Холодная луна

Глава 5

10:58

Тело Тедди Адамса унесли, плачущие родственники ушли.

Селитто уехал к Райму, и место преступления официально стало доступно для всех. Рон Пуласки, Нэнси Симпсон и Фрэнк Реттиг снимали заградительную ленту.

Не в силах забыть выражение отчаянной надежды, застывшее в глазах племянницы убитого, Амелия Сакс продолжала внимательно обследовать место, с еще большим педантизмом, чем делала это обычно. Она проверила все другие двери и возможные выходы, пути побега, которыми мог воспользоваться преступник. Но больше ничего не нашла. Другого такого случая, когда при столь сложном преступлении осталось так мало следов, она вспомнить не могла.

Собрав оборудование, Амелия переключилась на дело Бенджамина Крили, позвонила жене покойного, Сюзанне, и сообщила ей, что кто-то проник в их уэстчестерский дом.

– Я ничего не знала. Вам известно, что они похитили?

Амелия несколько раз встречалась с вдовой Крили. Это была очень стройная женщина – она каждый день бегала трусцой, – с короткими мелированными волосами, довольно миловидная.

– У меня создалось впечатление, что ничего особенного не пропало. – О соседском мальчишке она решила ничего не говорить, полагая, что достаточно его напугала, чтобы впредь не нарушал закон.

Амелия спросила, не сжигала ли Сюзанна что-то в камине; та ответила, что уже давно не была в загородном доме.

– Как вы думаете, что все это значит?

– Не знаю. Но версия самоубийства начинает казаться мне все более сомнительной… Кстати, вам понадобится новый замок на боковую дверь.

– Я кого-нибудь приглашу сегодня. Спасибо, детектив. Для меня большое облегчение, что хоть вы мне поверили.

Сразу же после окончания разговора Амелия написала запрос на проведение экспертизы пепла, грязи и других улик, обнаруженных в доме Крили. Все имевшее отношение к делу Крили она положила в отдельную папку. После чего помогла Симпсон уложить собранный материал в фургон. Особых трудов им стоило завернуть тяжелый металлический брус в пластик и перенести его в машину.

Амелия уже закрывала дверь фургона, когда, повернувшись и взглянув на противоположную сторону улицы, у старого ремонтируемого дома на Сидар-стрит около Чейз-Плаза она заметила мужчину с «Пост» в руках. К этому времени мороз разогнал уже большую часть зевак.

Что-то не то, подумала Амелия. В такую погоду нормальный человек не станет читать газету на улице. Если вам вдруг захотелось узнать курс акций или подробности последней катастрофы, вы быстро ее пролистаете, установите, сколько денег потеряли или во что врезался церковный автобус, и пойдете себе дальше.

И уж по крайней мере вы не станете на продуваемой всеми ветрами улице смаковать сплетни с шестой страницы.

Амелия видела только силуэт мужчины, так как большая часть его фигуры была скрыта от нее широкими газетными листами и кучей строительного мусора. Впрочем, одно Амелия разглядела совершенно определенно – зимние сапоги. Они вполне могли оставить тот след, который она нашла на снегу в переулке. Амелия задумалась. Почти все полицейские уже ушли с места преступления. Симпсон и Реттиг вооружены, но не обучены тактике. Подозреваемый же находился за металлической баррикадой в три фута высотой, сложенной специально для намеченного на ближайшее время парада. Если пойти к нему прямо через улицу, он без труда сможет ускользнуть. Необходимо более тщательно продумать захват.

Она подошла к Пуласки и прошептала:

– У тебя за спиной стоит один парень. Мне бы хотелось с ним побеседовать. Тот, с газетой.

– Преступник? – спросил он.

– Не знаю. Возможно. Вот как мы поступим. Я сяду в нашу машину. Меня высадят на углу, вон там, немного дальше к востоку. А ты… Ты можешь водить машину с ручным управлением?

– Конечно.

Она дала ему ключи от своего ярко-красного «камаро».

– Ты отъедешь на запад по Сидар-стрит по направлению к Бродвею футов на сорок. Остановишься, вылезешь из машины, перепрыгнешь через ту баррикаду и возвратишься назад тем же путем.

– Мне нужно вспугнуть его?

– Верно. Если он действительно просто так вышел на улицу, чтобы почитать газету – всякое случается, – мы спокойно побеседуем с ним, проверим документы и вернемся к работе. Если нет, то, полагаю, он повернется и бросится бежать прямо ко мне в лапы. Ты последуешь за ним и прикроешь меня.

– Понял.

Амелия сделала вид, что в последний раз осматривает место преступления, после чего взобралась в большой коричневый фургон и наклонилась вперед к водителю.

– У нас проблема.

Нэнси Симпсон и Фрэнк Реттиг оглянулись на нее. Симпсон расстегнула куртку и положила руку на рукоятку пистолета.

– Нет, этого не нужно. Я сейчас все объясню. – Осветив ситуацию, она обратилась к Симпсон, сидевшей за рулем: – Поезжай в восточном направлении. На светофоре поверни налево. Немного притормози. И я выскочу.

Пуласки залез в «камаро», включил зажигание и, рванув выхлопом, помчался вперед.

– Нам что, не останавливаться? – спросил Реттиг.

– Не надо, только притормозите. Хочу, чтобы подозреваемый был уверен, что я уезжаю.

– Хорошо, – ответила Симпсон. – Как считаешь нужным.

Фургон двинулся в восточном направлении.

В зеркало бокового обзора Амелия наблюдала за действиями Пуласки.

– Потише, – тихо сказала она в микрофон рации.

Ему удалось справиться с мотором, настоящим монстром, и машина спокойно покатила вперед в направлении, противоположном тому, в котором ехал их фургон.

На перекрестке Сидар-стрит и Нассо фургон повернул, и Амелия открыла дверцу.

– Продолжайте движение. Не тормозите.

– Удачи, – произнесла Симпсон вдогонку коллеге.

Амелия прыгнула.

Ну вот, немного быстрее, чем она планировала. Она едва не упала, но все-таки удержалась на ногах, возблагодарив отдел городского хозяйства за обильное посыпание улиц солью. Сориентировалась, куда ей следует идти, и пошла по тротуару в направлении человека с газетой. Он ее не заметил.

Амелия прошла квартал, затем еще один. Расстегнула куртку, нащупала на поясе «глок». На расстоянии примерно пятидесяти футов от подозреваемого Пуласки внезапно притормозил, вылез из машины и перепрыгнул через баррикаду. Парень с газетой не обратил на него внимания. Они окружили его. С двух других сторон путь ему отрезан баррикадой и зданием на ремонте.

Прекрасный план.

И только одна маленькая деталь, которую не удалось предусмотреть.

На противоположной стороне улицы у здания отдела по строительству жилья находились два вооруженных охранника. Они помогали полиции с охраной места преступления от посторонних. Один из них узнал Амелию. Он помахал ей рукой и крикнул:

– Что-то забыли, детектив?

Черт! Человек с газетой повернулся и увидел ее.

Он бросил газету, перепрыгнул через барьер и что было сил помчался по проезжей части улицы по направлению к Бродвею. На противоположной стороне металлического ограждения с ним поравнялся Пуласки. Парень попытался перепрыгнуть через ограду, зацепился ногой и растянулся на асфальте. Амелия остановилась на мгновение, но, увидев, что он серьезно не ушибся, продолжила преследование. Пуласки присоединился к ней, и они вместе побежали за подозреваемым, которому удалось оторваться от них на тридцать футов, и расстояние между ними продолжало увеличиваться.

Амелия схватила рацию и нажала кнопку связи.

– Детектив пять-восемь-восемь-пять, – выдохнула она в микрофон. – Преследуем подозреваемого в убийстве на Сидар-стрит. Подозреваемый направляется на запад по Сидар-стрит… минутку, теперь он свернул на юг, к Бродвею. Нуждаемся в помощи.

– Принято, пять-восемь-восемь-пять. Направляем к вам дополнительные подразделения.

Несколько других передвижных патрулей сообщили, что находятся неподалеку и уже выехали на перехват подозреваемого.

Когда Сакс и Пуласки приближались к Бэттери-парк, преследуемый внезапно остановился и чуть было не оступился. Он оглянулся и увидел спуск в подземку.

Только не метро, подумала Амелия. Слишком большая толпа. Преследование в такой толпе практически невозможно.

О нет…

Взгляд через плечо, и он бросается вниз по ступенькам.

Амелия остановилась, крикнув Пуласки:

– Беги за ним! – Глубокий вдох. – Если он станет стрелять, ни в коем случае не начинай перестрелку при малейшей вероятности ранить кого-то из прохожих. Пусть уж лучше он уйдет.

Лицо Пуласки сделалось предельно серьезным, он кивнул. Амелия знала, что парню никогда не приходилось участвовать в перестрелке.

– А ты где будешь? – спросил он.

– Беги за ним! – крикнула она в ответ.

Парень сделал глубокий вдох и возобновил погоню. Амелия подбежала ко входу в метро и увидела, как Пуласки спускается вниз, перепрыгивая по три ступеньки зараз. Затем перешла улицу и, пройдя полквартала на юг, вытащила пистолет и спряталась за афишной тумбой.

Начала отсчет:…четыре… три… два…

Один.

Она вышла, повернулась к выходу из метро как раз в то мгновение, когда подозреваемый появился на ступеньках. Она направила на него пистолет:

– Стоять!

Среди прохожих послышались крики, кто-то упал на землю. Реакцией преследуемого была откровенная досада, вероятно, потому, что его трюк не сработал. Амелия сразу поняла, что он пойдет в эту сторону. Удивление у него на лице при виде входа в метро было притворным. Он бежал в направлении станции, пытаясь ввести их в заблуждение. Незнакомец механически, словно во сне, поднял руки.

– Лечь на землю лицом вниз!

– Да я же…

– Выполнять! – крикнула Амелия.

Он бросил взгляд на ее пистолет и повиновался. Задыхаясь после длительного бега, чувствуя сильную боль в суставах, Амелия опустила колено на спину мужчины и стала надевать на него наручники. Он поморщился. Амелия не обратила на это внимания.

– У них есть подозреваемый.

Линкольн Райм и человек, принесший интересную новость, сидели в лаборатории. Деннис Бейкер, плотный симпатичный мужчина лет под сорок, был лейтенантом в отделе тяжких преступлений – подразделение Селитто – и занимался контрольными функциями. Он получил приказ от мэрии остановить Часовщика как можно скорее. Бейкер был одним из тех, кто настаивал, чтобы Селитто поручил дело Райму и Сакс.

Райм приподнял бровь. Подозреваемый? Преступники часто по разным причинам возвращаются на место преступления, и Райм задался вопросом: а не попался ли Амелии на самом деле убийца?

Бейкер вернулся к своему сотовому. Он слушал кого-то, кивая. У лейтенанта, отличавшегося странным сходством с актером Джорджем Клуни, была та способность к суровой концентрации, которая помогает стать неплохим администратором в полиции, но делает из человека наискучнейшего собутыльника.

– Он неплохой парень и может тебе пригодиться, – сказал Селитто о Бейкере перед тем, как лейтенант прибыл из управления.

– Превосходно, но он не будет совать свой нос, куда его не просят? – спросил Райм у детектива.

– Ни при каких обстоятельствах. Ты это сразу сам поймешь, как только его увидишь.

– На что ты намекаешь?

– Парень хочет, чтобы у него на счету было хотя бы одно раскрытое громкое дело, и полагает, что ты можешь ему таковое обеспечить. Поэтому он предоставит тебе полную свободу действий и любую поддержку, какую ты только пожелаешь.

Замечательно, так как с людскими ресурсами у них проблемы. С ними часто работал еще один детектив из нью-йоркской полиции – Роланд Белл, приехавший с юга. Детектив отличался поразительно легким характером, столь непохожим на характер Райма, но и не меньшим педантизмом. Однако Белл с двумя сыновьями был в отпуске в Северной Каролине, навещал свою подружку, служившую там шерифом.

Кроме того, они часто работали с Фредом Деллреем, агентом ФБР, известным своим участием в антитеррористических расследованиях и разведывательной деятельности. Убийства подобного рода не относятся к числу преступлений федерального значения, но Деллрей помогал Селитто и Райму в расследовании тяжких преступлений и предоставлял им возможность доступа к ресурсам ФБР. В настоящее время федералы, казалось, по уши увязли в следствии по нескольким крупным аферам типа дела «Энрона». И Деллрей занимался одним из них.

Поэтому Бейкер, не говоря уже о его связях в управлении, был настоящим даром судьбы. Лейтенант закончил разговор по сотовому и сообщил, что в данный момент Сакс допрашивает подозреваемого, который, как видно, не слишком разговорчив.

Селитто сидел рядом с Мэлом Купером, судебно-медицинским экспертом, худощавым и стройным, фигурой напоминающим балетного танцовщика. На его привлечении к расследованию настоял сам Райм. Для Купера его аналитические таланты стали настоящим наказанием: Райм мог позвонить ему в любое время дня и ночи и попросить о консультации по поводу того или иного аспекта дела. Он не сразу согласился помочь Райму, когда тот позвонил ему утром в лабораторию в Куинсе. Купер сослался на то, что запланировал поездку на уик-энд во Флориду вместе с матерью и подружкой.

Райм, не задумываясь, ответил:

– Тем более ты должен приехать ко мне как можно скорее и не терять времени на раздумья.

– Хорошо, буду через полчаса, – ответил Купер. Теперь он стоял у лабораторного стола, ожидая поступления материалов для анализа. Надев латексные перчатки, он кормил печеньем Джексона. Пес лежал, свернувшись калачиком у его ног.

– Мне бы не хотелось, чтобы в наших материалах потом обнаружили собачью шерсть, – проворчал Райм.

– Он такой милый, – отозвался Купер, меняя перчатки.

Криминалист что-то пробурчал. Слово «милый» явно не входило в лексикон Линкольна Райма.

Зазвонил телефон Селитто.

– Береговая охрана и наши водолазы пока не нашли никаких тел. Продолжается проверка списков находящихся в розыске лиц.

Вслед за этим появился фургон с материалами с мест преступления, обследованных Амелией Сакс. Том помог перенести все необходимое в лабораторию.

Бейкер и Купер втащили завернутый в пластик металлический брус.

Орудие убийства…

Офицер из группы осмотра места преступления протянул документы о передаче материалов следствия Куперу, и тот их подписал. После чего распрощался со всеми. Райм не обратил на него никакого внимания. Он смотрел на материалы. Ради этого мгновения он и жил. После инцидента, во время которого он повредил позвоночник, его страсть – можно сказать, даже патологическая привязанность – к интеллектуальным схваткам с преступниками нисколько не угасла, а материалы, получаемые с места преступления, были как раз тем полем, на котором велись его главные сражения.

Райм предвкушал нечто в высшей степени интригующее.

Но в нем пробудилось и что-то похожее на чувство вины. Ведь он не испытал бы подобного восторга, если бы кто-то другой не стал жертвой чудовищного преступления, кто-то не потерял бы своих близких: жертва на пирсе, Теодор Адамс, их семьи, друзья. Да, конечно, Райм чувствовал угрызения совести. Тем не менее он обладал умением отстраняться от ощущения трагедии. Многие называли Райма холодным, бесчувственным, и он не спорил. Но те, кто достигает выдающихся результатов в своем деле, добиваются этого только благодаря тому, что ряд черт счастливым образом сочетаются в их характере. Так и у Райма острый, проницательный ум, невероятная настойчивость, упорство, целеустремленность соединились с эмоциональной отстраненностью – ценнейшим качеством лучших криминалистов.

Когда прибыл Рон Пуласки, Райм пристально рассматривал коробки. Райм познакомился с ним, когда парень только поступил в полицию. Их встреча произошла всего год назад – и Пуласки уже был женат и имел двоих детей, – но Райм прозвал его про себя «парнишкой».

– Я знаю, что Амелия кого-то там задержала, но, если это не преступник, я не желаю тратить на него время, – провозгласил Райм. – Давайте исходить из того, что задержала она не преступника. – И, обратившись к Пуласки, добавил: – Опиши мне место преступления. Начнем с первого, с пирса.

– Хорошо, – отозвался Пуласки и, запинаясь, начал описание: – Пирс расположен примерно у Двадцать второй улицы на реке Гудзон. Он длиной пятьдесят два фута и возвышается над поверхностью воды на восемнадцать футов. Убийство…

– Значит, тело все-таки нашли?

– Видимо, нет.

– Значит, ты хотел сказать «предполагаемое убийство»?

– Да, конечно, сэр. Предполагаемое убийство имело место на дальнем конце пирса, то есть на его западном конце между шестью часами вечера и шестью утра. Док в это время был закрыт.

Улик минимум: ноготь, возможно мужской, кровь, которую Мэл Купер проверил и подтвердил, что она человеческая, АВ положительная, что означало, что в ее плазме присутствовали белки-антигены А и В, а анти-А и анти-В отсутствовали. Кроме того, он также обнаружил отдельный протеин Rh. Сочетание антигенов АВ с протеином Rh являлось свидетельством того, что у жертвы была третья, самая редкая, группа крови, которую имеют всего лишь три с половиной процента населения. Дальнейшие тесты подтвердили, что погибший был мужчина.

Кроме того, удалось выяснить, что он был уже немолод, давно имел проблемы с сердцем, так как принимал антикоагулянт для разжижения крови. Следов других медикаментов или указаний на какие бы то ни было инфекционные или иные заболевания обнаружено не было.

Отсутствовали и какие-либо следы обуви, автомобильных покрышек, отпечатки пальцев.

Амелия подобрала также кусок цепи, ограждавшей пирс. Купер изучил края на обрыве и пришел к заключению, что преступник, чтобы пройти к доку, воспользовался стандартным инструментом для резки металлической проволоки. По отметинам, конечно, можно с достаточной точностью определить инструмент, только это слабое утешение при полном отсутствии других следов.

Райм внимательно просмотрел фотографии места преступления, в особенности узор, который образовывала кровь, стекавшая с пирса. Он предположил, что жертва висела на краю опалубки на уровне груди, отчаянно пытаясь удержаться. Человек просовывал пальцы в пространство между планками. Следы ногтей свидетельствовали, что в конце концов он все-таки сорвался. Райм задался вопросом, сколько времени рядом с несчастным находился его убийца.

– Ну что ж, теперь расскажите мне о втором месте.

– Второе убийство произошло в переулке рядом с Сидар-стрит у Бродвея. Переулок пятнадцать футов шириной, сто четыре фута длиной, покрыт булыжником и заканчивается тупиком.

Тело, вспомнил Райм, находилось на расстоянии пятнадцати футов от поворота в переулок.

– Время наступления смерти?

– По меньшей мере за восемь часов до обнаружения трупа. По словам врача. Тело совсем окоченело, поэтому потребуется определенное время, чтобы сделать более точные выводы. – Молодому полицейскому мешало стремление говорить в стиле официального отчета.

– Амелия мне что-то сообщала по поводу запасных дверей и пожарных выходов в переулок. Кто-нибудь из вас спросил, во сколько они запираются на ночь?

– Три здания там принадлежат коммерческим организациям. Два из них запирают свои служебные двери в восемь тридцать, а одна – в десять. А третье – правительственное административное здание. Дверь в нем запирается в шесть. В десять производится вечерний вывоз мусора.

– Когда было обнаружено тело?

– Около семи утра.

– Итак, значит, жертва в переулке была мертва уже примерно часов восемь, последняя дверь была заперта в десять, и вскоре после этого вывезли мусор. Следовательно, преступление имело место где-то между десятью пятнадцатью и одиннадцатью вечера. Как обстоит дело с машинами?

– Я составил список номеров всех машин в радиусе двух кварталов. – Пуласки вытащил громадный блокнот, напоминавший подарочное издание «Моби Дика».

– Что, черт возьми, там у тебя такое?

– Я вписал сюда характеристики всех стоявших там автомобилей. Может оказаться полезным. Точное место стоянки, подозрительные детали.

– Пустая трата времени. Нам нужны только номера, чтобы установить имена и адреса владельцев, – прокомментировал Райм. – Проверить базы данных. Нас не должно интересовать, кому нужен был кузов или у кого лысая резина… Ну что?

– Что?

– Просмотрел номера?

– Нет еще.

Купер вошел в Интернет, решив не откладывать то, что можно сделать немедленно. Никакого криминала ни на одном официальном владельце машин, находившихся неподалеку от места преступления, не обнаружилось. По просьбе Райма он также проверил, не было ли выписано каких-либо штрафных талонов за нарушение правил парковки в той местности во время, близкое ко времени убийства. Не было.

– Ладно… Мэл, введи имя жертвы. Есть ли какой-либо криминал на него?

На Адамса никакого явного криминала не было, и Пуласки вспомнил то, что говорила его сестра: у него не было врагов и никаких проблем в личной жизни, результатом которых могло бы стать убийство.

– Но почему в качестве жертв выбираются именно эти люди? – спросил Райм. – Случайно?.. Я знаю, Деллрей занят, тем не менее вопрос очень важный. Позвоните ему и попросите проверить Адамса. Пусть посмотрит, есть ли у них что-нибудь на него.

Селитто позвонил в ФБР и пробился к Деллрею, который был в ужасном настроении из-за «чертовой трясины» – финансовой аферы, расследование которой ему поручили. Тем не менее он сразу же по их просьбе просмотрел базы данных и дела, находившиеся в работе. По Теодору Адамсу не отыскал ничего.

– Ладно, – провозгласил Райм, – пока мы не нашли никаких свидетельств противоположного, будем считать, что имеем дело со случайными жертвами маньяка. – Прищурившись, он взглянул на фотографии. – Где, черт возьми, часы?

После звонка в антитеррористический отдел выяснилось, что в часах не нашли никаких опасных биологических или токсических агентов, и их уже отправили Райму.

Деньги в зажиме были взяты незадолго до случившегося из банкомата. Банкноты были чистые, но вот на самом зажиме остались хорошо различимые отпечатки. Когда Купер пропустил их через фэбээровскую автоматизированную систему определения отпечатков, то оказалось, что в системе такие не зарегистрированы.

Немногочисленные отпечатки на банкнотах из кармана Адамса дали тот же результат. Проверка серийных номеров банкнот обнаружила, что они не проходят в Министерстве финансов ни по каким делам об отмывании денег и ни по каким другим преступлениям.

– Песок? – спросил Райм, обратив внимание на маскирующее вещество.

– В общем, можно сказать, что да, – отозвался Купер, не поднимая головы от микроскопа. – Такой, который чаще используют на спортивных площадках, нежели в строительстве. Я просмотрю его внимательнее.

А на пирсе песка не было, вспомнил Райм слова Амелии. Потому ли, что, как она полагала, преступник планировал вернуться в переулок, или просто потому, что на пирсе не нужен был никакой маскирующий реагент, так как ураганный ветер с Гудзона вымел место преступления до идеальной чистоты.

– А как насчет трубы? – спросил Райм.

– Чего?

– Бруса, с помощью которого была раздавлена шея жертвы. Это профиль с заушинами на концах. – Райм изучал строительные материалы, применяемые в городе, так как распространенным способом избавиться от трупа было подбросить его на строительную площадку. Купер и Селитто взвесили металлический брус – он весил восемьдесят один фунт – и положили его на стол. Брус был около шести футов длиной, дюйм шириной и три дюйма высотой. В обоих концах просверлены отверстия. – Такие используют в основном в конструкциях кораблей, тяжелого оборудования, кранов, антенн и мостов.

– Это, должно быть, самое тяжелое орудие убийства из всех, которые мне когда-либо приходилось видеть, – заметил Купер.

– Тяжелее, чем в случае с «жителем пригорода»? – спросил Райм. Для него точность была превыше всего. Он имел в виду женщину, несколько месяцев назад переехавшую своего неверного мужа громадным внедорожником посередине Третьей авеню.

– Ах да, конечно… «Его лживое сердце…» – пропел Купер писклявым тенорком. Затем просмотрел брус в поисках отпечатков пальцев. Ничего. Купер отделил от бруса несколько стружек. – Возможно, сталь. Вот свидетельство окисления.

– Какая-нибудь маркировка?

– Никакой.

Райм скорбно вздохнул:

– Вот вам еще одна проблема. В городе есть по крайней мере пятьдесят мест, где можно найти подобное «орудие». Амелия упоминала, что поблизости есть стройка…

– Ах да, я совсем забыл. Она попросила меня проверить, – откликнулся Пуласки, – и там мне сказали, что не пользуются металлическими брусьями такого рода.

– Ну конечно, он забыл, – недовольно пробормотал Райм. – Насколько мне известно, городские власти проводят какие-то большие работы на мосту Куинсборо. Давайте попробуем. Свяжитесь с рабочими на Куинсборо и выясните, какие брусья они там используют и не пропал ли один из них.

«Парнишка» кивнул и достал свой мобильник. Купер рассматривал данные по анализу песка.

– Ну вот, здесь кое-что есть. Сульфат таллия.

– Что это такое? – спросил Селитто.

– Яд, используемый против грызунов, – ответил Райм. – У нас в стране он запрещен, но его иногда можно найти в иммигрантских сообществах или в зданиях, где работают иммигранты. Какова концентрация?

– Очень высокая… Но он отсутствует в образце почвы и в осадке, которые собрала Амелия. Значит, скорее всего, его занес на место преступления сам убийца.

– Возможно, он собирался им кого-то отравить? – предположил Пуласки.

Райм покачал головой:

– Этот яд не так-то легко использовать в качестве оружия. Чтобы отравить человека, необходима очень большая доза, и его присутствие в организме легко определить. Выясните, были ли в последнее время какие-либо конфискации или жалобы со стороны учреждений, отвечающих за экологическую безопасность.

Купер сделал необходимые звонки.

– Давайте посмотрим на скотч, – провозгласил Райм.

Эксперт осмотрел куски блестящей ленты серого цвета, с помощью которой преступник связал руки своей жертвы и заклеил ей рот. Купер пришел к выводу, что скотч обычный, такой, который продается в тысячах магазинов, торгующих строительными материалами, и во множестве хозяйственных отделов. Проверка клеящего вещества на пленке практически ничего не дала. Лишь несколько кристаллов соли, применяемой для ускорения таяния снега, которые были полностью идентичны тем, что Амелия взяла из прилегающей местности, и песок, который Часовщик разбросал, чтобы замести следы.

В разочаровании от скотча, как, впрочем, и от всего остального, Райм обратился к фотографиям тела Адамса, сделанным Амелией. Затем подъехал к столу и взглянул на экран.

– Посмотрите на края ленты.

– Интересно, – согласился Купер, переводя взгляд с цифровых фотографий на ленту.

Больше всего собравшихся поразило то, что куски ленты были отрезаны с поразительной точностью и наклеены аккуратно и тщательно. Обычно в подобных ситуациях следователи имели дело с куском скотча, грубо вырванным из рулона, иногда просто откусанным зубами преступника (благодаря чему на нем оставалась слюна, с помощью которой можно было провести анализ ДНК) и кое-как обмотанным вокруг рук, ног жертвы и наклеенным на рот. Но куски скотча, которыми воспользовался Часовщик, были отрезаны каким-то острым предметом с удивительной точностью. Все они были одинаковой длины. Он что, предварительно вымерял их?

Рон Пуласки закончил телефонный разговор и сообщил:

– В работах на мосту такой профиль не используется.

Ну что ж, Райм и не ожидал простых ответов на свои вопросы.

– А канат, за который он держался?

Купер осмотрел его, затем вошел в какие-то базы данных. И покачал головой:

– Обычный.

Райм кивнул на несколько досок, стоявших в углу лаборатории.

– Давайте приступим к нашим чертежам. Рон… У тебя, кажется, хороший почерк?

– Неплохой.

– То, что нам нужно. Пиши.

Работая над расследованием различных дел, Райм обязательно составлял схемы той информации, которая имелась в его распоряжении. Для него они были примерно тем же, чем для гадалки является хрустальный шар. Он подолгу всматривался в слова, фотографии, диаграммы, пытаясь понять, кем мог быть преступник, где он может скрываться, где, скорее всего, совершит свое новое преступление. Созерцание схем было для Райма чем-то вроде медитации.

– Мы воспользуемся его «именем» в качестве заголовка, ведь он был настолько любезен, что поставил нас в известность, как нам его величать. Итак, Часовщик.

Пока Пуласки писал под диктовку Райма, Купер взял пробирку с небольшим количеством того, что на первый взгляд казалось обычной грязью. Положил ее под микроскоп и начал с наименьшего разрешения (правило номер один: если вы начинаете с сильного разрешения, то неизбежно закончите тем, что будете смотреть на эстетически привлекательные, но с исследовательской точки зрения совершенно бесполезные абстрактные образы).

– Выглядит как вполне обычная грязь. Посмотрим, есть ли в ней что-нибудь еще.

Он подготовил образец для спектрометра. Когда результаты были готовы, Купер взглянул на экран компьютера и объявил:

– Ну вот, у нас есть несколько масел, азот, мочевина, хлорид… и белок. Дайте-ка я посмотрю профиль. – Спустя мгновение компьютер выдал ему дополнительную информацию. – Рыбный белок.

– Может быть, преступник работает в рыбном ресторане? – предположил Пуласки. – Или в рыбном ларьке в Чайна-тауне? Или в рыбном отделе магазина?

Райму нравились энергичные молодые люди, но уж слишком часто они говорят, не подумав.

– Рон, – спросил он, – ты когда-нибудь слышал, чтобы выступающий перед аудиторией говорил что-то вроде: «Перед тем как начать, я хотел бы сказать следующее»?

– Гм, да, кажется, приходилось.

– Что довольно странно, так как если он говорит, то он уже начал, верно?

Пуласки приподнял бровь.

– Я клоню к тому, что, анализируя материалы по делу, ты должен сделать кое-что, прежде чем приступить к анализу.

– И что?

– Установить, откуда поступили эти материалы. Итак, где Сакс взяла грязь, в которой содержится рыбный белок?

Пуласки взглянул на бирку.

– О!

– Ну и где же?

– С куртки жертвы.

– Значит, о ком мы получили дополнительную информацию?

– О жертве, а не о преступнике.

– В том-то и дело! Имеет какое-нибудь значение то, что на его куртке обнаружена эта грязь? Кто знает? Возможно, что да. Но очень важно не посылать сразу же полицию во все точки города, где торгуют рыбой. Ну как, понятно то, о чем я говорил, Рон?

– Конечно понятно.

– Я рад. Запишите факт наличия грязи с рыбным белком в профиль жертвы и давайте продолжим… Когда мы получим заключение от медэксперта?

– Надо будет подождать, – ответил Купер. – Вы ведь понимаете, какое сейчас время – Рождество.

– «Это время для убийств…» – пропел Селитто.

Пуласки нахмурился.

– Самое страшное время – периоды жаркой погоды и праздники, – пояснил Райм. – Запомни, Рон: не стресс убивает людей, людей убивают сами люди, но стресс подталкивает их к преступлению.

– Здесь есть волокна коричневого цвета, – провозгласил Купер. Он взглянул на записи, прикрепленные к пакету. – Каблук туфли жертвы и ремешок от его часов.