Он медленно обошел После и увидел серебристые отпечатки на лопатках и пояснице. Он осторожно взял ее ладонь, давая ей время на то, чтобы отдернуть руку. Но После лишь сжала его ладонь в ответ. До поднял ее рукав до локтя, следя за сиянием следов.

– Это проявилось не так давно, – попыталась оправдаться После.

– С Беды прошло достаточно времени.

– По их меркам даже ста лет не прошло, – отмахнулась она, – что для нас их…

– Сотня лет? Для нас – ничего, но теперь для тебя это ощущается, да?

Она опустила край свитера свободной рукой и отпустила ладонь До.

– Тебе стоило уйти.

После взглянула вокруг, будто не замечая его слов. Теперь мир людей был ей интересен.

– Ты был прав. Правда, невозможно оторваться.

На глаза До навернулись слезы.

– Как только это началось, ты должна была уйти!

До говорил о работе и долге, но думал он совсем о другом. О том, что После чувствовала, оставаясь одной в пустоте своих коридоров. О том, что ей было страшно, а он этого не замечал из-за своей игры. О том, что они могли поговорить об этом раньше.

– Знаю. Зря я не приходила сюда раньше.

До схватил ее за плечи, впервые позволяя себе так вторгаться в ее пространство.

– На твое место пришел бы другой. Он бы не стал сомневаться в переходе!

– Я не хотела уходить без тебя.

До замер, все еще вцепившись После в плечи.

– Я видела, как ты становишься человеком. Как тебе страшно. Как ты им завидуешь.

Из груди До вырвался всхлип. Честный, искренний, будто у впервые плачущего ребенка. Он уткнулся лбом После в плечо. И она впервые его обняла, прижимаясь всем телом, обхватывая руками его спину, позволяя ему касаться ее. Она почувствовала и неожиданно осознала, что прикосновения к До станут самым тяжелым прощанием.

До зарылся пальцами в ее свитер, пряча заплаканное лицо в изгибе ее шеи, как всегда, делали дети у него на руках. Как делали люди.

– Я пообещала себе проводить тебя задолго до того, как сказала это вслух.

Она чувствовала, как от беззвучных слез по спине До прошла дрожь.

– Я так боялся, что придется уйти без тебя.

После в удивлении застыла, прекратив гладить До по волосам.

– Что?

Он продолжал стоять неподвижно, обнимая После и в тайне радуясь этой возможности. Когда пауза затянулась, он вздохнул и отстранился.

– Ты ведь все знал?

До поправил свитер на плечах После.

– Это было легко скрыть от тебя.

Он снял невидимый мусор с ее рукава, продолжая игнорировать ее слова. После показалось, что перед ней стоял совсем другой До, не тот, которого она знала. В заплаканных глазах больше не было искорки веселья, он словно резко повзрослел, как один из тех детей, которые в его коридоре вдруг меняли свой возраст.

После отступила на шаг.

– Как давно?

До неловко засунул руки в карманы джинсов. Совсем как человек.

– Как давно, До?

После неожиданно для себя повысила голос, чувствуя странное непривычное раздражение.

– Дольше, чем ты. Гораздо дольше, После.

Она приложила ладонь к груди, словно человек, чувствующий учащенное биение сердца. Вот только ни у До, ни у После сердца не было. Но ощущения были.

До кивнул.

– Ты еще многое успеешь посмотреть. Люди удивительны. Видела их склонность к разрушениям?

– Но как же ты…– После показалось, что она задыхается.

– Знай ты, что я уже давно почти человек…

– Я бы тебя проводила.

После молчала, пытаясь разобраться, почему она не заметила в До изменений раньше. Почему ей стало все очевидно только сейчас. Когда она стала такой, как он.

– Да, как очередного человека. А на мое место пришел бы другой. Но я не хотел умирать.

– Переход – не смерть.

– Хватит это повторять.

После не знала, куда ей деться. Тело словно перестало слушаться. Она комкала во взмокших ладонях край свитера.

– Я достаточно провел времени, чувствуя себя человеком, чтобы видеть в переходе только смерть.

В коридоре воцарилась тишина. За прозрачными стенами разворачивалась чужая жизнь, но теперь До было тошно смотреть на нее. После опустилась на пол.

– Мне трудно дышать, – тихо сказала она, кладя голову на согнутые колени.

– Это пройдет. Просто ты становишься человеком быстрее меня. И не сразу можешь со всем справиться.

До начал медленно массировать левое плечо. В какой-то момент его лицо непроизвольно дрогнуло от неприятного ощущения в теле.

– Тебе, – После запнулась, – больно?

– Не могу долго возиться с детьми. Руки болят.

Она дотронулась до его плеча, не понимая, как это – чувствовать боль.

– Но хуже всего даже не это.

До посмотрел на После и грустно улыбнулся. Она знала эту улыбку. Ей так уже улыбались. А потом плакали.

– Я стал забывать твои лица. И то, как я учил тебя ходить.

С губ После сорвался выдох. В груди, там, где у людей было сердце, что-то неприятно защемило. В горле щекотали слезы, и она не знала, что люди умеют их контролировать. После оттянула ворот свитера, будто это он мешал ей дышать.

Она снова подняла на До взгляд. Испуганный. И почти человеческий.

– А страх, радость, жадность, зависть, желание, – стал перечислять До, загибая пальцы, – привязанность… и любовь мне знакомы.

– И ты это чувствуешь?

В ответ До лишь неловко хмыкнул и посмотрел в сторону одной из прозрачных стен. Он не сказал После, что ему стало сложнее смотреть на человеческие жизни. Большая часть из них теперь напоминала лишь смазанные рисунки за стеклом.

До все еще не повернул головы, но боковым зрением следил за тем, как меняются эмоции на лице После. Ему хотелось ее поддержать и даже утешить, но у него не было сил на утешение. Когда он один чувствовал, ему казалось, что до перехода еще далеко и все можно скрыть. Но не теперь. Не теперь, когда После тоже становилась человеком. Не теперь, когда время каждого из них было на исходе.

– Они ведь ничего не помнят после перехода? – спросил он после недолгого молчания.

После отрицательно покачала головой. Он уже спрашивал ее об этом. Множество раз. Будто надеясь, что однажды ее ответ изменится.

– Ничего. Забвение – единственное их утешение.

– Я хочу помнить. Хочу помнить тебя.

После знала эту интонацию. От нее ее кожа всегда покрывалась мурашками. Люди в ее коридорах не всегда были спокойными. Иногда они злились, пытались вернуться, проломить стены, ударить саму После. И когда они злились, всегда использовали эту же интонацию. Чуть с издевкой, ледяную и жестокую. Им всем было за что держаться в жизни.

– Всем в твоем коридоре есть, что терять. И мне тоже.

После молчала. Крупные капли чертили мокрую дорожку на покрасневших щеках. До вздохнул, чуть придвинулся к После и коснулся кончиками пальцев ее ладони. Первая ее реакция была предсказуемой. Она собиралась сбросить его руку, как делала это всегда. Но в следующий миг она перехватила его ладонь и переплела их пальцы. Касания значат прощания. Она не понимала, что с ней происходило, не понимала, почему тряслись руки, почему тяжело дышать и почему так страшно было отпустить До. Все знакомые ей чувства смешивались и сводили с ума.