Czytaj książkę: «Сергей Мазаев. Авторизованная биография», strona 4
Впрочем, и с текстами был полный порядок. При этом они были далеки как от лобовой социальности перестроечных групп, так и от туманной многозначительности поющих рок-поэтов. Павел Жагун делал ставку на ассоциативность, поэтому каждый был волен вкладывать в его стихи своей смысл, но в довольно жестко заданных автором рамках. Взять первую же песню альбома Сотрясение мозга «Она меняет свой цвет» – хардовую и страстную. Можно было видеть в беспечной птице из этой вещи капризную барышню. Но уже в начале 90-х музыканты «Морального кодекса» были склонны видеть в ней… нашу страну, которая действительно в период выпуска альбома в 1991 году как раз меняла цвет своих знамен. «Это тоже текст про нашу родину и то, что происходило с ней – в политическом смысле, – прямо говорит Сергей Мазаев. – Вроде бы это и про женщину, но можно сюда вложить и политический подтекст. Раньше была красная Россия, а сейчас – “Россия для красных, для белых и синих”1».
Часть текстов Сотрясения мозга можно отнести к так называемой суггестивной лирике, когда впечатления, вызываемые у слушателя, гораздо важнее их предметного содержания. А учитывая переломный для государства момент, когда дебютировал «Моральный кодекс», эти разрозненные впечатления встраивались в канву поэтики экспрессионизма, когда автор передает предельную степень ужаса и боли («Ты, как ножик, напичкан, складной, блеском, вдавленным в жуть» и проч.) В первую очередь в таком духе написана песня «Горе», кровавые ошметки образов которой Мазаев бросает в лицо слушателя в стремительном темпе, будто пытаясь вновь догнать улизнувшую удачу:
Я хочу сквозь дырку в заборе
Суметь отличить горбуна от верблюда.
У людей собачья преданность горю,
У горя собачья преданность людям.
Послушав эту жутковатую вещь, сразу понимаешь, почему вокалист «Морального кодекса» называет Сотрясение мозга панк-альбомом. «Да, это панк, просто очень хорошо сыгранный, – подтверждает Сергей Мазаев. – Ведь панки зачастую играют очень криво (смеется). Хотя у Джони Роттена пластинки потрясающие. Уже когда стал доступен интернет, мы прочитали, как на самом деле писались панки вроде Sex Pistols или Nirvana, накладывая по шесть гитар. А что касается наших панков вроде Егора Летова, то я их тогда просто не слушал. Это социальный рок, а я тогда, к сожалению, относился к рок-н-роллу как к музыке, потому что я музыкант. Для меня рок-н-ролл изначально был музыкальным стилем, но на самом деле это целое движение, шедшее вразрез с моральными устоями буржуазного общества. А мы не понимали английских текстов и, соответственно, не осознавали, о чем эти песни. Между тем, они пели о насущных событиях и своих тусовках. Том Уэйтс и Фрэнк Заппа вообще пели песни на злобу дня».
Не менее залихватски, чем «Горе», звучит еще одна мрачновато-ассоциативная композиция «Вещий Олег» – еще одна песня, наряду с «Она меняет свой цвет», на стихи Николая Девлет-Кильдеева. Аранжировка ее кардинально поменялась при работе над альбомом: из блюза песня превратилась в дискорок. Тем самым «Вещий Олег» стал прологом к другим экстремально танцевальным номерам «Морального кодекса» вроде «На рассвете», «Славянских танцев» и «Где ты?». «“Вещий Олег” мы в итоге сделали в диско, а изначально она была более роковой. Переделывая ее, мы использовали семплы, благодаря чему, кстати, мы имели возможность делать ремиксы с появившимися техническими возможностями», – вспоминает Константин Смирнов.
Текст же абсурдистской композиции «Ту-Ту» сочинил бас-гитарист Александр Солич, ну а музыкальные ее ходы чем-то напоминают саундтрек к фильму «Грязные танцы». «Может быть, – соглашается с этой параллелью Сергей Мазаев. – Но мы ее сделали быстрее. Здесь явно влияние The Clash». Еще одна алогичная по тексту песня альбома носит название «Буду спать», и здесь полнейший абсурдизм ситуации вписан в предельно жесткую структуру: синтаксис всех пяти куплетов практически идентичен. Текст музыканты кропали совместными усилиями на репетиционной базе на первой попавшейся бумажке. «Идея тоже была Пашина, саму эту конструкцию текста тоже придумал он, – говорит Сергей Мазаев. – Это мне напомнило структуру “Весь покрытый зеленью – абсолютно весь” или прибаутку “перочинный ножик – ножик перочинный”. На репетиционной базе у нас валялась стопка афиш Вячеслава Малежика, от которых мы отрывали куски и писали на них тексты. У меня даже несколько таких клочков где-то лежит дома».
Есть ли что-то объединяющее столь разные и абсолютно хаотично выстроенные, на первый взгляд, песни? Возможно, это слово «ложь», которое присутствует в трех из четырех перечисленных песен и присутствующая в тексте «Горя» «лесть», которая тоже близка ко лжи как попытка представить человека не тем, кто он есть, и ввести его в заблуждение. «Всяк человек ложь», утверждал в одном из своих псалмов Царь Давид. А «Моральный кодекс» препарирует человека, стоящего на сломе эпох, поэтому ложь здесь предстает такой бесстыдно выпяченной.
Избавление от лжи сродни возвращению домой. В лаконичной песне «Дети лета» это событие ассоциируется с концом владычества союза Серпа и Молота и ожиданием второго пришествия Христа. В песне «Алфавит», где смыслом наделяются первые пять букв русского алфавита, приоритет отдан букве Д, которая символизирует сказочный «дом». «Алфавит» вскоре после его выхода оценил по достоинству будущий звукорежиссер «Морального кодекса» и других проектов Сергея Мазаева Николай Козырев. «1991 год – я услышал песню “Алфавит”, – воскрешает он те первые впечатления. – Мне вообще русский рок в тот момент очень не нравился, я уже следил за фирмачами, сам участвовал в группах, которые переигрывали хиты Motley Crue, Scorpions, KISS. И вдруг ни с того ни с сего в “Алфавите” я слышу западное качество и вообще не русский рок. Такой особый случай в нашей истории, таких групп больше нет. После этого я просто заболел “Моральным кодексом” и следил за ними».
Интересно, что главный хит альбома Сотрясение мозга «До свидания, мама» повествует о противоположной «Алфавиту» тенденции – об уходе из дома. Но это не бегство, а всего лишь необходимое разрезание пуповины – избавление от родительской гиперопеки, после преодоления которой отношения с мамой выйдут на новый уровень и, возможно, даже станут крепче. Недаром в песне предложено позвонить маме на две копейки – в знак доступности этого жеста даже нищим.
Сразу после выхода альбома «Сотрясение мозга меломаны всерьез озаботились вопросом, в каком стиле играет «Моральный кодекс». Музыканты, не любящие таких измышлений, лишь отмахивались, придумывая термины один причудливее другого: дегрэдэнс, долби сюрраунд и маниакальное диско. Но все в итоге сводилось к понятию разумного минимализма, поскольку участники группы ставили себе цель сделать шедевр на основе как можно меньшего количества нот. «В группу “Моральный Кодекс” я пришел работать после группы “Автограф”, это была очень витиеватая и музыкально насыщенная история, – разъясняет Сергей Мазаев. – Естественно, после того нотного изобилия, которое было в “Автографе”, мы немножко стебались с помощью малого количества нотных знаков. Тогда нам казалось, что мы вообще делаем музыку для детей детсадовского возраста. Наш тогдашний стиль мы называли “платоническое порно” или “маниакальное диско”. Это был такой симбиоз стилей. Из-за этого у нас получился непонятный стиль, который мы пытались определить как “новый климат”, так как этот климат никак не приходил на территорию нашей страны».
Под стать эстетской и эклектичной стилистике альбома Сотрясение мозга выдалось его оформление авторства штатного дизайнера SNC Records Юрия Балашова. «Выдающийся художник – он задувал иллюстрацию на обложке альбома аэрографом, – комментирует Сергей Мазаев. – Помню, что это происходило не быстро и мы присутствовали во время процесса. На обложке изображены деревянные игрушки – тела мужчины и женщины. Это не случайно, потому что весь альбом о любви».
Новаторство альбома Сотрясение мозга очевидно. При всей его дерзости и экспериментальности он отнюдь не казался заумной вещью в себе. В отличие от поэтов-кубофутуристов, «Моральный кодекс» не разлагал действительность на атомы, а бережно подбирал осколки уже разрушенного уклада и собирал паззл в новом порядке. Голос Сергея Мазаева ни к чему не призывал и не звал за собой, но был наполнен такой уверенностью, мощью и предчувствием счастья, что у пытливых меломанов уже не оставалось сомнений в том, что наступает эпоха этих людей. И действительно – на носу были 90-е, в которые Сергей Мазаев чувствовал себя как рыба в воде.
Девяностые символически начались для «Морального кодекса» с их самого первого клипа на песню «Я тебя люблю», премьера которого состоялась в передаче «Утренняя почта» в июле 1990 года. Его автором стал телеведущий Михаил Макаренков – тогдашний сосед Сергея Мазаева по Дзержинскому (ныне – Алексеевскому) району. «Мы с ним были знакомы, он был ведущим популярной передачи “Экспресс-камера”, – рассказывает Сергей Мазаев. – Клип “Я тебя люблю” мы снимали на видео, а потом Миша наложил эти кадры на чужую компьютерную графику. Снимали в апреле 1990 года – весна, перестройка, открытие границ, люди начали выезжать в другие страны. Все же зависит от социума, в котором находились люди. Вот говорят: 90-е, ужас! Но для творческих людей это время было просто фантастикой! Появилась свобода выбора – что делать, как поступать, каким голосом петь. Я себя считаю представителем самого счастливого поколения».
Чувство счастья омрачилось у Сергея Мазаева в феврале 1991 года, когда Павел Жагун объявил о своем уходе из «Морального кодекса». «С Павлом мы расстались, он стал продюсером Стаса Намина, – описывает этот период Сергей Мазаев. – Произошли всякие события, которые на тот момент сделали невозможным наше дальнейшее сотрудничество с заморскими коллегами. “Моральный кодекс” остался без Павла Жагуна и пошел дальше по жизни. Я, естественно, не мог это бросить и никуда уйти, потому что понимал, что невозможно будет сделать еще раз такой коллектив».
Но помимо «Морального кодекса», активность которого не снизилась, Сергею Мазаеву было еще чем заняться. В начале 90-х он стоял у истоков компании Федора Бондарчука Art Pictures, которая занималась производством самых стильных видеоклипов. «У нас за плечами уже была студия Art Pictures, которой я даже сам придумал название, как мне недавно сказали, – делится Сергей Мазаев. – Я, правда, сам не помню этого факта, но знаю, что я их называл “художественные картинки”. Там были дети всех наших самых любимых актеров: Федор Бондарчук, Роман Прыгунов, Фидипп Янковский, Степан Михалков – цвет, сливки, аристократия того времени. Столько проектов у меня было с ними связано! Тот же фестиваль “Поколение”, который мы делали вместе. Там я был президентом музыкальной части, благодаря чему прославились “Ногу свело!” и другие интересные группы».
Именно Федору Бордарчуку было суждено стать режиссером самого известного видеоклипа «Морального кодекса» «До свидания, мама», открывшего эру полноценных цветных постановочных музыкальных видеороликов в России. Клип снимался в павильоне «Мосфильма» в жутко дорогих декорациях одной из лент. В кадре можно увидеть тогдашнюю жену друга Федора Бондарчука Степана Михалкова Аллу, танцующую Наталью Ветлицкую с веером и ныне покойного карлика-актера Валерия Светлова, который сызмальства с Сергеем Мазаевым в одном дворе «на Первой Мещанской в конце». «Сережка предложил мне сняться в их клипе, где я познакомилась с Федором Бондарчуком, – рассказывает о своем попадании в этот проект Наталья Ветлицкая. – В первый день съемок я приехала, но они не успели меня задействовать в кадре, и я там просидела без дела всю ночь. На другой день они меня пригласили вновь, и я уже там оторвалась. Мне просто дико понравилось там сниматься».
Интродукция к клипу усиливала ощущение прощания с раздваивающимся СССР: Сергей Мазаев выходит из «Волги» ГАЗ-21, но девушка чем-то явно встревожена, а в машине пару ждут зловещие мужчины в пальто и в шляпах, похожие на безжалостных сотрудников НКВД. И все это – под звуки «Песни о встречном» Дмитрия Шостаковича и Бориса Корнилова: «Кудрявая, что ж ты не рада веселому пению гудка?».
Продвинутая молодежь начала 90-х не могла не обратить внимания на этот клип. Вплоть до того, что официальный представитель МИД России Мария Захарова сказала недавно об этой работе вот что: «Самое начало 90-х, я в старших классах школы, это протестное настроение, ощущение себя, в общем-то, практически в самостоятельном полете, и вдруг взрывает музыкальный эфир песня и, главное, клип группы “Моральный кодекс” “До свидания, мама”. Как это все совпало тогда! Клип был феноменальным».
С оценкой Марии Захаровой наверняка согласятся многие представители ее круга. Легко себе представить сотни таких же старшеклассников, которые готовились поступать в престижные вузы типа МГИМО и, едва появилась возможность, начали зависать в первых открывающихся тогда в Москве ночных клубах. Непосредственное участие в этом движении принимали музыканты «Морального кодекса». «Сначала был “Бункер” на Трифоновской, еще очень затрапезный, – вспоминает Сергей Мазаев. – Потом он переехал на Тверскую. Далее пошли такие клубы, как “Пилот”, “Манхэттен Экспресс”, Tabula Rasa. Мы их открывали своими выступлениями. Я дружил с их создателями».
Сергею Мазаеву вторит Константин Смирнов: «Мы просто постоянно участвовали в открытии разных клубов. Поскольку группа у нас была молодая, задорная и очень мощно звучащая, нас с удовольствием приглашали на открытие всяких заведений. Могу сказать, что мы много клубов открыли – и потом на этом же месте “переоткрыли” их, но уже с другим названием, а в итоге и закрыли».
В клубной индустрии тех времен был один досадный побочный эффект – засилье бандитских группировок. Музыкантам «Морального кодекса» вся эта пресловутая уголовная «романтика» откровенно претила. Но с облюбовавшими клубы криминальными элементами как-то приходилось сосуществовать, что не всегда получалось мирно.
Ранее Сергей Мазаев признавался, что драться ему приходилось только два раза в жизни. Первый раз он поцапался еще в школе с одноклассником Колей Мироновым, но все разрешилось быстро и благополучно, а друзья поддерживают друг с другом отношения до сих пор. Второй раз все сложилось куда как драматичнее…
В 1992 году муза режиссера Сергея Соловьева Татьяна Друбич открывала актерский клуб «011» на Маяковке. На вечеринку по этому поводу собралась вся столичная богема, чей досуг омрачило присутствие за одним из столиков «курганской братвы» – Олега Малахова по кличке Алена (младшего брата подозревавшегося в убийстве Игоря Талькова телохранителя певицы Азизы Игоря Малахова) и его подельников – Бори Бампера и Володи Кутепа. «Я приехал в “011” уже подвыпивший из другого клуба на Покровке, – рассказывает Сергей Мазаев. – А там пластмассовые столы, дискотека, геи танцуют и сидит “бригада”. Сажусь за другой столик, вижу знакомую актрису. Она идет ко мне, а братки начинают ее хапать. Я пытаюсь их урезонить: друзья мои, вы кто и что это такое вообще? Один из них гордо отвечает: я вор! А я ему: ничего себе – что же такого ты украл-то и что делаешь в этом петушином месте? Тут мне его дружок уже пробивал лицо, но промахнулся, хотя я даже не успел среагировать на его удар. Я ему в ответ – бац, а у меня руки маленькие, и попадаю в нос, аж брызги крови полетели. Они меня, конечно, замесили. Один профессиональный удар меня выключил. Потом они поднимали меня за руки и за ноги и колотили о стену».
Сергей Мазаев – человек не злопамятный и отнюдь не желал возмездия своим обидчикам. Но Божий суд их все же настиг и без его участия. Олега Малахова убили свои же в его собственной квартире из-за полутора миллиона долларов. Не задержались на этом свете и его спутники. Хранимый высшими силами Сергей Мазаев подводит под свое везение по жизни целую лингвистическую теорию: «Маза – четыре первые буквы моей фамилии. Знаете, что это такое? С иврита “мазальтов” это переводится как “счастье”, “удача”, “успех”. А “шлимазл” – это “неудачник”, тот, от кого удача отворачивается».
Множество лингвистических экспериментов Сергей Мазаев поставил во втором альбоме «Морального кодекса» Гибкий стан, вышедшем на студии «Монолит» в 1996 году. Записывался диск не только без идеолога группы Павла Жагуна, но и без барабанщика Игоря Ромашова, который еще в 1992 голу сам ушел из группы, воцерковился, постригся в православные монахи и уехал на Афон, где пребывает до сих пор. На его место был взят не менее выдающийся Юрий «Хэн» Кистенев, играющий в «Моральном кодексе» вплоть до мая 2024 года.
В то же время потерю для группы Игоря Ромашова Сергей Мазаев считает катастрофической. «Игорь уникальный барабанщик! – восклицает он. – Но получил какую-то жуткую паранойю и сейчас живет на Афоне, став отцом Илией. Мы с ним до сих пор переписываемся, но это была мощная потеря не только для нас, но и вообще для рок-мира. Он был одним из лучших барабанщиков! Есть еще Хэн, у которого и звук уникальный, и грув свой. Я когда его услышал в “Альянсе”, то сразу его выделил, поэтому после ухода Игоря у меня уже не было сомнений, кого приглашать на его место».
Альбом Гибкий стан назван по словосочетанию из присутствующего в ней дискорокового хита «На рассвете»: «Гибкий стан твой обниму я, поцелую прямо в рот…» Однако Сергей Мазаев до сих пор досадует, что по ошибке издателей название «Гибкийстан» не было написано на обложке, как изначально задумывалось, в одно слово – по аналогии с такими странами, как Узбекистан, Таджикистан, Казахстан и т. п. Нетрудно догадаться, что подобная словесная эквилибристика вновь отсылала к послереформенной России-матушке, способной тогда прогибаться под кого угодно. «Альбом был, в общем-то, про нашу страну: одно для одних, а все остальное – для других, – рассуждает Сергей Мазаев. – Символизм в наших текстах, к сожалению, считывался не всегда и не всеми».
В России середины 90-х царила жуткая эклектика и вавилонское столпотворение. Возможно, поэтому в «Гибком стане» было решено задействовать рекордное количество языков. Наряду с русскоязычными песнями в альбоме присутствуют несколько вещей на английском, доставшихся еще в наследство от автора их текстов Романа Ивасивко: «No One’s Lookin Out», «Time To Go Home» и элегантная «Counting», которая запоминается на раз – особенно тем, кто посмотрел на нее черно-белый клип Федора Бондарчука с обреченно бегущими от танков по заснеженному полю музыкантами «Морального кодекса».
Томный блюз «I’m Going» (помеченный в трек-листе CD «Гибкий стан» по-свойски как «Айм Гоуин») был, как ни странно, создан «Моральным кодексом» на заказ. Сохранилась живая его видеозапись с концерта еще 1991 года против СПИДа, где Сергей Мазаев гордо сообщает, что песня была сочинена специально для телекомпании «ВИД». Но на самом деле все было принципиально иначе. «Песня написана про просьбе моего друга – швейцарца Тони Вагнера, который нас возил на гастроли в Швейцарию, – замечает Сергей Мазаев. – Он влюбился в девушку, сочинил стихотворение и говорит: “Сочини мне блюз, я тебе дам 600 долларов!” Как раз получилось по сотне каждому… В итоге Кильдей ничего не сочинил, начав искать кривизну. А я думаю: да что там сочинять-то? Взял текст, посмотрел размер – и с ходу по нему и сыграл».
В той же знойной «На рассвете» звучит спич на испанском. В жестком риффовом боевике «Meine Liebe» использованы немецкие фразы, а в первом варианте она вообще могла бы выглядеть гораздо радикальнее. «Я подал идею оттолкнуться в тексте от немецкой фразы, – вспоминает Сергей Мазаев. – Могли бы сделать вообще “зиг хайль”, но фашизм тогда еще был не популярен».
По замыслу того же Сергея Мазаева, в «Гибком стане» появилась песня на украинском «Шукаю ТБ»: «Здесь также была моя идея песни. Сделали просто по приколу в 1992 году. Тем более, у нас Александр Солич родом из Украины, а Николай Девлет-Кильдеев одно время работал и жил в Киеве. Когда мы делали песню, я на репетиции, как обычно в таких случаях, напевал на абракадабре, и вдруг у меня вырвалось: “Шукаю ТБ!” Тут же говорю Соличу: “Ты же у нас с Украины? Давай, пиши текст!” Потом нам на “Шукаю ТБ” снял клип Женя Митрофанов, который мы снимали в Кривом Роге. Получилось круто – не зря ездили!»
В отсутствие Павла Жагуна роль основного текстовика взял на себя Николай Девлет-Кильдеев. Абсурдистская поэзия в альбоме Гибкий стан практически исчезла, зато появилась качественная любовная лирика. До «Морального кодекса» петь о любви в русском роке считалось чуть ли не моветоном. «Если каждый станет о любви петь песни, кто за любовь прольет кровь?» – вполне резонно вопрошал Константин Кинчев в песне «Армия жизни» группы «Алиса». Если взять «Аквариум» или «Наутилус Помпилиус», то они в лучшем случае вещали о несчастной любви, ну а «ДДТ» – о любви утраченной.
И тут появился «Моральный кодекс», доказавший, что о чувствах мужчины к женщине можно рассказывать красиво, светло, просто и непошло. В этом смысле такие песни из «Гибкого стана», как «Моя мечта – это ты», «С тобою рядом» и «Клавдия», можно считать эталонными. Впрочем, музыканты не были бы самими собой, если бы и в этом альбоме не позволили себе фирменной самоиронии. «Эти губы – место встреч популярных сигарет», – невозмутимо пел Сергей Мазаев текст коллеги по группе в «Я знаю все». А герой песни «Моя мечта – это ты» просил у дамы сердца прислать ему ее портрет, дабы повесить его дома на самом видном месте. Трудно себе представить такого утонченного клубного тусовщика эпохи 90-х, поэтому этот оборот скорее из арсенала рассказов Ивана Бунина и Александра Куприна или же романсов Александра Вертинского.
Причудливо выстроена драйвовая «Хочу любви», в которой крик души оголодавшего самца помещен в антураж типично русского пейзажа («заковало реки льдом прозрачным»). Обычно «Моральный кодекс» исполняет эту композицию на концертах в качестве одного из главных козырей, когда публика уже в достаточной степени разогрета. На контрасте с экстатичной «Хочу любви» в «Гибком стане» выглядит медитативная «Давай сбежим» с живительным соло на кларнете от Сергея Мазаева. Наконец, в «Гибком стане», по аналогии с первым альбомом, присутствует инструментал: воздушная и невесомая «Sky song» достойно завершает диск.
Помимо всех своих очевидных достоинств, альбом Гибкий стан продемонстрировал две важные вещи. Во-первых, с выходом этого диска стало окончательно и бесповоротно ясно, что «Моральный кодекс» – отнюдь не продюсерский проект. Во-вторых, при всей монолитности состава группа вполне может функционировать даже при уходе ключевых авторов.
Пожалуй, именно после появления «Гибкого стана» «Моральный кодекс» стал пользоваться среди представителей нарождавшегося в России среднего класса непререкаемым авторитетом. «Мы просто тащили за собой весь этот средний класс, – констатирует Сергей Мазаев. – Причем за свой счет. К счастью, мы сыграли большую роль в становлении хоть какого-то музыкального вкуса. По нашим песням вполне можно судить, какие тенденции происходят в музыке».
Неудивительно, что Сергей Мазаев активно поддерживал в середине 90-х не только молодых перспективных режиссеров вроде упомянутого выше Федора Бондарчука и других кинематографистов его круга, но и виртуозных музыкантов. Например, Игоря Бутмана, который как раз в 1996 году, когда вышел альбом Гибкий стан, окончательно вернулся в Россию из США. «Когда я приехал из Америки, я даже жил у Сергея Мазаева дома, – признается саксофонист. – По-моему, выбор между отелем и его квартирой был очевиден… Сергей меня водил тогда по всем новым открывшимся ресторанам, новым тусовкам, новым магазинам. В Москве стало возможным купить многое из того, что я никогда не видел в наших советских магазинах. Серега был уже в тусовке, поэтому везде меня водил, всем представлял, и это было очень круто! Ходили с ним в клубы “Белый таракан”, “Манхэттен”, “Сохо”, “Галерея”. Там было много интересных людей – Федя Бондарчук, Дато Евгенидзе, Степа Михалков… Серега меня приводил, представлял им, мы выпивали, потом уже начали выступать».
В 1995 году «Моральный кодекс» сыграл с Игорем Бутманом на первом масштабном фестивале радио «Максимум» Maxidrom в СК «Олимпийский» 13 мая. Приглашенный саксофонист исполнил свои партии в двух из четырех представленных группой песен – «На рассвете» и «Ночной каприз». Вторая вместе с еще одной сыгранной коллективом на фестивале «Мне хорошо с тобою» были первыми ласточками будущего третьего альбома «Морального кодекса» Я выбираю тебя. Сама пластинка (записанная подобно своим двум предшественницам на студии SNC) увидела свет лишь в январе 1997 года, и в ее записи, кстати, принимал участие на правах сессионного музыканта Игорь Бутман. К тому времени группу временно покинул Юрий Кистенев, и на его место пришел Дмитрий Сланский, ныне играющий в Оркестре Сергея Мазаева. На диске Я выбираю тебя звучат партии обоих барабанщиков.
Как и Гибкий стан, третий альбом «Морального кодекса» практически целиком о любви. Но ненавязчивые отсылки к текущей повестке дня присутствуют и здесь. Дело в том, что к моменту выхода альбома страна еще не вполне отошла от предвыборной гонки 1996 года, во время которой ментально близкие «Моральному кодексу» музыканты, искренне опасались «красного реванша». «Ельцина мы поддерживали безоговорочно – как символ горбачевских преобразований, – замечает Сергей Мазаев. – Естественно, может быть, один и не совсем продолжал дела другого, но в целом, если смотреть относительно линии горизонта, они шли в одном направлении. Направления данных политиков смещаются то правее, то левее, но все-таки идут вперед».
Лирический герой альбома Я выбираю тебя – это человек, полностью удовлетворенный тем выбором, который сделала страна, и поэтому вздохнувший свободно. «Я выбираю свой образ жизни, имя и паспортный стол», – с достоинством свидетельствует он в заглавной прифанкованной песне. Но главный его выбор лежит все же в личностной плоскости, поскольку он обретает женщину мечты. Ему даже удается на какое-то время ее удержать, поэтому в песнях Я выбираю тебя, в отличие от безудержной страстности «Гибкого стана», царит покой и уверенность. В шейке «Мне хорошо с тобою» ощутима не ситуация лихорадочного поиска, а наслаждение текущим моментом в компании любимого человека. Даже гитарные соло Николая Девлет-Кильдеева в этой и других вещах диска звучат без атакующего перегруза и исполняются преимущественно на чистом звуке, упоительно и неспешно. В «Ночном капризе» прямо декларируется отказ от излишеств прошлого ради большой любви.
Конечно, этот процесс обретения по-настоящему близкого человека проходит в альбоме небезболезненно. Так, в «Чужом сне» незадачливая пара падает в паутину чужих ожиданий и пытается вести себя напоказ сообразно представлениям окружающих: она строит из себя неприступную красотку, а он – возвращается к образу сластолюбивого мачо, плетущего сети для случайных див. Результатом становится утрата доверия между влюбленными (исполненная глухой мольбы «Поговори») и чувство брошенности (тягучее «Одиночество»).
Альбом Я выбираю тебя стал первым в дискографии «Морального кодекса» релизом, в котором были тексты известных сторонних авторов – актера Гурия Атнева («Ночной каприз», «Ты далеко») и Вадима Степанцова («Чужой сон»). «Насколько я помню, у меня была изначально какая-то заготовка, а тут от Сергея Мазаева поступила музыкальная рыба-полуфабрикат, – рассказывает о “Чужом сне” Вадим Степанцов. – Принят текст был легко – Сергей обычно доверяет поэтам. А ознакомились мы с Мазаевым совсем в лохматые годы в кинотеатре “Октябрь” на совместном концерте “Браво” и “Морального кодекса”. Знакомство это всегда было шапочным и в дружбы с тусовками оно никогда не перетекало. К творчеству “Морального кодекса” я отношусь с пиететом, по крайней мере – оно не оскорбляет моих чувств (смеется). Такой радиофон, который должен быть».
Что касается «Ночного каприза», то его музыкальная заковыристость оказалась не по зубам даже таким западным профи, как знаменитая барабанщица Синди Блэкман, игравшая с Ленни Кравицом. «Она приезжала в Москву в 1996 году и играла с нами в клубе “Манхэттен Экспресс” в гостинице “Россия”, – говорит Константин Смирнов. – Готовимся с ней к концерту – вроде и диско, и рок звучат хорошо. Доходит дело до “Ночного каприза” – и все, не получается. Никто больше в мире, оказывается, не может сыграть песню “Ночной каприз” – ни один западный барабанщик!»
При всех новациях, приметы сформированного в двух первых альбомах стиля «Морального кодекса» присутствуют и на диске Я выбираю тебя. Здесь есть забористый дискорок – «Любовь моя», украшенная электронными эффектами от Константина Смирнова и звучащее с ними на полнейшем контрасте приджазованное гитарное соло. В тексте песни «Моя надежда» прослеживается пародийное заигрывание с эстетикой символизма. В тексте Николая Девлет-Кильдеева «Я не хочу твоей любви» содержится абсурдный, на первый взгляд, пассаж: «На небе месяц молодой в обнимку с полною Луной». Но все становится на свои места, если мы вспомним, как философ Владимир Соловьев издевался над строчкой молодого Валерия Брюсова в статье «Русские символисты»: «Если я замечу, что обнаженному месяцу всходить при лазоревой луне не только неприлично, но и вовсе невозможно, так как месяц и луна суть только два названия для одного и того же предмета, то неужели и это будет “умышленным искажением смысла”?»
Поэтика абсурда в полный рост и уже явно абсолютно осознанно дает о себе знать в почти альт-роковой «Бетонной печали» с соул-вокализами, текст к которой написал Александр Солич. В финале песни на заднем плане звучит полная абракадабра, прочитанная в рэповом ключе. И это можно тоже рассматривать как пародию – правда, уже на расплодившиеся группы движения «Учитесь плавать». А на другом полюсе альбома – пронзительная полуакустическая баллада «Ты далеко» на слова Гурия Атнева и динамичный романтический хит «Потерянный рай» на стихи вернувшегося в группу Павла Жагуна, который сочинил текст и к заглавной вещи альбома Я выбираю тебя. Музыку же к этой флагманской композиции альбома создал Сергей Мазаев. «Сделали ее на репетиции, – говорит он. – Я начал бренчать мелодию, а уже Костя Смирнов придумал этот знаменитый рифф. Понеслась песня. Она простая, по сути – блюз».
Константин Смирнов скромно добавляет, что он всего лишь хотел разнообразить звучание этой песни: «Там была такая история, что Сергею Мазаеву на студии МДМ помогли сделать техно-основу для “Я выбираю тебя” с электронной бочкой. Она была похожа на рэп, и в какой-то момент Сергей понял, что получается пустовато и чего-то не хватает. Тогда он привлек меня, и я ему объяснил, что не хватает как раз риффа, который я в итоге и сочинил».
Darmowy fragment się skończył.