Ренард. Книга 1. Щенок с острыми зубами

© Шатров Дмитрий

© ИДДК

* * *

Пролог
Часть первая

Во все времена грусть-печаль топили в вине. В нём же искали вдохновение. Им же отмечали радостные события. И во все времена были кабаки, трактирчики, рюмочные…

Этот трактир назывался «Снулая рыба». Здесь больше топили.

Что подвигло хозяина окрестить своё заведение именно так, осталось загадкой, но название получилось из категории «говорящих»: тесное помещение с низкими потолками; в почерневшие балки намертво въелась копоть; очаг больше дымил, чем грел; тусклое пламя свечей отбрасывало на стены дрожащие тени. В воздухе витал непередаваемый аромат подгорелой селёдки, а прокисшее пиво насквозь пропитало доски столов.

И при всём при этом за каждым кто-то сидел. Где по одному, где по двое, а где целой кодлой. Но пропитые лица посетителей выражали уныние, речи звучали невнятно, а редкие движения были суетливыми. Зато пили здесь как в последний раз. Выпивохи накачивались дешёвым пойлом в стремлении добавить хоть каплю радости в свою никчёмную жизнь… или на время забыться, что вероятнее.

Лишь один человек выделялся из тусклой однообразной массы.

В центре зала восседал рослый статный мужчина – олицетворение рыцарских былин, стародавних сказаний о силе Гийома и о красоте Роланда.

Вьющиеся русые волосы, плечи в сажень, мощная прямая спина… Большего было не рассмотреть, потому что как раз спиной к выходу он и сидел. На кожаной куртке отпечатались следы кольчужных колец, жесты сильных рук выдавали уверенного в себе человека.

Единственный, кто не бежал от забот, а просто наслаждался едой и питьём. Хотя в «Снулую рыбу» наслаждение отродясь не заглядывало.

И тем не менее.

Он отправил в рот кусок запечённой трески, с удовольствием отхлебнул из высокой деревянной кружки и принялся неторопливо жевать.

Хлопнула входная дверь. Послышались тяжёлые шаги, сопровождаемые позвякиванием шпор.

Воин даже не дёрнулся.

* * *

– Ренард! Предписание! Немедленно в седло, воин! – рявкнул над ухом сиплый бас, и волосатая ручища прихлопнула к столешнице лист пергамента с сургучной печатью.

От мощного удара стол вздрогнул, подпрыгнула кружка, тарелка с недоеденным рыбьим хвостом соскочила на пол и разбилась.

– Блез, чтоб тебя драли Семеро! – Ренард, не оборачиваясь, махнул кулаком за спину, но не попал.

В ответ раздался звучный хохот, и на скамью напротив плюхнулся здоровенный детина. Блез по прозвищу Бородатый. Старый боевой товарищ и по совместительству командир. Его щекастая морда, заросшая до бровей чёрной курчавой бородищей, излучала неприкрытое довольство.

– Дождались, Ренард! Дождались! Идём в рейд! – Здоровяк без спроса схватил кружку приятеля, выхлебал остатки эля и грохнул пустой посудой о столешницу. – Приказ комтура. Наш триал выделен в сопровождение Несущему Слово.

Посетители трактира поначалу не обратили внимания на шумное поведение двух верзил, здесь даже потасовки – дело обычное. Но слова «приказ комтура» и «триал» заставили всех притихнуть, а когда прозвучало имя Несущего Слово, к выходу потянулись даже завсегдатаи. Вскоре зал опустел. Святую инквизицию здесь очень уважали, но лишний раз предпочитали не связываться.

– Триал… Забыл, что мы уже две декады как не триал? Или прислали кого на замену? – фыркнул Ренард, с сожалением разглядывая опустевшее дно кружки.

На эту он потратил последние медяки, и больше денег у него не осталось.

– Щас, погоди, – Блез развернулся к стойке и щёлкнул пальцами над головой. – Эй, трактирщик! Эля мне и моему другу! Да не той бурды, которой ты его поил! Найди чего поприличнее. И каплуна жареного не забудь. Живо!

– На что гуляем? – удивлённо изогнул бровь Ренард.

– Брат казначей расщедрился по поводу такого дела. Выделил монет в счёт содержания. – Блез расплылся в людоедской улыбке, показывая крупные жёлтые зубы, и бросил на стол увесисто звякнувший кошель. – Здесь твоя половина.

Ренард прибрал деньги и хищно оскалился в ответ. Рейд – это хорошо, рейд – это прибыльно, а то поиздержался уже до крайней степени. Триединый наконец-то услышал его молитвы. Хотя, если честно, он и забыл уже, когда в последний раз молился.

– Мы снова полноценный триал. Комтур выделил нам неофита вместо Гастона, упокой Господь его душу. – Блез осенил себя крестным знамением.

Ренард повторил его жест и склонил голову, отдавая дань памяти усопшему.

Смелый был воин, Царствие ему небесное, а погиб глупо. Поспорил, что голову Карнабо принесёт, а им с Блезом ничего не сказал. Ну и сгинул вместе с конём. Его даже не похоронили по-человечески – нечего было хоронить. Нашли только высохшую лужу крови в соседнем лесу, даже костей не осталось…

Ну да чего уж теперь, Гастон уже в лучшем мире, без забот и печалей.

– Ты сам его видел? – спросил Ренард, имея в виду новичка.

– Не успел. Я от казначея сразу сюда. Знал, что найду тебя в «Рыбе», – заржал Блез, а когда отсмеялся, гаркнул во весь голос: – Трактирщик, Анку тебя забери, где тебя Семеро носят?!

Хозяин заведения притащил две большущие кружки с пышными шапками пены, по жареному цыплёнку каждому и удалился, недовольно пробурчав себе под нос:

– Совсем псы распоясались, как их святая братия терпит?..

– Чего?! – нахмурился Блез и всем телом развернулся к трактирщику.

Бородатый не расслышал слова, но общую интонацию уловил.

Не след простолюдину брехать на рыцаря. За такое надо наказывать. Трактирщик обернулся на возглас, побледнел, но быстро сообразил, как выкрутиться.

– Говорю, приятного вам аппетита, почтенные, – согнулся он в подобострастном поклоне.

– Другое дело, – проворчал Блез, развернулся к столу и потянулся к жаркому.

На какое-то время приятелям стало не до разговоров.

Неосторожное «псы», слетевшее с языка трактирщика, ничуть не было оскорблением. Они действительно псы. Псы Господни. Элитные бойцы святой инквизиции. И святые отцы их не просто терпели – их пестовали, как любимую гончую, как породистого жеребца, как ловчего сокола. Очень уж нечасто встречались люди, способные оживить небесный металл. Ещё меньше рождалось тех, кто годился в воины. А такие, как Ренард и Блез, и вовсе были наперечёт.

* * *

Неофит переминался с ноги на ногу и заливался румянцем под пристально-тяжёлыми взглядами рыцарей. Одной рукой он придерживал большой кавалерийский арбалет, а второй хватался то за эфес меча, то за пряжку наборного пояса. И всё порывался принять эффектную позу, чтобы эти двое ветеранов-громил поняли, что он… что он тоже… не просто так тут… здесь.

– Армэль, говоришь, – задумчиво протянул Блез и многозначительно переглянулся с товарищем. – Мда, подсуропил нам комтур с пополнением…

Оба криво ухмыльнулись, Армэль же покраснел ещё сильнее.

Юноша был под стать своему имени. Такой же красивый и нежный. Ясные голубые глаза, чистый взор, белокурые волосы. Пушок на щеках… поди, не брился ещё. И как его угораздило? Высокий – с этим-то как раз понятно, в Псы Господни ниже шести футов не брали, – но в остальном…

Худощавый. Хотя, скорее, хрупкий. Такое телосложение больше девушке подойдёт. Не воину. Этого мальчика проще с лютней представить где-нибудь в благоуханных садах, чем в доспехах и на коне…

– Ты арбалет-то натянешь, вьюнош? – с язвинкой поинтересовался Блез.

– Натяну! Вот смотрите! – тут же вскинулся Армэль и неловко закрутил рукоять натяжения.

– В наше время таких приблуд не было, а, Ренард? – покачал головой Блез и, добавив участия в голос, спросил паренька: – Ну что, болезный, управился?

– Да! Почти. – Армэль наконец выпрямился, вытащил из подсумка освящённый болт и поместил его в ложе. – Вот!

Он демонстративно изготовился к стрельбе, зачем-то выбрав целью живот экзаменатора. Тот скептически хмыкнул.

– Считай, что тебя уже два раза убили. А может, и все три, если на кого из Семерых напоремся, – оценил потуги юноши Блез и осторожно отвёл арбалет в сторону. – Ты арбалетик-то разряди. Освящённые болты, они денег стоят. И предназначены не для людей. Тем более не для твоего командира.

Армэль совсем смешался и повторил недавние действия в обратном порядке. А Блез замолк и затеребил бороду, что у него означало крайнюю степень задумчивости. Наконец он объявил:

– Давай-ка мы вот что сделаем. Ты, малой, лучше дуй-ка домой, к мамке, а комтуру мы скажем, что ты в лесу сгинул. Или на болотах утоп. Нет. Лучше скажем, что от поноса загнулся. От кровавого. Так героичнее будет. Кровь, она знаешь… – Блез покрутил пальцами перед лицом, так и не договорив.

Ренард невесело усмехнулся. Он как раз знал, что приятель не шутит. Парня с собой в рейд тащить – на один раз. Его или дип загрызёт, или лютены украдут, или крионы до смерти затанцуют. Бородатый полностью отдавал себе отчёт в том, о чём говорил. Опыта у него предостаточно. Но Армэль воспринял слова командира как пустую издёвку.

Он горделиво вскинул подбородок, отставил в сторону ногу и многозначительно сжал эфес меча.

– Как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне?! Я из благородной семьи! И я такой же Пёс Господень, как и вы! И… и… и я имею право!..

Договорить ему Блез не дал.

– Право здесь имею только я! И вот ещё он, потому что здоровее меня! – громыхнул Бородатый, ткнув пальцем в Ренарда, и взгляд его сверкнул воронёной сталью. – А ты пока даже на щенка не тянешь! Тоже мне, выискался Пёс Господень!

– Да ладно тебе, Блез. Отцепись ты от парня. Он зелен ещё, не понимает твоей доброты. Потом благодарить станет. – Ренард миролюбиво похлопал товарища по плечу.

– Нужна мне его благодарность. Если хочет побыстрее сдохнуть… – буркнул Блез и, не закончив, развернулся к орденским конюшням. – Всё, смотрины закончены, через четверть часа выдвигаемся. В полной выкладке.

Неофит, всё ещё пунцовый от полученной выволочки, поспешил исполнять приказ. А Ренард задержался. И задумчиво поглядел ему вслед.

Этот юноша напомнил ему себя десятилетней давности.

Нет, Ренард даже в детстве не был таким доходягой. Он и ростом повыше, и костью пошире, да и половчее, чего уж там скрывать. Но точно так же стоял перед рыцарями первого в своей жизни триала и точно так же неуверенно сжимал арбалет. В то время ещё не придумали хитрых приспособлений, тетиву приходилось натягивать руками.

Ренард тогда эту тетиву порвал от усердия, а пальцы разрезал до костей. Он до сих пор не забыл, как с ладоней обильно капала кровь под хохот и обидные комментарии рыцарей. Но с тех пор кровь он проливал в основном чужую, а смеяться над ним перестали. Опасно для здоровья стало смеяться.

Ренард рассеянно улыбнулся.

Ему вспомнился отчий дом. Тот самый, последний день. Короткие проводы. Скомканное напутствие матери. Суровое лицо отца. Вспомнил свою первую любовь…

И улыбка воина стала горькой.

Аннет. Юная дева со стройным станом, грацией лани и волосами цвета пшеницы. Пронзительно-зелёные глаза, полные слёз. Вишнёвый вкус прощального поцелуя. Обещание ждать. Фигурка в простеньком платье у околицы. Последний взмах вышитого платочка…

Единственный светлый образ в памяти.

Ренард скрежетнул зубами и тряхнул гривой волос.

Если бы у него был выбор, он бы остался с ней. Но выбора не было.

У младшего в захудалом роду всего два пути – воинская стезя или служение Богу. Он эти два пути объединил. Не сам. Так получилось. Триединый отметил его своей благодатью, подарив власть над небесным металлом…

Ренард до половины вытащил меч из ножен, в который раз посмотрел, как клинок наливается голубоватым свечением, и успокоился. Голова прояснилась, ненужные чувства ушли.

У него другая судьба. Он – воин Бога! Его карающая длань!

Искоренитель ереси, защитник его паствы и проводник его воли!

Он – Пёс Господень!

И хватит на этом.

* * *

На центральной площади яблоку негде было упасть. Люди вообще охочи до кровавых зрелищ, а сегодня карали еретиков, поэтому народу собралось – не продохнуть. Палачи инквизиции – те ещё затейники, все кишки могут вытянуть из человека, а он ещё будет живой. К тому же Несущий Слово должен был выступить с проповедью после окончания казни.

«Псы» ждали в переулочке.

Узкая вонючая кишка, зажатая облезлыми стенами трёхэтажных домов. В горах мусора копошились вездесущие крысы, под ногами смердели лужи нечистот – городские золотари не особенно старались, надеялись на дождь. Можно выбрать местечко получше? Можно. Если бы они в этом городе были.

Армэль в новенькой кольчуге и девственно белой накидке с крестами застыл в седле, словно кол проглотил. Посмотришь на него и растрогаешься – чистый ангел. Рыцарь в белых доспехах. Символ добра и света, что несут людям Псы Господни. Поборник веры, защитник несчастных и обездоленных.

Юноша держал в поводу коня Блеза. Тот, в свою очередь, прислонился к стене, то и дело прикладывался к фляге и посматривал за угол – чтобы не пропустить высокое начальство. Ренард оглаживал своего Чада по бархатистой морде и кормил мелкими яблоками. С площади доносились сочные удары и холодящие кровь вопли.

– Ого! – сморщился Блез, когда раздался особенно пронзительный крик. – Чегой-то они сегодня особливо лютуют. Такое не каждому устраивают.

– Простите, а что – «такое»? – осторожно поинтересовался Армэль.

– Назидательная казнь. Специально для государственных преступников и еретиков. Начинают с дыбы, парят горящим веником. Потом оскопляют, если мужик. Потом хлещут кнутом. А потом колесование, четвертование и отсечение головы, – охотно пояснил Блез, сменивший гнев на милость. – Последнее, на мой взгляд, уже лишнее, а, Ренард?

Ренард тоже считал, что обезглавливание в таком случае полностью лишено смысла – после четвертования люди не выживают, – но отвечать не стал. Просто кивнул и сунул в зубы коню очередное яблочко. Армэль же пожалел о своём любопытстве и слегка позеленел лицом.

– Кстати, нет желания посмотреть, как умельцы инквизиторские управляются? Кудесники. Не захочешь, а залюбуешься, – восхищённо прицокнул языком Блез и посмотрел на юношу. – А то сходи, время ещё есть. Тебе будет полезно.

– Нет, спасибо, – вежливо отказался Армэль, едва сдержав рвотный позыв, и на время выпал из разговора.

– Ну так что, Ренард, не знаешь, за что их? Наверное, конченые еретики? – вернулся Бородач к интересующей его теме. – Слышал, они с запретной нечистью якшались…

– Нашёл еретиков, – насмешливо фыркнул Ренард. – Обычная тупая деревенщина. Эти недоумки иратшо прикормили в обмен на мелкие услуги, а соседи заметили и донесли. Вот и вся недолга.

– А кто такие «иратшо», Ренард? – не утерпел Армэль, услышав незнакомое слово.

– Бесы мелкие. Любят помогать людям за вознаграждение, – удивлённо объяснил тот. – Тебя что, теории не учили?

– Разве так бывает? Бесы – и помогать? Они же нечисть! – удивился неофит, не потрудившись ответить на вопрос рыцаря. – И потом – разве за такое казнят? Они же не запретным колдовством занимались, не душу Семерым продали, да и не навредили никому. Подумаешь, мелкие бесы…

– Слышь, малой, ты сейчас договоришься, – сурово оборвал его Блез. – Кто услышит – и сразу на площадь уедешь, вторым номером. Чтобы палачу два раза не переодеваться. И ты бы это… под окнами не стоял, а?

Перспектива вот так запросто попасть на эшафот настолько потрясла Армэля, что он пропустил совет командира мимо ушей. И совершенно зря пропустил.

На втором этаже стукнули ставни, раздался пронзительный крик:

– Па-а-аберегись!

И выплеснули содержимое ночного горшка. Прямо на улицу.

Блез сноровисто нырнул за угол, Ренард пригнулся за крупом своего коня, а неофит даже среагировать не успел. Так и сидел в седле, демонстрируя идеальную выправку. Обтекал.

Мерзкая жижа стекала по новенькой кольчуге, проникая в каждое колечко тройного плетения. Девственно-белая накидка покрылась жёлто-коричневыми пятнами. Армэль больше не олицетворял добро и свет, но с другой стороны… Святая инквизиция как раз имела дело с грязью и дерьмом человеческим. Ну, это если образно.

– Мда-а-а… – сочувственно протянул Ренард и отошёл вместе с конём подальше.

Блез ничего не сказал, только скривился и покачал головой. А самое печальное для Армэля – ему даже отъехать нельзя, чтобы привести себя в порядок. Служба.

Пролог
Часть вторая

Тем временем казнь завершилась. Это стало понятно по отголоскам речи, долетавшим с площади. Несущий Слово начал проповедь.

…и обратил он свой взор в мир, и увидел, что любимые чада его сотворили себе кумиров и поклоняются идолам на богомерзких капищах. И приносят жертвы человеческие, и якшаются с нечистью в обмен на мирские блага. Огорчился Господь и послал своих сыновей Еноха и Иезекииля. Спустились они в мир и стали учить людей, как отринуть лжебогов и как обороть бесов. Но лжебоги прознали про это, подговорили людей, и те умертвили сынов Господа на проклятом алтаре с помощью мерзопакостной нечисти…

Ренард сморщился, словно у него зуб заболел. Он подобных речей уже столько наслушался, что и сам запросто мог проповедовать. Но не уши же затыкать, пришлось внимать.

…И разгневался Триединый. И воскресил своих сыновей. И дал им право отныне решать судьбы людские. И поставил Еноха ведать раем, а Иезекииля адом. И подчинил Еноху ангелов и серафимов, а Иезекиилю – бесов и демонов. И наказал Господь своим сыновьям собирать праведные души на небесах, а грешные – в адских чертогах. И придумывать им мучения, чтобы раскаялись они в грехах, очистились…

Проповедник действительно был мастером слова. Казалось, его голос проникал под кольчугу, под шлем, под одежду. Да что там под одежду – под кожу, продирал до самого нутра. Уж на что Блез толстошкурый, но даже его проняло. Вон застыл соляным столбом и про фляжку свою забыл.

…И послал Господь в помощь Еноху церковь, чтобы достойные дети могли донести свои голоса до небес. А в помощь Иезекиилю Господь создал святую инквизицию. Чтобы святые братья находили грешников и отправляли к нему на суд…

Ренард тоже бы проникся, если б сам не варился во всей этой каше. Слишком уж хорошо он знал святое семейство. И отцов, и братьев, и сестёр. Кстати, услугами последних он регулярно пользовался. Так что слова лучше оставить для паствы. Но голос… голос околдовывал.

Впрочем, Несущий уже закончил.

– Амен! – припечатал напоследок церковник.

– Амен!!! – грохнула толпа как один.

Многоголосый ответ разлетелся над площадью, усиленный эхом и граем перепуганного воронья. Блез вздрогнул и уронил фляжку, эль с весёлым бульканьем полился ему под ноги, а Ренард перевёл дух с облегчением. Вроде всё. Дождались.

Горожане начали медленно расходиться, пришибленные силой слова Несущего и впечатлениями от недавнего зрелища. К эшафоту подогнали телегу, и подручные палача принялись грузить на неё останки. А сам он отгонял кнутом желающих урвать себе кусочек – считалось, что плоть казнённых приносила удачу. Вскоре и они уехали, на площади остались только святые братья.

* * *

В переулок сунулся чернорясник с угрястым крысиным лицом. Если уточнить – инквизитор, если совсем уточнить – экзекутор. Понимающий определил бы это по алой верёвке-поясу и массивному кресту с рукоятью красного дерева. Символ веры. Но это для простецов символ, на деле крест был оружием. Страшным в умелых руках.

Похоже, этот святой брат из молодых. Бывалый бы себя так не вёл.

– Ты Блез? – грубо спросил он у Бородача.

– А даже если так, то что? – нагло усмехнулся тот в ответ.

Экзекутор раздражённо дёрнул щекой и обшарил каждого цепким взглядом. Потом осмотрел переулочек, понял, что никого больше нет, и скривил недовольную мину.

– Почему вас так мало?

– Мало?! Да ладно! – Блез издевательски расхохотался и взлетел в седло. – Слышал, Ренард? Мало ему! Слышь, востроносый, ты и этого не унесёшь!

– Несущий Слово… – надменно подбоченился инквизитор.

– Ты не Несущий Слово! – оборвал его Ренард и последовал примеру товарища.

Обстановка накалялась – за спиной крысомордого появились ещё пятеро братьев. Храмовые бойцы, если зрение не изменяет. А эти, несмотря на свой сан, охочи помахать и кулаками, и боевым железом.

Приятное возбуждение пробежало по жилам Ренарда. Добрая драка – что может быть лучше? Только драка с полной уверенностью в победе! Триал Псов Господних без труда разнесёт эскадрон тяжёлой конницы, а пехоты – до сотни. И это самый завалящий триал. А уж о нём с Бородатым даже среди Псов легенды ходили. Недоумок бы знал или хотя бы вспомнил, если б спесь мозги не туманила.

А «недоумок» меж тем продолжал гнуть свою линию:

– Я пожалуюсь комтуру, и вас посадят в подвал. На хлеб и воду.

От угрозы экзекутора Ренард рассмеялся в голос, а Блез взбеленился:

– Ну и чем ты будешь жаловаться, крысёныш, если я тебе сейчас язык отрежу?! – рявкнул он, горяча своего Тифона.

Экзекутор нахохлился, сжался и поудобнее перехватил крест. Подручные повторили его движение в точности, рассредотачиваясь широким клином у него за спиной.

Безмозглые дураки.

Блез громко хлопнул забралом и потащил из петли секиру – её широкое лезвие уже полыхало голубым сиянием. Ренард хищно оскалился – ну всё, готовьтесь встречать Анку и Семерых – и дал шенкелей Чаду, направив его на противника.

Ещё миг – и стоптал бы…

– Спокойнее, дети мои, спокойнее.

Сказано было тихо, но даже боевые жеребцы Псов присели на задние ноги и присмирели. К месту несостоявшейся битвы приближался невзрачный пожилой мужчина в потрёпанной серой рясе. Отец Абсолон, Несущий Слово. Один из трёх во всей инквизиции.

– Успокойся, брат Гаэтан. Это добрые сыновья святой церкви. Не стоит проливать их кровь.

«Это кто ещё чью прольёт», – про себя усмехнулся Ренард, но случайно пересёкся взглядом с Несущим, и усмешка сползла с его лица. В глазах церковника стыл синий лёд. А голос – как у доброго дядюшки. У Ренарда даже мурашки по спине пробежали.

Святой отец меж тем обратился к Блезу, безошибочно определив в нём старшего:

– Если не ошибаюсь, это ты усмирил Башахауна Орлинского леса, сын мой?

Бородач смущённо кивнул. Ему польстило, что столь высокопоставленная персона в курсе его личных подвигов. Церковник перевёл взгляд на Ренарда:

– А ты в одиночку схватился с одним из Семерых и поверг его в геенну огненную?

Пришла очередь опускать взгляд Ренарду – было такое.

– Принеси извинения, брат Гаэтан. Комтур проявил к нам небывалое уважение, отрядив этих могучих воинов для нашего сопровождения, – повелел отец Абсолон.

Экзекутор неохотно склонил голову, признавая, что погорячился. Блез довольно хмыкнул, за что тут же получил замечание от преподобного.

– Гордыня – смертный грех, сын мой, и не красит истинного поборника веры, – назидательно произнёс он и обратил взор на Армэля. – А ты, отрок, недавно в рядах Псов Господних? Почему в таком виде?

Неофит залился краской до ушей и потупился. То ли потому, что недавно, то ли расстраивался за неподобающий вид, то ли переживал, что так и простоял столбом всю заварушку. Скорее всего, сказалось всё сразу. Хвастаться ему действительно было нечем.

За него ответил Бородатый.

– Первый день, отче. Неофит, сами понимаете, да ещё и не горожанин.

Блез для наглядности махнул рукой на верхние этажи, чем вызвал на лице церковника снисходительную улыбку.

– Ну ничего, ничего. Я уверен, что ты себя ещё проявишь к вящей славе Господней, – ободрил Несущий Армэля и приказал: – Пойдёмте, дети мои. У нас впереди долгое путешествие.

Он неторопливо пошёл по улице, осеняя крестным знамением и благословляя случайных прохожих, остальные последовали за ним.

За городскими воротами их дожидались. Карета для Несущего Слово, две повозки с каким-то церковным скарбом, накрытым дерюгой, и отряд из трёх дюжин братьев. Все храмовники. И на их лицах читалось что угодно, кроме всетерпимости и всепрощения.

– Позвольте спросить, святой отец, куда мы поедем и для чего? – не удержался от вопроса Ренард, увидев внушительную процессию.

– В Восточные Пределы, сын мой. Нести заблудшим душам слово Божие, – смиренно ответствовал церковник и, кряхтя, полез в карету.

Ренард почтительно склонил голову ему вслед.

Надо же, как повернулось. Глядишь, и родные места повидает. Может, кого знакомого встретит.

Не приведи Господь, с такой-то компанией.

* * *

Скрипели колёсами телеги, пятки храмовников выбивали пыль из просёлка, боевые жеребцы рыцарей взрывали подковами землю. Процессия неотвратимо шла к своей цели. Блез ехал во главе отряда, молодой замыкал, Ренард держался у кареты священника.

Впереди показался извилистый строй камыша, дорога упёрлась в неширокую речку. Моста не было, был брод. Армэль подал голос, едва выбрались на другой берег.

– Ренард, я ненадолго отстану, – крикнул неофит и добавил чуть тише: – Отмоюсь.

Рыцарь лишь поднял руку в ответ, показывая, что услышал. Давно пора. Он бы на месте юнца и не предупреждал. Дерьмо, если не отмыть, прилипнет намертво, да и не подобает Псу Господню ходить обгаженным. Нас бояться должны, а не насмехаться над нами.

Дорога стала плавно взбираться на холм. До вершины оставалось немного, когда за спиной послышался топот копыт.

Так быстро управился?

Мимо проскакал конь без всадника, а Псы Господни так просто с лошадей не падают. Ренарда ошпарило нехорошим предчувствием, и он обернулся.

Армэль стоял посередине русла с глупой улыбкой, рядом с ним плескались три юные девы. Их длинные светлые волосы рассыпались по плечам, едва прикрывая налиты́е груди. Девы призывно смеялись, строили глазки и манили за собой молодого рыцаря. Армэль безропотно шёл за ними. Вот он уже по пояс в воде… По грудь… По шею…

Девы с радостным визгом навалились сверху и погрузили его с головой.

– Забери меня Семеро! – рявкнул Ренард и дёрнул повод, разворачивая своего скакуна. – Н-но, пошёл!

Рыцарь вбил шпоры в бока жеребца, и Чад сорвался в галоп. Медлить нельзя. Ещё чуть-чуть – и Армэля просто утопят. Дробный перестук копыт сменился влажным чавканьем, в стороны полетели брызги воды.

Ренард выхватил из ножен клинок.

Пламенеющий меч смазался голубой дугой. Раз. Ещё раз. Вода окрасилась кровью, резко пахнуло свежей рыбой. Течение понесло вниз два трупа с осетровыми хвостами вместо ног. Располовиненные от плеча до пупка, как раз промеж налитых грудей.

Третья тварь злобно ощерилась, сверкнула зелёными глазищами, насылая морок, и Ренард замер с занесённым мечом. Ему понадобился миг, чтобы отогнать образ Аннет, но твари хватило и этого. Она прянула в сторону, плеснула хвостом и скрылась в речной глубине.

Армэль вынырнул, ошалело отфыркиваясь, и с обалдевшим видом уставился на Ренарда:

– Что это было?

– Ундины, – флегматично пояснил Ренард, омыл меч от рыбьей крови и, тщательно протерев его попоной, сунул в ножны. – Тебя не учили, как им противостоять?

Армэль отрицательно помотал головой:

– У нас ускоренный курс был, – смущённо признался он. – Я, считай, про нечисть и не знаю ничего толком.

– Зато помылся от души. Лови своего коня и дуй в середину колонны. Я за тобой присмотрю.

* * *

Ехали не долго, не коротко. Ночевали где придётся, ели, что Бог пошлёт и, конечно, сеяли разумное, доброе, вечное. Из особо замечательного – вырубили священную рощу Водана вместе с лесными духами, повалили менгир Доннара и дотла спалили таверну, хозяин которой снюхался с иратшо. Вместе с хозяином, понятное дело. Блез успел спасти бочонок эля и два копчёных кабаньих окорока. И долго потом сокрушался, что так мало спас.

Наконец добрались до места.

Деревня с названием Фампу Ренарду была знакома. Тут недалеко и его дом. Вернее, поместье его рода. А рядом посёлок, где жила Аннет. Интересно, всё ещё ждёт? Или, как все женщины, просто пообещала?

Додумать не получилось, по сторонам дороги потянулись изгороди первых домов. Высокого гостя встречали местный причётник и староста. Святой отец благословил их и направился к церкви, а братия рассыпалась по дворам. Извещать тех, кто не знал о приезде Несущего.

К церкви потянулись люди, их встречал отец Абсолон.

– Проходите, дети мои, проходите… – говорил он каждому, смиренно сложив руки на груди.

Инквизитор с улыбкой благословил случайную женщину, по-отечески взъерошил вихры рыжего мальчишки, ласково огладил косу веснушчатой девочки. Подошёл староста.

– Все ли пришли? – участливо поинтересовался у него инквизитор.

– Вроде да, – подумав, ответствовал тот. – Я последний.

– Ну и ты заходи, – подтолкнул его к входу церковник. И многозначительно посмотрел на брата Гаэтана: – Начинайте.

Экзекутор подал знак, и два храмовника закрыли двустворчатые двери, подперев их прочными жердями. Остальные братья похватали из телег охапки можжевелового сушняка и начали обкладывать ими храм.

– Святое дерево, – пояснил Несущий Слово в ответ на недоумевающий взгляд Ренарда. – Очищает грешные души и смывает грехи. Поджигайте!

Пламя занялось и побежало по бревенчатым стенам. Внутри заголосили непонимающие люди.

– За что их? – прохрипел Армэль.

– Это не твоё дело, юноша. – В голосе Несущего звякнула сталь. Острая, холодная, смертельная, как стилет.

– И всё же? – поддержал неофита Ренард.

Этому рыцарю отец Абсолон счёл нужным ответить:

– Культ здесь корни пустил. Трёх сестёр. Поклоняются и невинных людей в жертву приносят. Великий грех.

– Но не все же! Дети в чём виноваты? – не унимался Армэль.

– Всё в руках Триединого, сын мой. – Святой отец сложил ладони в молитвенном жесте. – Господь сам разберётся, кто виновен, а кто нет. Непорочные души попадут сразу в рай. Или ты готов оспорить право Господа судить человеков?!

Глас Абсолона набрал силу, взгляд впился в неофита, как освящённый арбалетный болт. Ренард ухватил парня за шиворот и оттащил в сторону. У Несущего Слово хватит власти и силы проклясть даже матёрого Пса, не стоит его провоцировать. Но церковник уже забыл об Армэле и жадно вдыхал запах дыма, сдобренного горелой плотью.

Ренарду было всё равно. Он к такому уже давно привык, сейчас главное – чтобы новичок не начудил. Не хотелось бы потерять неофита в первом же рейде. Примета плохая.

– Всеблагой отец! – раздался вопль с другого конца деревни.

Ренард и Несущий Слово обернулись.

По центральной улице бежал, подобрав рясу, священник, выбивая деревянными сандалиями пыль.

– Ко… ковен! Всеблагой отец, я выявил ковен! – задыхаясь, проговорил он.

– Где? – хищно подобрался отец Абсолон.

– В Три… Трикадере, тут недалеко. Я покажу.

Глаз Ренарда дёрнулся. Трикадер. Родная деревня Аннет.

* * *

Лесная поляна. Дольмен – кольцо из массивных валунов. Гранитный менгир, отдалённо похожий на женскую фигуру. Вокруг танцуют девы. Другие, у алтаря, наполняют сосуды. Белым, тягуче-янтарным, и красным, как венозная кровь. Молоко, мёд и вино. В тарелках – краюхи пшеничного хлеба, варёная репа и мочёные яблоки прошлогоднего сбора.

Ещё одна дева – наверное, старшая, – украшает идола лентами и цветами…

В кустах схоронились храмовники, брат экзекутор и отец Абсолон. Псы стояли чуть поодаль, успокаивая коней. Местный священник что-то громко нашёптывал Несущему, явно набивая себе цену.