…И в просвещении стать с веком наравне. Том I

13 ноября 1779 г. на базе гимназии был учрежден «бакалаврский институт» – первая в России педагогическая (учительская) семинария. Идея ее создания также принадлежала М. В. Ломоносову. В задачу семинарии входила подготовка преподавательских кадров для Московского университета, гимназий, пансионов и других учебных заведений. Курс обучения здесь был трехгодичным. Семинаристы являлись одновременно и студентами университета. По завершении учебы они получали ученую степень бакалавра.

С первых лет своей работы семинария становится средоточием передовой педагогической мысли. Подготовку будущих учителей ведут профессора Московского университета М. И. Панкевич, П. А. Сохацкий, Х. А. Чеботарев и другие. В качестве учебных пособий и руководств используются работы крупнейших зарубежных и отечественных педагогов – Дж. Локка, Я. А. Коменского, Ж.-Ж. Руссо, Н. И. Новикова, Н. Н. Поповского, А. А. Барсова, Д. С. Аничкова. Преподаватели семинарии также готовят ряд собственных работ по вопросам дидактики и частных методик.

Первые годы в семинарии учились лишь несколько студентов. В 1782 г. их было уже около 30. В 1784 г. семинария была закрыта. Однако к этому времени она уже успела подготовить целый ряд деятелей отечественного просвещения, ставших впоследствии университетскими профессорами, преподавателями гимназий и пансионов, руководителями учебных заведений, авторами учебников и научных работ. В числе выпускников гимназии были известный математик В. К. Аршеневский, талантливый методист, профессор российской филологии и издатель «Исторического, статистического и географического журнала» М. Г. Гаврилов; профессор опытной физики, в 1805—1807 гг. ректор Московского университета П. И. Страхов; профессор университета и многолетний руководитель университетского Благородного пансиона А. А. Прокопович-Антонский.

Глава вторая
«Дней Александровых прекрасное начало»

Время смелых идей и реформаторских проектов. Министерство народного просвещения, воспитания юношества и распространения наук. Университеты и учебные округа. Гимназическое образование. Школа для народа. Новый спор о воспитании. Песталоцци и российская педагогика

Наступление нового, ХIХ, века было ознаменовано концом недолгого царствования императора Павла I – в оценке современников «варвара и капрала», сеявшего вокруг себя «безумие и страх». В стране произошел очередной дворцовый переворот. Его причина состояла в том, что выросшее в крупную политическую и культурную силу российское дворянство уже не могло терпеть бестактного к себе отношения со стороны верховной власти и желало видеть себя не «под царем», а рядом с ним.

На российский престол был коронован старший сын покойного императора двадцатитрехлетний Александр I. У просвещенного российского общества новое царствование вызывало немало радужных надежд, связанных с продолжением екатерининского курса, сближавшего страну с цивилизованной Европой и гарантировавшего ему определенные права и свободы. В первые годы царствования молодого самодержца эти надежды действительно оправдались, что дало впоследствии повод Пушкину характеризовать это время как «дней Александровых прекрасное начало».

С первых недель нового царствования была значительно ослаблена казарменная муштра, покончено с публичными казнями и наказаниями – атрибутами мрачного Средневековья. Были возвращены на службу все исключенные без суда и следствия чиновники и офицеры, число которых приближалось к 15 тысячам, уничтожена тайная экспедиция. Молодой император отменил нелепые распоряжения Павла I, запрещавшие молодым дворянам учебу в иностранных учебных заведениях «по причине возникших там зловредных правил, к воспалению незрелых умов на необузданные и развратные умствования подстрекающих», а также ввоз в Россию иностранных книг, периодических изданий и музыкальных произведений. Возобновилась деятельность частных типографий, прерванная указом 1796 г.

Помыслы России устремились в будущее. Умственное затишье сменилось всплеском новых смелых идей и реформаторских проектов.

Указ 7 августа 1801 г. объявлял о высочайшем покровительстве наукам и художествам. В нем говорилось, что «все изобретения, открытия и предположения, к усовершенствованию земледелия, торговли промыслов, ремесел и художеств относящиеся», встретят особенную поддержку верховной власти. Ближайшим сподвижникам молодого императора поручалось организовать прием проектов и мнений, посвященных вопросам экономики. Указ 12 февраля 1802 г. рекомендовал Академии наук публиковать на русском языке заимствованные из иностранных журналов сведения о различных открытиях, касающихся промышленности и сельского хозяйства. В указе выражалось пожелание, чтобы переводы были сделаны возможно более доступным языком, приспособленным к практическим нуждам. Указ 21 февраля 1802 г. требовал, чтобы Академия наук не ограничивалась публикациями только экономических сведений, но помещала бы всякие известия, «могущие служить к возбуждению общей деятельности испытаний и вкуса к просвещению» [16].

Основным результатом развития политической мысли российского либерального дворянства к началу нового царствования являлась концепция монархии, ограниченной «общей силою законов», получившая довольно широкую популярность в различных кругах дворянского общества. Для практической разработки и реализации некоторых назревших государственных преобразований Александр I, мечтавший о лаврах венценосного прогрессиста, не только создал официальный высший совещательный орган – Непременный совет во главе с графом Н. И. Салтыковым, но сплотил вокруг себя кружок молодых друзей и единомышленников, сторонников либерального реформаторства, получивший название Негласного комитета. Взяв за основу идею общественного договора, молодые реформаторы строили планы объединения самодержавия и общества во имя величия России, процветания ее экономики, науки и культуры.

В состав Негласного комитета входили европейски образованный администратор и способный дипломат Николай Николаевич Новосильцев, проведший после вынужденной отставки в 1796 г. несколько лет в Лондоне, где активно занимался самообразованием, слушал лекции в университете; поклонник английской конституции граф Павел Александрович Строганов, получивший по воле своего отца, известного мецената и масона, воспитание у якобинца Жильбера Ромма, вместе с ним участвовавший в революционных событий во Франции и даже состоявший членом Парижского якобинского клуба; польский патриот, отпрыск старинного княжеского рода Адам Ежи Чарторыский, отличавшийся независимостью и глубиной суждений; граф Виктор Павлович Кочубей, государственный деятель и дипломат, сторонник умеренного реформаторства.

Обдумывая вопрос о существе возможной российской конституции, молодые реформаторы предлагали широкий перечень преобразований, призванных изменить облик России и выдвинуть ее в число не только самых мощных, но и самых передовых стран Европы. Самый юный и самый пылкий из членов Негласного комитета граф Строганов определял возможную российскую конституцию как «законное признание прав народа и тех форм, в которых он может осуществлять эти свои права». По мнению Строганова, в России уже существовали некоторые элементы такой конституции, воплощенные в жалованных грамотах 1785 г. дворянству и городам. Поэтому первостепенной задачей в историческом развитии русской конституции и государственности он видел обеспечение конституционными благами народных масс, и прежде всего многомиллионного российского крестьянства, оставшегося за рамками жалованных грамот. Отмечая, что большинство русских крестьян «одарено и большим умом и предприимчивым духом, но лишено пользоваться и тем и другим», он полностью разделял мысль своего отца, депутата екатерининской комиссии по составлению проекта нового уложения А. С. Строганова о пользе просвещения для крестьян и устройства для них общеобразовательных школ.

Разрабатывая программу конституционных и административных реформ, молодой Строганов считал, что вопрос о народном просвещении должен стоять среди первейших [17]. При этом главную цель реформаторства он видел в том, чтобы тесно соединить между собой закон и нравственность. Для того чтобы законы основывались не на насильственном принуждении, а на нравственности, необходимо широкое развитие народного образования, ибо «нравы… укореняются и обращаются в общее народное свойство просвещением большей части граждан» [18].

В этой связи Строганов полагал, что общественное образование должно обнимать все области просвещения, что нужно различать несколько ступеней образования. На первой следует сосредоточить общую сумму знаний, подлежащих усвоению всеми гражданами. Вторая ступень должна доставить обществу людей, углубленных в специальные области знаний. Наконец, завершением всей системы являются высшие специальные школы, военные, юридические и другие. Ставя в пример французскую модель организации образования, Строганов отмечал, что она заслуживает быть распространенной повсюду. Стыдно, имея перед глазами столь хорошие образцы, не воспользоваться ими. Но порядки, хорошие для Франции, по различию обстоятельств не могут быть применимы в России без изменений, возражал Александр I. Уточняя свое предложение, Строганов заявлял, что во Франции необходимо заимствовать вовсе не букву, а «дух системы» [19].

Взгляды на необходимость перестройки системы образования были изложены Строгановым на заседании Негласного комитета 23 декабря 1801 г., который был посвящен обсуждению поданной Александру I записки его бывшего воспитателя Ж. Ф. Лагарпа с предложением устроить в России «комитет общественного образования» во главе с министром.

Возникший спор нашел свое продолжение 12 мая следующего года на заседании, обсуждавшем практические вопросы организации в стране наряду с прочими ведомствами и министерства народного просвещения. При этом от члена Непременного совета графа А. Р. Воронцова в комитет поступило предложение не вводить в ведение будущего министра просвещения филантропические образовательно-воспитательные учреждения, подведомственные императрице-матери, а также специальные военные школы. Это мнение было поддержано Чарторыским, который предложил отставить в ведении министра просвещения только общее образование. Строганов же в подкрепление своего прежнего мнения дал новую ссылку на Францию, где специальные школы распределены по разным ведомствам, но воспитанники этих школ получают предварительное образование в общих школах.

Общее настроение участников заседания Негласного комитета, возглавляемого императором, по всей видимости, было в пользу заявленного Строгановым «духа системы», строгого единства предстоящей образовательной реформы в основании и высшей цели – воспитать добрые нравы как «общее свойство народа». Однако сама идея нового министерства, основная линия его деятельности намечались не столь ясно, как это казалось первоначально. Свидетельством этого стал оживленный спор, разгоревшийся вокруг вопроса о том, как именовать новое министерство: министерством общественного образования или воспитания (instruction ou education publique).

В. П. Кочубей высказался за термин «education», поскольку он меньше поразил бы общество, а термин «instruction» произвел бы дурное действие ввиду широко распространенного предрассудка об опасности чрезмерного распространения источников просвещения. Другие участники дискуссии полагали, что термин «instruction» правильнее, что «education» совсем другая вещь, о которой нельзя и думать. Они же полагали, что термин «instruction» не произведет никакого дурного действия и что просвещение, насаждаемое самим правительством, не может казаться подозрительным.

Строганов высказался за термин «education», который казался ему более общим, обнимающим и понятие «instruction». Он выражал уверенность в возможности осуществить «education publique», но возражал против смешения его с «education nationale», которое было неосуществимо. Спор закончился решением императора присвоить новому министерству термин «instruction publique», что официально было переведено как «народное просвещение» [20].

8 сентября 1802 г. был принят высочайший манифест, возвестивший о том, что наряду с министерствами военным, морским, иностранных дел, юстиции, внутренних дел, финансов, коммерции, в России учреждается и Министерство народного просвещения. Определяя задачи учебного ведомства, 7-й параграф высочайшего манифеста об учреждении министерств гласил: «Министр народного просвещения, воспитания юношества и распространения наук имеет в непосредственном ведении своем Главное училищное правление со всеми принадлежащими ему частями, Академию наук, Российскую академию, университеты и все другие училища, кроме предоставленных особенному попечению любезной родительницы нашей императрицы Марии Федоровны и находящихся по особенному повелению нашему от управления других особ или мест; типографии частные и казенные, исключая из сих последних состоящие также под непосредственным чьим-либо ведомством, цензуру, издание ведомостей и всяких периодических сочинений, народные библиотеки, собрание крепостей, натуральные кабинеты, музеи и всякие учреждения, какие впредь для распространения наук заведены быть могут».

Вводя в официальное употребление термин «народное просвещение», манифест 8 сентября констатировал появление в России особой отрасли государственного управления, а также государственного органа, несущего полную ответственность перед высшей властью и в известной мере перед обществом за состояние системы образования и воспитания юношества, сохранение ценностей отечественной культуры и распространение наук.

Первым министром просвещения в России стал «екатерининский служивец» граф Петр Васильевич Завадовский (1739—1812). Выпускник Киевской духовной академии, он начал свою служебную карьеру с низов, скромным чиновником Малоросской коллегии. Будущий министр участвовал в Русско-турецкой войне 1768—1774 гг., отличился в битвах при Ларге и Кагуле. Приближенный наместником Малороссии генерал-фельдмаршалом графом П. А. Румянцевым, молодой и статный красавец-полковник, обладавший к тому же благодаря знанию античных классиков хорошим русским литературным слогом, в 1775 г. попал в поле зрения Екатерины II и вскоре стал не только ее кабинет-секретарем, но и фаворитом. Впоследствии Завадовский участвовал в составлении государственных законов, проводил ревизии присутственных мест, управлял учебными заведениями, в том числе Пажеским корпусом и Медико-хирургической школой. В начале царствования Павла I был осыпан милостями и произведен в графское достоинство, но затем впал в опалу и жил в деревне. С воцарением Александра I он снова был приближен ко двору и назначен членом совета при государе, присутствующим в Сенате.

Отзывы современников о первом российском министре просвещения крайне противоречивы. Нелестную характеристику Завадовскому дал французский агент в Петербурге барон де Лессепс. «Министр просвещения, – отмечал француз, – сам погружен во мрак ХV в., педант и софист, игрок и рогоносец, имеющий самодовольный вид и ничтожные способности; он более других стремится налагать на все свое вето, в действительности же он имеет наименьшее значение. Он также только обременяет свою отрасль управления, которую считает малосущественной, так как она наименее прибыльна». Не всегда лестно отзывался о первом министре просвещения и император Александр I, а его наставник-воспитатель Ж. Ф. Лагарп считал Завадовского не способным руководить народным просвещением. Он отзывался о министре как о человеке надменном, корыстолюбивом, тщеславном, недобросовестном, окружавшем себя льстецами и не терпящим людей правдивых, заклятом враге новых веяний.

Объективности ради заметим, что «баловень судьбы» Завадовский в действительности не был лишен государственных способностей. Об этом, безусловно, свидетельствовали его заслуги на поприще народного образования. Именно Завадовский был назначен в 1782 г. руководителем екатерининской Комиссии об учреждении училищ, подготовившей школьную реформу 1786 г. По оценке современника, «ревностно поспешествовал он во всех важных и для отечества столь полезных трудах сей комиссии и участвовал в составлении проекта для училищ, гимназий и университетов». О государственном уме Завадовского свидетельствовали и его выступления в Сенате накануне создания министерств, его предминистерская деятельность и работа на посту министра народного просвещения. А. Е. Чарторыский характеризовал Завадовского в своих воспоминаниях как человека хороших качеств, немного неуклюжего в обращении, но справедливого и доброжелательного. «Его ум, так же как и его фигура, были неповоротливы, – писал Чарторыский, – он с трудом постигал мысль и не мог уловить всех ее тонкостей, но он старался показать, что умеет понимать и ценит все новые идеи, и хотел, чтобы его не смешивали с теми остальными людьми, которые ничего нового не хотят знать и ничего не забывают» [21].

Впрочем, назначение умеренного консерватора графа Завадовского министром просвещения было продиктовано не столько необходимостью, сколько соображениями политического свойства. Старая придворная аристократия была недоверчива к молодым реформаторам. Отдельные ее представители (в том числе и поэт Державин) называли в своей среде членов Негласного комитета не иначе как «якобинской шайкой». В этой ситуации неглупый и лояльный к курсу реформ Завадовский был своеобразным буфером, сдерживавшим, с одной стороны, поток критики и брани аристократов в сторону молодых реформаторов, а с другой – слишком бурные порой реформаторские порывы молодых друзей царя.

Последовавшее вслед за учреждением Министерства народного просвещения назначение Новосильцева, Строганова и Чарторыского в состав руководящего органа министерства – Главного правления училищ и на ответственные посты попечителей учебных округов являлось достаточно весомой гарантией реализации организационно-педагогических реформаторских проектов. Кроме того, в ближайшем окружении министра оказались такие прогрессивно мыслившие люди, как сенатор Михаил Никитич Муравьев – общественный деятель и писатель, отец будущих декабристов Александра и Никиты Муравьевых, видевший в свободе и образовании «главный фундамент благосостояния народа», бывшие члены екатерининской Комиссии об учреждении народных училищ в Российской империи Ф. И. Янкович де-Мириево и П. С. Свистунов, основатель Харьковского университета В. Н. Каразин, попечитель Дерптского университета и директор кадетского корпуса, известный романист и драматург Ф. М. Клингер, академики Академии наук Н. Я. Озерецковский и Н. И. Фус.

Первым крупным плодом усилий молодого министерства и группировавшихся вокруг него реформаторов явились высочайше утвержденные 24 января 1803 г. «Предварительные правила народного просвещения», констатировавшие, что «народное просвещение в Российской империи составляет особенную государственную часть» и что предназначено оно «для нравственного образования граждан, соответственно обязанностям и пользам каждого состояния».

В соответствии с «Правилами» главнейшими принципами, на которых строилась новая система российского образования, являлись: государственный характер школы; общее светское образование; доступность образования (при известных условиях) всем сословиям. Государственная школьная система должна была состоять из четырех типов учебных заведений: училищ приходских; училищ уездных; училищ губернских, или гимназий; университетов. Все действовавшие в империи учебные заведения должны были находиться в непосредственном ведении университетов, число которых соответствовало числу учебных округов. В соответствии с «Правилами» приходские училища являлись подготовительными для уездных, а гимназии – для университетов. Впервые в российском законодательстве был поставлен вопрос о создании училищ в сельской местности на базе действовавших церковных приходов, причем дело учреждения приходских училищ было предоставлено «просвещенной и благонамеренной попечительности самих помещиков», а преподавание в них – приходским священникам.

Все учебные заведения были связаны между собой как в учебном, так и в административном отношении, что являлось явным заимствованием идей выдающегося французского просветителя и революционера Кондорсе. Как бы подчеркивая факт своего равнения на передовую Европу, министерство перевело «Предварительные правила» на французский язык и, отпечатав их в количестве 250 экз., разослало заграничным ученым обществам. Ежегодный расход казны на содержание уездных училищ, гимназий и университетов определялся довольно солидной для той поры суммой в 1.319.450 рублей.

Идеи и принципы, сформулированные в «Предварительных правилах», получили свое развитие в высочайше одобренных 5 ноября 1804 г. документах – «Уставе университетов» и «Уставе учебных заведений, подведомственных университетам», через которые проходили две параллельные тенденции: 1) расположить все четыре типа учебных заведений в иерархической последовательности, как последовательно восходящие ступени единого, общего «нравственного воспитания граждан» без различия сословий; 2) поставить каждую ступень как некий законченный цикл (круг), отвечающий «обязанностям и пользам» определенного сословия. Таким образом, предложенная России новая система образования представляла собой очевидный компромисс между традиционным принципом сословного образования и идеей единого по духу и высшей цели гражданского воспитания как морального обеспечения конституционной реформы [22].

Включенные в новую систему образования три сословных круга: дворянский, с уклоном на энциклопедизм, мещанский с ориентацией на техническое образование, приспособленное к местным условиям промышленности, и крестьянский, исходивший из идеи всесторонней физической и моральной опеки над личностью крестьянина, безусловно, свидетельствовали о стремлении реформаторов сохранить существовавший в русском обществе начала ХIХ в. status quo. Заложенная же в уставах 1804 г. идея единого по духу и высшей цели гражданского воспитания как морального обеспечения предполагавшейся конституционной реформы открывала перед российской школой определенную перспективу ее трансформации в полноценную общедоступную школу.

Согласно новым уставам различные типы учебных заведений соединялись в единую систему, ключевым звеном которой становились гимназии. Они открывали своим воспитанникам путь к университетскому образованию, являвшемуся гарантией получения «места» в системе государственного управления и успешного старта чиновничьей карьеры. Кроме того, гимназический устав предполагал и иной вариант, при котором выпускник гимназии мог бы сразу выйти в самостоятельную трудовую жизнь. В этих целях учебным планом предусматривалось «преподавание наук, хотя начальных, но полных».

Александровские гимназии вобрали в себя лучший опыт средних учебных заведений екатерининской эпохи. Здесь изучались необходимая для высшей школы латынь и новые европейские языки – французский и немецкий, философия, российская и всеобщая история, география. Из кадетских корпусов в них перешли «изящные науки», к числу которых относилась и литература. Из главных народных училищ – математика (алгебра, геометрия, тригонометрия), механика, гидравлика и другие разделы физики, «наиболее в общежитии нужные». В программу гимназий вошли также начала весьма модной в те годы политической экономии, познаниями в которой могли блеснуть не только пушкинский Онегин, но и многие его сверстники, а также статистика – всеобщая и Российского государства. Создавались библиотеки, кабинеты учебных и наглядных пособий.

При гимназиях могли открываться специальные классы и курсы: коммерческие, сельскохозяйственные, межевые, лесные и прочие. Здесь же организовывалось приготовление к учительской должности желающих быть учителями в уездных, приходских и других училищах. Известно, например, что в 1804 г. при Смоленской гимназии был открыт коммерческий класс, где в качестве дополнительных предметов изучались коммерческая география, гражданская архитектура, купеческая выкладка, бухгалтерия на российском и немецком языках, сочинение купеческих писем и коммерческие сведения с разделением дел на банкирские, собственные и комиссионерские, английский язык. В том же году при Херсонской гимназии были открыты мореходные классы. В 1807 г. была открыта школа землемеров при Волынской гимназии, готовившая квалифицированных межевщиков и землемеров.

Основной гимназический курс состоял из четырех классов при 30-часовой учебной неделе. Он являлся логическим продолжением учебного курса уездных училищ. Подобно гимназиям уездные училища также выполняли двойную функцию: они готовили своих воспитанников как к продолжению образования на гимназическом уровне, так и к практической жизни. Для этого уездные училища должны были «открыть детям различного состояния необходимые познания. Сообразно состоянию их и промышленности». При двухгодичном курсе обучения в уездных училищах изучались Закон Божий, священная история, книга «О должностях человека и гражданина», грамматика, чистописание, всеобщая и отечественная география и история, арифметика и геометрия, физика и естественная история (биология), рисование, начальные правила технологии, «имеющие отношение к местному положению промышленности».

Начальным звеном отечественной системы образования являлись приходские училища, которые могли учреждаться в губернских и уездных городах и в селениях при каждом церковном приходе. По аналогии с другими звеньями новой системы образования приходские училища предназначались как для подготовки детей к продолжению образования в уездных училищах «если родители пожелают, чтобы дети их продолжали в оных учение», так и для того, «чтобы доставить детям земледельческого и других состояний сведения, им приличные, сделать их в физических и нравственных отношениях лучшими, дать им точные понятия о явлениях природы и истребить в них суеверия и предрассудки, действия коих столь вредны их благополучию, здоровью и состоянию».

В приходских училищах дети обучались чтению, письму, первым действиям арифметики, главным началам Закона Божия и нравоучения, читали с объяснением книгу «Краткое наставление о сельском домоводстве, произведении природы, сложении человеческого тела и вообще о средствах к предохранению здоровья». Обучение в приходских училищах начиналось «от окончания полевых работ» и продолжалось «до начала оных в следующем году».

Из всех элементов новой системы образования приходские училища, ориентированные практически лишь на нужды крестьянского сословия, оказались в самом невыгодном положении. Государство не взяло на свой счет их содержание и не приняло мер к обеспечению их необходимым учительским персоналом. Приходские училища в казенных селениях «вверялись» местному духовенству при содействии почетнейших граждан (то есть местных меценатов). В помещичьих селениях организация приходских училищ «предоставлялась просвещенной и благонамеренной попечительности самих помещиков». Эти обстоятельства лишали приходские училища, являвшиеся фактически фундаментом всей системы общегражданского образования в стране, необходимой устойчивости и надежности.

Ряд разделов «Устава учебных заведений, подведомственных университетам» был посвящен другим типам учебных заведений. Не исключалась возможность существования в стране частных пансионов и «училищ, под особым названием устроенных». Желающий завести у себя пансион наряду с прошением на имя директора местной гимназии, в ведении которого находились все училища и пансионы в губернском городе, а также прочие уездные, приходские и другие училища в губернии, должен был представить необходимые для этого свидетельства и «обстоятельный план, какие науки он в училище своем завести намерен, кто таковы те, кои в оном обучать будут, имеют ли они надлежащие свидетельства о тех занятиях, коим других учить хотят, равно как и о способе учебном».

В числе неукоснительных правил, касавшихся частных учебных заведений, было обязательное изучение русского языка и обучение Закону Божию «не иначе, как по исповеданию той веры, к которой дети принадлежат». «Более всего, – отмечалось в „Уставе“, – препоручается содержателям и учителям, дабы они в питомцах и учениках своих старались поселять правила благонравия, подавая им в том пример, и потому быть им при них неотлучно, и удалять от них все, что может быть поводом к соблазну; беседовать с ними о вещах полезных и поучительных; внушать страх божий, заставляя их ходить в церковь в праздничные дни и молиться, вставая и ложась спать, перед начатием и окончанием учения, перед столом и после стола. Стараться также доставлять им невинные увеселения, когда есть к тому добрые случаи, обращая оные им в награждение и отдавая всегда преимущество прилежнейшим и благонравнейшим».

Содержатели пансионов были обязаны также воздерживать своих воспитанников от всякой неги, приучать их к бодрости, умеренности и трудолюбию, укрепляющему тело, заставлять их вставать с постели в 6 часов, а ложиться спать не позднее 10 часов. Пансионы могли учреждаться исключительно для детей одного пола, «чтобы никогда не воспитывались дети обоего пола вместе».

Особый статус в рассматриваемую эпоху приобретают в России университеты. Они становятся организующим центром новой системы образования, средоточием передовой науки, распространителями научного знания в российских столицах и провинции. К началу царствования Александра I в России действовали всего три университета – в Москве, Вильне и Дерпте. Поскольку общая структура руководства народным просвещением предполагала создание шести учебных округов под началом университетов, в стране предстояло создать в ближайшее время как минимум еще три университета. Местами для их учреждения были избраны Петербург, Казань и Харьков. Дальнейшее расширение университетской сети предполагалось осуществить за счет открытия университетов в Киеве, Тобольске, Устюге Великом и других российских городах «по мере способов, какие найдены будут к тому удобными».

Высочайше утвержденный в 1804 г. «Устав университетов» фактически вводил в России систему автономных университетов с выборными (на один год) ректором и деканами, с выборным инспектором, с правлением из выборных лиц, к которым присоединялся назначенный попечителем учебного округа «непременный заседатель», наблюдавший за соблюдением порядка и сохранением закона, с советом, в состав которого входили ординарные и заслуженные профессора.