Сценарное искусство. Методы и практики современных российских сценаристов и драматургов

«Тварь я дрожащая или право имею?». Как издеваются над сценаристами

Со сценария в кино начинается все. Если сценарий плох, фильм не получится. Снять плохое кино по хорошему сценарию можно легко, снять хорошее кино по плохому сценарию – невозможно. Альфред Хичкок говорил: «Чтобы сделать великий фильм, необходимы три вещи – сценарий, сценарий и еще раз сценарий».

И был прав. Правоту его подспудно ощущают и продюсеры, которые очень любят повторять эту фразу.

Прочувствовали величие и значимость работы сценариста? Потешили творческое самолюбие? А теперь доставайте осиновые колья, будем это самолюбие уничтожать.

Кстати, творческое самолюбие – это еще один момент, создающий большие проблемы для людей из смежных профессий. Драматург в театре – царь и бог, к нему относятся с уважением. Писатель любит себя и свой текст настолько, что может грызться с редактором из-за одного измененного предложения и таки загрызть до положения неподвижной тушки. Сценарист так не может, он вообще самая уязвимая профессия в кино.

Почему?

Начнем с того, что юридически кинодраматург – существо практически бесправное.

Любой договор любого автора с любой кинокомпанией – договор заказа. Это значит, что работая над сценарием, вы выполняете заказ продюсера.

Согласно тому же договору вы понимаете, что продюсер рискует деньгами, а значит, имеет право финального решения по всем творческим вопросам.

Это касается всего, от названия до сюжетных вывертов.

Более того, подписывая договор, вы вместе со сданной работой отчуждаете права на все сценарные материалы навечно на территории обозримой вселенной.

Если учесть, что договор с автором заключается тогда, когда на руках есть хотя бы синопсис, то права на свою историю вы отчуждаете уже при подписании договора.

К слову: в договоре есть ТЗ! Ибо в обязательном порядке прописывается:

1. Рабочее название проекта.

2. Тема.

3. Жанр.

4. Количество страниц (не точное, но не больше и не меньше обозначенного промежутка).

5. Требования к оформлению текста (шрифты, отступы, интервалы).

6. Формат файла и электронная почта, на которую этот файл должен прилететь в обозначенные сроки.

7. Сроки сдачи.

Помимо этого, к договору прилепляется как минимум заявка. А лучше – синопсис. А еще лучше – синопсис и пара серий. Ну а синопсис – это фактически схема будущего сценария. И он идет приложением к договору.

Подписали договор, отдали права на синопсис – все.

С этого момента вы будете делать и переделывать свою историю столько раз и так, как велит вам продюсер.

Если в какой-то момент вас это достанет и вы решите взбрыкнуть и послать продюсера с его креативом на фиг – нет проблем, обретете вожделенную свободу. Вот только уже не получите возможность работать с вашей историей. С ней будет работать другой автор, а вы пойдете на все четыре стороны со своим куцым авансом, выплаченным вам по заключении договора. И, кстати, не факт, что ваш продюсер не окажется ушлым настолько, чтобы попробовать стрясти этот аванс обратно.

Думаете, я вас специально запугиваю?

Нет, просто пересказываю типовые формулировки из типового договора. И не надейтесь, что у вас получится внести в него коррективы. Уйти от договора заказа не выйдет. Более того, даже если вы придете к продюсеру с готовым сценарием, он придумает сто причин для того чтобы превратить ваш договор в договор заказа.

И даже если вам пойдут навстречу в каких-то деталях вашего договора, глобально он даст вам вилку, при которой вы либо делаете, что надо заказчику, либо идете на все четыре стороны, попрощавшись со своей историей навсегда, потому что она больше не ваша.

И самое главное, вы подпишете этот договор. Если не подпишете, у вас не будет шанса даже попытаться сделать свое кино.

Так работает система.

И переделать систему у вас тоже не выйдет, для подобных переделок нужен профсоюз, а работающего профсоюза у современных российских сценаристов нет и не будет, потому что подавляющее большинство сценаристов ставит Я вперед МЫ.

Можно понадеяться, что вам повезет с продюсером, редактором, режиссером, актерами, и все эти милые люди с пониманием и уважением отнесутся к вашей профессии, но так удачно звезды сходятся крайне редко. Так что готовьтесь к тому, что вас будут править, переделывать, заставлять что-то менять и переписывать.

И счастье, если эти правки и переделки будут иметь в качестве основания объективные производственные причины, а не вкусовщину кого-то из создателей.

Да, мы помним, что самое важное – сценарий, сценарий и еще раз сценарий, но именно над этим важным все и работают, потому что все хотят и могут сделать сценарий лучше, только каждый из участников процесса это «лучше» понимает глубоко по-своему. Как учат классики: «…начнут творить здесь добро, как они его понимают!»

Если вы говорите, что сценарий у фильма плохой, а актеры хорошо играют и спасают фильм – вы в корне неправы. Никогда не судите о сценарии, пока его не прочли. Сценарий может быть бесконечно далек от того, что снято. Если актеры хорошо играют, значит, им есть что играть, значит, сценарий был не так плох, как вы решили.

Можно снять плохое кино по хорошему сценарию, но невозможно снять хорошее кино по плохому сценарию.

Любой фильм рождается трижды: на бумаге, на площадке, на монтажном столе. В связи с этим трижды рождением есть некоторое количество узких мест, где все может пойти не так и превратиться в тыкву.

1. Его переписали до съемок. И сделал это не сценарист.

2. Его переписали на площадке. И сделал это не сценарист.

3. Его не досняли или сняли не совсем так.

Даже если сценарий никто не переписывал, многое снимается иначе, чем было написано. Причин тому, помимо самодурства, может быть бесконечно много.

Главная: столкновение написанного с реальностью.

Кино сегодня снимается быстро.

История от Ивана Наумова

Пишу «Балканский рубеж». Работаю над штурмом аэропорта. Несколько десятков сцен, треть экранного времени. Не вылезаю из Google-карт. Смотрю фотографии по геометкам. Роюсь в архивах. Изучаю окрестности реального места событий. Выстраиваю логику нападающей и обороняющейся стороны. Продумываю чередование сцен, постепенное обострение ситуации, незаметно для себя втягиваюсь, ловлю азарт.

Заканчиваю писать фрагмент – больше 50 страниц! – перечитываю и радуюсь. Все логично, остросюжетно, действия персонажей понятны, картинка наглядна. Сдаю материал.

Продюсер, режиссер и оператор надолго уезжают на выбор натуры. Возвращаются возбужденные: нашли! А не так-то просто найти аэродром, который можно разгромить! Скидывают мне несколько гигабайтов фотографий будущего места съемок.

Я открываю файлы, начинаю их просматривать и, что называется, бледнею.

ТАМ ВСЕ НЕ ТАК. Не тот рельеф, не те здания, и стоят совершенно не так! И вся моя логическая конструкция, вся последовательность событий, логика действий и взаимодействия персонажей накрывается медным тазом.

География меняет историю, это не анекдот. В голове сценариста одна идея, а в итоговом сценарии часто, увы, совершенно иное решение. Не потому что продюсер и режиссер с оператором сговорились. Просто абстрактная идея должна найти конкретное воплощение.

А что с тем фрагментом сценария? Переписал, конечно. Полностью, практически с нуля, все 50 страниц.

И тут мы подходим к тому, что сценарист – представитель самой уязвимой профессии еще и потому, что писать это вроде как и не профессия вовсе. У оператора, звуковика, световика, режиссера, актера есть свои профессиональные секреты, есть некая недоступная широкой аудитории область знаний. В их профессии есть определенное таинство. Профессия кинодраматурга такого таинства лишена, ведь сочинения в школе писали все, и складывать буковки в слова и слова в предложения тоже худо-бедно все умеют.

А значит, у каждого человека на площадке есть «право» улучшить ваш текст.

Более того, у всех есть для этого возможности.

Никто и никогда не начинает делать кино с мыслью, что сейчас сделает барахло. Все и всегда надеются на хороший результат. А дальше все зависит от таланта и от того, как звезды сойдутся.

Кино – творчество коллективное, потому никогда не известно, где, в какой момент и что поломается.

Продюсер может все, потому что рискует деньгами.

Сценаристу всегда нужно помнить, что на съемки фильма, который он придумывает, продюсеру точно придется искать деньги. Нужная сумма не возникнет из воздуха. Продюсер обивает пороги финансовых холдингов, госкорпораций, частных инвесторов и меценатов, и каждый потенциальный участник кинопроекта считает своим долгом поставить какие-то встречные условия. Обеспечение финансирования проекта – суровая и нервная работа.

Так что вы будете переписывать историю до такого состояния, которое удовлетворит продюсера. И это совершенно не означает, что результат обрадует вас. Помимо прочего, продюсер может оказаться человеком сомневающимся и склонным слушать разнообразных советчиков. Так что не удивляйтесь, если в тот момент, когда вы решите, что в вашей истории поставлена финальная точка, вам позвонит продюсер и скажет, что надо срочно все переделать. Просто потому, что он вчера говорил с другим продюсером или другим талантливым режиссером, и те рассказали ему, что они сделали бы такую историю иначе. И хорошо еще, если переделки спровоцировал комментарий от человека из кино. Продюсер может показать ваш сценарий домочадцам и вернуться к вам уже не с профессиональным, а со зрительским мнением, которое необходимо учесть, потому что «кино же для людей снимаем».

Почти лирическая иллюстрация от Ивана Наумова:

Работаю над сценарием. По сюжету главный герой ненадолго приезжает домой. В родной тишине ему предстоит разобраться в себе, понять, чего хочет, выстроить цели на будущее и сделать правильный выбор, который поведет героя во все задуманные передряги, а зрителя – к кульминации и катарсису.

Внезапно – звонок. Продюсер осторожно спрашивает:

– Скажи, а у главного героя ведь может быть отец?

Я сначала не понимаю вопроса – отца по сюжету не планировалось, лишняя роль потянет за собой ненужные хлопоты и расходы, мне же и прилетит за попытку разбазаривания бюджета! Тогда продюсер уточняет:

– И ведь отец может быть, например, железнодорожником, правда?

Интересуюсь:

– Едешь к инвесторам?

На том конце линии грустный кивок, ощущаю даже без слов.

– Понял, – говорю, – будет отец.

И вот герой вместо того, чтобы скрыться от мира в родных стенах, едет на работу к отцу. Железнодорожное депо, грохот и лязг, полуразобранные локомотивы и вагоны, огромные аккумуляторы, кран-балки, стада колесных пар в дальнем углу зала. Индустриально, зрелищно, красиво. Героя встречает отец – начальник какой-то важной службы, почетный железнодорожник, уважаемый человек и прекрасный руководитель.

В следующей сцене за скромным праздничным столом с сослуживцами отца поднимают тосты за возвращение главного героя в родной город, преемственность поколений. А потом слово берет отец. Проникновенно рассуждает о том, что железные дороги – кровеносная система страны, связывает самые отдаленные уголки, и не будь железнодорожного сообщения, такая огромная страна как Россия просто не могла бы существовать…

Нормальная получилась сцена, пафосная, но без перегибов, душевная. Вычитываю, редактирую, отправляю продюсеру. Ему все нравится, благодарит за быстрый результат.

Проходит несколько дней, раздается новый звонок.

– Скажи, – осторожно интересуется продюсер, – а ведь отец не обязательно должен быть железнодорожником?

Я даже и не знаю, как правильно ответить. Неделю назад вообще никакого отца в помине не было, так что обязательств перед этим персонажем у меня никаких.

– Не обязательно, – отвечаю. – Не сложилось? Какие пожелания, кем он теперь должен быть?

– Металлургом, – трагическим голосом сообщает продюсер.

С железными дорогами, стало быть, не срослось.

Я даже не уточняю, «Норникель» или «Мечел», «Северсталь» или какой-нибудь «Евраз» маячит на горизонте. Работа продюсера – привлекать инвесторов.

Работа сценариста – реагировать на запросы.

Правки вношу минимальные. Вот герой приезжает на работу к отцу – только теперь это не депо, а горячий цех металлургического комбината. Так даже интереснее. Льется в формы расплавленный металл, опасно скользят по прокатному стану стальные раскаленные бруски, суровые металлурги буднично занимаются укрощением огня. Все фактурное, рельефное, черные силуэты на фоне светящегося расплава.

Отец – почетный металлург, начальник участка, уважаемый человек и прекрасный руководитель.

И вот уже сцена застолья, отец берет слово и рассказывает, что в недрах комбината куется обороноспособность Родины. Без танковой брони мы не погнали бы немца от Москвы, не сохранили бы страну.

Сцена получилась даже лучше прежней, писал и радовался.

Вычитка, редактура, текст улетает к продюсеру, начинается новый период ожидания. Я не скучаю, работы полно, но все-таки интересно, помогут ли сделанные правки добиться благосклонности инвестора.

Наконец, звонит продюсер.

– Знаешь, – говорит, – ты только не огорчайся. Отца не будет.

Я, конечно, огорчаюсь, но не очень. Ведь, собственно, отца и не было. Промелькнул призрак, примерил на себя одну маску, потом другую, но в живого персонажа так и не превратился, исчез. А я остался с несколькими днями потерянного времени, зато с багажом знаний об устройстве железнодорожного депо и горячего цеха металлургического комбината. Тоже неплохо, как считаете?..

Редактура всех сортов и мастей

Свои редакторы есть у любой кинокомпании, их задача – сделать ваш сценарий лучше. Свои редакторы есть у любого телеканала или интернет-платформы, и их задача – сделать ваш сценарий лучше.

Хороший редактор настроен на помощь автору, его задача – нащупать недостатки, спорные или проблемные места в сценарии, указать на них автору, предложить пути решения проблемы. Предложить редактор обязан, критикуешь – предлагай. При этом он не должен настаивать на своем предложении, если автор нащупал свое решение, убирающее проблему.

Но так делает хороший редактор.

А ведь редактором может оказаться не случившийся автор со всеми вытекающими из этого амбициями и комплексами. Редактором может быть человек на зарплате, которую им, возможно, не станут платить в другом месте, поэтому им обязательно надо показывать свою полезность. И если даже в вашей истории нет проблемных мест, будьте уверены: такие редакторы постараются их найти.

И если с редактором кинокомпании вам скорее всего придется плотно общаться, то объяснить или доказать что-то редактору от канала или платформы у вас не получится, просто потому, что вас к нему никто не пустит. Это люди, живущие в хрустальном замке. У интернет-платформ есть странная манера общаться анонимно в формате: «мы, компания, обращаемся к вам, авторской группе» – после чего идет перечень безапелляционных правок и комментариев. И вы не можете прислушаться или не прислушаться к этому. Вы обязаны взять под козырек и переписывать свой сценарий, даже если считаете, что правки его разрушают.

Справедливости ради надо сказать, что нередко бывает так, что в сценарии что-то не считывается или царапает, на что отреагирует даже плохой редактор, но это никак не отменяет и не оправдывает того вала странных правок, который он на вас обрушит.

Консультанты

Есть два способа работы сценариста с консультантами.

Первый вариант – автор глубоко влезает в тему сам, прежде чем о ней писать. Он изучает все от документальной литературы до документального кино, обращается за комментариями к компетентным в теме знакомым и знакомым знакомых. В итоге он становится если не сам себе консультантом, то человеком, глубоко погруженным в тему. Подробнее об этом мы еще расскажем.

Люди, к которым автор лично обращается за советом, могут помогать ему на безвозмездной основе. Если автор сильно дергает какого-то одного человека, реально делая его полноценным консультантом всего фильма, он может подтащить его к проекту, договориться, чтобы его втиснули в титры, что-то заплатили.

Как-то мы писали неслучившееся историческое кино, в какой-то момент продюсер, внезапно засомневавшись в сценарии, отправил нас в Питер общаться с историческим консультантом.

Мы встретились, погуляли по Питеру и питерским музеям, разговаривая на нашу тему. К концу дня консультант начал общаться на равных и сказал: «Ребята, я не знаю, чем могу быть вам полезен. Вы все знаете сами. Единственная разница: в своих построениях опираетесь на одни источники, а я на другие».

На этом мы и расстались. Еще раз повторюсь: нормальный автор глубоко влезает в тему сам, прежде чем о ней писать.

Второй вариант – консультанта к сценаристу прикрепляет продюсер. Если это случилось на уровне написания сценария… временами случается катастрофа.

Консультант может давать вал комментариев типа «Обязательно нужно прописать, что в паспорте скрепка ржавая». И не объяснить консультанту, что скрепка в паспорте имеет значение, только если эта деталь работает на драматургию, в ином случае скрепку никто не увидит.

Реалистичность крайне важна, но драматургия в художественном кино – важнее.

Консультант этого не услышит и продолжит ставить толщину заклепок, блеск пуговиц и нагар в стволе выше драматургии. Но художественное кино имеет свою долю условностей.

В нашем сериале «Великая» Екатерину II крестят в православную веру. С точки зрения консультанта это – ляп. С точки зрения художественного фильма – умышленная подтасовка. Да, Екатерина была лютеранкой. Да, ее не могли крестить, ее миропомазали. Да, да, да. И идиоты-авторы это знают.

Но в фильме ее надо крестить. Зачем?

Во-первых, крещение – кинематографичный обряд, который можно показать красиво, акцентированно, а решение героини сменить веру отца на веру новой родины – знаковое.

Во-вторых, если вы выйдете на улицу и спросите у ста человек «Что такое крещение?» – вам так или иначе ответит сто человек. А если вы выйдете и спросите «Что такое миропомазание?» – в лучшем случае вам ответит один. Да и то, если вы спросите об этом возле церкви или возле Института Религии и Политики.

Если драматургия или целостность зрительского восприятия требуют подтасовать какую-то деталь, то всем, кроме горстки заклепочников, абсолютно плевать на реалистичность детали. Но цепляться будут именно к ней, смиритесь.

И тут всем захотелось поучаствовать…

Следующим человеком, вносящим корректуры в ваш сценарий, будет режиссер.

Когда-то Тарковский сказал, что сценарий – это только повод для создания кино. Андрею Арсеньевичу можно говорить подобные вещи, потому что говорил он их про себя и про свой авторский метод, который никто и никогда уже не повторит по массе самых разных причин. В современном отечественном кино этой фразой вооружен (и опасен!) каждый выпускник режиссерского факультета, принимая ее как призыв к действию.

При этом ни одного Тарковского среди выпускников от режиссуры нет. Если бы Андрей Арсеньевич при жизни увидел, к чему приводят подобные реплики, он, вероятно, внимательнее следил бы за языком и точностью формулировок.

Режиссеры в массе своей мыслят не драматургией, а красивыми картинками. Они визуалы. Исходя из вышесказанного, вам повезет, если режиссер вообще захочет общаться с вами: знавал я режиссеров, которые не желали даже знакомиться с автором. Очень повезет, если он будет разбираться в драматургии и не пытаться самореализоваться как соавтор сценарий.

При этом правки от режиссера все равно будут.

Но одно дело, когда режиссер с вами говорит, вас слышит и правки эти касаются либо вопиющих косяков, либо возможностей производства, другое, когда он «перепирает вашу полечку на родной язык», даже не обсуждая с вами ни процесс, ни результат.

Свои корректировки внести в сценарий могут и актеры.

И не всегда потому, что они хотят усилить созданный вами образ. Не факт, что актеры вообще читали сценарий целиком, а не только те сцены, которые касаются непосредственно их работы. Возможно, они просто хотят адаптировать образ под себя либо иным способом облегчить себе задачу.

На одном проекте на моих глазах к режиссеру подошел популярный актер, положил перед ним текст сцены, которую снимали в тот день, и сказал: «Я буду играть это так». Режиссер посмотрел на меня, я пожал плечами.

Дело в том, что на пробах актер дико переигрывал, потому объективно было проще и результативнее согласиться с перековерканным диалогом, если это коверканье помогает актеру быть органичнее.

Ну и еще один секрет Полишинеля. Режиссер может пустить продюсера с его мнением по левому борту, актеры могут провернуть то же самое, совершенно не напрягаясь. Вы не можете. И дело тут не в элитарности режиссеров и актеров. Все значительно проще – риски. Пока вы пишете, продюсер рискует только выплаченной вам частью вашего гонорара, а это, сколько бы не было нулей в вашем гонораре, копейки.

Самое дорогое, что есть в кино, – съемочные дни. Когда начинается съемочный процесс, продюсер теряет тот контроль, который был у него над вами с вашим сценарием. Он не может поменять режиссера с той легкостью, с какой может сменить сценариста. Потому что замена режиссера во время съемок значит, что съемочный процесс останавливается на несколько месяцев, пока не найдется новый режиссер, пока он не войдет в материал – а это убытки, убытки и еще раз убытки. Потому что все это время надо платить группе, либо распускать группу и не факт, что ее потом получится собрать заново. Не говоря уже об актерах, у которых своя занятость и которых собрать второй раз тем же ансамблем – огромная проблема. Так что замена режиссера с постановкой проекта на паузу практически нереальна. Можно с паузы уже не сняться никогда. Такая же ерунда с актерами. Был проект, на котором два актера пришли к режиссеру и сказали: «Мы не будем это играть, потому что…» И совершенно не важна причина, важно, что либо режиссер идет на поводу у актеров, либо актер уходит, и все, что с ним снято, приходится переснимать, а это колоссальные потери.

В общем, подводя итог, готовьтесь к тому, что в вашу работу будут вмешиваться все.

И единственное, что вы с этим можете сделать, – нарастить бронебойную шкуру и стараться думать о результате, а не о ценности любимой фразы, детали или даже сцены. «Закрой глаза и думай об Англии», да. Старайтесь сохранить смыслы, не цепляйтесь за мишуру, не дайте убить главное. И всегда старайтесь все переписывать самостоятельно. Это может быть больно, но куда больнее смотреть, как ваш сценарий переписали другие. Пока вы правите своими руками, всегда остается шанс сохранить главное в истории.