© Баир Владимирович Жамбалов, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
1
Он озирался. Страх, никогда не присутствовавший страх заледенил душу, отважно доблестную душу. И чернота тьмы оказалась её союзницей, ещё какой союзницей. Вот так и проявилась обликом страшного момента. И обозначилась неведомость, вносящая, придающая страх, как скрытую истинность достояния духа, никогда не познавшего его, как зловещая истина, искренность гнусного призрака парализующего ужаса.
Чёрная тьма покрылась тишиной, гнетущей тишиной, за которой едва уловить медленное колыхание магического танца смерти.
Он озирался в океане тьмы. Но был же свет там, впереди? Ослеп ли он? Нащупал рацию, это древнейшее создание, от которой отдавало примитивизмом.
– Первый, первый отзовись…, – кричал ли он, шептал ли он.
Тьма оставалась ответом, задавив гнетущей тишиной, что не звенела, лишь предоставив права гулкому биению сердца, что служило источником нарастающего и нарастающего страха. Он озирался кругом. Ведь был же свет впереди.
– Что со мной, что со мной? Я не могу понять. Где остальные? – прорвал тишину тьмы голос первого.
– Ты где? – крик его рванулся в рацию, разрывая тишину.
– Не знаю, не знаю…, – ответным ужасом отдалось справа ли, слева ли.
– Иди на мой голос, иди…
Слева, точно слева послышались вкрадчивые шаги, отдающие неуверенностью. Они приближались. Наконец притаились где-то рядом.
– Где остальные? Где второй? Где третий? Где все? – спрашивал он первого, всё ещё не разглядев во тьме какой-либо его контур.
– Не знаю, не знаю…, – ужас продолжал присутствовать в голосе первого.
Молчание не давало собраться мыслям. Нет, они были, но, скорее, смешались с единым чувством, исходящим от сердца, которым заправил страх. Как? Что происходит с ними?
– Где вы? Где вы все? – то ли истерика, то ли ещё что из этого рода прорвалось в его рацию, как и в рацию первого.
То был пятый, где-то озиравшийся во тьме.
– Я буду говорить: «Раз, раз, раз…», – овладев неожиданно здравым смыслом, говорил он, на которого и была бы возложена такая роль, случись любая экстремальность.
Но кто мог бы предположить именно вот такую экстремальность? И мысль чиркнула молнией: «Как жили предки?»
Эта мысль была точной, как никогда. Но дальше развивать мысль до философии было некогда в ситуации, требовавшей лишь действий и действий. Потому он тихо стал говорил по рации, которую посчитал раньше, намного раньше, лишь бесполезным грузом: «Раз, раз, раз…»
Такая же вкрадчивость шагов. Но иначе и быть не могло. Он и первый ждали пятого немного с воодушевлением. Ибо нет страшнее одиночества, когда кругом одна тьма. Наконец, он рядом, над которым также властвует страх. Но, и у него, у пятого отходит он, уступая место безумной радости. И понять это можно. Готов был пятый изливать ту же радость, но остановил он его. Не место и не время.
Ещё немного тишины. Тьма и тьма. Их трое, пока трое. Стоит немного обождать. Подумать. Да, так и будет делать. Звать, подзывать по рации голосом, тихим голосом.
Где-то вдалеке, вдали начиналась заниматься заря, обдавая тёплым ветром в заиндевевший дух. Это был свет, пусть какой-то не такой, но свет.
Холмы Венеры, подпирающие облака, густые облака.
Так подумал он, так подумал. В таком облике обрушилась мысль. Но отогналась. Другое, другое…
То был рассеянный фиолетовый свет впереди. Лёгкий, воздушно лёгкий.
Все трое ринулись к нему навстречу. Побежали, бежали. А он, свет убегал, оставаясь манящим маяком впереди.
– Стойте. Не так, не так…, – скомандовал, как и положено ему, но особенно в этот миг. – Стойте. Не так, не так…, – скомандовал он уже в рацию, надеясь, что донесётся до всех, услышат все.
Где-то звуки топота ног, беспорядочный топот прекратился. Но уже немного веселее. Где-то они там, по разным сторонам.
– Бежим тихо, бежим на свет. Бежим и приближаемся на мой голос…, – уверенность обреталась и обреталась у него.
Топот ног возобновился. Так же его голос по рации: «Раз, раз, раз…»
– Я вижу вас, я вижу вас, – донеслось сначала справа, затем слева, приближая топот к ним, их очертаниями, идущим от фиолетового света, от убегающего света.
Их стало четверо, затем пятеро, их становилось больше. Намного веселее стало. Хотя, какая может быть весёлость.
У него было тогда, ещё во тьме, ощущение того, что тьма вверх упирается во что-то, и это что-то есть потолок, не высокий, не низкий. И вот наступивший свет подтвердил это. Над ними потолок, чёрный потолок. Но вот где стены? Направо, налево, назад власть бескрайней тьмы. Но впереди свет, фиолетовый свет, убегающий свет.
Но вот свет остановился. И они остановились. Вкопанные. Молча.
Манил ли свет? Приманивал ли загадкой, таинственной загадкой? Потому и не решились идти на него, вступить в него.
И вдруг показалось ему, всем показалось, что кто-то есть за спиной. Стоило ли обернуться?
Поступь, тихая поступь раздавалась за спиной. И стихла, навлекая тишину, зловещую тишину.
Стоило оглянуться. Потому оглянулись.
Тьма продолжала властвовать там, скрывая кого-то, чья тихая поступь растворилась в тишине, гнетущей тишине. Кто ты?
Тихий свет, наконец-то, стал пробиваться и в этой стороне, но остановился тускло, рассеивающее, оставляя тьму, в которой растворён кто-то.
Он здесь. Он не из них. Потому они встали обернувшись. Какая там весёлость, которую смахнуло лёгким пёрышком на ветру. Встали вкопанные. Как смиренные ягнята на заклание. Осталось бы блеять. Но нет. Пересохшим языком не выразить ничего. И он не устремит команду. Власть ожидания.
Ситуация наслаждалась чарующей игрой неизвестности будущего. Таинственного будущего.
Из тьмы к свету пробивался контур неизвестного, владельца той поступи, что следовала, преследовала позади, до того, как обернулись.
Вот оно – начало кульминации!
Контур приближался. Он выходил из темноты, из тьмы уверенно, как может быть уверенным тот, кто владеет ситуацией таким вот чёрным демоном вечной ночи.
То был ли грозный миг всепожирающей истины?
Он остановился перед ними. Он встал. Другой лик. Другой взор. Иная острота. То был ли взор чудовища? Ибо всё, что есть иное, и есть из этого разряда.
Менялась цветность глаз от тусклоты мерцающего отсвета мутной блеклости белков холодного инея, от придыхания смерти до яркости, до яркости подсвеченной. Посреди чернота, глубинная чернота зрачков, дающая связь неведомого мира неведомых глубин мозга, иного мозга иной созерцающей истины с миром, в котором застыло время. Таинственный портал.
Им, застывшим в оцепенении он указывал направо ли, налево ли туда, где немного забрезжил свет, свет мириад галактик.
Было ли это велением чужой субстанции, в котором не зиждется, властвует разум, иной разум, когда они в порыве едином бежали, побежали туда, где открылся мир, знакомый ли мир.
На краю бездны ли, не бездны ждал дисколёт, их дисколёт. Присутствовала проворность, когда лишь дыханием мига и хватило всем оказаться в нём, оказаться в своём мире, привычном мире.
Стоило оглянуться, стоило у самой кромки звездолёта с варп-двигателем, намного обгоняющего свет всесильным «двигателем искривления», тем самым пузырём искривления трансформируя волновую деформацию пространственного континуума перемещением пространства в пространстве до локального искажения пространства-времени, искажения самой геометрии Вселенной.
В вакууме холодного космоса далеко, далеко от звёзд, от мириад галактик вопреки физике природы, но вопреки ли разуму, застыл неподвижно, без намёка на вращение, чёрный шар, размер которого достигал размеров той Луны системы того Солнца от Галактики Млечный Путь.
2
Далеко до Земли, далеко до планет Солнечной системы и их естественных спутников, далеко до космических городов Солнечной системы, плавающих в вакууме от Меркурия до Плутона отсюда, от созвездия Гончих Псов. Десятки, сотни, тысячи световых лет, чем не повод для сепаратизма, для полного отделения от человечества Земли, от человечества Солнечной системы, откуда иногда идут сообщения директивного, приказного характера, что потребуется для радиосвязи десятки, сотни, тысячи световых лет. Но нет. Другой уровень. Разуму человечества ли, но, во всяком случае, передовому из передового авангарда, именуемой технократией, удался подобрать ключи к иному виду связи. Гравитационное поле, пронизывающий пространство в сотни биллионов раз быстрее радиоволн. Какой уж там сепаратизм, когда каждый раз и слышишь голос Солнечной системы. Но какой уж там сепаратизм, когда в распоряжении человечества звездолёты с варп-двигателем, что впору подходит им обозначение галактолёты. Но почему он думает о сепаратизме?
Старались оставить на Земле разного рода наркоманов, пьяниц, разного рода приверженных к преступности, разного рода из рода человеческого, которого в пору отнести к арьергарду развития всего рода человеческого. Но и проникали кое-кто из них в другие планеты, спутники планет, и в эти же плавающие космические города глобальной человеческой цивилизации второго типа. Но решено было, когда и взошли, величественно взошли на величественную ступень цивилизации третьего типа, закрыть доступ этому самому арьергарду на экзопланеты далёких, далёких звёзд Галактики Млечный Путь. Ну, а каков авангард человечества, удостоившийся жить на экзопланетах, тем самым расширять Ойкумену в пределах Галактики?
Сверхчеловек! Вживлённые приборы позволили углубить, расширить восприятие мира стандартной модели. Потому и стал доступен звук более высоких и низких частот, чем способно воспринять ухо обыкновенного обывателя, которых предостаточно на Земле, которых хватает и в новых местах обитания от Меркурия до Плутона. Потому и способен он увидеть волеизъявлением инфракрасные и ультрафиолетовые лучи. Сверхориентация в пространстве. Запрограммированное здоровье высочайшей нормы. Долгожительство длиною в сотни лет. Сверхчеловек!
Потому и завис вопрос о «коперниканской ереси». Ну и что, что Земля не является центром всего сущего, как и Солнце, притулившиеся на окраине галактики, которую человек, как закон непреложный, пишет всегда с заглавной буквы Галактика Млечный Путь, предъявляя тем самым себе право на исключительность, тогда как Галактика Млечный Путь всего лишь одна из многих миллиард галактик Вселенной. Но ведь и Вселенная весьма может быть одной из мириад вселенных Мультиверса, которому не придана истина последней инстанции. А что тогда может быть величиной немыслимой громадности, до высоты которой не взобраться разуму?
Антропный принцип. С древнейших времён возымело мнение о собственной исключительности…
Ох, собственная исключительность! Антропный принцип. Вселенная для человека!
И так было, когда и знали, представляли разумом, когда стояли у берега громадности величины, с высоты низвергающей огни бесчисленных звёзд. Как числа – изобретение разума, ибо самим мерцающим звёздам нет никакого дела до чисел, до разного антропоцентристкого принципа, до самого носителя подобной теории.
Сколько шагов до Луны, до Солнца, до звезды Альфа Центавра, до Туманности Андромеды?
Но иначе поставим вопрос. Квазары на окраинах, размером в десятки, сотни солнц, но испускающие свет в десятки, сотни раз мощнее каждой галактики, измерены дистанцией в пять, шесть миллиардов световых лет. Так вот вопрос – сколько световых лет до горизонтов Мультиверса? Быть может триллион световых лет, быть может, биллион, секстиллион, квадриллион, квинтиллион световых лет, быть может, октильон (1 и 27 нулей) световых лет, нонильон (1 и 30 нулей), новемдецильон (1 и 60 нулей), гуголь (1 и 100 нулей)…
Числа, перед которыми взволнованно затрепещет разум. И после этого возымеет ли торжество горделивого парада собственной исключительности?
Было, отчего задуматься Арону Стару, есть, отчего задуматься. Но что заставило, так задуматься? Множество и множество информационных потоков, что изливаются от телевидения местного порядка системы Игрек Гончих Псов, да от того же интернета порядка местных экзопланетарных систем, информационных потоков, в секунды предоставленные гравитационным полем от звёздных систем Млечного Пути и, конечно же, от Солнечной системы во главе с Землёй, от альма-матер технико-технологических прорывов. Но вот одно известие как-то промелькнуло совсем уж скромно, совсем. Прибытие в Галактику одного звездолёта из глубин глубинного космоса. Хотя, что делать из этого шоу. Уже не сотни, тысячи таких полётов, переходов и через гиперпространство, и через изменённую структуру геометрии пространства. Но почему именно это скромное сообщение из созвездия Лебедь, и почему такие мысли от него?
«Рассудок – это попытка познать непознанное, а интуиция – происшествие непознаваемого. Проникнуть в непознаваемое возможно, но, невозможно его объяснить.…
Интуиция действует, как квантовый скачок.
В ней нет методологической процедуры, она просто видит вещи.…
Пустоту нельзя дать, пустоту нельзя бросить в вас. Вы можете в ней участвовать, можете в неё двигаться, но никто не может вам её дать. Она не подлежит передаче. И лишь пустота может работать в мире истины.…
Чтобы двигаться в мире направления, человеку требуется безмерное доверие, потому что человек движется в незащищённости, человек движется в темноте. Но темнота приносит свой собственный трепет: без всякой карты, без всякого проводника ты движешься в неизвестное. Каждый шаг – это открытие, и открытие не только в тебе.…» – так говорил Ошо, говорил, и его слова записывались на магнитофон.
На книжной полке, как дань старине, в ряд расположились некоторые книги из каменной бумаги. Посреди и книга Ошо в каменно-бумажном варианте, глянец обложки которой затерялась в пестроте.
Он слово в слово привёл себе слова индийского философа на заре технократии. Он не заучивал, лишь раз прочитал. Он может привести слова многих мудрецов, лишь раз прочитав. Он обладает даром савантизма. И не только. Он обладает даром выраженной интуиции, которая, кажется, не зря отозвалась на это скромное сообщение о звездолёте, прибывшем в созвездие Лебедя из самых глубин глубинного космоса, из чёрной бездны Вселенной. И он, примерно, понимает, что это сообщение лишь верхушка айсберга, огромного айсберга, под которым подразумевается секретность, именно секретность. Он понимает, что есть смысл, скрывать что-то не то, не то, что от широких масс, от всего человечества. Он понимает, что посвящены в эту секретность лишь единицы, единицы к которым присоединится он в недалёком будущем, ибо у него кроме выраженного дара савантизма выражен и дар интуиции, которая должна, в эпоху вершин научной мысли, в эпоху вершин достижений технократии быть оружием по всей полноте боевой готовности.
Долго ждать не пришлось. Заиграла музыка, как в ту эпоху ранней технократии, когда появились первые мобильные телефоны, как торжество технико-технологического прогресса.
Он знает – в данный миг под углеродисто-волоконным куполом помещения ролла он не один. К нему явился посетитель, он в соседней комнате…
3
Она была прекрасна. Она привнесла с собой в его дом, насквозь пропитанного мужским духом, сладостный женский запах, усиленный изысканностью духов «Сияние от Волос Вероники». Она была той, о которой подумал, ведомый интуицией ли.
Каждое открытие от уровня примитивности имеет тенденцию к усовершенствованию, и в конечном случае приводит к высшему уровню совершенства, возможно, оставив кое-какой шанс ещё для восхода на вершину. Но за вершиной может быть другая вершина. Технологический скачок с тысячекратным увеличением мощности компьютеров. «Закон взаимного усиления выгод.» – как назвал это Рэй Курцвел, инженер той минувшей эпохи, когда и зачинался скачок научно-технического прогресса, научно-технологического прогресса.
Гравитационное поле, свершившее волшебство стыковки гравитационного и электромагнитного свойств взаимодействия. Революционная разработка в области коммуникации – новый передатчик информации – гравитационное поле, как мгновенная связь между звездными системами, а то и между галактиками. Полёт информации в сотни биллионов раз быстрее радиоволн. И вот это изумительно волшебное парио…
К-атомы, клэйтронные атомы обвораживали, завораживали совершенностью графического реализма парио. Реалистичность цветового палитра трёхмерного лазерного интерфейса могла бы поразить воображение предков, зачинателей космической связи на электромагнитной основе. Но не электромагнитная основа. Иной уровень. Интерфейс на территории гравитационного поля.
То назвать ли торжеством интуиции, когда и подумал об этом созвездии, куда прибыл тот самый звездолёт, от которого и повеяло некой особенностью, таящей загадку, таинственную загадку, несмотря на тысячи подобных случаев прибытия, отбытия звездолётов, меняющих локально контур геометрии Вселенной, что скорость света сродни скорости пешехода перед болидом, ревущим бешено.
Да, перед ней предстала та самая, о которой подумал вряд ли на волне любви, но на гребне профессионального чутья точно. То предстала Лика Сан во всей её красе, перенесённая образом из созвездия Лебедь за какие-то доли секунды. Разговаривай будто рядом.
Реконфигурируемые наномасштабные роботы – к-атомы воспроизвели точно и запах женственности, и духи от сияния Волос Вероники, и, кажется, сам дух, оживляя парио неким волшебным ароматом предстоящего общения.
– Здравствуйте, Арон. Я вижу, Вы никак не удивлены моим появлением в Вашем уютном ролле…, – её заливисто мелодичный голос был также прекрасен.
Клэйтроника на том же уровне обеспечивала и звук, перенесённый гравитационным полем. Он в созвездии Гончих Псов, она в созвездии Лебедь, между ними тысячи световых лет. Так о чём же беседа? Но как-то подсказывает…
– Здравствуйте, Лика. Но почему я не удивлён. Ещё как удивлён, но больше удивлён какому-то чутью…, – отвечал он искренне, потому как появление её здесь в его ролле было приятностью из неожиданных, но говорящее помимо разума о том, что должно было произойти подобное.
– Ваша знаменитая интуиция? – рассмеялась она довольно звонко.
– Да ленится она, ничего не делает, бездействует…, – пробурчал он, однако, не так уж злясь на свою нужную собственность, которую произвели в профессию, но очень редкую в эту эру цивилизации третьего типа, когда человечество Земли после Солнечной системы решило основательно расселиться на экзопланетах Галактики.
– И, всё же, она взорвалась в нужный момент…, – инерция звонкого смеха продолжала инерцию в тоне её довольно мелодичного голоса, под стать красе, которую воспроизвели довольно ярко искусственные клэйтронные атомы.
Он числился здесь астрономом. Смотри себе на звёзды и не путайся под ногами. И высматривал в чёрные небеса мерцающих звёзд, в надежде найти незамеченную галактику, которых, всё таки, хватает. О сути истинного предназначения старался молчать, ибо знали об этой сути далеко не все, лишь некоторые. Скажи вслух, засмеют. Интуиция – давно прерогатива нейрональных компьютеров с искусственным интеллектом. Вот оно – свидетельство разумной жизни не природного углеродно-белкового характера! Но видать и наступил вот этот момент, нужный момент по её выражению, что вспомнили о нём, да так, что связались с ним из созвездия Лебедь. Но кто на связи?!
– Я думаю, это связано со звездолётом, прибывшем в ваше созвездие…, – говорил он «в ваше созвездие» ничуть не стараясь подчеркнуть это, дабы стремясь подчеркнуть созвездие Гончих Псов как наше.
Знал, что просто так получилось, ибо вовсю наступил расцвет колонизации Галактики Млечный Путь, да и на соседние галактики не прочь заглянуть, посреди которых давно знаменитые Большие и Малые Магеллановы Облака, да туманность Андромеды. Ну, а звездолёт прибыл, вернулся, прежде всего, в свой мир, в мир человечества, Ойкумена которого давно уже не одна Земля, да Солнечная система.
– Да, звездолёт. Всё бы так, но посреди экипажа есть некоторые странные личности…, – на этот раз её голос немного поблек, утеряв недавний блеск заливисто мелодичного тона, покрывшись немного налётом грусти.
– Пережили экстремальность?
– Похоже, пережили. Да, пережили.
– И что…?
– Скорее всего, это первый контакт…
Вот оно что! И дух перехватило. Неужели свершается ожидание человечества? Сравнить ли состояние могущественного многомиллиардного человечества с одиночеством, когда покоряются расстояния от галактик до галактик, когда по велению разума локально искажается геометрия и суть пространственно-временного континуума? Он молчал, да и она не торопила его, и конечно потому, что и сама, как и некоторые, кому положено знать кое-что из неординарного на созвездии Лебедь, как и некоторые, кому положено знать на Земле и в Солнечной системе, пережила настоящий шок.
Вот и сейчас с ним такой же шок. А разум, тем временем, когда участилось биение сердца от взбудораженной души, лихорадило. Мысли заметались. Посреди экипажа странные личности. Но почему? И сразу рядом возникает другое почему. Почему связались с ним? Так, так…, выходит, помимо интуиции нейронального компьютера с искусственным интеллектом, нейронального транспьютера с искусственным интеллектом понадобилась интуиция живого человека. А ведь он здесь числится официально астрономом, безобидным астрономом, а не экстрасенсом, не предсказателем. Где ж видано, чтобы в век освоения Галактики, в эпоху дико стремительного взлёта по всем, всем направлениям науки, техники, технологии, иметь штат шарлатана, никак больше и не назвать. Хотя, всё этот так, но в этом плане учитывалась тайна человеческого мозга, которая и не разгадана до сих пор, учитывались таинственные возможности человеческой психики, и вот эта самая до сих пор непознанная суть, идущая изнутри, вот эта самая интуиция.
– Контакт был связан с экстремальностью? – спросил он тихо, скорее, по инерции состояния, чем от разума.
– Да. И знаете, мы думаем, что перед нами могущественный разум…, – говорила она очень серьёзно, потому и исчезла, испарилась всякая там мелодичность тона.
– Не перед нами, не перед нами. Он скрыт от нас…, – говорил, вряд ли ведомый логикой, ибо логике потребуется время для анализа, а ответ его был так быстр, что без особого чутья не обошлось.
– Да, он скрыт от нас. Мы не знаем о нём ничего. Но он обозначился в далёкой галактике за миллиарды световых лет от Млечного Пути. Но, скорее, не в галактике, посреди галактик. В холодном вакууме холодного космоса.
– А в чём же странность некоторых членов экипажа?
– У них утеряны приобретённые качества. Но, скорее, отобрали…
Прошло время, примерно полчаса, как завершилась связь, как продолжали утихать, угасать запахи её недавнего присутствия ушедшим шлейфом прекрасной ауры. Пришло время подумать, анализировать…