Божественная комедия

Песня пятая

Вергилий вводит Данте во второй, меньший круг Ада. Они видят свирепого Миноса, творящего суд и расправу с кающимися душами грешников и распределяющего их по разным отделам Ада. Казнь за преступную любовь. Франческа де Полента. Ее рассказ. Поэт лишается чувств и падает.

 
1 Круг первый Ада нами был пройден,
И во второй – в круг меньший – мы спускались,
Где жалобней звучали плач и стон
 
 
4 И муки бесконечнее казались.
Там злобный Минос с скрежетом зубов
Внимал, как тени, плача, признавались
 
 
7 В своих грехах, и, их казнить готов,
Произносил свой суд неотразимый.
Признания их слушая, без слов,
 
 
10 Своим хвостом, судья неумолимый,
Всегда спешил обвиться столько крат
Вокруг себя, лишь бешенством томимый,
 
 
13 На сколько ступеней пониже в Ад
Им осужденный призрак повергался,
И тем хвостом, свернувшимся в обхват,
 
 
16 Род казни их всегда определялся.
Пред Миносом, покаявшись в грехах,
Ряд призраков один другим сменялся
 
 
19 И падал в бездну с воплем и в слезах.
Меня увидя, Минос суд ужасный
Остановил с проклятьем на губах:
 
 
22 «Зачем ты здесь, скажи, пришлец несчастный?
Здесь мир скорбей и ужаса приют.
Сюда тебе ворота отопрут,
 
 
25 Но выйти вон отсюда очень трудно».
«К чему грозишь? – сказал мой проводник. –
Мы не поймем друг друга обоюдно:
 
 
28 Тот, кто своим могуществом велик,
Сойти сюда ему дал позволенье.
Впусти ж его и удержи язык».
 
 
31 И вопли я услышал в отдаленье,
Когда вступил в тот мрачный, адский круг,
Где раздавались стоны исступленья,
 
 
34 Где омертвел, казалось, свет вокруг,
Где, словно вечный ропот океана,
Носился гул неутихавших мук;
 
 
37 Где адские порывы урагана,
Бичуя и терзая и кружа,
За тенью тень несли среди тумана,
 
 
40 И души падших грешников, дрожа,
Стеня, хулы на Бога изрыгали.
За чувственность казнь эту заслужа,
 
 
43 Как я узнал, те души в Ад попали…
Как стаи птиц в холодный день зимы
В бессилии мятутся, так летали,
 
 
46 Вперед и взад метались в Царстве тьмы
Страдальческие тени. В их страданье
Надежды нет; должны смутиться мы –
 
 
49 Лишенные в грядущем упованья,
Им отдыха в мучениях не знать.
Как в небе журавли в ночном молчанье
 
 
52 Начнут, порою, жалобно кричать,
Так тени, в общем плаче надрываясь,
Неслись в Аду, не в силах устоять
 
 
55 В круженье вихря знойного. Теряясь,
Про сонм тех душ поэта я спросил,
Их адскому круженью ужасаясь.
 
 
58 «Вот первая, – Вергилий говорил, –
Народов многих гордая царица.
Пороком лишь – он ей законом был –
 
 
61 Жила сластолюбивая блудница,
Открыто поощрявшая разврат.
Звалась Семирамидой та срамница.
 
 
64 Она была, как хроники гласят,
Женою и преемницею Нина,
Владея краем, – край тот был богат,
 
 
67 Где властвует Судан теперь. Кручина
Другую тень смущает: то жена –
Самоубийца^[24]. Горькая судьбина
 
 
70 Ее любви печальна и страшна.
Вот призрак Клеопатры сладострастной…»
Затем Елену видел я: она
 
 
73 Являлась на земле звездой несчастной;
За нею шли – великий муж Ахилл,
Погибший от любви своей напрасной,
 
 
76 Парис, Тристан^[25]… Вергилий повторил
Имен людей прославленных немало,
Которых пыл их страсти погубил.
 
 
79 От состраданья к ним изнемогала
Моя душа, и был я поражен,
Когда близ нас собрание предстало
 
 
82 Известнейших мужей и славных жен.
И я сказал: «Мне хочется, Вергилий,
Речь повести с четой теней, как сон,
 
 
85 Скользящей и несущейся без крылий».
«Пусть ближе налетят они, тогда, –
Сказал поэт, – мы можем без усилий
 
 
88 Для той беседы вызвать их сюда,
Любовью, их связавшей, заклиная».
Вот дунул ветр. Как облаков гряда
 
 
91 Несется, воли собственной не зная,
Приблизились к нам тени. Оживясь,
Воскликнул я, к себе их призывая:
 
 
94 «О, страждущие тени! Если нас
Беседой подарить вы в состоянье,
Поговорите с нами!» Как подчас,
 
 
97 При радостном, веселом воркованье
К родимым гнездам голуби летят,
Так при моем невольном восклицанье
 
 
100 Чета теней, сквозь общий вихрь и смрад,
Толпу тех душ покинув, где стояла
Несчастная Дидона, – тихо, в ряд,
 
 
103 Порхнула к нам. Одна из них сказала:
«Ты, ради нас сошедший в эту тьму,
Ты, чья душа к нам жалость испытала,
 
 
106 Хотя преступны все мы, – твоему
Величию не можем не дивиться,
И если бы, в грехах своих, Ему,
 
 
109 Творцу миров, мы смели помолиться,
Просили б мы, чтоб мир и благодать
На голову твою могли спуститься
 
 
112 За то, что нам ты можешь сострадать.
О, говори – тебя мы слушать станем,
Расспрашивай – мы станем отвечать,
 
 
115 Пока в пучину бездны вновь не канем…
Мой край родной – на берегу морском,
Где волны По бегут, подобно ланям,
 
 
118 Теряясь в океане голубом.
Любовь, души прекрасная подруга,
В груди Паоло вспыхнула огнем.
 
 
121 Он был пленен той красотою юга,
Которая была во мне и вдруг
Исчезла от жестокости супруга.
 
 
124 Любовь – призыв души, как сладкий звук,
Откликнулась в душе моей любовью,
Которая не убоялась мук,
 
 
127 Не умерла, хоть истекала кровью.
Любовь нас к ранней смерти привела, –
Но казнь – братоубийце! К изголовью
 
 
130 Его, так много сделавшего зла,
Должны спуститься адские страданья…»^[26]
Умолкла тень. Не поднимал чела
 
 
133 Я, слушая ее повествованье,
И долго пересилить не умел
Невольного, глубокого молчанья.
 
 
136 «Куда с своей ты думой залетел?» –
Спросил поэт. «О, сколько наслаждений?
И чудных грез им посулил удел,
 
 
139 Но вместо них дал вечный гнет мучений!» –
Воскликнул я и тени молвил вновь:
«Франческа, ты несчастней всех видений!
 
 
142 Волнует сострадание мне кровь…
Поведай же: когда ты угадала
В себе свою неясную любовь
 
 
145 И чувство непонятное узнала?»
Франческа мне дала такой ответ:
«Воспоминания язвят меня, как жало!..
 
 
148 Ужасней и сильнее скорби нет –
О днях блаженства вспомнить в дни печали;
О том тебе расскажет твой поэт,
 
 
151 С тобой идущий. Если о начале
Моей любви ты хочешь правду знать,
Так слушай же, как мы любовь узнали:
 
 
154 Рассказ мой слезы будут дополнять…
Однажды Ланчелота^[27] приключенья
Мы с любопытством начали читать,
 
 
157 Где он любви испытывал волненья.
Чувств собственных не ведая тогда,
Одни мы оставались в те мгновенья.
 
 
160 От книги отрываясь иногда,
Бледнели мы, и чтенье забывалось;
Мы трепетали вместе, но когда
 
 
163 Одна страница в книге нам попалась,
Решилась вдруг судьба обоих нас:
Читали мы, как сладко улыбалась
 
 
166 Влюбленная красавица в тот час,
Когда любовник пламенный и страстный
Поцеловал в уста ее. Зардясь,
 
 
169 Тогда и он, Паоло мой прекрасный,
Трепещущий, прильнул к моим устам.
И книга та, как Галеот^[28] опасный,
 
 
172 Служила искушеньем сладким нам.
В тот день мы уже больше не читали».
Умолкла тень. Внимая тем словам,
 
 
175 Другая тень, не в силах скрыть печали,
Заплакала так горько, что терял
Сознанье я… мне силы изменяли,
 
 
178 И я, как труп безжизненный, упал.
 

Песня шестая

Поэт вслед за своим путеводителем спускается в третий круг Ада, где Вергилий усмиряет адского Цербера. Сластолюбцы и обжоры. Признание призрака Чиакко и его речь о будущей судьбе Флоренции. Грешники, ожидающие дня Страшного суда, и их слабая и смутная надежда на прощение.

 
1 Когда опять от тяжкого забвенья
Очнулся я, о муках душ скорбя,
Лишившись чувств своих из сожаленья,
 
 
4 Я снова увидал вокруг себя
Ряд призраков и новых мук картины.
То был круг третий Ада, где, губя
 
 
7 Все встречное, струился дождь на льдины;
Проклятый, страшный дождь, и крупный град,
И грязный снег слетали на вершины
 
 
10 Угрюмых скал. Зловоние и смрад…
Там Цербер отвратительно ужасный,
С тройною пастью, лаял, дикий взгляд
 
 
13 Бросая вкруг, и с жалобой напрасной
Тонули тени, вспугнутые им.
Цвет грозных глаз его – кроваво-красный.
 
 
16 Он отличался бешенством своим,
Когтями лап и безобразным чревом.
Неутомимой злобой одержим,
 
 
19 Он грешников царапал с адским гневом
И на клочки их кожу разрывал…
О, грешники! Достались муки все вам!
 
 
22 Пронзительный их дождик бичевал;
Они, как псы, уныло завывали…
То грудь, то спину призрак укрывал,
 
 
25 Где гнойных язв следы не заживали,
То беспрерывно двигался, кружась,
Чтоб хоть движенья муку облегчали.
 
 
28 Едва заметил только Цербер нас,
Как у него раскрылась пасть тройная,
Сверкнул огонь его кровавых глаз,
 
 
31 И задрожал от злобы он, не зная,
Кто нас привел, как мы сюда зашли.
Тогда рукой горсть праха поднимая,
 
 
34 В пасть гадины мой спутник ком земли
Швырнул без слов. Как по добыче вывший
Смолкает жадный пес, когда в пыли
 
 
37 Теребит тихо жертву, так, открывший
Тройную пасть, умолкнул Цербер вдруг,
Чудовищные челюсти смеживший.
 
 
40 Рев, в трепет повергавший все вокруг,
В минуту стих. Мы дальше подвигались,
Стонали всюду призраки от мук
 
 
43 И нашими ногами попирались,
Склонясь к земле от адского дождя.
Все тени распростертыми казались,
 
 
46 Когда я шел близ мудрого вождя;
Лишь только тень одна с земли привстала,
За нами очень пристально следя.
 
 
49 «О, ты, сошедший в Ад, – она сказала, –
Узнай меня, коль это можешь ты.
Ты был рожден, когда еще не знала
 
 
52 Я этих адских мук». «Твои черты, –
Я отвечал, – быть может, изменились
Среди страданий вечной темноты
 
 
55 И так под адским ливнем исказились,
Что мне тебя припомнить средства нет.
Кто ты? Иль Небеса так возмутились
 
 
58 Твоим грехом, что ты покинул свет
Для этих отвратительных страданий?»
«В том городе, – мне тень дала ответ, –
 
 
61 Где много так завистливых созданий,
Я был, как ты, на этот свет рожден.
И жил, не зная тяжких испытаний,
 
 
64 Мой грязный грех – обжорство, бог мамон.
Известен я под именем Чиакко^[29]
И за порок обжорства осужден
 
 
67 Томиться под дождем в жилище мрака.
На эту казнь, за тот же самый грех
Не я один здесь осужден, однако:
 
 
70 Приговорили к казни этой всех
Отверженных, что вкруг меня теснятся».
И после слов и после жалоб тех
 
 
73 Умолкла тень. «Чиакко, удержаться
Нельзя от слез, – я вновь проговорил, –
Твои страданья видя… Может статься,
 
 
76 Ты будущность Флоренции открыл:
Скажи, что с этим городом случится?
Иль нет людей там праведных? Иль пыл,
 
 
79 Пыл мятежей в нем ввек не прекратится?»
И призрак отвечал мне: «Вновь и вновь
Мятеж за мятежом там разразится,
 
 
82 И долго будет литься граждан кровь.
Сперва Лесные^[30] сделают восстанье,
С насилием изгнав своих врагов;
 
 
85 Продолжится три года ликованье, –
Потом падут Лесные, наконец,
И гордость Черных, после испытанья,
 
 
88 Поднимет, ими вызванный, пришлец^[31].
И долго над врагом своим кичиться
Там станет победитель, как боец,
 
 
91 Который угнетенья не стыдится.
Два праведника только там живут^[32],
Но их народ не знает, не боится.
 
 
94 Три страшных искры сердце граждан жгут:
Гордыня, зависть и любостяжанье».
Он замолчал, но я заметил тут:
 
 
97 «Тень бедная, прерви свое молчанье
И отвечай, хоть речь тебе тяжка:
Где Фарината? Местопребыванье
 
 
100 Где Рустикуччи, Арриго, Моска,
Тегьяйо^[33]? В мире добрыми делами
Они известны были. Иль горька
 
 
103 В Аду их участь, или Небесами
Дарована теперь им благодать
И мир овладевает их сердцами?
 
 
106 Так где ж они? И как мне их узнать?»
Чиакко мне сказал: «Искать их надо
Не в Небесах, – там их не отыскать, –
 
 
109 Но ниже, в глубине подземной Ада, –
Ты встретишь их, когда сойдешь туда,
В числе теней: прощенье и пощада
 
 
112 Им неизвестны будут никогда.
Прошу тебя: из этих мест унылых,
Когда вернешься к людям ты, тогда
 
 
115 Им обо мне напомни… Я не в силах
Вновь говорить. Дождь жжет сильней огня…»
Его глаза, – темно в них, как в могилах, –
 
 
118 Перекосились вдруг; он на меня
Взглянул и снова низко опустился
В среду слепцов^[34], чело свое склоня.
 
 
121 «Пока, трубя, архангел не явился,
Пока Судья Небесный не сойдет», –
Сказал поэт, – и сильно я смутился:
 
 
124 «Казня теней, дождь адский не пройдет.
А в Судный день все тени возвратятся
В свои могилы; быстро в свой черед
 
 
127 В свой прежний образ, в плоть преобразятся
И будут ждать последнего Суда».
Вперед мы стали тихо подвигаться
 
 
130 По мрачному пространству, и тогда
Смесь грязи и Теней мы увидали;
Про Страшный суд в грядущие года
 
 
133 Мы по дороге тихо толковали.
«Учитель! – между прочим я спросил, –
Усилятся ль их муки и печали,
 
 
136 Иль ослабеют кары адских сил,
Когда суда последний день настанет?»
«Знай, смертный, – спутник мой проговорил, –
 
 
139 Чем ближе к совершенству каждый станет,
Тем ближе для него добро и зло.
Хоть эту сволочь адскую не тянет
 
 
142 Достичь до совершенства, – не могло
Родиться в них подобное стремленье, –
Но осеняет грешников чело
 
 
145 Надежда, и пощады и прощенья
Все ждут они в день Страшного суда».
Мы шли. Не передам я в песнопенье
 
 
148 Всего, что говорили мы тогда.
Но вот у спуска Плутуса^[35] нашли мы,
Который был врагом людей всегда:
 
 
151 Для Плутуса все люди нестерпимы.
 

Песня седьмая

Путники спускаются в четвертый круг Ада, где у входа встречают Плутуса. Вергилий его усмиряет, и он падает ниц. Круг, где страдают скупцы и расточители, раскрывается перед путниками. Рассуждение Вергилия о фортуне. Он ведет Данте в другой круг Ада, где тени караются за зверство.

 
1 «Papé Satán, papé Satán, aleppe!»^[36] –
Так грозно адский Плутус зарычал,
Встречая криком нас в своем вертепе.
 
 
4 Но мне певец всеведущий сказал:
«Не бойся неожиданной преграды…
Вредить он нам не может… Прочь, шакал!»
 
 
7 Он говорил, остановивши взгляды
На демоне: «Молчи и пожирай
Ты сам себя от бешеной досады:
 
 
10 Спуститься должен смертный в адский край,
Куда идет по воле Провиденья…
Молчи и злобой внутренней сгорай…»
 
 
13 Как мачта корабельная в крушенье,
В морскую бездну с парусом летит,
Повергнута, изломана в мгновенье,
 
 
16 Пал Плутус ниц, приняв покорный вид,
А мы все глубже в тартар углублялись,
В вертеп, который грешникам открыт,
 
 
19 Которым все пороки поглощались.
О, Боже мой! Могу ль я передать
Ряд новых мук, что предо мной являлись?
 
 
22 Ужель за грех так можно пострадать?
Как меж собой сшибаются в смятенье
Харибды волны с ревом, чтоб опять
 
 
25 Бежать назад, так в вечном исступленье
Должны сшибаться тени меж собой.
Их много здесь, кричащих в озлобленье.
 
 
28 Двойной толпой они вступают в бой
И, тяжести огромные бросая
Друг в друга, поднимают дикий вой,
 
 
31 С упреками такими отступая:
«Что бросил ты?» «А ты что не бросал?»
И, двигаясь и вновь в борьбу вступая,
 
 
34 Ревут, бегут, как моря грозный шквал,
И снова отступают и мятутся,
И снова бой… Скорбеть о них я стал,
 
 
37 Успела жалость в сердце шевельнуться.
«О, кто они? Поведай мне, поэт!
Вон там, левей, – иль мог я обмануться?..
 
 
40 Толпа духовных лиц… Сомненья нет:
На них я вижу знаки постриженья».
«Знай, все они, – мудрец мне дал ответ, –
 
 
43 Свой разум довели до ослепленья,
И грех их – расточительность. Взгляни
На их толпу, на шумное движенье:
 
 
46 Здесь гранью полукруга все они
Отделены от области другого
Греха. Ты угадал – в иные дни
 
 
49 Тех призраков, чьи головы сурово
Обнажены, – монахами мир звал.
Здесь можешь встретить папу ты иного,
 
 
52 Здесь не один погибший кардинал».
«Но как же между ними, мой учитель,
Знакомых лиц пока я не узнал,
 
 
55 Которых грех смутил, как искуситель?»
«Напрасно разглядеть их хочешь ты, –
Мне отвечал тогда путеводитель, –
 
 
58 Грехи так исказили их черты,
Что лиц их распознать нам невозможно;
И вечно в этом Царстве темноты
 
 
61 Сшибаться будут призраки тревожно,
Пока день воскресенья не придет.
Тогда они восстанут осторожно
 
 
64 Из тьмы могил, иные сжавши рот
И с сжатою рукою, а другие
Лишенные волос своих. Как мот,
 
 
67 Так и скупец, все блага дорогие,
Все радости земного существа
Теряют навсегда. Грехи такие,
 
 
70 Как скупость и безумье мотовства,
Приводят к мукам вечного боренья
Без отдыха, без криков торжества.
 
 
73 Так гибельны фортуны искушенья,
Хотя за них людской безумный род,
Не ведая в раздорах пресыщенья,
 
 
76 Терзается и много крови льет.
Все золото, и все богатство света
Людей не избавляют от забот
 
 
79 И не внесут покой в жилище это,
Где мук неотразим жестокий гнет».
«Но объясни, – я спрашивал поэта, –
 
 
82 О, кто она, смущавшая народ,
Богиня, что Фортуною зовется?
Всех благ земных и всех земных щедрот
 
 
85 Из рук ее источник вечный льется».
«Безумцы! Ваш рассудок омрачен,
Вам в заблужденье правда не дается», –
 
 
88 Сказал мудрец и продолжал так он:
«Так слушай же ты истинное слово:
Мир видимый едва был сотворен,
 
 
91 Как власть уж для него была готова,
Чтоб в мире свет равно распределять,
И эта власть, как сам закон, сурова.
 
 
94 Над благами земными наблюдать
Другая власть поставлена; власть эту
Фортуною привыкли люди звать;
 
 
97 Богатства и сокровища по свету
Дарит и отнимает вкруг она,
Переходя от холода к привету,
 
 
100 Любя то те, то эти племена
Иль возвышать, иль в грязь топтать бесстрастно.
Фортуны той над миром власть сильна,
 
 
103 Сопротивляться стали б ей напрасно.
Вот почему, порой, иной народ
В падении страдает ежечасно,
 
 
106 Другой же процветает и живет
В довольстве, не смущаемый бедами:
Фортуна всех незримо стережет,
 
 
109 Как лютый змей, сокрытый под цветами.
Ей ум людской – пути не преградит,
И, властвуя над нашими умами,
 
 
112 Она провидит все, она царит
В пределах власти, данной ей. Преграды
Ни в чем ей нет. Вперед она спешит,
 
 
115 Как будто ждет там, впереди – награды.
Вот вечная фортуна какова.
Ее хулить нередко люди рады,
 
 
118 Ей вслед бросая гневные слова,
Хоть к ней питать должны благоговенье.
Она же под лучами Божества,
 
 
121 Не замечая общего хуленья,
Живет среди созданий неземных,
Рожденных в первый день миротворенья,
 
 
124 Блаженствует средь радостей иных,
И катит шар свой… Далее иди же
К другим теням, чтоб видеть муки их,
 
 
127 Которые ужаснее, чем ближе.
Все звезды, освещавшие восток,
Склоняются на западе все ниже.
 
 
130 Иди скорей! Нам дан недолгий срок».
И мы границу круга миновали;
Пред нами встал кипящийся поток.
 
 
133 Бесцветные и мутные бежали
Потока волны; далее ручьем
Они в болоте гнусном пропадали;
 
 
135 Болото это Стиксом мы зовем.
И по пути неровному к нему-то
Мы подошли. Бросая взгляд кругом,
 
 
139 Увидел я, – ужасная минута! –
Толпы нагих и бешеных теней,
В зловонии болота вывших люто.
 
 
142 Они кусались с яростью зверей,
В клочки одна другую разрывали
Зубами и при помощи когтей.
 
 
145 «Они за зверский нрав свой пострадали, –
Сказал певец. – В воде и над водой,
Куда бы взгляды мы ни обращали,
 
 
148 Они томятся вечною чредой».
И в тине голоса их раздавались:
«На свете, в блеске жизни молодой,
 
 
151 Мы преступленьем только упивались;
От копоти душа у нас черна,
И за порок в болота мы попались».
 
 
154 Их жалоба была едва слышна,
Немел язык в их огненной гортани…
Дорогой, что была едва видна,
 
 
157 По берегу скользили мы в тумане,
Большую часть болота обошли
И, наконец, в виду зловещей грани,
 
 
160 К подножью страшной башни подошли…
 

Песня восьмая

Пятый круг Ада. Флегиас перевозит чрез болото Стикса Вергилия и Данте. Отвратительные мучения Филиппа Ардженти. Путники приближаются к адскому укреплению Дитэ, где адская стража демонов преграждает им вход в проклятый город.

 
1 Когда к стенам мы башни приближались,
То видели еще издалека,
Что на ее вершине загорались,
 
 
4 Как звездочки средь тьмы, два огонька,
И, по условью точно, засверкали
Такие же два яркие значка
 
 
7 На дальней башне. Путь мы продолжали.
И я сказал: «В всеведенье глубок,
Как море, ты. Зачем же запылали
 
 
10 Те огоньки? Скажи, кто их зажег?
Что означают огненные знаки?»
Поэт ответил: «Если бы ты мог
 
 
13 Поверхность вод распознавать во мраке,
То знал бы сам, что впереди нас ждет…»
Неуловимы молнии зигзаги,
 
 
16 Неуловим и быстр стрелы полет,
Но тот челнок, что нам навстречу мчался,
Скользя под испареньями болот,
 
 
19 Быстрей стрелы и молнии казался.
Один гребец сидел в нем и кричал:
«Преступный дух! Ты наконец попался!
 
 
22 Ты уже здесь!» Мой спутник отвечал:
«О, Флегиас^[37]! Ты сердишься напрасно!
Язык твоих угроз бессилен стал:
 
 
25 Пока ты можешь только безопасно
Перевезти через болото нас».
Как человек, которому ужасно
 
 
28 Скрывать бессильный гнев, так Флегиас
Умолкнут вдруг. Учитель в челн спустился,
Я вслед за ним, и челн на этот раз
 
 
31 Гораздо глубже в волны погрузился.
Когда по темной, мертвой глубине
Летели мы, вдруг грешник появился,
 
 
34 Весь тиною покрыт, и молвил мне:
«Скажи, кто ты? Зачем ты раньше срока
Блуждаешь в этой адской тишине?»
 
 
37 Я отвечал: «То время недалёко,
Когда могу отсюда я уйти.
Но кто ты сам, скажи мне, так жестоко
 
 
40 Истерзанный? Кто ты?» «В своем пути
На вечный, вечный плач осуждена я», –
Сказала тень. «Лети же ты, лети,
 
 
43 Проклятый дух, спокойствия не зная!
Рыдания и скорби – твой удел.
Твое лицо в грязи распознавая,
 
 
46 Тебя теперь припомнить я успел», –
Ответил я… Тут грешник обе руки
Простер к челну, как будто бы хотел
 
 
49 В нем отдохнуть от нестерпимой муки,
Но спутник мой столкнул его назад:
«Иди ты прочь, туда, где слышны звуки
 
 
52 Проклятий псов, как ты, попавших в Ад».
Затем поэт, меня обняв, как брата,
Поцеловал и молвил: «О, стократ
 
 
55 Блаженна мать, носившая когда-то
Тебя во чреве! Чистая душа,
Себя ты уберег среди разврата.
 
 
58 Знай: эта тень^[38], всю жизнь свою греша,
Всех презирала в собственной гордыне,
Лишь злобой постоянною дыша.
 
 
61 Беснуется и здесь она доныне.
И много гордых некогда владык
В зловонье этой мерзостной пустыни,
 
 
64 Здесь пресмыкаться будут каждый миг,
Как свиньи, в мире общее презренье
Оставив за собою. Их постиг
 
 
67 Стыд и позор». «Могу ль без затрудненья,
Учитель, – я сказал, – теперь взглянуть,
Как будет это жалкое творенье
 
 
70 В грязи и тине медленно тонуть?..»
И мне ответил мудрый мой учитель:
«Еще в ладье мы не окончим путь,
 
 
73 Увидишь ты, как флорентийский житель
Казним в Аду…» И видел я вблизи,
Как грешника карает Вечный Мститель.
 
 
76 Его давили призраки в грязи;
«Филипп Ардженти! – все они кричали. –
Вот он! Сюда! Дави его, рази!»
 
 
79 И призрак флорентинца окружали,
А он с себя зубами тело рвал…
За эту казнь, не чувствуя печали,
 
 
82 Я Небеса тогда благословлял.
Тут мы его оставили… Стенанья
Вдруг поразили слух мой, и сказал
 
 
85 Вергилий мне: «Ты обрати вниманье
На этот город: Дис^[39] его зовут.
Преступники в нем терпят наказанья,
 
 
88 В Аду их духи мрака стерегут».
«Учитель, – я воскликнул, – на поляне,
Мне кажется, я вижу, как встают
 
 
91 В багровом, в ярко-огненном тумане
Вершины башен». «Да, – сказал поэт, –
Горит огонь в них вечный, – знай заране,
 
 
94 Что он стенам дает багровый цвет.
Печальный град был рвами опоясан,
Где челн наш оставлял чуть видный след;
 
 
97 Ряд стен был из железа, и для нас он
Казался неприступным. Наконец
Мы к берегу пристали. В этот час он
 
 
100 Пустыней был. Тут закричал гребец:
«Здесь вход. Идите!» И над воротáми
Увидел я, бледнея, как мертвец,
 
 
103 Сонм демонов в тьму бездны Небесами
Низвергнутый. Их крик достиг до нас:
«Кто в Царстве мертвых бродит между нами?
 
 
106 Для вас еще не пробил смертный час!..»
Мой спутник подал знак им, что желает
Им молвить слово втайне, и, смутясь,
 
 
109 Они смирили гнев свой. Восклицает
Один из них: «Лишь ты к нам подойди,
А смертный, что с тобой в наш Ад вступает,
 
 
112 Пускай уйдет и путь свой назади
Переследит без страха, если может,
Тебя оставив здесь!..» В моей груди
 
 
115 Проснулся ужас: кто теперь поможет
Мне выбраться когда-нибудь назад?
Кто мне в пути преграды уничтожит?
 
 
118 «Наставник мой! Семь раз, спускаясь в Ад,
Избавил от опасности меня ты
И бодро вел сквозь этот адский смрад.
 
 
121 Не оставляй меня ты в тьме проклятой! –
В отчаянии так я восклицал. –
И если впереди нас ждут утраты
 
 
124 И путь в Аду нам недоступным стал,
То поскорей вернемся мы обратно».
Но мой путеводитель отвечал:
 
 
127 «Не бойся, говорю неоднократно,
Никто дороги нам не заградит:
Над нами Тот, чья сила необъятна.
 
 
130 Здесь жди меня; пусть страх не шевелит
Твоей души; тебя я не покину
В кромешной тьме. Прими спокойный вид».
 
 
133 Так нежно говорил он, словно сыну,
И удалился. В страхе и смущен
Остался я и ужаса причину
 
 
136 Напрасно позабыть хотел. Но он,
Учитель мой, недолго был с бесами.
Что говорил он с ними – посвящен
 
 
139 Я в это не был, только перед нами
Метаться стали демоны, закрыв
Ворота башни. Тихими шагами
 
 
142 Поэт вернулся, голову склонив.
В его лице заметил я смущенье;
Вздохнул он, тихо слово проронив:
 
 
145 «Кто вход мне преграждает?» В заключенье
Он мне сказал одно: «Да не смутит
Тебя мое невольное волненье.
 
 
148 Пусть нам сонм этих демонов грозит,
Но все ж они должны мне покориться.
Высокомерье их – не ново. Стыд
 
 
151 Их пораженья должен совершиться,
Как некогда, у первых адских врат,
Где думали преградою явиться
 
 
154 Те демоны; но вход в подземный Ад
Остался без затворов^[40]. Там, у входа,
Заметил надпись страшную твой взгляд.
 
 
157 Но знай, мой сын: в глубь этого прохода
Спускается один сюда с высот
Защитник человеческого рода,
 
 
160 Сюда грядет могучий ангел тот,
Перед которым бесы содрогнутся
И двери недоступных нам ворот
 
 
163 Покорно перед нами распахнутся».