– Договорились. А сейчас я тебе сделаю первый мой подарок, – сказал Серафим торжественно и удалился.
«Первый?! Значит, будут ещё подарки?» Марго охватило волнение.
Серафим вернулся с ножом в руках.
– Вот, держи мой подарок. – Он протянул внучке нож.
– Спасибо, – поблагодарила Марго, сильно удивившись.
Она взяла подарок в руки и стала рассматривать. Нож – похож на охотничий, финский. Такие Марго видела в фильмах о войне. Особое внимание её привлекла рукоятка с вырезанной на ней головой волка.
– Не удивляйся, – это вещь нужная, необходимая порой. Тем более эта.
Прищурив глаза, Серафим уставился на нож и замолчал. Марго показалось, что он что-то вспоминает, глядя на свой подарок. Затем он взял её руку с ножом и накрыл сверху ладонью.
– Главное, держи его всегда при себе, где бы ты ни была. Это особый ножичек… с судьбой.
Расстались они ближе к двенадцати. Как и в первую ночь, Марго упала в прохладную постель и только начала мечтать, как сон сморил.
Во сне к ней вереницей приходили карты. Они, как в детском калейдоскопе, складывались в разноцветные мозаики и тут же распадались, разлетались, уносимые ветром.
Глава 7
Время шло к закрытию ресторана.
Марго посмотрела на столик, за которым сидел Вовка Гуляш. Он никуда не торопился, сидел и курил. «Отлично, подвезёт до дома».
Вова Гуляш был фарцовщиком и менялой. Официантам из «Огней» таскал для продажи импортные шмотки, валюту и перекупленные у воров драгоценности. Кличку «Гуляш» ему дала Марго – Вова любил заказывать гуляш и пиво.
Рассчитав последнего клиента, Марго подошла к столику Гуляша.
– Не торопишься? – Она облокотилась бедром о столешницу.
– Я никогда и никуда не тороплюсь. – Гуляш расплылся в улыбке.
– Я знаю.
Марго взяла со стола пачку Мальборо, достала сигарету. Гуляш привстал и чиркнул зажигалкой.
– А я тороплюсь… – Марго выдохнула дым ему в лицо. – Подбросишь?
– Без проблем. Всегда к твоим услугам. Ты же знаешь.
– Знаю, – ответила она, наблюдая за музыкантами, убиравшими аппаратуру со сцены.
– Так поехали. – Гуляш продолжал нагловато улыбаться.
– Не так быстро. – Марго раздражала извечная его нахальная полуулыбка на щекастом лице. «Сам лягушонок, а туда же». Она стряхнула пепел. – Деньги сдам и я твоя. – С сигаретой она направилась к выходу.
Гуляш развернулся на стуле и наблюдал, пока Марго не вышла из зала.
Она использовала Гуляша, скупая по самой низкой цене заграничные вещички. Некоторые доставались ей просто даром. В благодарность она каждый раз Вове что-то обещала. Мифические обещания – коронный трюк Марго, но Гуляш верил и надеялся. А что ещё оставалось? Обладать Марго, дерзкой красавицей из «Огней» желали многие. «Красавица» же всегда сама выбирала. Она порой издевалась над Гуляшом, и в последнее время всё чаще.
Когда в лисьей шубке и красных сапожках, Марго спускалась из ресторана, Гуляш уже поджидал в фойе.
– Михалыч, до завтра, – попрощалась со швейцаром Марго.
– До завтра.
– Ну и дубак, – Марго приподняла ворот шубки, когда они вышли на улицу.
Гуляш спешно отрыл перед ней дверцу «Жигулей». В машине Марго откинулась на сиденье.
Гуляш с жадностью внюхивался в воздух салона: французские духи сводили с ума. Шанель – дорогие, его подарок. Он косился на рыжую прядь, что лежала на лисьем меху, на красивые стройные бёдра.
Марго смотрела в окно. «Беспонтовый денёк. Сплошная суета, а денег кот наплакал. Одни салатницы да рублёвые выпивохи и так всю смену. То тюлень позвонит, то олень, – Марго вымученно улыбнулась. В такой день, как сегодня, работу официантки она ненавидела. Вообще-то ей грех жаловаться… денег и удовольствия работа приносила больше, но жизнь пора устраивать. Век официантки недолог. Задрала бы уставшие ноги, да ненакого.
Когда рука Гуляша оказалась на коленке, Марго передёрнуло.
– Вова, убери, а.
– Что не нравлюсь?
– Ты о чём?
– Или не хорош? – говорил Гуляш, будто её не слышал. – Не хорош для тебя, да?
– Что ты несёшь? Нашёл время.
Машина резко притормозила. Марго качнулась вперёд:
– Полегче!
Гуляш не дал договорить – с силой прижался к ней, пытаясь поцеловать.
Марго с отвращением отпихнула щекастое лицо.
– Ты что охренел? Что за выкрутасы? – Она глубоко дышала, оправляя прическу и ворот шубы. – Чтобы больше такого не было! Ты понял?
Гуляш облокотился на руль:
– Вылазь.
– Что? Ты смотрю, перегрелся? Довезёшь до дома, и я выйду. – Марго в зеркало осматривала себя.
– Хорошо. – Гуляш откинулся на сиденье. – Я подвезу тебя, но с одним условием… – Он расстегнул молнию ширинки. – Ну, так как?
– Скотина!
От затрещины у Гуляша зазвенело в ухе. Он захихикал, поглаживая щёку:
– А иначе никак, Ритуля.
– Чтобы ноги твоей в «Огнях» больше не было! Я тебе устрою, падла, жизнь! – Марго выскочила из машины, хлопнув дверцей. – Козёл! – В ярости она пнула колесо Жигулей.
Авто взвизгнуло и, сделав петлю разворота, скрылось во тьме.
Марго не верила глазам – Гуляш и правда уехал. Она закурила, в надежде, что он одумается и вернётся. Но дорога оставалась пустой. Марго выбросила окурок, огляделась по сторонам. «Как будто на Марс высадилась – ни машин, ни людей. Какого хрена я вообще вылезла?»
Вдалеке, за тёмными зданиями нежилых новостроек, горели знакомые огни. «Если быстрым шагом минут за двадцать пять дойду», – прикинула она.
Мороз пощипывал. Замшевые сапожки без меха. Даже кофты нет – только лёгкая блузка. «Кто ж знал – всегда на такси». Марго в ярости сжала кулаки – так просто Гуляшу это свинство не сойдёт. «Да тут можно околеть заживо! Жила бы в центре – никаких проблем!»
Подняв ворот шубки, Марго пошла в сторону новостроек, так короче, благо и дорожка протоптана. Колени в капроне заледенели. Марго ускорила шаг.
Она шла и думала о Гуляше, о том – какая он всё-таки скотина, и как она ему отомстит.
Снег под ногами поскрипывал. Марго и не слышала, как следом за ней, поскрипывал по снегу ещё кто-то. Длинную тень незнакомца, шедшего следом, заметила поздно. Никогда не думала, что это может произойти и с ней. Сердце гулко стучало.
Она бежала и падала, проваливаясь в снег. Поднималась и вновь бежала. Страх гнал вперёд, придавая силы, а вокруг безлюдные остовы новостроек с чёрными дырами вместо окон. Когда поскользнулась в очередной раз – поняла, что не поднимется. Животное дыхание, бежавшего за ней, было совсем близко. Марго закричала, а рука сама полезла в сумочку. Она совсем и забыла о нём, но не ведомая сила направляла и помогла извлечь из сумочки нож. Страх сменила всю её охватившая злоба.
Марго вскочила на ноги и развернулась к нападавшему.
– На! – Крикнула, выкинув вперёд руку. Нож напоролся на что-то мягкое. Ледяные шершавые пальцы скользнули по руке. Искажённое судорогой лицо застыло напротив. – Сдохни! – Марго рванула руку с ножом. – Сдохни, тварь! Сдохни!
Она не останавливалась. Была, как в припадке.
Преследователь лежал трупом, но Марго продолжала наносить удары. Как гильотина рука опускалась и поднималась. Она готова была искромсать, четвертовать эту тварь, осмелившуюся напасть на неё!
Опомнилась от собственных вскриков. Пригнулась и затаилась над ещё тёплым телом. Взлохмаченная, с окровавленным лицом и руками она осматривалась по сторонам. Тихо. Придя в себя, Марго судорожно стала отирать снегом нож, руки. Затем спрятала в сумочку «спасителя» и поспешила скрыться.
Вбежав в квартиру, бросилась к зеркалу: шуба и лицо в крови. Какое счастье, что её никто не видел.
Глава 8
Взяв в феврале отпуск, Марго отправилась к Серафиму.
Приехала под вечер. В закоулках низкого неба синели сумерки. Мела позёмка. Все подступы к дому заметены, с трудом верилось, что здесь кто-то живёт. Марго огляделась по сторонам. «Неужели опоздала?»
Она продиралась к воротам, увязая по колено в сугробах. Добравшись до калитки, ногами и руками разгребала снег. Сняв перчатки, окоченевшими пальцами достала ключ, переданный Серафимом в прошлый раз, вставила в замок. Со скрипом ворота открылись внутрь.
Во дворе дорожки прометены недавно. На сердце отлегло. И всё же…
В коридоре на Марго пахнуло теплом и знакомым запахом. Не раздеваясь, она прошла в залу.
Серафим сидел за столом на любимом стуле с высокой спинкой. На нём была тёмно-красная рубашка и жилет из овечьей шерсти.
Серафим не двинулся при её появлении. Смотрел в одну точку. Точка находилась, где-то за спиной Марго. «Что там?» – мелькнуло и тут же ушло. Лицо ожгло пламя, будто оно оказалась у открытой печи. Марго расстегнула шубу, скинула на пол и пошла на взгляд Серафима.
Возле стола обратила внимание на две кофейные чашки.
На край одной из них старик положил указательный палец и стал описывать круг. Как по мановению, Марго повторила, тоже самое с другой чашкой. Их пальцы одновременно кружили по фарфоровым краям всё быстрее и быстрее. Зрачки Марго расширились – палец уже внутри кружки и вертит её по столу. А в это время Серафим вскинул руку с вертящейся на пальце, как гигантский «напёрсток», чашкой. Марго следом подняла свою.
Она ощущала вихри, которые раскрутила и, как жонглёр, вертела на пальце свой «напёрсток».
Страх охватил от вертящейся силы, от невозможности остановиться, противостоять. Марго боялась, что кружка сорвётся.
Услышав лязг разбившегося стекла, вскрикнула и схватилась за голову.
Серафим расхохотался, показав полный рот белых зубов. Марго с вытаращенными глазами смотрела на него.
– Есть фокус один, – сказал он серьёзно, перестав смеяться. – Смысл его в том, чтобы поймать взгляд человека. – Серафим взял внучку за плечи. – Не всегда и не у каждого человека можно поймать взгляд. Но уж если поймал – твой человек, что хочешь с ним – то и делай. И главное – колесо должно вертеться. Если раскрутила – верти до конца. – Он погладил Марго по голове. – Ничего, ещё научишься.
– Духи у тебя новые, что ли? Совсем не те. – Принюхался он.
– Новые. Не нравятся? – смутилась Марго, заглядывая ему в глаза.
– Ух, какие глаза чернющие. Прям проколола. Ну, это ничего. Хорошо. – Серафим снова взял внучку за плечи, внимательно разглядывая – Какая у тебя красота однако… хищная. А духи, ничего, приятные. Ты только здесь особо не душись. Запахи имеют такое свойство, как отвлекать. Садись, я за самоваром схожу.
Марго огляделась, в зале всё также – кругом чистота, только намного теплее и уютней, чем тогда, в сентябре.
В камине жаркие угли. Горит керосиновая лампа. Окна не завешаны, и сквозь тюль пробивается фиолетовый вечер. На столе такой же маковый пирог, как в прошлый раз. «Наверное, Акулина испекла, а кто же ещё?» – улыбнулась Марго. Приятно было осознавать, что Серафим ждал, готовился.
Потянулись длинные дни. Марго скучала от однообразия и отсутствия людей и развлечений. Серафим словно выжидал, выдерживал её что ли. Марго терпела, не задавая лишних вопросов. «Но зачем? Может я, что сделала не так? Целый месяц в этом склепе. Нет, я не вынесу», – взвыла она на третий день.
Решив развеяться, собралась прогуляться по известному с осени маршруту.
Когда вышла за ворота, удивилась расчищенному под лопату снегу.
«С ним точно не соскучишься…» – подумала о Серафиме.
Городок спал засыпанный снегом.
Марго прогуливалась, оглядываясь вокруг и удивляясь – куда ни глянь, кругом огромные сугробы. Она давно отвыкла от снежной зимы. В большом городе снег надолго не задерживается. От сверкающей белизны в глазах рябило. Из-за наметённых куч по обочинам не видно даже прохожих и первых этажей домов.
Замшевые сапоги на высоком каблуке поскрипывали в морозном воздухе. Лисья шубка грела. Мимо прошла женщина в зимнем пальто, закутанная в шаль. Она торопилась, но поравнявшись с Марго, сбавила шаг.
Марго снисходительно ей улыбнулась: «Как они здесь живут, засыпанные заживо снегом?»
Марго не заметила, как вышла на городскую площадь возле «Дома культуры». Заглянула в промтоварный магазин, зашла в книжный – купила пару открыток и два журнала – «Советский экран» и «Работницу».
Возвращаясь назад, у дома Серафима оглянулась. Интересно, а если бы тот парень, тот шофёр из прошлой осени проезжал мимо, узнал бы он её? В этот раз она бы не удержалась. Да если бы захотела, он ел бы с её руки! Марго вздохнула и вошла во двор.
– Почему лицо не умыла? – встретил Серафим.
– Лицо? – растерялась Марго.
– Ты что, уже забыла? Я ж тебе в прошлый раз наказывал – переступив порог дома, ты должна смыть всю ту мерзость, что налипла на тебя там, – и он указал пальцем в сторону окна, – и не только с рук, но и с лица! На тебе сейчас не только грязь и пыль, но и глаза завистливых и больных тварей, что ходят на двух ногах по этой земле! Их глаза висят ошмётками, как черви на тебе! – Он ткнул в Марго пальцем. – Посмотрись-ка в зеркало!
Схватившись за лицо, Марго с ужасом подбежала к зеркалу, но ничего не увидела, кроме раскрасневшихся на морозе щёк. Она обернулась на Серафима.
– Не увидела? И не увидишь никогда, если будешь думать о чём попало. Иди, умойся и ледяной водой. Ледяной! – Указал он на дверь.
В слезах Марго выбежала в коридор. Первый раз Серафим так с ней разговаривал, сверля глазами, как ножами.
Когда она «чистая» и пристыжённая вернулась, Серафим тасовал карты:
– Садись, нечего баклуши бить. Займёмся и делами, благо у нас их целый ворох. Разложи-ка карты. – Он протянул внучке колоду.
На следующий день после завтрака, как обычно Серафим исчез. Марго теперь знала, где дверь его комнаты. Она уже свободно ориентировалась в пространстве дома. Правда, не каждая дверь перед ней открывалась, но закоулки коридоров не были больше лабиринтами. Дом продолжал держать оборону, но не так пугал, как раньше.
Марго не переставала удивляться Серафиму, его замкнутой жизни. Казалось, он пребывал в кромешном одиночестве. Вёл абсолютно уединённую жизнь затворника. Но это на первый взгляд. Ведь кто-то ему доставлял продукты, готовил, накрывал на стол, убирал огромный дом и сад. Марго догадывалась, что это возможна та самая Акулина, которую старик от неё прятал. Как и где прислужница хозяйничала? Марго никак не могла застигнуть эту женщину. Невидимка. Порой Марго казалось, что Серафим прислужницу выдумал, а всю домашнюю работу выполняют крысы или мыши. Она бы не удивилась и поверила скорее этому, чем в мифическую Акулину.
От подобных мыслей и вопросов, не столько голова шла кругом, сколько сердце начинало биться от случайного скрипа двери, шороха или тени мелькнувшей в конце коридора.
Марго догадывалась, что видит только то, что дозволено видеть.
Прочитав от корки до корки купленные журналы, не зная, куда себя деть, она решила выйти во двор, подышать воздухом. Когда шла по коридору, увидела приоткрытую дверь. Остановилась. «Быть такого не может. Все двери в доме всегда закрыты. Заперты на замки. Серафим? А может Акулина?» Марго на цыпочках подошла к двери.
Как только переступила порог маленькой с низким потолком комнаты, в нос ударил знакомый и таинственный запах. Так вот каков источник запаха в доме! Комната вся была увешана пучками и вениками из трав.
От резкого травяного дурмана в голове зашумело.
Тусклый зимний свет пробивался сквозь маленькое оконце. В правом углу комнаты от потолка до пола свисало нечто странное и жуткое на вид – пшеничного цвета патлы, похожие на волосы. Марго подошла ближе. Дотронулась – на ощупь что-то наподобие пакли. «Пряжа из льна? Сколько её много. Скальп великанши…» Марго передёрнула плечами, отвернулась. В другом углу интереснее – стояло соломенное чучело бабы в сарафане, похожее на чучело «Масленицы». «Может она и есть?» На голове чучела – венок из серо-голубых пожухлых цветов. Волосы-косы из сена. Вместо глаз и рта – цветы и ягоды, засушенные, тёмно-фиолетовые, жёлтые, бордовые.
Кто-то коснулся плеча и Марго вскрикнула.
– Тише, – Серафим приставил палец к её губам. – Испугалась?
Марго не могла говорить, сердце стучало. Её мутило от удушливого запаха трав.
Серафим не сразу отнял палец от губ.
Марго замерла, не смея шелохнуться. Он никогда не стоял так близко. Его палец с губ скользнул по подбородку. Затем он двумя руками взял Марго за плечи. Запрокинув голову, она обмякла.
… шум водопада нарастал. Гурлящая пропасть внизу. Её не видно, но если чуть-чуть нагнуться, то можно увидеть, что творится там, куда падает огромная волна. Скользкий камень из-под ног летит туда быстрее взгляда. И вот двумя ногами ты ближе к концу. От ледяного тумана, что поднимается из бездны, холодеют ноги. Стынет всё внутри. Пропасть гудит, ожидая тебя. Ты даже не можешь кричать. Крикнешь, и пальцы разожмутся. Да и кто услышит, проклятый водопад переорёт тебя. Болтаешь ногами, а сил подтянуться нет. Они уходят последние силы. Выступ! Ты нащупываешь его ногой, замираешь. Только бы не сорваться. А вверху островок серого неба, и тебя словно тянет кто, вытягивает. Пальцы немеют. И ты тянешься из последних сил. Ну же!
Щекой прижимаешься к земле, задыхаясь. Лежишь, не чувствуя тела, и только запах.
Запах мха и гнили, такой родной, приятной. Открываешь глаза медленно, не веря чуду. Руки выдернуты, ты не можешь ими пошевелить.
Уроды! – кричишь пионерам из своего отряда, но до тебя ли им. Ты могла бы сто раз сорваться, а они тупо прыгают возле костра. Чтоб они все сгорели!
– Уроды! – кричит Марго.
Она хватает за руку Серафима. Такую большую и тёплую. Что бы ни случилось – она не выпустит её. Пахнущий овчиной жилет такой родной. Дрожа всем телом, Марго тычется в грудь Серафима. «Где же ты был столько лет?» Никто и никогда не смотрел так, не гладил по голове. Всё слишком хорошо, чтобы быть реальностью.
***
Все остальные дни накрыли Марго лавиной. Она спутала день с ночью, настоящее время с прошлым, реальность с мистикой. Находясь в замкнутом пространстве дома, она забыла, напрочь, о той жизни, какой жила все эти годы. Серафим был безжалостен и требователен. Он явно спешил.
По ночам к Марго являлась «Масленица» в сарафане. Длинные заскорузлые пальцы выдирали из её венка травинки, махонькие засохшие цветы. Чучело вздрагивало всякий раз, смотрело ягодами-глазами и напевало голосом Серафима: «Травки разные бывают – одна вылечит и воскресит, другая же – с ума сведёт, убьёт…»
В конце третьей недели Серафим загадочно посмотрел на внучку: – Накинь на себя что-нибудь потеплее. Нам необходимо пройтись. Да не шубу, не шубу, – остановил он, когда Марго пошла к вешалке. – Мы пройдёмся в погреб.
Марго с испугом на него посмотрела – не сошёл ли старик с ума, но повиновалась и накинула шаль.
В одной из дальних комнат Серафим поддел ножом сливающуюся с паркетом пола крышку погреба. «Погреб с тайным входом», – догадалась Марго.
Со свечой они спустились вниз.
Это был обычный погреб с глиняными стенами и земляным полом. В полумраке свечи Марго плохо рассмотрела его, да и смотреть там особо не на что. Самое интересное находилось за одним из стеллажей. Стеллаж был на колёсиках, и когда Серафим его отодвинул, то перед глазами Марго предстала низенькая дверца.
Подобрав ключ из связки, Серафим открыл её. Чтобы пройти в дверцу, необходимо было нагнуться. Марго восхитилась гибкости старика. Он легко нагнулся и быстро прошёл через порог. Марго – следом.
Пахнуло подземельем. Спускаясь вниз по ступеням, Марго видела только спину Серафима. Когда подошли к столу, старик зажёг свечи в старинном канделябре и помещение осветилось.
Марго не верила глазам – они находились в огромной зале с каменными стенами. Проходы в стенах сделаны в виде арок. По углам свисали тюли паутин. Было холодно, но Марго улавливала дуновение тёплого воздуха, пробивавшегося струйкой по верху.
Освещалось то, что вблизи. Дальше взгляд тонул. Марго с замиранием в сердце вглядывалась в чёрные порталы арок. Она ближе подошла к Серафиму.
– Вот и логово загнанного в угол зверя, хе… хе, – осклабился старик. – Тут ещё и выход есть наружу, в конец сада. Вон там. – Он указал пальцем на ближайший проход слева и загадочно улыбнулся. – Так, на всякий случай, а ключик от дверцы вот здесь. – Серафим показал на щель в стене. – Этот дом он, как крепость, от разных подарочков судьбыс. И о погребе и тайном ходе никто не знает.
– Совсем никто? – вырвалось у Марго.
– Никто. – Серафим приблизился к ней со свечой. – Никто… из ныне живущих.
Марго отвела взгляд не в силах смотреть ему в глаза.
– Но и это не главное, – продолжил Серафим, – смотри сюда. – Он стал в одной из стен выкладывать камни. Достав из тайника небольшой сундук, поставил на стол. Сундук тяжело бухнулся на столешницу.
Марго смотрела то на Серафима, то на сундук. Старик открыл его. Весь до краёв он был наполнен старинным серебром – цепочками, ложками, браслетами. Но под ними, Серафим пальцами сгрёб их в сторону, лежало уже настоящее богатство – золотые кольца, серьги и перстни, переливающиеся блеском сапфиров, рубинов и бриллиантов. Их сияние озарило Марго. Глаза загорелись, а бледные щёки запылали, как при пожаре. В горле пересохло.
– И это ещё не всё, – прошептал Серафим, не сводя с внучки глаз. – Помнишь про мою реликвию? Смотри сюда. – Он извлёк из тайника статуэтку. – Вот она – моя Гевера.
В полумраке подземелья глаза Геверы зелёными огоньками плыли по воздуху. Приближаясь.
Марго схватила канделябр и осветила её всю.
– Пора моей красавице на свет, к новой хозяйке, – ласково сказал Серафим и свободной рукой забрал у Марго свечи. – Держи, передаю с рук в руки.
Марго с опаской взяла статуэтку. Она держала её на вытянутых руках.
– Вот и познакомились. А теперь пошли наверх. Я тебе кое-что про неё растолкую. – Серафим захлопнул крышку сундука и убрал его назад в тайник.
В комнате тишина, лишь треск поленьев. От жара в камине алые тени пляшут на стенах.
Марго за столом раскладывает карты, но пасьянс не сходится. Каждый раз она отрывается и украдкой смотрит на резкий, вырезанный точно ножом, профиль Серафима. Переводит взгляд на Геверу, та стоит на другом конце стола и не спускает с Марго горящих глаз.
– Если хочешь быть выше кого-либо, чего-либо – волю чувствам не давай, – прорезал тишину голос Серафима. – Разум правит миром.
Марго оторвалась от карт и мыслей.
– А как же чувства? – спросила она робко.
– Чувства… – Серафим скривился в усмешке. – Скажи ещё любовь. Сама-то веришь в эту блажь?
Марго не знала, что ответить. Про любовь она читала только в романах.
– Я думаю, что она есть, но у каждого своя.
– Любовь – это самое страшное, что может произойти с человеком, – перебил Серафим. – Больно ранят все эти любовные терзания… Но людям нравится страдать. Это как щекотать пятки раскалёнными углями. Есть, знаете ли, любители. От этой любви гибнут не меньше, чем от ножа. Только кто ж увидит. Влюблённый человек дурнеет. Ты можешь брать его и как овцу тащить на верёвке. Главное определиться кто ты – пастух или овца.
Он замолчал.
Марго вернулась к картам, но всё сливалось.
– Оставайся здесь, в этом доме. Зачем тебе куда-то ехать? – предложил Серафим после паузы.
Марго с удивлением на него посмотрела:
– Как куда? У меня работа, своя жизнь.
Она уже отошла от того шока, какой испытала в подвале. Отошла и приняла всё то, что он ей передал. Теперь она будущая хозяйка всего Серафимовского наследства. Всё изменилось. Мечты сбылись. Только радость от происходящего подтачивал ручеёк тревоги…
– И что бы я тут делала? – добавила Марго себе в оправдание.
– Жила бы. Долго и счастливо.
– Счастливо? – она вскинула глаза.
– Конечно. Ведь я живу или ты думаешь не счастлив? – Он, прищурившись, пытал внучку взглядом. Марго сморгнула. – У каждого человека своё понятие о счастье. Счастье оно ведь, как день – промелькнуло и нет его. Но темнота не вечна, глядишь опять рассвет – вот тебе и новое счастье. – Серафим улыбнулся. – Прожил я жизнь так, как хотел и старался ни от кого не зависеть. По молодости не всегда получалось, зато сейчас мне жаловаться грех. У каждого человека своя судьба, своя дорога и собственная, ему одному принадлежащая жизнь. Только многие этого не замечают, не хотят или не могут. Не дано. Беда в том, что люди стараются жить на потребу обществу, на показуху, да только давят этим самих себя. Бесследно это не проходит. А живи человек так, как чувствует, как хочет, – Серафим развёл руки в стороны, – ан не может, нельзя! Вот ты, ты всю жизнь будешь одна, но в достатке, так что ж тебе мешает остаться здесь? Ведь здесь ты могла бы получить ещё больше! Ты думаешь, здесь нет тех развлечений, вертепа, каких требует твоя молодость? Ты это можешь иметь и здесь! С деньгами ты везде хозяин. И даже в этом городишке. Там, – он указал на окно, – ты одна и слаба. Пройдут годы, прежде чем ты обретёшь силу. Здесь же, я всегда буду рядом. Даже если меня и не станет… А меня скоро не станет. Жалко, жалко всё это оставлять неизвестно кому. – Он тоскливо обвёл комнату глазами. – Самое страшное в жизни – не одиночество, а отсутствие наследников, кому можно всё передать. И наследники не всегда родная кровь. Как правило, родная кровь и спускает всё по ветру, не ценит. – Он замолчал, о чём-то задумавшись. – Как говорится, самый верный наследник – это твой единомышленник, так ведь?
Марго покорно склонила голову.
– Но обещай, – продолжил Серафим после паузы, – что после моей смерти, дом не продашь. Его нельзя продавать. Всё равно, рано или поздно надумаешь, придёт время вернёшься, а пока Акулина присмотрит. Но и ты наведывайся, не забывай.
– Ты так говоришь, будто умираешь, – тихо сказала Марго. До последних слов её сильно задело то, что Серафим сказал ранее – о её одиночестве в будущем: «Что он хотел этим сказать?» Она хотела спросить что, но было уже неудобно.
– Когда-нибудь это да случится. Только ты не пугайся и не суетись, Акулина всё устроит, а уж после похорон езжай.
– Как умрёшь? – голос Марго дрогнул.
Серафим махнул рукой.
– Да, вот ещё что – сними со стены вон тот мой портрет, – он показал пальцем на фотографию в раме, – повесишь у себя в доме на видном месте и никогда не снимай. Драгоценности не вывози – сама ты путём не устроена. Не таскай их, где попало, пусть лучше лежат да хранятся. Не продавай и не закладывай. Только в крайнем случае это можно сделать, иначе всё – они уйдут от тебя. И самое главное – храни её, – он указал на Геверу. – Она должна быть сокрыта от чужих глаз.
Он замолчал, окинул глазами комнату.
Марго наблюдала за ним. Ей показалось, что он прячет глаза. Сердце сжалось. Неужели это возможно? Она почувствовала реальность происходящего. Почему она до сих пор сидит? Почему не подойдёт, не обнимет его? Почему не сделает, наконец, то, чего никогда не делала?
Серафим встал. Подошёл к камину, взял кочергу и стал ворошить угли.
Марго смотрела ему в спину и видела, как она напряжена.
– Иди спать. Поздно уже, – сказал он, не оборачиваясь.
Эта ночь в доме Серафима была длинной.
За окном свирепствовала метель, и выли собаки. Сад гудел, царапая голыми ветвями окно комнаты.
Марго бросало то в жар, то в холод. Ей чудилось, что мимо окна кто-то всё ходит. Она слышала чьи-то шаги хрустящие по снегу. Мысли разрывали голову. «Остаться или нет? Но как жить в этом склепе? А вдруг он обидится? » – металась она до самого утра, то забываясь сном, то просыпаясь.
Утром её разбудил женский голос:
– Барышня, Маргарита, проснитесь.
Марго открыла глаза и, ничего не понимая, смотрела на новое и обеспокоенное чем-то лицо, что возникло перед ней.
– Кто вы?
– Я Акулина, – ответила женщина тоненьким голоском.
Марго вздрогнула от этого голоса. Беспокойство, что читалось на лице женщины в чёрном, передалось тут же ей.
– Что с Серафимом? – чуть слышно спросила она.
– Серафим Григорьевич… преставился сегодня ночью.
Марго упала на подушку и закрыла лицо руками.
– Барышня, вы не волнуйтесь. Серафим Григорьевич сделал все необходимые распоряжения, я всё устрою. А вы в залу идите, самовар на столе.
– Какой тут к чёрту самовар, – сказала Марго в спину уходящей прислужнице, держась за голову руками.
В комнате Серафима – полумрак и холод. Свеча у постели покойного с трепетом мерцает.
Кутаясь в шаль, Марго подошла к постели усопшего. Чужое лицо на белой простыне застыло в предсмертной судороге. Рот провалился, отчего тонкие губы, словно, кто стёр с лица. Нос и подбородок заострились и вытянулись зловещей тенью на стене, как будто это двойник, ещё один покойник.
Марго отвела взгляд от навевающего страх лица и посмотрела вокруг. От комнаты с мертвецом и стоящей у его изголовья верной прислужницы, от одинокой восковой свечи, от портретов на стенах, лики которых только сейчас заметила Марго – повеяло потусторонним. Невыносимо-жуткое состояние настигло её в этой комнате. Она незаметно хотела уйти.
– Поздоровайтесь с дедушкой, барышня, – услышала она в могильной тишине голосок Акулины. Прислужница подошла вплотную.
Марго отшатнулась. Только сейчас она заметила, что Акулина похожа на карлицу. При малом росте в её внешности не было видимого уродства, и всё же что-то отталкивающее и странное присутствовало. И во вкрадчивом тоненьком и вместе с тем твёрдом голоске, и в неуловимом взгляде суетливых глаз, и в наклоне маленькой круглой, как шар, закутанной в чёрный платок головке, и в том, как она семенила ножками, бесшумно и быстро передвигаясь.
«Кто она? Откуда взялась?»
Теперь Марго испытывала и к Акулине такой же благоговейных страх, какой испытывала к умершему Серафиму, ко всему его дому, где таилось что-то тёмное, зловещее.
– Поздоровайтесь с дедушкой, барышня, – повторила спокойно Акулина, смотря увлажнёнными глазками на Марго. Та, потупясь, всё стояла, не понимая, чего от неё хочет «карлица». – Поцелуйте дедушку, – пояснила прислужница и маленькой ручкой указала на лицо покойника.
Марго не двигалась.
– В лоб, барышня, в лоб, – подсказывала Акулина, поддерживая её за руку и подталкивая к покойному.
Зажмурившись, Марго склонилась и коснулась губами ледяного лба. Поднимая голову, знала, что открывать глаза нельзя, но не сдержалась.
Взгляд из преисподней прожёг насквозь. Марго закричала и бросилась вон из комнаты.
На похоронах Акулина стояла в окружении трёх старух, Марго в стороне.
Февраль был на исходе. Серое небо висело низко.
«Это небо, как его глаза, будто он смотрит за нами оттуда…» – Марго дрожала, но не от холода. Оказывается, как тяжело терять.
Мелкий снежок витал в воздухе, но из-за горизонта ползли мрачные тучи, предвещавшие метель.
Серафим весь в чёрном, был торжественен и не так страшен, как в своей комнате. Старухи что-то шептали. Марго перевела взгляд на Акулину. Карлица стояла на пригорке и не казалась такой уж маленькой.
Только сейчас Марго вспомнила, где она видела эту Акулину. Так это и есть та маленькая женщина в чёрном платке. Посланница с письмом! Значит уже тогда он всё знал… готовился.