Окружающие их люди были морально готовы к такому повороту. Большинство из них устраивалось на обочине дороги, разводя костры и перебирая свой товар. Некоторые и вовсе устанавливали шатры. Продолжала движение только колонна транспорта, ведь ее участники как правило располагали вышеупомянутыми торговыми ксивами.
Предсказатель был проинформирован о местных практиках комендантского часа еще до приезда в княжество, а оттого перспектива длительного ожидания у ворот города не была для него чем-то новым. С небывалым смирением и безразличием смотрел он на возвышающиеся у самого начала горного плато внушительные стены, чья тень покрывала собой примерно половину оставшейся наемникам дороги до города. Длинные тени, длинные стены, длинная очередь людей, длинная дорога – здесь все было длинным, включая отрезок времени что им придется вынужденно провести в шаге от своей цели.
Не намереваясь терпеливо ждать своего часа, сопровождаемый телохранителем Барон отправился к воротам, попутно расталкивая попавшихся ему под руку людей и недовольно ворча что-то о своем невезении. Хотел ли он подкупить городскую стражу, или, быть может, попросить их сделать исключение для будущего князя? Этого никто не знал.
В то же время Вебер, стараясь не упускать своих товарищей из виду, с любопытством глазел на сотни собравшихся здесь путников, подмечая их необычные наряды и странно выглядящие товары.
Совсем недалеко от стоянки наемников расположилась крупная повозка, оснащенная здоровенной, наспех закрепленной клетью. Внутри, подобно скоту, заготовленному на убой, кривыми рядами были усажены связанные по рукам и ногам худощавые рабы, пустым, лишенным всяких надежд и ожиданий взглядом буравившие бесстрастное небо. Полное отсутствие какой-либо одежды на них, чумазый вид истощенных тел и бледный оттенок кожи не самым лучшим образом свидетельствовали о их нынешнем владельце. Судя по всему, некоторые из них не ели ничего уже несколько дней.
Изможденные взгляды бедолаг чем-то напомнили предсказателю вид глаз что был свойственен обреченным больным в военном лагере Као. Судорога встряхнула тело Верго, и тот поспешил отвести от доходяг свой взгляд, переключившись на то, что было ближе.
Словно в издевку над безнадежными рабами, в пяти метрах от них уже успел разложить все необходимое для готовки какой-то предприимчивый малый. Парень одетый в старый, измазанный засохшим жиром церковный балахон, выкладывал на закрепленную над керосиновой лампой металлическую поверхность скверного вида потроха, позволяя заигрывающим с голодными путниками запахам шкворчащего месива распространится по округе. Не прошло и двух минут как рядом с ним образовалось небольшое столпотворение голодных с дороги путников, уставших от вкуса окаменелых дорожных сухарей.
Достав из сумки охапку пресных овсяных лепешек, молодой повар принялся заворачивать подгорающее нечто в импровизированные хлебные мешочки, быстро обменивая яства на тусклые монеты. Первая партия разошлась менее чем за десять минут, и вот, обладатель измаранного балахона уже вытряхивает из прихваченного с собою ведра еще больше каких-то внутренностей, разделывая и приминая ножом поджаривающиеся почки, сердца, печень и другие органы загадочного происхождения.
Не растерявшись, рядом с молодым поваром остановил свою телегу толстоватый лысый бугай, стаскивая на землю бочонки полные квашенной капусты. Вслед за капустой в продажу отправились ломти низкокачественного хлеба, сделанного из перемолотых косточек винограда. Вслед за ними все больше торговцев, по тем или иным причинам вынужденных дожидаться конца комендантского часа за пределами города, начали выставлять на продажу свои товары, образовывая у ворот своеобразный стихийный рынок. Со всех сторон стали доносится запахи пищи и кислой выпивки.
Разумеется, наибольшим спросом среди путников пользовались именно те товары, которыми можно было набить брюхо или же промочить глотку, но были и исключения: собравший вокруг себя нескольких безостановочно кашляющих граждан, пожилой фармацевт успешно впихивал доверчивым зевакам гомеопатические настойки, не забывая при этом всячески заверять своих новых клиентов в крайней эффективности предлагаемой им подкрашенной водички.
Забавно, но товар старушки торгующей поодаль смесью масла с прополисом (действительно помогавшей при ангине и других бактериальных заболеваниях) не пользовался таким же спросом. Быть может сказывался непритягательный вид продаваемой ей смеси – куда ей было тягаться с ярко-бирюзовым средством харизматичного торговца гомеопатическими настойками.
Говорят, Помонт – это на одну треть уродливый бореальный лес, на вторую, холодные скалистые горы, а его третья часть хуже двух предыдущих вместе взятых, ведь это его люди. Трудно было оставаться непредвзятым к этому изречению, наблюдая за творящимся тут будничным безумием. А еще труднее было поверить, что все эти облезлые бедолаги, отъявленные мерзавцы и сломленные души – это люди. Такие же люди, как и высокомерные, аккуратно одетые господа, разъезжающие в своих роскошных экипажах по самому центру столицы. Впрочем, поставь одного на место другого, позволь ему вжиться в роль, и через года три-четыре, разницы ты и не заметишь.
Палаточный город возникал на глазах, обрастая все большим количеством временных убежищ. Между шатрами и наметами, тем временем, не останавливаясь шастали крайне подозрительные личности, вынуждавшие Верго все время быть настороже. Запустив руку в свою сумку, предсказатель крепко-накрепко сжал ею кошель, не намереваясь делится его содержимым с окружающими.
Увлекаемый потоками людей и неожиданно привлекательными запахами, предсказатель сам того не заметил, как оказался в сотне шагов от места остановки его группы. Верго не спеша осматривал крупные тюки, доверху забитые переливающимися в лучах столичного солнца полудрагоценными камнями. Среди множества неровных кусочков яшмы и россыпи маняще-темного оникса проглядывала яркая бирюза, порождая приятный глазу контраст что и привлек предсказателя. Все камни лежали вперемешку, словно их владелец собирался продавать их на вес, совершенно не обращая внимания на достоинства и вид отдельно взятых экземпляров.
Верго неспешно достал свои часы, прикидывая как бы они выглядели будучи декорированными крупным, хорошо отполированным ониксом. Слишком поздно предсказатель осознал свою ошибку, покрутив драгоценный карманный механизм в руках дольше нескольких минут. Этого вполне хватило чтобы привлечь нежеланное внимание.
– Красивые у тебя часы. Это ж серебро будет, не иначе? – донесся со стороны грубый баритон.
– Да у тебя, Чапа, глаз наметан! Коле не серебро, то пусть меня волки обоссут! – угрожающе просвистел сквозь отверстия от выбитых зубов еще один недоброжелательный гражданин.
– А дай поглядеть, мужик. Давай-давай, я человек серьезный. Мой братишка соврать не даст – с элегантными вещами обращаться обучен, – протянул свою волосатую лапу тот, кого назвали Чапой.
Над Верго нависало двое чумазых проходимцев. Заговоривший первым имел внешность классического увальня-уголовника, щеголявшего безвкусным рабочим нарядом, из-под которого на смуглой коже проглядывали слегка выцветшие татуировки. Второй зачинщик выглядел немного ухоженней, будучи одетым пусть и в поношенный, но все же в пиджак. Они оба излучали угрозу примерно в равной мере, но увалень-уголовник при этом был на целую голову выше своего коллеги, и в два раза шире его в плечах.
Вебер смерил гостей обжигающим взглядом, прикидывая свои шансы, а с шансами все было не так уж и хорошо: брата Чапы он может бы и смог уложить, сойдись они один на один, но вот с самим бугаем ему, скорее всего, в одиночку не справится, не говоря уже о плачевной перспективе противостояния сразу двоим воротилам. Предсказатель сделал осторожный шаг назад, намереваясь стремглав понестись в сторону наемников, но что-то острое уперлось ему сзади под ребро.
– Куда это мы собрались? – раздалось у Верго под самым ухом. – Еще даже не представился, а уже уходишь?
– Я бы тебе не советовал рыпаться, сучара. У Лодыря ножик шустрый, и кровью он не брезгует. Да и гонор не больно кроткий, шуток он терпеть не будет.
– Нрав, – прошипел стоящий позади предсказателя бандит. – Кроткий нрав, а не гонор, кретин.
Чапа закатил глаза и поспешно фыркнул на поучение, после чего как ни в чем не бывало вновь потянулся за приглянувшимися ему часами.
– Что ж вы как крысы поганые – втроем на одного? А в честную схватку вступить вам размер бубенцов не позволяет? – с напускным безразличием выдал Вебер, отчаянно пытаясь выиграть время для размышлений.
– А за честные схватки нам никто не платит, – съязвил стоящий за его спиной головорез, еще плотнее прижав нож к предсказателю. – Ты часы отдай, с тебя не убудет. Вон какой – спина прямая как осина, на руках ни одной мозоли, и все пальцы целы. Руками, должно быть, в своей жизни ни разу и не работал. Да и сам знаешь, Бог велел делится…
– А еще велел не брать чужого, – раздался сзади знакомый женский голос, за которым последовал смачный хлопок.
Головорез мешком осел на землю, выронив нож из безвольно разжавшейся руки. На его руку не без доли презрения наступила появившаяся из ниоткуда Арчи.
– Баба уложила Лодыря! Ха! А он еще говорил, что это я посмешище! – пропищал сообщник Чапы, радостно тыкнув пальцем в лежащего без сознания коллегу.
Сам же Чапа неуверенно переминался с ноги на ногу, многократно переводя взгляд с Арчи на лежащего мужчину. Он многозначительно покосился на своего названного брата и произнес:
– Ну, я это… Бабу то бить не буду.
– Так не бей, ну хоть скрути! Сука, ты когда голову использовать по назначению начнешь? – взвизгнул бандит в пиджаке.
Пару секунд поразмыслив над предложением, здоровяк кивнул, ринувшись в направлении готовой к бою Арчи. Увалень быстро приближался, выставив вперед готовые сомкнутся на чьем-то теле руки-молоты. Вебер в это время благоразумно отступил в сторону, решив не геройствовать.
Стоило здоровяку бросится в сторону женщины, как выскочивший из человеческого потока Ас от души врезал громиле, попав аккурат по подбородку. Не успевший среагировать Чапа едва удержался на ногах, схватившись за ушибленное место и боязливо отступив на несколько шагов назад.
– Да откуда вы все повылазили? – злобно выпалил бандит в пиджаке, выхватывая из кармана хорошо заточенный нож, сделанный из осколка какого-то лезвия, одна сторона которого была засажена в грубо обтесанную деревянную рукоять.
Ответ на его действие последовал незамедлительно – Арчи с Асом хорошо отточенными движениями оголили клинки, обступив предсказателя с обеих сторон. За ними показался задумчивый Гарри, угрожающе поигрывая в руках взведенным самострелом.
Глаза визгливого разбойника едва не вылезли из орбит, не столько от удивления, сколько от обиды на безвыходную ситуацию, в которую он сам себя и завел. Вздохнув, он примирительно поднял руки вверх, демонстративно взяв нож за лезвие.
– Хорошо, хорошо, мы уйдем. Дайте только Лодыря… Ну, этого лежачего забрать.
Наемники, отнюдь не стремясь проливать чужую кровь лишний раз, не стали препятствовать разбойникам, уволакивающим обмякшее тело своего товарища вдаль. Они лишь проследили за удаляющейся бойкой парочкой, не пряча при этом своего оружия. Стоило бандитам исчезнуть из виду, как внимание гвардейцев обратилось на стоявшего неподвижно предсказателя.
– Я конечно понимаю, провидец, – размеренно протянул Ас, убирая клинок в ножны, – что мы уже почти закончили, и до города рукой подать. Хочется расслабится и наконец выдохнуть, вот только наша работа еще не завершена. И не стоит забывать где ты находишься. Может у главных ворот, ведущих в города твоей родины и спокойно, может там городской гарнизон следит за правопорядком, да только тут тебе не родина. Тебе перережут глотку и глазом не моргнут, просто чтобы посмотреть, что там у тебя в кошеле. Так что, впредь не отходи от нас далеко.
– Ты хоть понимаешь, что бы могло случится если бы я вовремя не заметила, что тебя нет? – Арчи разъяренно впилась в кафтан предсказателя рукой, выкручивая изношенную ткань. – В лучшем случае, ты бы остался без всех своих вещей. В худшем – отправился бы в клетку к другим рабам.
– Ну, еще бы меня могли просто убить, – попробовал пошутить Вебер, но быстро удостоверился в неудачности этой идеи только взглянув в помрачневшее лицо Арчи.
– Да ладно вам нотации ему читать, – подал голос Гарри. – Ну сглупил, да с кем не бывает? Помните вот, как Ас как-то свой меч случайно в деревенском толчке утопил? Мы его еще неделю потом подначивали. Ну так никто же тогда не ворчал: «Ты хоть понимаешь, что могло бы случится если бы на тебя напали, а твой меч в дерьме плавает?»
– Черт, и не напоминай, – отмахнулся Ас. – Я тот многозначительный взгляд Остина до конца своих дней не забуду. Хуже любых нотаций, уж поверь мне на слово!
Каким-то чудом Гарри удалось смягчить обстановку, усмирив при этом гнев Арчи. Судя по улыбкам, окрасившим лица наемников, они все вспомнили ситуацию что однажды принесла им немало смеха. Все четверо отправились к лагерю гвардейцев, лавируя между шастающими тут и там путниками.
Теперь наемники буквально конвоировали предсказателя, не позволяя тому ступить и шагу в сторону. Слегка униженному Верго оставалось только смиренно переставлять ноги. Как бы ни было неприятно это признавать, но его спутники были совершенно правы – его поведение было крайне неосторожным и необдуманным. Если бы наемники не пришли ему на помощь, а бандиты решили бы приобщить его к прелестям рабовладельческого строя, избегая при этом нанесения ему каких-либо тяжких увечий, то его способность к предвиденью определенно бы не сработала, и кто знает, что бы тогда с ним стало.
Уже на подходе к лагерю гвардейцев наемники встали как вкопанные, пропуская целую процессию продвигавшихся к воротам города людей, одетых в длинные, закрывающие собой все тело (включая лицо), подпоясанные голубые балахоны.
– Пусть солнца свет нас не оставит… – чуть ли не в унисон пробормотали путники, символически прикрывая рот рукой. Особо суеверный Ас даже решил на всякий случай закончить фразу-оберег:
– И пусть всю скверну он опалит!
Те же формулировки послышались еще с нескольких сторон. Встречая голубые балахоны, каждый добропорядочный гражданин федерации считал своим долгом защитной фразой обезопасить себя и своих близких от заразы скрываемой за этими одеяниями. Впрочем, некоторые предпочитали сплевывать через левое плечо, а другие просто крестились. Увы, не было задокументировано ни единого подтвержденного случая, когда какой-либо из вышеупомянутых ритуалов действительно возымел бы ощутимое действие, но это совершенно не останавливало простой люд от их использования.
– Прокаженные выродки… – тихо сплюнул старый помощник извозчика, стоящий в пяти метрах от Вебера.
– Да чтоб эту нежить тьма пожрала! – донесся до слуха наемников женский возглас.
В сторону Голубых Балахонов всегда прилетало немало оскорблений и обвинений. Таков был порядок вещей в федерации. Большим презрением пользовались разве только сектанты Кровавого Бога, практикующие ритуальное кровопийство, но те хоть могли успешно скрываться, ведь их внешность ничем выразительным не отличалась от внешности любого заурядного прохожего. Голубым Балахонам в этом плане повезло намного меньше. Могло показаться что в федерации жизнь людей, скрывающих за голубыми тканями свое гниющее уродство, была совершенно невыносима, но поразительная правда состояла в том, что по меркам мира, в котором Верго довелось родится, законы Равии были одними из самых гуманных в вопросах Голубых Балахонов. Насколько было известно предсказателю, федерация была единственной страной, где изувеченные нелегкой долей бедолаги вообще с законодательной точки зрения были равны в правах со здоровыми людьми. Та же Ловакия еще давным-давно объявила Голубые Балахоны вне закона, ежегодно устраивая их публичную травлю и организовывая на них бесчеловечную охоту, итогом которой, как водится, была умопомрачительная в своей жестокости расправа.
К сожалению, равность прав на бумаге – это отнюдь не то же самое что и равность прав в реальной жизни. Люди с опаской и ненавистью относились к изувеченным собратьям, природы увечий которых они не понимали. Сколько бы прогрессивных ученых мужей федерации ни предпринимало попыток развенчать въевшиеся в культурный код граждан мифы о обладателях голубых балахонов, сколько бы ни убеждало детей в школе о сравнительной безопасности недуга и весьма специфических условиях пробуждения патогена, люд продолжал впитывать с молоком матери суеверный страх перед всем неведомым.
Ненавистные и презираемые, Голубые Балахоны шли своей дорогой высоко подняв головы, совершенно не отвлекаясь на царящий вокруг них шум и активную жестикуляцию недовольных путников. Процессия довольно быстро исчезла вдали, оставляя после себя неприятный сладковатый запах, витающий в воздухе. Вебер не хотел даже думать о том, что могло его породить.
На месте стоянки гвардейцев, идущих обратно наемников ждал неожиданный сюрприз – в двух шагах от донельзя хмурого Остина стоял дорого одетый мужчина. Переходящая в зачесанные бакенбарды, короткая и аккуратная бородка опоясывала подбородок незнакомца, в то время как компактный оранжевый котелок, хорошо подходящий к не менее оранжевому, сшитому на заказ пиджаку, прикрывал его голову. Чистые, практически нетронутые пылью сапоги и белоснежно белые перчатки красноречиво свидетельствовали, что к шастающим по округе чумазым странникам незнакомец не имел никакого отношения.
– Мистер Вебер, я полагаю? – низким приятным тоном поприветствовал незнакомец предсказателя. – Мое имя Иммор Касторский. Я посланник достопочтенного господина Джошуа Каламаджа. Мой господин приветствует вас у врат Ганои и в срочном порядке приглашает вас и мистера Голдберга на разговор. Мне велено довести до вашего ведома что дело срочное и не терпит отлагательств, но я не имею права сообщать вам, о чем именно пойдет беседа, могу сказать лишь одно – это связанно непосредственно с вашими нынешними обязательствами.
– Джошуа Каламадж… – вторил предсказатель, пытаясь вспомнить, знакомо ли ему это имя.
– Вы и ваше сопровождение в сборе, но как я вижу, мистер Голдберг отсутствует. Где бы я мог его найти? – невозмутимо продолжил Иммор, не став дожидаться ответного приветствия.
– Скоро должен вернутся. Вот как придет, пусть он и решает – идти с тобой, или нет, – сухо ответил Остин своим классическим недружелюбным тоном.
Иммор кивнул, принявшись терпеливо ожидать прихода торговца оружием. К счастью, того и правда не пришлось долго ждать. Примерно через семь минут запыхавшийся и чертовски раздраженный Голдберг уже стоял у лагеря наемников, рассерженно бурча себе под нос проклятия:
– Грязные выродки! Схаррат! Да как они посмели? Меня! Меня не пустить в город?! Да весь этот затупленный мусор что они называют оружием, оказался у них в руках только потому, что я продал его чертовому городскому совету! Без меня охраняли бы они эту клоаку с палками в руках!
Когда посланник Каламаджа объяснил цель своего визита Барону, на лице последнего проступила непостижимая смесь самых разных эмоций, главенствующей из которых, по всей видимости, было недоумение.
Видя замешательство торговца оружием, с надлежащим поклоном Иммор поспешил передать тому шелковую белую перчатку своего господина – общеизвестный жест мирных переговоров.
Недолго поразмыслив и обменявшись своими умозаключениями с главарем наемников, Голдберг решил-таки отправится на встречу, взяв при этом обоих своих телохранителей и оставив наемников охранять Марка в лагере. Приглашение от своего заклятого врага определенно выбило Барона из колеи, и теперь тот буквально разрывался между осторожностью и жгучим любопытством.
Путь к расположению главы картеля не был долог – тот решил покинуть черту города, временно обосновавшись в крупном, особенно хорошо охраняемом шатре. Не меньше двух десятков солдат безостановочно патрулировало периметр убежища Каламаджа, состоящего из двух больших секций.
Приблизившись к временному сооружению, Голдберг в Верго были обысканы, а сопутствующие им телохранители, по требованию начальника охраны дома Каламаджей, были оставлены нести вахту за пределами шатра.
– Если бы он действительно хотел убить нас здесь и сейчас, то эти двое бы нас не спасли, – безразлично выдал предсказателю свои мысли Барон, первым ступая в шатер.
Первый сегмент шатра представлял из себя походную кухню: вместе с несущим там свой пост часовым, в нем располагалось несколько поваров, безустанно что-то варящих в походных котлах, установленных поверх переносных угольных печей, дымоходы от которых устремлялись ввысь, через ткань шатра, выводя нежеланный дым наружу. На установленном рядом столе уже располагалось несколько аппетитных яств, находящихся где-то на стыке между этапом готовки и этапом сервировки. Золотистая копченная семга, только что запеченная свиная нога, покрытая аппетитнейшей коричневатой корочкой, и в довершение – серебренное блюдо, заполненное до краев паштетом из гусиной печени. Под столом виднелись множественные бутыли различных алкогольных напитков, а за печками покоились ящики с другой провизией.
Божественно приятный запах так и манил обратить свое внимание на аккуратно расположенные на столе блюда, но Барон был непреклонен. Будто и не замечая ничего вокруг, он прошел в следующий сегмент шатра, заботливо отделенный от первого препоной из роскошной ворсовой ткани, отлично поглощающей звук.
– Приветствую вас, господа. Надеюсь вы сегодня в хорошем здравии? – раздался из полумрака пробирающий до костей властный голос.
Обитающая в глубинах шатра тьма обступила гостей со всех сторон, неприятно давя на привыкшие к яркому солнечному свету глаза. Во мгле шатра можно было разглядеть разве что смутные очертания находящихся там предметов.
– Джошуа, – грозно прохрипел Голдберг. – Ну встреча так встреча. Решил позлорадствовать лично, или собственноручно желаешь отправить нас в могилу?
– Изволь – я с почтением отношусь к древним обычаям Помонта, Филипп. Тебе передали мою перчатку. У тебя есть мое слово что здесь ни один волос не упадет с твоей головы, как и с головы твоего друга, – меланхолично, с нотками скуки вещал голос из глубин шатра.
– Твое слово для меня ничего не значит! – сказал Барон, решительно разрезав воздух перед собой правой рукой.
– Лжешь мне, или обманываешь себя? К чему нам это, Филипп? Мы же не рабочий класс, к чему нам заниматься самообманом? Если бы ты мне так уж не доверял, то не пришел бы сюда, не оставил бы своих верных людей снаружи, не зашел бы в шатер безоружным, – убедительно рассуждал Каламадж.
– А кто сказал, что в моих поступках была к тебе хоть тень доверия? – парировал Голдберг, кивая в сторону предсказателя. – Если бы ты действительно хотел отправить меня на тот свет, мой человек бы уже мне об этом сообщил.
– «Твой» человек? – усмехнулся глава картеля, выходя из зыбких потемок на пробивающиеся сквозь входную препону лучи света. – Что же вы, мистер Вебер, неужто безвольно позволите приравнять себя к чьей-то собственности?
– Я… – начал было Верго, но не успел даже выдавить из себя второе слово, так как его опередил таинственный собеседник:
– Мы с вами еще незнакомы, мистер Вебер, и учитывая тот факт, что вы не местный, наверняка о мне вам известно немногое. А если что и известно, то слышали вы лишь осколки истины, – статный Каламадж сделал два шага в сторону своих гостей. В правой руке он держал едва дымящуюся сигару, в левой – толстую папку с бумагами. Мужчина был одет в угольно-черную рубашку с тонким, ярко желтым узором, расползающимся по всей ее поверхности. Под стать рубашке были подобраны и штаны – что бы это ни была за ткань, она была темнее даже самого темного оникса.
– Мне… – попробовал возобновить свою робкую попытку высказаться предсказатель.
– Меня зовут Джошуа Каламадж, – прервал потуги Верго глава картеля, чеканя каждое слово. – И я из тех, кто предпочитает сразу прояснять существенные для понимания положения дел вещи. Я – сердце Ганои. Я решаю кого впустят в город, а кого нет. Я решаю кто озолотится в попытках здесь заработать, а кто умрет пытаясь. Мое имя вы услышите, когда спросите у любого доходяги в городе – кто удерживает это место от полного коллапса. Запомните это имя, мистер Вебер, в нашем дражайшем могильнике, что по какой-то нелепой случайности еще зовется княжеством, оно имеет вес.
– Ты сама скромность, – язвительно заметил Голдберг.
– Мы живем в джунглях, Филипп. Скромность здесь не в почете, – Джошуа сделал короткую затяжку от сигары, струсив образовавшийся пепел в стоявшую на письменном столе фарфоровую пепельницу. – Я могу быть с вами откровенен, джентльмены? – Не дав своим собеседникам и нескольких секунд на ответ, Каламадж кивнул, словно отвечая самому себе, после чего решительно продолжил: – Три тысячи крат. Жалованье моего адъютанта за практически целых сто десять лет беспрерывной работы без выходных, отгулов и отпуска – столько я готов был отдать за то, чтобы вы, господа, не добрались сюда живыми. И хорошо еще что я заплатил подрядчику только половину суммы авансом.
– Новый Ковен? – выдавил из себя раскрасневшийся от гнева Барон.
– Какая проницательность… – Мило улыбнулся Каламадж, разводя в стороны руки. – Мой план был претенциозен. Марк Пальмонтский погибает где-то в забытых богами лесах при таинственных обстоятельствах, а мой фаворит прибирает власть к моим, экхем… своим рукам, – как бы невзначай оговорился глава картеля, после чего резко помрачнел, выдохнув вязкое облачко табачного дыма. – Но возникла одна проблема.
– И под проблемой ты подразумеваешь… – Барон окинул оценивающим взглядом предсказателя.
– Нет, нет, что ты! Дражайший мистер Вебер был пускай и существенным, но все же просто препятствием. На проблему он никак не тянет. Мой жирный ассистент просто недостаточно глубоко копнул, – проговорил Джошуа сотрясая в воздухе папкой с бумагами. – А играть партию не зная особенностей всех фигур… Сами понимаете. Но это дело исправимое. Возможность видеть будущее пускай и очаровательна, но сама по себе еще не гарантирует вам способность его изменить.
– Ближе к делу, – торопливо проворчал старый торговец оружием.
– Вам что-то говорит имя Кассиус Пекос? Полагаю, что нет. Да что там, до недавнего времени оно мне тоже ничего не говорило. Несколько дней назад этот человек убил моего Аттикуса – он убил моего фаворита. Пожалуй, если за всю свою жизнь я и испытывал к кому-то симпатию, то только к нему. Идеальный кандидат. Он был смышлен, благоразумен, хитер и красноречив. Из мальца бы вышел чудесный правитель. Он был мне как сын. Я с пеленок готовил его к этой роли, и он сам и близко не осознавал того, насколько выдающимися характеристиками обладал. Но теперь он мертв. И я не могу ничего с этим поделать, – в речах Каламаджа проскользнули грозные металлические нотки. – Я узнал о ублюдке что убил Аттикуса все что было возможно. Я знаю его настоящее имя, знаю откуда он взялся, я даже знаю какого дьявола этот недоносок всегда ходит в маске.
– Это все конечно любопытно, но какое отношение твои россказни имеют к нам? – спросил Голдберг.
– А такое, Филипп, что вышеупомянутый Кассиус превратил обитателей чудной деревеньки Гларь, через которую вы проходили, в подгнивших мумий, и сделал он это только потому, что думал, что вы находитесь среди местных жителей. Такое, что он вместе со своими подельниками напал на вас совсем недавно, в заброшенной обсерватории, где вы чудом избежали, прямо-таки скажем незавидной участи, – проговорил не без доли раздражения Джошуа.
– Так Гларь и обсерватория это не твоих рук дело? – удивился Барон.
– Его имя, его настоящее имя, не имеет ничего общего с псевдонимом под которым он известен. Его зовут Игори, Игори Пальмонтский.
– Был еще один наследник? – наконец вмешался в разговор Верго.
– Быть не может, – опешил Голдберг, прикрывая свои усы рукой. – Мы с Самюэлем все тщательно перепроверили – у князя не было других детей по мужской линии.
– А это и не ребенок князя, – грустно проговорил Джошуа, забрасывая небольшой окурок сигары в фарфоровую пепельницу. Он достал из своей папки прямоугольную медную пластину с тонким напылением серебра, сквозь которое проглядывало изображение какого-то мальчишки. Он протянул ее своим собеседникам, после чего продолжил: – Игори Пальмонтский был бастардом отца почившего Ремуса Пальмонтского, то есть его братом. С детства сохранился только один его дагеротип, других уцелевших изображений нет. Официально ребенок погиб в двенадцатилетнем возрасте, от ветрянки. В действительности же все указывает на то, что тридцативосьмилетний Кассиус Пекос и Игори Пальмонтский это один и тот же человек. Он настоящее чудовище: жесток, безжалостен, амбициозен и очень жаден ко власти. На протяжении более чем пятнадцати лет он возглавлял крупную воровскую шайку на севере княжества. Сейчас этого ему стало мало. Не знаю, как давно он планировал данную затею, и был ли он причастен к гибели последнего князя, но стоит ему покончить с вашим фаворитом, как у него появится неиллюзорная возможность стать следующим князем Помонта. Если самую малость пораскинуть мозгами, то становится очевидно, что именно этого он и добивается.
Верго внимательно изучил протянутый ему дагеротип – на нем был изображен худощавый юный мальчишка с ломкими короткими волосами и крайне недовольным выражением лица. На вид тот ничем принципиально не отличался от любого другого мальчишки своего возраста.
Тонкая металлическая пластина переливалась, меняя цветовую гамму изображения от малейшего наклона. Чтобы увидеть изображение в хоть сколько-нибудь приемлемых цветах, приходилось смотреть на пластину под строго определенным углом.
Старый фотографический процесс, основывающийся на светочувствительности йодистого серебра, и требующий дорогостоящих и сложных в производстве пластин меди, покрытых тонким слоем того же серебра, а нередко и защитным слоем золота в придачу, давно уже утратил свою актуальность в центральных регионах федерации, уступив место более дешевому и доступному методу камеры-обскура. Все же, как и ожидалось, до княжества прогресс добирался с весьма ощутимой задержкой.
Предсказатель слегка поморщился разглядывая занятный раритет, согласно его мнению таким вещицам давно уже пора оправится в музей, заняв там свое место в качестве пыльных экспонатов.