Возрождение времени

«Вечная женственность влечет и нас, и трисоляриан вперед и вверх!»

Вскоре, однако, трисоляриане перестали следовать за цивилизацией Земли.

Движение за реформы на Трисолярисе протянуло недолго. Слепое заимствование и подражание земной культуре не решали практических проблем трисоляриан. Эры Хаоса никуда не делись только потому, что общество «гуманизировалось». Положение даже ухудшилось. Благодаря расцвету индивидуализма старая авторитарная, милитаристская вертикаль власти распалась. Пока длилась Эра Порядка, различные фракции грызлись между собой, преследуя собственные интересы, и это привело к дроблению трисолярианского общества. С приходом Эры Хаоса фракции, вместо того чтобы консолидироваться, продолжали грызню, результатом которой стала гибель миллиардов трисоляриан. Через двадцать лет после установления нового режима рядовой трисолярианин не мог сказать ничего хорошего о положении вещей, и многие характеризовали новое правительство как «власть земных клопов, осуществляемая земными клопами для земных клопов»^[7].

Реформисты пытались решить свои политические проблемы путем демократических выборов – еще одного заимствования с Земли. Но результат оказался не тем, которого ожидали. Кандидаты – приверженцы старого режима получили подавляющее большинство голосов и вернулись во власть, после чего немедленно начали жестокое преследование «проземной» фракции. После нескольких десятилетий общественных волнений трисоляриане разочаровались в человеческих ценностях и в моду снова вошел строгий военный порядок. И опять в повестку дня вернулись вопросы стратегического обмана и завоевания Земли.

Новые ястребы обнаружили, к своему удовольствию, что великая стратегия лжи, по сути, уже увенчалась успехом. Люди в основной своей массе придерживались теперь мнения, что трисоляриане – дружественная и добрая раса. Ключевыми факторами успеха оказались художественные творения Юнь Тяньмина и некогда искреннее увлечение трисоляриан земной культурой.

Теперь обман людей стал делом нетрудным. Люди сами вырвали у себя клыки. Ученые пришли к выводу, что процесс саморазоружения в человеческом обществе продлится еще около ста лет. Они давали больше 90 % гарантии, что почившее на лаврах человечество изберет следующим Держателем Меча кого-нибудь мягкосердечного и доброго; а у трисоляриан оставалось еще много других произведений Юнь Тяньмина, могущих послужить опиумом для человеческого рода. Трисоляриане пока еще были относительно неумелы в искусстве интриг и уловок, но они знали уже достаточно, чтобы позволить Томоко и дальше составлять цветочные аранжировки и проводить чайные церемонии – всё ради удовольствия землян.

Именно в этот период трисолярианские ученые провели первые успешные испытания светолетов с двигателями, искривляющими пространство. Люди более поздних эпох иногда недоумевали, зачем пришельцам Земля, с их-то передовыми технологиями? Ответ крылся в упорстве трисоляриан. Раз их Первый флот уже находится на пути к Земле, то, пожалуй, можно и довести миссию до конца. Светолеты служили дополнительной гарантией успеха. Если бы план захвата Земли провалился и человечество осуществило всеобщую космическую передачу, у трисоляриан было бы в запасе еще лет сто пятьдесят, чтобы построить большие светолеты с целью эвакуировать большинство населения Трисоляриса прежде, чем их постигнет удар темного леса. Принимая во внимание, сколько времени потребовалось, чтобы «заклятье» Ло Цзи подействовало, это была адекватная оценка.

Никто не мог предугадать, что удар темного леса, обусловленный всеобщей космической передачей, последует так быстро. Прошло всего три года – и Трисоляриса не стало.

* * *

Трисоляриане продолжали развивать планы по завоеванию Земли и наконец решили разбудить Тяньмина. Им больше не нужно было изучать его. Удовлетворенные, они сообщили, что хотят, чтобы он увидел пользу от активного сотрудничества с ними, но если он откажется, они не станут его принуждать. Его «вклад» в дело успешного обведения землян вокруг пальца так велик, что славная и щедрая раса трисоляриан будет счастлива позволить ему прожить остаток дней своих в мире и покое. Юнь Тяньмину предоставлялся выбор: либо продолжать существование в качестве грезящего мозга, либо стать полноправным членом трисолярианского общества.

Если бы Тяньмин выбрал последнее, это дало бы трисолярианам некоторые преимущества. Например, он мог бы предложить им более надежные способы маскировки их истинных намерений. Ученые Трисоляриса вычислили, что если напасть на Землю в момент передачи Меча следующему Держателю, то вероятность успеха составляет 87,53 %. Помощь Юнь Тяньмина повышала эту вероятность до 93,27 %. Если Тяньмин пойдет на предательство собственной расы, трисоляриане обещали после вторжения оставить в живых десять миллионов человек, которым будет предоставлена резервация в Австралии. Этого поголовья более чем достаточно, чтобы сохранить семена человеческой цивилизации.

А если бы Тяньмин отказался… Что ж, трисолярианам вполне хватит и их законных 87,53 % успеха. И тогда после завоевания Земли они введут в действие программу полного уничтожения человечества и других земных форм жизни. Разве что оставят для научных исследований пару-тройку видов да генетический банк данных. Пришельцы поклялись, что не только вырежут все население Солнечной системы, но и ударят «каплями» по «Синему космосу», чтобы земные клопы гарантированно не выжили нигде во Вселенной.

– Но это же немыслимый выбор! – не выдержав, перебила АА. Она понимала: что бы ни решил Тяньмин, его все равно можно обвинить в преступлении против человечества. Единственное слабенькое преимущество, которое получили бы люди в случае отказа Тяньмина, – это снижение шансов Трисоляриса на успех с 93,27 % до 87,53 %, да и то еще вопрос, сумели ли бы они им воспользоваться. Уж очень призрачна была надежда.

– А что бы ты сделала на моем месте? – спросил Тяньмин.

– Я… я не знаю. – АА помотала головой. – Не могу выбрать.

– А если бы тебя принудили к ответу?

После долгого молчания АА ответила:

– Я… я бы согласилась.

Тяньмин так и поступил. Сотрудничество означало выживание хотя бы для маленькой части человечества, к тому же это была единственная возможность предупредить людей о нападении. Проверив через софоны, что заявления трисоляриан насчет условий на Земле и готовности флота к ведению военных действий соответствуют действительности, Тяньмин продолжил торговаться и вытянул из своих тюремщиков обещание увеличить количество землян, которым оставят жизнь, до пятидесяти миллионов и только после этого присягнул на верность Трисолярису.

У трисоляриан не существовало обычая приносить клятвы верности или чего-то подобного. Их мысли были видны всем, поэтому у них никогда не возникало проблем с установлением чьей-либо лояльности. Однако, поскольку хозяева Тяньмина не могли читать его мысли, они захотели устроить торжественную церемонию в ознаменование такого необычного события. Они изучили стародавние записи общества «Земля – Трисолярис» и создали ритуал, который можно было бы транслировать на весь Трисолярис и флот.

Глядя прямо в объектив камеры, угрюмый Тяньмин воздел кулак и провозгласил:

– Долой тиранию человечества! Мир принадлежит Трисолярису!

Интересно бы узнать, что об этой церемонии сказали бы Е Вэньцзе, Майк Эванс и прочие пионеры ОЗТ.

Вдобавок к клятве трисоляриане тщательно исследовали мозговую активность Тяньмина, чтобы убедиться, что он их не обманывает. Но после десятилетий противостояния их пыткам Тяньмин научился скрывать свои глубинные мысли от трисолярианских зондов. Он попросту прибег к естественному человеческому умению – самообману. Для этого требовалось лишь припомнить все те случаи, когда соплеменники на Земле издевались над ним или использовали его, а также вообразить себе ту чудесную жизнь, когда он станет королем выживших после вторжения. Трисолярианские ученые, наблюдая за его мозгом, увидели в нем страх, гнев и наконец решение уступить, основанное на анализе затрат и выгод. Тяньмин любезно уложил эти поверхностные мысли слоями: вот отчаяние и негодование на человечество, вот стыд за собственное предательство, а здесь самооправдания и жадное предвкушение благ, которыми он насладится позже. Все это соответствовало знаниям трисоляриан о человеческой психологии, что убедило их в искренности Тяньмина.

Но и после того как он принес присягу, трисоляриане упорно не желали показываться ему на глаза. Тяньмин никогда не видел своих хозяев. Они объясняли это тем, что, поскольку оба их вида живут в столь разных условиях, физическое присутствие требует существенной подготовки. К тому же стороны вполне эффективно могут общаться посредством виртуальных окон, открывающихся прямо в воздухе, так что встречи лицом к лицу им не нужны. Тяньмин недоумевал, почему трисоляриане не только не показываются сами, но не показывают и своих изображений. В конце концов он отложил эту загадку на потом, решив, что есть дела и поважнее.

Главной работой Тяньмина по-прежнему было создание произведений искусства для землян, а также редактура и шлифовка дипломатических сообщений и ведение неофициального обмена между обоими мирами. Существование Тяньмина должно было оставаться для людей тайной, и все, что он делал, проходило специальную цензорскую проверку, на случай если бы он попытался передать на Землю разведывательную информацию. А в намерения Тяньмина как раз и входило предупредить людей об инопланетном вторжении.

Вскоре он обнаружил, что трисоляриане-цензоры не только сами не умеют обманывать, но и не в состоянии распознать обман. Они не умели читать между строк, поэтому для Тяньмина не составляло труда вкладывать тайный смысл в предназначенные для людей послания. В течение следующих десяти лет он многократно предупреждал человечество, зачастую даже через Томоко.

– Что?! – воскликнула потрясенная АА. – Но я не помню, чтобы мы получали какие-либо предупреждения!

– Я послал массу завуалированных сообщений! Например, помнишь научно-фантастический роман «Туманность Трои»? Это пересказ классического повествования о Троянской войне в виде космической оперы. Я намеренно подчеркнул эпизод, где космические греки только притворяются, будто отказались от вторжения, а потом подносят космическим троянцам дары, тем самым маскируя свои намерения. Книга хорошо продавалась на Земле, но никто, кажется, не понял ее истинного смысла.

– А, так вот о чем была эта книга! – удивилась АА. – Я догадывалась, что в ней скрыт какой-то политический подтекст, но думала, что речь о том, как Ло Цзи и Чжан Бэйхай только прикидываются, будто складывают руки или убегают от трисолярианского флота, а на самом деле пускают в ход хитрость, чтобы в конце концов одержать над врагом верх. Мне и в голову не приходило, что имелось в виду нечто противоположное.

– Девять человек из десяти думали так же, как ты. – Тяньмин вздохнул. – Самонадеянное человечество всегда воображало себя победителем, даже когда читало художественные книжки. Через некоторое время я сообразил, что мои намеки чересчур тонки, толку от них ноль. А годы шли, времени оставалось все меньше и меньше. Наконец я пошел на большой риск и создал киносценарий, в котором правда излагалась со всей прямотой. Он назывался «Предательство небес» и был написан в жанре альтернативной истории.

В вымышленной вселенной сразу после введения системы устрашения трисоляриане с помощью различных уловок убивают Ло Цзи и нападают на Землю. Сцены вторжения трисолярианского флота поражали своей жестокостью. Тяньмин опасался, что был слишком прям, и приготовился умереть, после того как совет цензоров проверит его работу. Но трисоляриане не только одобрили сценарий, но даже сняли по нему голофильм и транслировали на Землю. Там он вызвал множество жарких дебатов, но совсем не таких, каких ожидал Тяньмин. Критики назвали его «квинтэссенцией размышлений трисоляриан об ужасах прошлых войн и подтверждением их глубокой приверженности гуманистическим ценностям». Картину наградили «Оскаром» за лучший фильм, и Томоко, одетая в элегантное кимоно, получила приз от имени трисоляриан.

Но не стоило возлагать всю вину на человеческие высокомерие и глупость. Фильм представлял собой парадокс. Поскольку его предъявили Земле как произведение трисолярианских художников, то чем более злобными и кровожадными изображались инопланетяне, тем сильнее люди верили, что трисоляриане глубоко погрузились в процесс честного самопознания. Более того – поскольку все знали о полной неспособности инопланетян ко лжи, сама мысль о каком-то хитроумном заговоре казалась абсурдной. Хотя некоторые особо подозрительные личности, ратовавшие за жесткую линию в отношении Трисоляриса, кричали, что картина – это отображение истинных намерений пришельцев, большинство людей не обращали внимания на этих кассандр.

Но Тяньмин держал в рукаве еще несколько козырей.

Вдобавок к сочинению романов и сценариев Тяньмин был обязан помогать трисолярианским ученым фабриковать лживые фундаментальные теории, предназначенные для передачи земным ученым. Эти теории, будучи фальшивыми, должны были казаться верными, а такой хитроумный обман был не по зубам подавляющему большинству трисоляриан. Поэтому они предоставили это занятие Тяньмину. Но тот обладал лишь степенью бакалавра, полученной в колледже двадцатого века, и ему трудно давались многие прорывные научные концепции.

Тяньмин почерпнул вдохновение в фэнтези-романах жанра уся^[8], которые читал в юности и в которых злодеи иногда похищали героев и силой принуждали их обучать своих захватчиков сверхсекретным, усовершенствованным приемам боя. Герои притворялись, будто прививают захватчикам требуемые навыки, но при этом с целью саботажа видоизменяли ключевые методы дыхания или меридианы течения энергии ци. Тяньмин брал подлинные научные теории трисоляриан и подправлял в них некоторые числа: то изменял на порядок кварковую константу, то удалял знак радикала из формулы, описывающей кривизну пространства, и тому подобное. Учитывая скорость, с которой прогрессировала наука человечества, земным ученым понадобятся десятилетия, прежде чем они смогут обнаружить мистификацию с помощью экспериментов. Узнав о его методе, трисоляриане объявили Тяньмина гением. Идея Тяньмина была совсем не сложной, но у ученых вызывала отвращение одна лишь мысль о том, чтобы обманывать кого-то с помощью ложных данных. В тех случаях, когда им приходилось заниматься фальсификацией самим, у них появлялась нестерпимая потребность к извержению фекальных масс.

– Теперь понятно! – прокомментировала АА. – Работая над диссертацией, я все время спотыкалась об одну константу, предоставленную трисолярианами, – какая-то она была неправильная. Я ломала-ломала голову и так ничего и не придумала. Едва не завалила защиту. А все ты виноват!

Тяньмин беспомощно улыбнулся:

– Собственно, таков и был мой план – намекнуть, что что-то неправильно. В то время как на экспериментальное опровержение многих моих «ошибок» понадобились бы долгие годы, некоторые я сделал так, что хватило бы только теоретических расчетов – и они вылезли бы сами. Я надеялся, что они станут подсказкой для земных ученых и предупредят о предательстве трисоляриан.

– Ох, какой же ты дурачок! – В АА заговорил «остепененный» ученый, решивший преподать урок нерадивому студенту. – А все потому, что ты всего лишь бакалавр и не понимаешь, как работает научное сообщество. Твой способ вбрасывания намеков бесполезен. Даже если бы кому-то и удалось экспериментально обнаружить подлог, то первой же реакцией со стороны ученых мужей было бы подвергнуть сомнению методы эксперимента. «Да как это так, да разве возможно экспериментально доказать ложность теорий, исходящих от трисоляриан? Ведь их наука опередила нашу минимум на несколько столетий!» и так далее.

Другие лаборатории даже не потрудились бы повторить опыт, чтобы проверить результат, а если бы и удалось как-то побудить их к этому, авторитетные теоретики напридумали бы кучу дополнительных гипотез, чтобы объяснить несоответствие. Ведь они всю свою академическую репутацию и карьеру построили на трисолярианских теориях и рванулись бы защищать свои гонорары зубами и когтями. Даже если бы у них закончились объяснения, они потребовали бы, чтобы наглец, усомнившийся в трисолярианах, разработал теорию получше, которая и объяснила бы результаты. И помоги тебе Господь, если в этой новой теории обнаружится хотя бы одна неточность, – они накинутся на тебя, как рой ос, и будут бить по этой единственной слабости, а все остальное им до лампочки. Причем в этом случае тебе еще, считай, повезло, потому что, скорее всего, на тебя, выскочку этакого, и внимания не обратят. Чтобы признанное научное сообщество отказалось от своих убеждений, всем этим заслуженным профессорам надо сначала помереть от старости.

Как бы там ни было, все старания Тяньмина предупредить человечество ни к чему не привели. Даже наоборот – его сотрудничество способствовало большему успеху трисолярианской лжи. Однако было в этом всем и кое-что позитивное: трисоляриане уверились, что Тяньмин свято блюдет интересы их мира. Его социальный статус невероятно возрос, и незадолго до начала решающей операции по завоеванию Солнечной системы ему предоставили право в любое время следить через софоны за событиями на Земле, хотя вступать в контакт с людьми по-прежнему не разрешали.

– Вот тогда-то я и увидел, как Чэн Синь выходит из гибернации. После этого я всегда, постоянно был с вами…

– Ты хочешь сказать «с ней», – поправила АА. – Я была третьим лишним, сама того не зная.

Причина вспышки ревности коренилась в тайне, которую знала только АА и которая имела отношение к Чэн Синь и Юнь Тяньмину. Эта тайна брала свое начало за двести лет до рождения АА – в Общую Эру, когда инопланетяне существовали только в научной фантастике.

Она касалась кое-кого, кто был АА и одновременно не был АА.

– Я и в самом деле говорю о вас обеих, – возразил Тяньмин. – АА, все те годы, что ты была рядом с Чэн Синь, я считал тебя своим лучшим другом. По правде говоря, ты показалась мне знакомой, как только я тебя впервые увидел…

– Хочешь сказать, я напомнила тебе о Ран Аса-как-ее-там? – перебила АА.

– Конечно нет! Не знаю, как объяснить… Может, просто у тебя такая естественная харизма, что люди ощущают сродство с тобой. Ты была такая живая, постоянно носилась туда-сюда, так что даже софоны не всегда успевали…

– Погоди-ка. Ты все время наблюдал за нами через софоны?

– Да. С их помощью я был рядом с вами все эти годы. Я переживал все ваши испытания и злоключения, как будто они происходили со мной. Я все знаю. Я всегда был с вами.

Чэн Синь была глубоко растрогана, когда Тяньмин сказал ей то же самое, но реакция АА оказалась совершенно иной. Она смотрела на него, сузив глаза.

– Значит, ты подсматривал за нами, когда мы мылись в душе? И когда переодевались?

У Тяньмина отвисла челюсть. Такого поворота он не ожидал.

– Эй, отвечай, когда спрашивают!

– Нет! Клянусь, нет! – запротестовал Тяньмин, надеясь, что собеседница шутит. А та продолжала смотреть на него с подозрением. И Тяньмин покраснел. – Ну ладно. Сознаюсь. Я… я следил за Чэн Синь несколько раз, когда она… Но я это делал, чтобы защитить ее! А за тобой так и вовсе никогда не подсматривал!

– Ах вот как! Я для тебя, значит, рылом не вышла?! – АА почему-то рассердилась еще больше.

– Э-э… ну вообще-то, если по правде… – Тяньмин не знал, как ему выбраться с этого минного поля. – В Австралии, один раз, когда вы были в ванной вдвоем… ну ты же помнишь, сколько народу тогда было не прочь разделаться с Чэн Синь…

– Так ты все-таки подсматривал! Вот негодяй! – АА вскинула кулачок с явным намерением врезать наглецу.

Тяньмин решил, что из этой ловушки не вырваться иначе, кроме как закрыть АА рот поцелуем. Наконец-то АА получила ответ, который ее удовлетворил.

* * *

Некоторое время спустя Тяньмин осторожно спросил:

– Ну что, больше не сердишься?

АА хихикнула:

– Ах ты недотепа! С чего ты взял, что я сержусь? Подумаешь, подглядывал! Только мужики из Общей Эры и воображают, что это что-то такое из ряда вон.

Тяньмин обнял ее и ласково поцеловал в лоб. Его сердце переполняла нежность. Он понимал, что АА старается поддерживать непринужденный тон, но в действительности они сейчас вспоминали об одном из самых страшных периодов в жизни человечества. АА шутила, чтобы уменьшить давящий на психику груз истории, но для Тяньмина это было бремя, от которого так просто не избавиться.

– Ты сказал, что следил за нами, – проговорила АА. – Но вскоре после того, как Чэн Синь вышла из гибернации, этот безумец Уэйд едва не убил ее. Ты… ты и это видел?

Улыбка исчезла с лица Тяньмина, сменившись грустью и сожалением. АА тут же раскаялась.

– Прости, пожалуйста, Тяньмин! Я знаю, ты не виноват. Ты же был за несколько световых лет оттуда и только и мог, что беспомощно наблюдать. Должно быть, для тебя это было просто ужасно. Не вини себя. Ведь для Чэн Синь все закончилось хорошо.

Тяньмин испустил смешок, более похожий на всхлип. Под призрачным небом черного домена этот звук показался еще более щемящим.

– Беспомощно? Ах, если бы я и в самом деле был беспомощен! Если бы я действительно не смог ничего сделать, это было бы величайшим счастьем для человечества. Но я забрал у землян последнюю возможность избежать тотального уничтожения! И ты просишь, чтобы я не винил себя?

– О чем ты?

Ответ Тяньмина потряс АА до глубины души.

– В тот день я спас Чэн Синь.

Вот так, по прошествии четырех веков, на свет выплыла истинная подоплека постигшей Уэйда неудачи.

– Я стал следить за Чэн Синь с самого момента ее выхода из гибернации. Я так тосковал по ней, что не мог наглядеться – каждый ее жест, выражение лица очаровывали меня. Прошло несколько сот лет, и я даже не надеялся когда-либо увидеть ее так близко. Хотя нас разделяли световые годы, мне казалось, будто я рядом с ней. Несколько дней подряд я ничем другим не занимался, только смотрел на нее… пока она не получила тот звонок от Уэйда, когда он подделал твой голос.

– Видеозвонок… – протянула АА.

– Поскольку звонивший пригласил ее встретиться в каком-то глухом месте, я заподозрил неладное и задействовал софоны, чтобы проследить звонок. Я очень быстро выяснил, что звонила вовсе не ты, а Томас Уйэд, воспользовавшийся специальной программой. Я, конечно, ничего о нем не знал, но софоны раскопали, кто он такой и чем занимается. Я сразу понял его мотивы: он хотел стать Держателем Меча.

Открытие ошеломило меня. Чэн Синь поглощала все мои мысли, и я не заметил идущих в обществе дискуссий о том, что она – самый подходящий кандидат на пост Держателя Меча. Какое невероятное стечение обстоятельств! А все из-за того, что я подарил ей звезду, нашу звезду. Чэн Синь могла бы прожить остаток своих дней в мире и покое, если бы не мой подарок. В глазах благоговеющей публики она была святой, хозяйкой целого мира. Ее даже начали считать воплощением Богородицы!

Мне было хорошо известно, что Чэн Синь – как раз такой Держатель Меча, о каком мечтали трисоляриане. После ее победы на выборах Трисолярис атаковал бы без промедления. Инопланетяне считали ее неспособной нажать на кнопку и осуществить всеобщую космическую передачу. А поскольку трисоляриане были в этом совершенно уверены, уже не играло роли, как поступит Чэн Синь в решающий момент. Что бы она ни сделала, это ничего бы не изменило. Человечество было обречено.

Своей звездой я толкнул любимую женщину, а вместе с ней и все человечество на тропу, ведущую к краю пропасти.

Я проследил за Уэйдом и увидел, как тот, прежде чем отправиться на встречу, прячет во внутренний карман куртки старинный пистолет. Я не все знал об этом человеке и поэтому питал надежду, что он собирается лишь попугать Чэн Синь. Конечно, он не станет стрелять, если она согласится снять свою кандидатуру. Фактически я даже уповал на то, что он ее убедит, – так было бы лучше и для нее, и для человечества.

Но потом я увидел, что Уэйд, еще толком не произнеся ни слова, уже нацелил на нее пистолет, и понял свою ошибку. Томас Уэйд был не из тех, кто разбрасывается пустыми угрозами. Закон и мораль ничего не значат для людей вроде него, готовых платить любую цену за достижение своей цели. Даже если бы Чэн Синь согласилась, она могла бы рассказать другим о его поступке. А вот трупы не разговаривают.

Цель Уэйда – став Держателем Меча, покончить с угрозой Трисоляриса – совпадала с моей. Какая ирония, не правда ли? – горько усмехнулся Тяньмин.

– Но как ты мог помешать ему? – спросила АА. – Ведь от софонов в этом случае ни малейшего толку!

– Это не совсем верно. Хотя софоны и очень малы – меньше атома, – они были способны оказать на мир весьма существенное видимое воздействие. Например, бомбардируя сетчатку глаза на большой скорости, софоны могли создавать на ней зримые образы. Этот метод использовался в последние годы Общей Эры. У меня не было полномочий, чтобы заставить софоны проделать такой фокус, иначе я бы сообщил в полицию, даже если бы это раскрыло тайну моего существования. Однако я мог доложить о происходящем трисолярианам. Они получили бы мой рапорт без задержек благодаря чипу, который был вживлен в мой мозг. Трисоляриане сразу бы поняли серьезность ситуации и направили бы софоны на защиту Чэн Синь.

– Но даже если бы ты и не сказал им – разве трисоляриане не держали всех кандидатов под наблюдением? – спросила АА.

– Им стоило бы это делать. Но вспомни – трисолярианам по-прежнему не хватало глубины понимания человеческого общества. Даже если бы они постоянно наблюдали за Чэн Синь, у них ушла бы масса времени на то, чтобы раскусить простейший трюк вроде поддельного видеозвонка, к тому же это потребовало бы применения облачного компьютинга. Они не смогли бы отреагировать достаточно быстро. И потом, им надо было проявлять осторожность. Если бы обнаружилось, что они вмешиваются в выборный процесс через софоны, люди могли бы усомниться в их миролюбии. Словом, насколько мне тогда было известно, в месте встречи Чэн Синь и Уэйда находились только те софоны, которые контролировал я.

Не знаю, стали бы трисоляриане действовать, если бы я не предупредил их. Факт остается фактом: в конечном итоге я вмешался в ход встречи.

Как много мыслей пронеслось в моей голове в этот момент! И дело не только в любви к Чэн Синь – у меня было множество других причин спасти ей жизнь. Сердце у Чэн Синь было доброе, зато воля железная. Кто мог бы с уверенностью сказать, что из нее не получится хороший Держатель Меча? Может быть, она сумела бы устрашить трисоляриан еще сильнее, чем Уэйд. И даже если допустить, что из нее вышел бы плохой Держатель, то ведь человечество было твердо настроено выбрать ее, а значит, выйди она из игры, народ наверняка избрал бы кого-нибудь похожего. У Уэйда и его приверженцев все равно не было ни шанса. По большому счету, смерть Чэн Синь не имела никакого значения для судьбы Земли.

– Согласна, Тяньмин. Ты сделал правильный выбор. Ты имел дело с историей, с коллективным решением всего человечества, которое и поставило его на путь гибели. Гибель Чэн Синь ничего бы не изменила, – утешила его АА.

– Не уверен, был ли я прав, но знаю одно – я не рассуждал рационально. Просто пытался найти оправдания, как бы сохранить ей жизнь. Это был… самообман. Поняв это, я пришел к решению – или, вернее сказать, думал, что пришел к решению, – пожертвовать любимой во имя спасения всего человечества. Я уже был преступником, и мне хотелось исполнить свой последний долг перед людьми.

Поэтому я отстраненно наблюдал, как Уэйд выстрелил в Чэн Синь. Но он целил не в голову. Он раздробил ей левое плечо. Я понял – он поступил так вовсе не потому, что решил пощадить свою жертву. Этот садист наслаждался страданиями других.

Но Уэйд не подозревал, что совершил роковую ошибку.

Я думал, что, пройдя через бесконечные пытки и страдания, смогу вынести любую потерю. Думал, что смогу смотреть, как умирает любимая, и твердо придерживаться принятого решения. Но когда я увидел кровь, хлещущую из разбитого плеча Чэн Синь, всепобеждающая любовь взяла надо мной верх. Рассудок и чувство долга замолчали. Я знал лишь, что не позволю Чэн Синь умереть, чем бы это ни обернулось. Даже если из-за моего поступка погибнет все человечество. Мне было все равно. Ради сохранения ее жизни я был готов на самый страшный грех в истории нашего мира.

Ни секунды не колеблясь, я послал трисолярианам через чип в мозгу видео, отснятое софонами, и предупреждение: «Вы должны остановить Уэйда и спасти Чэн Синь. Без нее ваш заговор провалится».

И тут Уэйд выстрелил опять.

На этот раз он целил ей в голову, но по какой-то причине рука его в последний момент дрогнула, и пуля попала Чэн Синь в живот. «Мой» софон сообщил мне, что в момент второго выстрела на сцену со скоростью света прибыл еще один софон и развил бурную деятельность перед глазами Уэйда. Очевидно, софон создал помехи на сетчатке, отчего у злодея сбился прицел. За недостатком времени софон не успел сделать так, чтобы Уэйд промахнулся полностью.

Головоломка, которая так долго мучила АА, наконец разрешилась. К тому моменту, когда Уэйд попытался убить Чэн Синь, он прожил уже достаточно долго в Эре Устрашения, чтобы знать: единственный беспроигрышный способ лишить кого-либо жизни – это выстрелить ему в голову. Если первый выстрел можно было расценить как демонстрацию его жестокосердия и, вероятно, намерения лишить Чэн Синь способности к сопротивлению, то второй выстрел уж точно должен был угодить в цель. Для человека с таким развитым интеллектом и высокими профессиональными качествами ошибка была непростительной. Позже, обсуждая случившееся, подруги не могли найти другого объяснения, кроме того, что Уэйд, мужчина Общей Эры, был очарован красотой Чэн Синь и не хотел испортить ее, стреляя в лицо. Им и в голову не приходило, что на самом деле это Тяньмин, находящийся в нескольких световых годах от места происшествия, направил софоны на помощь любимой.

– Вмешательство софонов было почти неуловимо, и, как следовало из протоколов допросов, Уэйд заметил, что его зрение на долю секунды словно бы расфокусировалось, – он отнес это на счет своего возраста и нервов. Впрочем, он вообще не слишком задумывался о втором выстреле. Его больше выводило из себя то, что при третьем патрон разорвался в стволе. Уэйд был уверен, что если бы третий выстрел достиг цели, Чэн Синь была бы мертва. В конечном итоге он назвал происшедшее серией неудачных случайностей.