может подтвердить ваши слова?

– Нет, она все еще в отъезде.

– В таком случае нам придется послать полицейского, чтобы он нашел деньги. Где они у вас лежат?

– Не помню.

– Пятьсот долларов? Разве можно забыть, куда вы положили пятьсот долларов?

– Не знаю. Вы меня напугали. Я запутался.

– Что вы заказывали в баре на ужин вчера вечером?

– Я просто купил гамбургер.

– Только гамбургер?

– Гм… картошку фри.

– Кто вас обслуживал?

– Гм… бармен. Там было слишком много народу и не было свободных столиков.

– Как зовут бармена?

– Э-э-э… Джек. Фамилии не знаю. Если вы…

– Как вы оплачивали счет?

– Наличными.

– И сколько заплатили?

– Около десяти долларов.

– Вы брали какие-нибудь напитки?

– Два раза заказывал пиво.

– И это – гамбургер и два пива – вам обошлось в десять долларов. Не маловато ли?

– Десять долларов стоил только гамбургер.

– Я спросила вас, сколько вы вообще заплатили, а не только за один гамбургер.

– Я подумал, что вы спрашиваете про гамбургер.

Задержки в считаные доли секунды практически перед ответом на каждый из бесчисленных мелких вопросов Кэтрин свидетельствовали, что Ари Кобб вчера вечером в баре не был. Она подвинулась ближе, заняв еще более угрожающее положение.

– Итак, чем же вы на самом деле занимались на Сидар-стрит?

– Шел в гребаное метро.

Кэтрин взяла карту Манхэттена.

– Вот где «Ганновер». А вот где вход в метро. – Каждый раз, касаясь пальцем карты, она громко ударяла им по плотной бумаге. – Совершенно бессмысленно идти по Сидар-стрит, чтобы добраться от «Ганновера» до станции метро на Уолл-стрит. Почему вы решили идти именно этим путем?

– Мне захотелось пройтись. Поразмять косточки.

– Пройтись по обледенелым мостовым в такой мороз? Вы часто занимаетесь подобным спортом?

– Не-а… Только вчера вечером.

– Но если вы редко совершаете такие прогулки, откуда вам так много известно о Сидар-стрит? То, что там нет жилых домов, во сколько закрываются рестораны, что одно из зданий на улице ремонтируется?

– Просто знаю, и все. Черт, к чему вы клоните? – На лбу Ари выступили капельки пота.

– Когда вы потеряли деньги, вы снимали перчатки, чтобы вытащить из кармана проездной на метро?

– Не помню.

– Полагаю, что снимали. Нельзя засунуть руку в карман в зимней перчатке.

– Ну вот, – огрызнулся Ари, – вы знаете больше меня.

– И почему же на таком морозе вам пришло в голову доставать проездной за десять минут до того, как вы вошли в метро?

– Вы не имеете права разговаривать со мной в таком тоне.

– И вы ведь не смотрели на часы, оказавшись на платформе метро, не так ли? – произнесла Кэтрин тихо, но твердо.

– Нет, как раз смотрел. Было девять тридцать пять.

– Неправда. Невозможно поверить, чтобы вы стали демонстрировать наручные часы за пять тысяч долларов на платформе подземки поздно вечером.

– Ладно, хватит. Я больше ничего не скажу.

Когда во время допроса подозреваемый лжет, он испытывает сильнейший стресс и начинает искать самые разные способы избежать его. Наиболее деструктивной и сложной реакцией в подобном случае является гнев, за которым следует депрессия, затем отрицание и, наконец, попытка торговаться с допрашивающим. Задача последнего состоит в том, чтобы определить характер стрессовой реакции подозреваемого и нейтрализовать ее, а затем и все дальнейшие, пока допрашиваемый не достигнет стадии принятия, то есть признания.

Кэтрин поняла: несмотря на то что Кобб проявляет гнев, он все еще находится в стадии отрицания. Такие подозреваемые, как правило, очень быстро начинают ссылаться на проблемы с памятью и обвинять допрашивающего в том, что он неправильно истолковал их слова. Самый лучший способ сломать сопротивление человека, находящегося в стадии отрицания, – сделать то, что сделала Дэнс: осуществить атаку на факты. Если общаетесь с экстравертом, вам просто следует демонстрировать все слабости и противоречия в их словах до тех пор, пока их защитные механизмы не рухнут окончательно.

– Ари, вы ушли с работы в семь тридцать и отправились в «Ганновер». Это нам известно. Вы находились там примерно полтора часа. Затем вы по какой-то причине пошли кружным путем, миновав два квартала, к Сидар-стрит. Вам хорошо известна Сидар-стрит, потому что там вы находите проституток. Вчера вечером вскоре после девяти часов одна из них остановила свой автомобиль рядом с переулком. Вы договорились о цене и заплатили. Затем сели в ее машину. Вышли из нее около десяти пятнадцати. Вот тогда-то вы и выронили деньги на мостовую, возможно, в тот момент, когда вынимали сотовый, чтобы проверить, не звонила ли вам жена, или просто чтобы дать девушке чаевые. Тем временем в переулок заехал убийца. Вы заметили его и увидели что-то еще. Что? Что вы увидели?

– Нет, я не…

– Да, вы увидели, – спокойно, но настойчиво произнесла Кэтрин. Она пристально всматривалась в него.

В конце концов Кобб опустил голову и весь как-то обмяк. Губы его дрожали. Он еще не дошел до стадии признания, тем не менее ей удалось его продвинуть на один шаг в последовательности реакций на стресс – от отрицания до попытки договориться. Теперь настало время сменить тактику и самой Кэтрин. Необходимо проявить сочувствие и предложить ему вариант исправления ситуации. Даже наиболее готовые к сотрудничеству допрашиваемые будут на этой стадии продолжать лгать или отмалчиваться, если вы не поддержите в них чувство собственного достоинства и не предоставите им возможность избежать худших последствий содеянного.

Она сняла очки и откинулась на спинку кресла.

– Послушайте, Ари, мы не хотим ломать вам жизнь. Вы напуганы. Что вполне естественно. Но мы пытаемся остановить очень опасного преступника. Он уже убил двоих и, возможно, собирается убить еще нескольких. Если вы сможете помочь нам найти его, все, что мы узнали о вас сегодня, останется между нами. Не будет никаких проверок документов, никаких звонков вашей жене и боссу.

Дэнс бросила взгляд на детектива Бейкера, и тот подтвердил:

– Могу дать полную гарантию.

Кобб тяжело вздохнул. Уставившись в пол, он пробормотал:

– Черт! Из-за каких-то трехсот дерьмовых долларов. И зачем я только решил вернуться туда сегодня утром?

Из-за жадности и глупости, подумала Кэтрин, а вслух сказала:

– Нам всем свойственно время от времени совершать ошибки.

Колебания. И снова тяжелый вздох.

– Все это полная ерунда. Я почти ничего не видел. Вы можете мне не верить. Практически ничего. Я даже и людей-то никаких не видел.

– Если вы будете действительно откровенны с нами, мы поверим всему, что вы скажете. Продолжайте.

– Было около десяти тридцати, может, немного позже. После того как я вышел из… машины девушки, я направился к входу в метро. Вы правы. Я остановился и вытащил из кармана сотовый. Включил его и просмотрел поступившие сообщения. Думаю, именно тогда у меня и выпали деньги. Я находился в переулке, бросил взгляд на дорогу и увидел в самом конце свет задних огней автомобиля.

– Какого автомобиля? – спросила Амелия.

– Самого автомобиля я не видел. Только свет задних огней. Клянусь вам.

Кэтрин поверила ему и кивнула Амелии.

– Минутку! – внезапно вмешался Райм. – В конце переулка?

Значит, криминалист все-таки внимательно их слушает.

– Да. В самом конце. Затем зажглись фары заднего хода, машина подалась назад и поехала по направлению ко мне. Она двигалась довольно быстро, а я продолжал идти. Потом я услышал визг тормозов, машина остановилась, водитель заглушил мотор. Автомобиль оставался в переулке. А я шел. И услышал, как хлопнула дверца и такой звук, как будто что-то металлическое упало на землю. Вот и все. Я никого не видел. Через несколько секунд я уже вышел из переулка. Клянусь.

Райм бросил взгляд на Кэтрин, и та кивнула – парень говорит правду.

– Опишите девицу, с которой вы провели время, – попросил Деннис Бейкер, – мне бы хотелось с ней тоже переговорить.

– За тридцать, афроамериканка, короткие курчавые волосы, – быстро проговорил Кобб. – Автомобиль, кажется, «хонда». Номеров не видел. Хорошенькая. – Последнее он произнес таким тоном, словно пытался оправдать свое поведение.

– Имя?

Кобб вновь тяжело вздохнул.

– Тиффани.

Райм едва слышно хохотнул.

– Позвоните в полицию нравов и спросите, какие девушки регулярно работают на Сидар-стрит, – приказал он Куперу.

Кэтрин задала еще несколько вопросов, затем кивнула Селитто и произнесла:

– Полагаю, мистер Кобб сообщил нам все, что ему известно. – Взглянула на молодого бизнесмена и совершенно искренне улыбнулась: – Спасибо за помощь.

Он заморгал, не зная, как воспринимать ее слова. Но сарказма в тоне Кэтрин не было никакого. Она никогда не обижалась на высказывания, злобные взгляды (а порой и плевки и швыряние в нее предметами) допрашиваемых. Специалист по кинесике всегда должен помнить, что его врагом является не допрашиваемый, а те барьеры на пути к истине, которые он воздвигает, порой совершенно непреднамеренно.

Селитто, Бейкер и Сакс несколько минут совещались, а затем решили отпустить Кобба, не предъявив ему никаких обвинений.

Легкомысленный бизнесмен ушел, бросив на Кэтрин взгляд, который ей был очень знаком, – в нем смешались благоговейный ужас, отвращение и ненависть.

После того как свидетель удалился, Райм, разглядывавший диаграмму места преступления, проговорил:

– Странно. По какой-то причине убийца решил, что ему следует расправиться с жертвой не в конце переулка, а ближе к началу, поэтому он отъехал назад и выбрал место на расстоянии пятнадцати футов от тротуара… Интересно. Но важно ли?

Амелия кивнула:

– Может быть, и важно. Кажется, в конце переулка вообще нет снега. И потому ту часть, наверное, не посыпали солью. И мы смогли бы обнаружить там следы ног или автомобильных покрышек.

Райм позвонил, воспользовавшись новейшей программой распознавания голоса, и отправил нескольких полицейских обратно на место преступления. Вскоре они перезвонили и сообщили, что в конце переулка удалось обнаружить свежие следы покрышек, а также коричневые волокна, совпадавшие с теми, что были найдены на обуви жертвы и на его наручных часах. Они сбросили на компьютер цифровые изображения волокон, следов и размеры колес.

Несмотря на отсутствие большого интереса к криминалистике, Кэтрин почувствовала, что заинтригована этими скрупулезными изысканиями. Райм и Сакс представляли собой в высшей степени профессиональную группу. На нее произвело сильное впечатление, когда десять минут спустя эксперт Мэл Купер поднял голову от компьютерного экрана и сказал:

– При таких характеристиках колесной базы и волокон, скорее всего, мы имеем дело с «фордом-эксплорером» со сроком эксплуатации в два-три года.

– Есть шанс, что он старше, – заметил Райм.

«Почему?» – подумала Кэтрин.

Амелия заметила озадаченное выражение у нее на лице и пояснила:

– Тормоза скрипели.

– А…

Селитто повернулся к Дэнс:

– Превосходно, Кэтрин. Вы его прижали к стенке.

– Как вам это удается? – спросила Амелия.

Кэтрин подробно описала используемую ею методику.

– Я постепенно выуживала из него информацию. Еще раз прошлась по всему тому, что он нам рассказал: посещение бара после работы, метро, деньги и зажим, проход по переулку, последовательность событий, их география, – и задала ему вопросы обо всем перечисленном. Я оценивала кинесическую реакцию на все мои вопросы. В особенности же он прореагировал на вопросы о деньгах. Значит, он сделал с ними что-то непозволительное. Бизнесмен экстравертного нарциссического типа. Я решила, что это, должно быть, либо наркотики, либо секс. Однако брокер, работающий на Уолл-стрит, вряд ли будет покупать наркотики на улице. Если он их употребляет, то должен пользоваться особыми связями. Оставались проститутки. Все очень просто.

– Супер, правда, Линкольн? – воскликнул Купер.

Криминалист пожал плечами, и Кэтрин удивилась, что он способен ими двигать. В ответ он произнес равнодушным тоном:

– Неплохо сработано. Мы получили сведения, которые в противном случае нам пришлось бы довольно долго добывать.

И снова отвернулся к диаграмме.

– Ну что ты, Линк! Теперь нам известна модель его машины. Если бы не Кэтрин, мы не имели бы этой информации. – Селитто подмигнул Дэнс. – Не обращайте внимания. Он не доверяет свидетелям.

Райм хмуро взглянул на детектива:

– У нас здесь не соревнования, Лон. Наша цель – истина, а по опыту я знаю: надежность информации, полученной от свидетелей, несколько меньше, чем у почерпнутой из анализа вещественных доказательств. Вот и все. Я никого не хотел обидеть.

Кэтрин кивнула.

– Как мы совпали с вами во мнении! Я говорю слушателям на своих лекциях: наша главная цель как сотрудников полиции заключается вовсе не в том, чтобы бросить за решетку как можно больше плохих парней, а в том, чтобы узнать правду. – Она пожала плечами. – У нас в Калифорнии недавно был случай: подсудимого, приговоренного к смерти, оправдали за день до назначенной казни. Один мой знакомый частный детектив в течение трех лет добивался, чтобы адвокат осужденного докопался до сути происшедшего. Он никак не мог поверить, что все было именно так, как представляли материалы дела. От смерти заключенного отделяли всего тринадцать часов, и выяснилось, что он совершенно невиновен… Если бы мой знакомый не добивался бы истины в течение всех тех лет, невинный человек был бы уже мертв.

– И я знаю, что произошло, – отозвался Райм. – Обвиняемый был осужден на основании лжесвидетельства, а благодаря анализу ДНК освобожден, верно?

Кэтрин повернулась к нему:

– Нет, никаких свидетелей убийства не было. Настоящий убийца подделал улики таким образом, что подозрение пало на этого человека.

– Ну как? – произнес Селитто, и они с Амелией обменялись улыбками.

Райм холодно взглянул на них обоих.

– Что ж, – сказал он, обращаясь к Кэтрин, – всякое может случиться. А теперь я лучше вернусь к работе. – И он снова развернулся к доске.

Дэнс попрощалась со всеми присутствующими, натянула пальто, и Лон Селитто проводил ее на улицу. Там она вставила в уши наушники и включила плеер. В списке ее любимых произведений были фолк-рок, традиционные ирландские мелодии и немного «Роллинг стоунз» (однажды на концерте она по просьбе своего мужа и друзей провела кинесический анализ Мика Джаггера и Кита Ричардса).

Кэтрин уже махнула рукой, подзывая такси, когда вдруг поняла, что ее что-то мучает. Прошло несколько мгновений, прежде чем ей удалось разобраться в своих чувствах. Она испытывала подспудное сожаление из-за того, что ее работа с делом Часовщика продолжалась так недолго и уже закончилась.

Джоанна Харпер чувствовала себя великолепно.

Элегантная тридцатидвухлетняя дама сидела в собственной мастерской на расстоянии нескольких кварталов к востоку от своего цветочного магазина в Сохо в окружении «друзей».

Ее «друзьями» были розы, орхидеи цимбидиум, райские птицы, лилии, геликонии, красный антуриум и красный имбирь.

Цех располагался на первом этаже в обширном помещении, которое раньше сдавалось под склады. Здесь постоянно сквозило, было холодно и большей частью темно, так как многие растения нуждались в защите от излишнего света. Тем не менее Джоанне очень нравилось в мастерской: прохлада, тусклое освещение, аромат сирени и удобрений. Оставаясь в самом центре Манхэттена, она могла чувствовать себя в лесной чаще.

Джоанна добавила еще немного пены в стоявшую перед ней большую керамическую вазу.

Она чувствует себя превосходно… По двум причинам: потому что работает над очень выгодным проектом, в котором располагает полной свободой действий, и потому что у нее еще не прошел потрясающий кайф от вчерашнего свидания. С Кевином, который знает, что бругмансии для хорошего роста нужна исключительно надежная система дренажа, что красный очиток весь сентябрь цветет ярко-малиновыми цветами и что благодаря Донну Кленденону «Метсы» побили «Балтимор» в 1969 году.

Кевин – клевый парень. Кевин с его ямочками и обворожительной улыбкой. Sans^[4] бывших и нынешних жен.

Можно ли представить себе что-либо лучше?

На витрине появилась какая-то тень. Джоанна взглянула в ту сторону – никого. Мастерская располагалась на безлюдном отрезке Ист-Спринг-стрит, и прохожие здесь были очень редки. Она внимательнее посмотрела на окна. Надо обязательно сказать Рамону, чтобы вымыл их. Хотя, наверное, стоит подождать погоды потеплее.

И Джоанна продолжила оформлять вазу, думая о Кевине. Получится у них что-нибудь серьезное или нет?

Возможно.

А может, и нет.

На самом деле это не имеет принципиального значения (конечно, имеет, но тридцатидвухлетняя ОГЖ – одинокая городская женщина – не должна обращать внимания на такие вещи). Как бы то ни было, вчера у них все великолепно получилось. По прошествии нескольких лет после развода Джоанна наконец почувствовала необходимость поразвлечься с новым мужчиной.

Джоанна Харпер, очень похожая на «рыжую» из «Секса в большом городе», приехала сюда десять лет назад, чтобы стать знаменитой художницей, жить в шикарной студии в Ист-Виллидж и продавать картины в галереях района Трайбека. Но мир искусства судил иначе. Он предпочитал жесткое, пошлое, ну и, в общем, нехудожественное. От произведения искусства требовалось, чтобы оно было либо шокирующим, либо безумным, либо суперсексуальным. Джоанна решила отказаться от живописи и какое-то время занималась графическим дизайном, но и он ее разочаровал. По минутной прихоти она устроилась на работу в компанию по флористическому оформлению интерьеров в районе Трайбека и практически сразу влюбилась в эту профессию. Джоанна пришла к выводу, что если ей суждено терпеть лишения, то пусть уж лучше она будет голодать, занимаясь тем, к чему чувствует страстное влечение.

Парадокс, однако, состоял в том, что она добилась успеха. Несколько лет назад Джоанна сумела основать собственную компанию. Теперь в нее входили магазин на Бродвее и цех на Спринг-стрит, обслуживавшие компании и организации, ежедневно поставлявшие цветы в офисы, а также занимавшиеся оформлением встреч, торжественных церемоний и мероприятий разного рода.

Джоанна продолжала украшать вазу флористической пеной, травой, веточками эвкалипта и шариками. Цветами она займется в самую последнюю очередь. В помещении был пронизывающий холод, и по спине у нее время от времени пробегала дрожь. Она бросила взгляд на часы, висевшие на тусклой стене мастерской. Ждать остается совсем недолго, подумала она. Сегодня Кевину нужно развести парочку заказов. Он позвонил утром и сообщил, что будет к полудню. И, эй, если ты не слишком занята, мы смогли бы сходить куда-нибудь выпить чашку капучино. Кофе на следующий день после свидания? Да, конечно…

И вновь на окно упала тень.

Джоанна быстро подняла глаза на витрину. Никого. В это мгновение она впервые ощутила настоящее беспокойство и перевела взгляд на парадную дверь, которой никогда не пользовалась. Перед ней была навалена гора коробок. Дверь заперта… Заперта ли?

Джоанна попыталась попристальнее вглядеться в то, что происходит на улице, но яркое зимнее солнце слепило глаза. Тогда она встала, обошла рабочий стол, чтобы окончательно удостовериться, что рядом с окном никого нет и что дверь действительно заперта.

Проверила замок. Да, закрыто. Подняла глаза, и у нее перехватило дыхание.

На расстоянии нескольких футов от нее на тротуаре за окном стоял громадных размеров мужчина и пристально смотрел на нее. Высокий и толстый, он наклонился вперед и, прикрыв глаза ладонью от солнца, всматривался в витрину мастерской. На нем были старомодные авиационные темные очки с зеркальными линзами, бейсболка и серовато-белая длинная куртка с капюшоном. Из-за яркого солнца и грязи на окнах он не понял, что она находится прямо перед ним.

Джоанна застыла от ужаса. Прохожие иногда из любопытства заглядывали в ее мастерскую, но в позе незнакомца, в том, как он нависал над витриной, было что-то такое, от чего мороз пробегал по коже. Парадная дверь из обычного стекла. Ее можно разбить простым молотком или кирпичом. А при абсолютном отсутствии пешеходов в этой части Сохо нападение может пройти никем не замеченным. Джоанна сделала шаг назад.