Глава 11. Что скрывается под маской?
Дорога влияла на путников благотворно, помогая отвлечься от не самых приятных воспоминаний. Вяло бредущая группа наконец выбралась из череды затененных предгорий и впервые за долгое время уже приевшиеся декорации скалистых склонов сменились травянистыми равнинами и ухоженными полями. Главной позитивной переменой стали солнечные лучи, простираясь на десятки километров вперед они освещали каждый квадратный сантиметр пути наемников теплым, столь непривычным для этой каменной пустоши светом. Тепло и яркие краски природы согревали тела и сердца путников. То и дело кто-то чихал, не без участия поднимавшейся от грунтовой дороги пыли и яркого солнечного света.
Хорошая новость состояла в том, что согласно ощущениям Барона и Вебера, скверное мистическое предчувствие, о котором ранее талдычил Голдберг, осталось где-то позади, вместе с брошенным в колодец демоническим браслетом. Плохая же новость была в том, что путники находились уже достаточно близко к самому опасному для них месту княжества, а видимых угроз при этом все еще не наблюдалось, что само по себе нагоняло параноидальные мысли. Благо, постоянная усталость умудрялась вытеснять и их.
Безлюдные пустоши остались позади: вся прилегающая к Ганое территория была испещрена фермерскими угодьями, как едва ли не единственное место во всем Помонте, пригодное для выращивания хоть чего-нибудь. От вытоптанной тропы по которой шли наемники и вплоть до порядком отдалившихся силуэтов гор, тянулись ровные ряды пестрых цветов. Там были рододендроны, невысокие маки, розоватая герань, оранжево-желтые (как пламя) купальницы и красивые голубые колокольчики, что едва возвышались над вспаханной землею. Несколько поодаль дозревали поля с разными злаками, преимущественно с многолетним овсом и ежой. В паре километров на запад проглядывались поляны, засаженные чем-то смутно напоминающим лен, – без ближайшего рассмотрения растения было не опознать.
Объемы выполненных работ, как и масштабы посадок, поражали воображение. После всей серости княжества, уголок упорядоченного буйства жизни казался чем-то сказочным. В воздухе витали приятные цветочные ароматы вперемешку с запахами чего-то пряного. Жадно поглощая глазами раскинувшиеся здесь виды, Вебер испытывал странное, довольно сложное для описания чувство. Эти места напоминали ему родину. Было бы здесь раза в два солнечней, так поля вполне могли бы сойти за знаменитые тангольские луга, разве только величественные горы выдавливали своим присутствием всякое сходство.
Как бы предсказатель ни сопротивлялся, его мысли непроизвольно возвращались к воспоминаниям о доме. Изнуренность последними событиями и долгой дорогой делала свое дело: мужчина клевал носом, то и дело проваливаясь в состояние близкое ко сну. Путаясь и расплываясь, его мысли как назло принимали тот самый злополучный вид, вид родной деревни Верго, жаркой, светлой и пахучей, местом что ему не доводилось видеть уже более пятнадцати лет. Встряхивая головой чтобы отогнать коварную дрему, предсказатель переставлял искусанные, стертые до мозолей ноги, с каждым шагом вздымая на буро-коричневой дороге небольшое облачко пыли.
Во времена своей юности, Веберу как-то довелось на себе испытать незабываемый опыт сна стоя. Учебный военный лагерь обычно не имел проблем с тем чтобы утомить бедных курсантов до полусмерти. Там то, во время принудительных нарядов, человеческий организм преподносил удивительные сюрпризы, погружая тело в состояние сна независимо от его положения в пространстве. Стоял ли утомленный бедолага по струнке, маршировал ли широким шагом, это уже не имело значения. До военной службы предсказателю не верилось, что идущий человек, чьи движения были хорошо отточены и скоординированы, может спать посреди этого самого процесса. Но Верго имел возможность убедится в истинности этой байки на собственной шкуре.
Спустя столько лет его организм вновь проворачивает этот трюк, погружая предсказателя в состояние схожее с трансом. Беспомощно озираясь, Вебер убедился, что не он один засыпает на ходу – по меньшей мере треть гвардейцев двигалась с подозрительно плотно прикрытыми глазами, словно щурясь.
Широко зевнув, Верго плеснул немного воды из фляги себе на ладонь, размазав жидкость по лицу. Импровизированное умывание ненадолго отогнало берущую над мужчиной верх сонливость.
Слипающимися глазами предсказатель выцепил выделяющийся на поле объект, нечто крайне похожее на человеческую фигуру. Вебер прищурился и приставил руку козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от непривычно яркого света. Принятые меры позволили ему разглядеть желанное: это была девушка, примерно метр семьдесят ростом, ее длинные светлые волосы свободно развевались на ветру, резвясь и переплетаясь в его потоках. Дама неподвижно стояла между рядами ярко-желтых маков, облаченная в просторное белое платье. Но стояла она на что-то опираясь. Остановившись и вглядевшись повнимательней, Верго смог разобрать таинственный, отблескивающий на солнечном свету предмет – это был невесть откуда тут взявшийся крупный якорь (такой обычно используют на среднего размера рыбацких судах).
– Опять ты… – промямлил предсказатель, убирая руку ото лба. – Я и так делаю что могу. Чего же ты от меня еще хочешь?
– Увидели кого? – поинтересовался подоспевший Голдберг, заприметив вставшего посреди тропы Верго.
– Нет, – задумчиво ответил Вебер, продолжая свой путь. – Просто кое-что вспомнил.
Предсказатель не хотел об этом говорить. Такие вещи он вообще не привык обсуждать с кем-либо. Разумеется, женскую особу, как и сам якорь, видел лишь он, далеко не первый раз, и, вероятно, не в последний. Но и послание предназначалось сугубо для него, нечего остальным о нем распространятся.
Со слов Остина их группа находилась менее чем в дне пешего пути от Ганои. Такие новости не могли не радовать – осталось подождать не более суток, и Вебер получит свои деньги, навсегда убравшись из княжества. При условии, конечно, что за эти сутки ничего не произойдет. Впрочем, приближаясь к административному центру княжества, избегать случайных встреч более будет невозможно. Чтобы попасть в Ганою путникам придется выйти на главный тракт, а там, никто не знает, кто или что может их ожидать. Совершенно ясным было другое – им всем необходим отдых. Не какие-то жалкие пару часов привала, а полноценный, долгий сон и горячий ужин, и это уже не просто прихоть, но необходимость – истоптанные ноги неприятно гудели, а пустующие желудки то и дело изрыгали звуки сродни китовому пению. Как бы ни была крепка воля путника, всякое тело имеет свои лимиты.
Продвигаясь вглубь рассад и полей, наемники встретили безобидного фермера, перевозящего при помощи псов крупную тележку с собранным урожаем. За несколько звонких монет гвардейцы выкупили у разговорчивого деда пол мешка зерен овса и ведерко только что собранной земляники. Вот теперь то перспектива вкусного ужина была близка как никогда.
Буквально пять минут спустя главарь гвардейцев подтвердил догадки своих подчиненных: он ищет место для привала. Обрадовавшиеся наемники подключились к поискам Остина, во все глаза высматривая среди зелени и ярких цветов очертания хоть каких-нибудь построек.
Невнятные темные силуэты неохотно выглядывали из своих растительных укрытий, возникая, и так же быстро исчезая в глубине полей. Боятся их не было причины, как объяснил бредущий следом Барон – это всего лишь охрана, высматривающая незадачливых воришек. До тех пор, пока наемники не решат прикарманить что-либо из тянущейся по округе рассады, охране не будет до них дела.
Постепенно Вебер привык к оценивающим взглядам таинственных сторожевых. Ему и в мыслях бы не пришло набивать и без того тяжелую сумку бесполезными цветами, но, по всей видимости не все местные жители были с ним солидарны, так как число неустанно бдящей охраны и правда впечатляло. Временами казалось, что целый отряд партизан скрывался среди невзрачных злаковых или же в предательски красивых цветочных лепестках, готовясь к смертоносной атаке. В реальности, горе-стражи не были готовы даже к простецкой ревизии – рассевшись у нагретых солнцем камней, примерно половина стражей мирно посапывала, периодически сонно чихая от разносимой ветром вездесущей пыльцы. От такой картины и самого Верго потянуло в сон пуще прежнего.
Стоило кому-то одному из гвардейцев зевнуть, как в течении нескольких минут вся группа была охвачена непрекращающейся зевотой. Правду говорят, что зевота заразна. Свежий воздух, приятное солнечное тепло и непередаваемый цветочный аромат не хуже заправских саботажников косили утомившихся наемников.
«Если кто-то еще хочет нас убить, то сейчас самое время, – сонно подумал Вебер, массируя слипающиеся веки. – Если я сейчас усну, меня даже острие ножа вогнанное в сердце не разбудит. Да и сопротивляться совсем не хочется. Хочется лечь, вытянуть ноги, и наконец провалится в сон, что будет глубже самой смерти».
Внезапно, в игристых цветочных нотках затесался хорошо знакомый аромат. Точнее было бы его назвать вонью, ведь мало кто найдет специфический запах керосина приятным. Вмиг широко раскрытые глаза предсказателя принялись хаотичными движениями высматривать источник противного зловония. Долго искать не пришлось, запах отчетливо усиливался по мере приближения к крупной, возвышающейся над всем и вся, кучей добра, сваленной на расчищенной от растительности площадке.
Слезящиеся, мутные от полудремы глаза отказывались показывать Верго четкую картинку, он все никак не мог разглядеть из чего же это, собственно, куча состояла. Когда же взгляд таки сфокусировался, а сокращенное расстояние позволило выцепить детали, Верго чуть было не застыл от удивления.
Девятиметровая куча, скрывающая в своей тени еще несколько кучек поменьше, состояла целиком из самых разных съедобных продуктов. Чего там только ни было: аппетитные груши, мешки, лопающиеся от переизбытка зерен, примятые лотки с ягодами и толстые кукурузные початки. Все что объединяло это обилие съестного, так это растительное происхождение и достаточно помятый вид. Продукты были навалены друг на друге, хаотично смешиваясь. В десяти метрах от первой кучи негодовало целое сборище зевак. Часть из них что-то возмущенно обсуждала, другие безуспешно пытались подобраться к добру поближе, раз за разом будучи отброшенными тяжелыми дубинками охраны, третьи и вовсе, безучастно стояли поодаль, грустным взглядом впившись в раздавленные ягоды, фрукты и злаки. В воздухе помимо явственной вони горючего витало и еще кое-что менее уловимое – обида и… отчаяние?
Взобравшийся на самую вершину кучи одинокий охранник тащил у себя за спиной парочку тяжеленых канистр. Смахнув пот со лба, работяга неспешно снял ношу с уставших плечей, отвинчивая металлическую крышку. Маслянистая пахучая жидкость ринулась вниз, стекая по мешкам и ящикам, пропитывая собой плоды и зерна. Вонь значительно усилилась.
В пол глаза оглянувшись, Верго заметил, что он единственный зажал руками нос. Кажется, на других этот запах так сильно не влиял. Почему-то при виде всей этой картины предсказателю сделалось не по себе. Противный холодок пробежал по его разгоряченной спине, колени едва заметно подкосились. Сам того не заметив, Вебер слегка попятился. Ему казалось, что в гадком, все проедающем запахе таится и нелюбимый завсегдатай его кошмаров – незабываемая вонь мертвечины. Конечно, никакой мертвечины в куче слегка подпортившихся продуктов быть не могло, да и керосин вонял не так уж и невыносимо.
Осознав, что разум сыграл с ним злую шутку, предсказатель поспешил взять себя в руки, придав себе как можно более безмятежный вид.
– К чему это все? Зачем все это сжигать? – нарочито беззаботным тоном поинтересовался предсказатель у приостановившегося Остина.
– А ты спроси у своего дружка. Голдберг тебе доступно все объяснит, а то у меня культурных слов тут не найдется…
– Неужели вы ранее такого не видели, Верго? Я то думал это общемировая практика, – встрял Барон, услышав свое имя.
Предсказатель лишь покачал головой, неотрывно наблюдая за все большим количеством горючего, что выплескивалось на горы съестного.
– Ну что тут сказать? У местных предпринимателей по всей видимости выступил некий переизбыток продукции. Делов-то!
– Предложение превысило спрос? – все никак не мог взять в толк происходящее Верго.
– Ну, не то что бы… Скорее, предложение товаров на рынке превысило платежеспособный спрос, – отчеканил Голдберг, сделав особый акцент на предпоследнем слове.
– Но если всякий кто хотел и мог купить пищу, приобрел ее, зачем уничтожать остаток? Можно же раздать его нуждающимся, пока он не испортился? Ну или продать по более дешевым ценам, на худой конец…
– Ха, скажете тоже! – прыснул со смеху усач. – Если компании будут раздавать свой товар за бесценок, то их клиентам вообще не будет смысла что-либо покупать по нормальным ценам! Зачем тратить деньги на фрукты, если их где-то задаром раздают? Это совершенно невыгодно, подумайте сами! Чистый убыток для любого предприятия.
– То есть затраты на доставку этих товаров сюда, на их охрану от голодных бедолаг и на весь этот керосин, меньше чем убытки что понесут торговцы раздав все это добро? – в недоумении застыл предсказатель, широко раскрытыми от удивления глазами уставившись на Голдберга.
– Совершенно верно, – сухо бросил Барон, безо всякого интереса наблюдая за суетящейся у куч толпой. – Почему это предприниматель что кровью и потом производил свои товары, должен нести убытки из-за кучки голодных лодырей? Пусть лучше уж этот полусгнивший продукт закончит свое существование в пламени, чем достанется этому сброду за так.
Тем временем, закончившая свое непыльное дело охрана вальяжно подожгла провиант, отступая от всепоглощающих языков пламени и жара. Голодные соглядатаи испустили звук подобный вою, с горечью осознавая, что всю эту снедь уже не спасти. Пламя поглощало продукты с чудовищной скоростью, даже быстрее чем оборванцы успевали их поедать полными отчаянья и злобы глазами.
– Все мое детство я жрал один только подножный корм, – прорычал Остин сквозь зубы. – Каждый раз, когда у отца таки появлялись деньги что он умудрялся не пропить и не проиграть, я шел на продуктовый рынок и покупал не то что хотел, не то что было вкусно или же полезно, а то, на что хватало этих копеек. Самое дешевое, самое дерьмовое. Заплесневелые зерна, черствый хлеб, гнилой картофель. Каждый раз я смотрел на наливные яблоки, на румяную выпечку, на сочные сливы, и давился слюной. Я сжимал зубы до скрежета, лишь бы найти в себе силы прожить еще один день, зная, что буду жрать лишь пустую похлебку. И каждые пару месяцев я видел это – как кучка ублюдков притаскивает целую гору слегка утратившей товарный вид жратвы, и сжигает ее. Они ржали, пили свое дешевое пойло из фляг, но никогда и ни за что не подпускали нас к этим обреченным продуктам. Мы были вынуждены смотреть как сгорает наша надежда набить брюхо, и наконец-таки, хотя бы раз за весь год заснуть сытыми. Мои сестры довольствовались вареной крапивой, зная, что на том конце поселка жгут то, о чем они могли только мечтать. Подонкам, видите ли, было жалко возможных убытков. Сильно бы опустели их кошели от того что мы разок бы досыта поели?
– Поели бы досыта вы, пришлось бы кормить и остальных. О каких прибылях тогда можно говорить? А я вам напомню, сама суть любого предприятия в получении прибыли. Это же основы основ! – закатив глаза парировал Голдберг.
– Да, я почти забыл, чем вы торгуете. Мы же для вас лишь мишени на которых ваши клиенты смогут использовать приобретенный товар? Я что-то не припомню, почем нынче жизнь обычного рабочего скота? Хоть пару крат за одного дадут? – огрызнулся нахмурившийся Остин. Его брови сползли на глаза, а лицо налилось кровью. Было видно, что он из последних сил сдерживает закипающий в нем гнев.
Барон в свою очередь ответил что-то не менее едкое, но Веберу не было дела до их ругани. Он неспешно брел, задумчиво наблюдая за чернеющей и оседающей горой съестного. Он смотрел как скукоживаются фрукты, как сухие зерна на глазах обращаются в пепел, как закипающий сок груш брызгает во все стороны, моментально обращаясь в струйки пара. Вместе с тлеющим провиантом мрачнели бедняки, пришедшие следуя зову пустого желудка. Мрачнели их лица и тускнели глаза, пальцы в безвольном отчаянии сами собой сжимались в кулаки. Смрад горящего керосина постепенно полностью вытеснил все другие запахи.
Интересно, если бы чувства можно было выразить подобно весу, что было бы тяжелее: обида обделенных предпринимателей, или тяжесть в пустующих желудках крестьян? И что узнать было бы более интересно – задавался ли Голдберг хоть раз в жизни подобными вопросами?
– Может это не меня окружают сумасшедшие, может просто это я не заметил, как сошел с ума? – неслышно для всех промямлив предсказатель, найдя наконец в себе силы чтобы отвернутся от громадного пепелища.
Приятный теплый ветер одним могучим порывом снес с пути наемников запах гари вместе с немногочисленными фрагментами пепла, долетавшими аж до предсказателя. Сотни маленьких, переливающихся на солнечном свету серебристых точек завертелись в безумном круговороте, разлетаясь по невидимым глазу воздушным завихрениям. Поднявшись высоко в воздух, подобно снегу они начали плавно оседать, покрывая собой волнующиеся на ветру океаны зелени.
– Какой кретин решил, что жечь этот мусор вблизи выращиваемой продукции, это хорошая идея? – донесся до Верго негромкий голос наследника, как напоминание, что робкий юнец все еще идет с ними.
«Яблоко от яблони недалеко падает», – не то усмехнулся, не то ужаснулся про себя Вебер. Естественно, глупо было ожидать что ребенок выросший в роскоши и достатке поймет возмущение Остина. Занятным здесь было то, что это, пожалуй, первый раз, когда предсказатель застал Марка говорящим вне кареты. Обычно молчаливый парнишка просто шел за Голдбергом следом, не отрывая глаз от земли под ногами. Должно быть наследник подсознательно чувствовал эпоху своего приближающегося правления по мере сближения с Ганоей. Центр княжества был настоящим средоточием злостных интриг и политических игрищ, и нет ничего удивительного в том, какое влияние он оказывал на людей.
Говорят – власть меняет людей в худшую сторону. Предсказатель был в корне не согласен с этим утверждением. Согласно его опыту, власть лишь раскрывала истинное лицо человека. Получив в свои руки бесценную возможность не считаться с чужим мнением, людям более нет нужды лицемерно улыбаться своему бывшему начальству и лебезить перед коллегами по работе. Человек наконец скидывает свою наигранную маску, в кои-то веки становясь самим собой. Неудивительно что это непопулярное мнение, ведь мало кто захочет признать, что абсолютное большинство людей ужасно само по себе, и никакая власть их и не портила. К такому выводу Вебер пришел примерно на тридцатом году жизни. Нет, в тот самый роковой тридцатый год не случилось ничего экстраординарного, не было ни потрясения, ни злостного предательства со стороны. За три десятка лет Верго насмотрелся и на яркие взлеты, и на позорные падения. Миловидные, еще вчера добродушно улыбавшиеся товарищи, ныне же лишь презрительно кривились, когда им на глаза попадался кто-то ниже социальным рангом. Но правда была в том, что семена этой гордыни были в их душе всегда: подозрительно мягкие рукопожатия, вечные отговорки и оправдания, наигранное подобострастие и маниакальная одержимость мнением окружающих – ничто иное как попытка угодить всем и сразу. Осознание пришло мягко, надежно укрепившись корнями в глубинах разума предсказателя. Теперь ему кажется странным что никто другой не замечает всех этих мелочей, величая очередного участника попойки «братом», лживо клянясь ему в вечной верности и надежной дружбе до гроба. Все эти клятвы и обещания лишь забавляли предсказателя. Он хорошо знал, что людским словам нет веры, и куда надежней формальный договор. Иногда ему казалось, что если бы все человеческие отношения в мире регулировались бы строго выверенными и недвусмысленными контрактами и формальными документами, то мир был бы действительно отличным местом. Отличным, и до неприличия скучным.
Философские мысли терзали Вебера недолго. Не прошло и получаса, как вопрос поисков места для привала был решен. Гвардейцы остановились в старой заброшенной обсерватории, надежно скрытой от чужих глаз густыми зарослями дикого хмеля и пластами бледного мха, укрывавшего стены снаружи. Здание располагалось в километре от идущей сквозь поля тропинки. Небольшая хвойная роща обступала обсерваторию со всех сторон. Даже удивительно что утомленный не меньше других Остин умудрился заметить покинутую постройку что была так хорошо сокрыта.
К тому моменту как группа приблизилась к каменному чуду, пустующий желудок предсказателя уже мог бы участвовать в музыкальном ассамблее на правах трубадура. Никогда еще Верго не был так рад безвкусной каше, аппетитно побулькивающей в закопченном котелке, на втором этаже здания. Один только запах варева вызывал у него легкое головокружение, заставляя нетерпеливо сглатывать слюну.
Наемники расположились на втором этаже неспроста. В порядке мер предосторожности весь первый этаж был отведен под несколько топорных, но вполне себе эффективных ловушек, что должны были оповестить гвардейцев о нежданных гостях. Лестничные пролеты были тщательно забаррикадированы найденными в отсыревших помещениях обломками мебели. Согласно указаниям главаря наемников у пустующих оконных рам каждой из сторон здания был выставлен дозор, экипированный заряженными и готовыми к применению самострелами. Беря во внимание последние происшествия, Остин решил перестраховаться, сразу подготовившись к худшему.
Было принято решение развести костер прямо внутри помещения, благо выбитые окна способствовали необходимой вентиляции. Лакированные остатки мебели не подходили для желаемого костра, здесь была нужна чистая древесина, никто ведь не хочет задыхаться от невыносимого запаха гари. Прочесывание округи не принесло обнадеживающих результатов – никакой древесины кроме хвойной, наемники найти так и не смогли. Из-за большого содержания смол, как известно, дрова из хвойных деревьев сгорают быстро, порождая темный дым, хорошо заметный издалека. И дураку понятно, что это может легко выдать расположение путников. Смерив еловый валежник взглядом, Остин махнул рукой – другого варианта все равно не было, ведь большая часть припасов была утеряна еще в Поркени.
Итак, костер был разожжен, и в единственный уцелевший котелок отправились все ингредиенты хоть как-то подходящие для каши. Исключение составила только земляника, ее, как водится, добавляют в самом конце, чтобы не разварить ароматную ягоду до состояния безвкусной кашицы. Десятки грязных вспотевших лбов нависли над одиноким котелком, считая каждую прошедшую секунду и внимательно наблюдая за тем, как Голдберг помешивает душистую булькающую субстанцию.
Решив прекратить эту пытку, Вебер неспешно удалился от источника запаха в надежде занять оставшееся время просмотром диковинок в обсерватории. К его глубочайшему разочарованию все ценное барахло давно уже покинуло стены здания. Судя по следам, оставшимся на дощатом полу, оборудование было вывезено в спешке. Сейчас вся обсерватория представляла из себя череду пустых, сильно обветшалых помещений с загаженным полом и россыпью древесных обломков, в малой части которых еще угадывались очертания некогда дорогой мебели. Время от времени под половицами раздавался протяжный скрип, а в области изобилующей отверстиями под громоздкое астрономическое оборудование крыши, раздавался завывающий свист. Вся обсерватория ощущалась достаточно неприятным местом. Сквозняк гулявший в пустующих дверных проемах был единственным обитателем всеми покинутой постройки. В его компании предсказатель изучил остатки полуразрушенных помещений, уделяя особое внимание каменным стенам с едва заметными остатками былых пестрых узоров. Время не пощадило это место. Лишь конусовидная форма здания да необычная крыша еще напоминали о его первоначальном предназначении.
Закончив свою инспекцию, Верго вернулся к месту готовки, с радостью приняв из рук Барона горячее варево. Несмотря на свою температуру, содержимое миски исчезло в глотке предсказателя за считанные минуты. Слегка обожженный язык немного пощипывал, но это не помещало Веберу насладится приятным чувством насыщения, в то время как он поудобнее располагался в углу комнаты. Найдя место, покрытое относительно сухим мхом и расположив свою сумку там, где должна была бы быть подушка, предсказатель без промедлений улегся, натянув воротник кафтана себе на нос, для сохранения тепла. Верго показалось, что он заснул еще до того, как его голова коснулась мягкой сумки.
Отягощающая усталость, боль от многочисленных ссадин, царапин и укусов – все это отошло на второй план. Приятное тепло, распространяющееся от наполненного желудка охватывало предсказателя. Последний и не был против, расслабившись, Верго позволил сну поглотить себя.
Какое же это все-таки облегчение: отстранившись от тягот переживаний, позволить себе наконец просто отдохнуть. Настоящее наслаждение для тех, чья сознательная часть жизни обременена постоянными заботами.
***
Из расплывчатых тепло-желтых ореолов неспешно выплыли размытые очертания старой деревянной парты, голубая краска которой давно уже отстала, оставляя за собой лишь едва заметный голубоватый налет на грубо отесанной древесине. Вслед появились и другие предметы интерьера, дополняя собой смутную картину.
Ощущение чего-то знакомого. Мимолетная ностальгия и всеохватывающая безмятежность. Как же это все непривычно для юного Верго. Юного. Юного? Вебер с легкой долей любопытства оглядел свои молодые руки. Пальцы расплывались и едва заметно меняли свою длину, то укорачиваясь, то снова удлиняясь. Все это почему-то совершенно не волновало облаченного в старый изорванный китель парнишку. Все вокруг воспринималось само собой разумеющимся, будто возникающие из ниоткуда сопящие студенты и вырывающиеся из желтой дымки увешенные плакатами стены всегда были чем-то естественным.
«Где я? Как я сюда попал?», – не то подумал, не то сказал вслух Верго, дивясь чудному наваждению.
Попытка вспомнить дорогу в это подозрительно знакомое место не увенчалась успехом, хотя юноша и был уверен, что его появлению здесь явно что-то предшествовало. Чем бы ни были эти события «до», их эфемерность сейчас могла конкурировать только с заинтересованностью сидящей вокруг аудитории в скучных и бесчувственных речах лектора.
Почтенный старец в непомерно широких очках восседал за установленной у самой доски кафедрой. Лишь латунная оправа очков да сверкающая лысина выглядывали из-за древнего деревянного постамента. Кафедра, должно быть, застала еще прапрадедов этого учителя, а может быть и их предков. Впрочем, сиплый голос дедули вполне соответствовал антуражу заведения.
Все-таки это до боли знакомое место для Вебера, можно сказать памятное. И как только он не узнал его с первого взгляда? Не одну сотню часов он провел за этой самой партой, просиживая штаны в седьмом лекционном зале позабытой военной академии. Был на месте и тот самый призануднейший старческий голос, от первых же ноток которого хотелось заснуть прямо на парте, подложив под голову несколько учебников поувесистей. Конечно же, такое не забывается.
– …полагать в основе ее структуры. Как ныне известно, другие миры, существующие в пространстве, так же имеют шарообразную форму, наряду с нашим. Но говоря о мирах обитаемых, имеется и фундаментальное отличие, выводящее наш мир в особую группу беспрецедентных аномалий, – монотонно вещал старик, едва не засыпая на каждом втором слове. – Большинство пригодных для обитания миров вращаются вокруг природных светил, известных вам как звезды. Вы уже проходили классификацию солнц по краткому курсу астрономии? – лектор сделал вид что осматривает свою аудиторию, даже не удосужившись выглянуть из-за кафедры. – Нет? Ну тогда не будем заострять на этом внимание. Наше же обиталище, как вы прекрасно знаете, не лишено природных спутников в лице трех относительно массивных объектов, среди которых лишь двое подходят под категорию лун, но при этом оно не имеет собственной звезды, дрейфуя по предположительно пустому пространству, меж так называемых солнечных систем. Согласно информации из актуальнейших научных источников, жизнь на нашем мире поддерживается теплом, порождаемым интенсивной геотермальной активностью и разными видами излучений, исходящими из семнадцати искусственных светил, находящихся на расстоянии более километра над землей каждое. На данный момент освещение искусственных солнц покрывает примерно шестьдесят процентов поверхности разведанной человечеством территории. Пригодные же для жизни условия за пределами освещенных территорий поддерживаются за счет постоянной конвекции воздушных масс и…
– А с чего он взял что другие миры являются спутниками звезд? Я читал что температура настоящего солнца без труда испепелит что угодно, – донеслось негромкое ворчание с задних рядов.
– Нил, опусти руку, не мучай деда. Он и какое сегодня число ответить не сможет, не лезь со своими расспросами! – не без удивления узнал Верго собственный, еще ломающийся юношеский голос.
Вебер обернулся чтобы разглядеть ворчливого однокурсника. В одной парте от него, прямо у полки с целой кучей потрепанных книг, сидел курносый белобрысый юнец, вертя в руках открытый учебник по астрономии. Ничего и никого не замечая, глуховатый дедушка продолжал тем временем свою лекцию, рассказывая что-то о активности в ядре и сильном магнитном поле, защищающем их всех от вселенского вредоносного излучения. Старания старика были прямо пропорциональны вниманию к преподаваемому материалу – его совершенно никто не слушал.
Юный Верго неотрывно разглядывал книжного червя что привлек его внимание дерзким комментарием. Завеса сковывающей мысли праздности наконец слегка отступила, и будущий предсказатель смог опознать парня к которому минуту назад обратился:
– Нил! Нил де Голль! Это же ты! Дружище, на кой черт тебе эта астрономия? Ты же будешь фермером, успешным грибным фермером! Хотя постой. – Вебер замер, обдумывая свои слова. – Будешь? Но почему ты такой молодой? Да тебе же уже за тридцать! Ха, если подумать, и я не молод… Я, что это получается, сплю?
Громогласное осознание встряхнуло юношу, заставив по-новому взглянуть на окружающую его действительность. И вот, все то неизмеримое множество мелочей что еще секунду назад были незаметны, бросились парню в глаза, приковывая к себе взгляд. Деревянные декорации парт и стульев теперь походили на жалкую бездушную подделку, на которую не купился бы и слепой. С тех мест где у студентов должны были быть лица, на Вебера смотрели лишь размытые овалы, на которых едва проглядывались очертания глаз и носа. Но удивительнее всего были скачущие буквы, что перетекая из одного слова в другое порождали несуразные глупости, красовавшиеся на обложках учебных книг. Весь этот мир был предательски фальшив.