Привет, ДД. Тоскливый и пустой день – улицы пусты, площадь пуста, в кафе напротив видел нескольких парней в серых костюмах, без респираторов. Смелые парни, я бы не рискнул.

Поэты опять читали стихи:

Ни угрозы, ни пушек рёв

Ни подвалы большой тюрьмы

Не заглушат протяжный зов

Тех, кто вырвался из оков,

Оковавших сердца рабов

Революция – это мы!

День шестнадцатый: скука скучная

Здравствуй, ДД. Видел как из нашего подъезда копы выводят каких то ребят. Один из них, высокий, длинноволосый, в плаще, выходя читал вслух стихи:

На страже этого порядка

Законов нерушимый свод

Бывает, что случится схватка

Но лорд – умнее мужика,

Дубинка – крепче кулака!

Быть может, через много лет

Придет конец их злому пиру

И возвестят гонцы по миру

Что в Риме боле рабства нет

Это, видимо, один из моих соседствующих стихоплетов. Наконец то, давно пора. Только тебе одному скажу, я буду немного по нему скучать. И по его глупому клубу стихоплетов тоже. Он хоть как-то развеивал скуку. Газеты пестрят новостями о болезни. Болезнь, болезнь, болезнь.

Читал большую статью, о том, как болел певец – городская звезда. В статье было размещено его интервью. Он говорил журналисту, что от болезни пропадает слух, нюх, вкус, отнимаются ноги, плохо работают почки, печень, желудок, легкие и голова не прекращает болеть. Автор статьи написал, что звезда спасся только благодаря невероятным усилиям врачей: «Вырвавшим его из коварных лап смерти, вынеся на руках из жерла роковой болезни».

День семнадцатый: чудесный эликсир

Сегодня в утренней газете написали, что лекарство от страшной болезни найдено. Ура, я уже даже на работу выйти готов.

В кабинете у Серого возродилась жизнь. Серый весь день был на месте, сначала беседовал с двумя своими постоянными собеседниками, сам ДД, знаешь, с кем. После по кабинету сновали копы, затем серые парни. А потом, до самой ночи была аудиенция врачей. Будто бы кабинет Серого превратился в госпиталь.

Поздно ночью в кабинете Серого собрались Мэр, Благотворительный, Шериф, сам хозяин кабинета и городской Главврач. Они поговорили и позвонили секретарше. Новая красотка завела в кабинет маленького, сморщенного старичка, в огромных очках – телескопах. Старичок поклонился сидящей за столом четверке и достал из кармана пробирку с синей жидкостью, светящейся в полумраке кабинета. Он начал расхаживать по кабинету, жестикулировать и размахивать своей пробиркой. Мэр достал из-за пазухи толстую пачку зеленых купюр, а я уснул на подоконнике и чуть не выронил во сне бинокль из окна.

День двадцатый – вакцина от всех проблем

Привет ДД. Я с работы. Начальник сказал, что я могу натянуть хоть три респиратора на свою наглую морду, но без прививки мне на работе делать нечего. Все газеты пестрят сообщениями о чудодейственности прививки. Но, я решил твердо, что досижу до конца отпуска, а уж после подумаю. Мне конечно, все равно, что там другие, но себя заставлять ставить эту прививку я не позволю.

Может она и полезна, но, я же не морская свинка, чтобы можно было положить меня на операционный стол кверху пузом и вколоть что вздумается. Досижу, по крайней мере, до конца месяца. Там видно будет.

В офисе виделся с несколькими привитыми коллегами. Возможно, это все моя больная фантазия и утомленные нервы, однако, они показались мне немного странными. Какими-то, притупленными, что-ли. В газете писали, что прививка не только лечит болезнь, но еще повышает мозговую активность, помогает страдающим импотенцией, лечит брюшной тиф. Еще писали, что, согласно последним исследованиям, обновлять ее нужно через день. Вещество, мол, долго не действует. Сегодня по пути с работы домой, видел, как подворотню патрулирует интереснейшая парочка – парень в сером костюме и врач. Я тут же из подворотни вышел и пошел по главной улице.

Вечером смотрел в окно в бинокль и видел, как парень в сером костюме и доктор заходят в подворотню за каким-то прохожим. Прохожий вышел из подворотни, потирая плечо. Посижу ка я, ДД, до конца отпуска дома.

День двадцать первый – Привет поэт

Привет ДД. Не пугайся этого волосатого парня, спящего на нашем диване. Это мой бывший сосед, поэт. Утром я как всегда наблюдал за улицей через окуляры бинокля. Ближе к полудню на центральную площадь выбежал галопом этот волосатый. За ним стремглав неслась целая орда копов, но, скорости Волосатого можно было только позавидовать.

Он вбежал во двор, когда копы были еще только на середине улицы, а, затем – в наш подъезд. И я, недолго думая, впустил его. Я побаиваюсь болезни, а Волосатый был без шапочки и респиратора, боюсь копов.

И вообще, все это не мое дело, и, я знаю, что укрывать беглеца от копов в своем доме это глупо. Сам не знаю, зачем я это сделал. Просто, жаль как-то стало его. Мы сидели за закрытой дверью и не дышали, а по двору сновали копы, заходили во все подъезды, стучались во все квартиры.

Они перемещались по двору как молекулы в истории про парня, по имени Броун, которую нам рассказывали в школе, до самого вечера, скрипели в свои рации, ждали команды. Вечером они оставили во дворе один патруль и разъехались по своим полицейским делам, а изнеможенный страхом и ожиданием Волосатый уснул на моем диване.

В кабинете серого опять до полуночи горел свет. Серый сидел за столом и помечал на карте города дома цветными флажками.

У Волосатого из кармана вывалилась книга. На черной обложке было написано «Овод». Я мельком пролистал ее – дрянная книженция про глупого аристократа, который занимался какой-то непонятной для меня ерундой и не очень хорошо закончил. Серый, кстати, тоже иногда читает книгу. Каждый раз одну и ту же – большую, зеленую. На обложке написано то ли Князь, то ли Царь. Правитель ли. Не помню.

День тридцатый – пир Валтасара

Привет ДД. Волосатый оказался отличным парнем. На днях полицейский патруль сняли и он ушел, не сказав куда. Хотел обменяться с ним телефонами, но у него нет своей трубки. Он убежден, что ребята в серых костюмах прослушивают все телефонные разговоры жителей города. Я думал, что только я знаю об этих парнях, а они, оказывается, на слуху. По словам Волосатого они обладают, прямо таки, сверхъестественными возможностями и силами. Волосатый говорил, что у них есть аппаратура, которая видит смс всех жителей, они читают все письма, все газеты пишут то, что нужно им. Я сказал ему, что по моему, это все похоже на какие то бабушкины сказки. Но его не переубедить.

Волосатый – пиарщик из политической партии Нового. У Нового, оказывается, и правда есть целая организация вот таких волосатых, чудаковатых ребят. Поэты, писатели, художники, всякие мелкие торгаши и прочие. Писаки, маляры, школяры, студенты.

Новый – довольно популярный парень. Сейчас он сидит в городской тюрьме. Волосатый сказал, что осудили его первоначально за то, что он не заплатил лет десять назад (выяснилось это только сейчас), какой-то важный налог, хотя Новый утверждал, что все заплатил. Потом, после того, как компанию Нового особым городским законом признали преступниками, Новому добавили пару лет к сроку. Волосатый говорил, что в тюрьме Нового бьют и морят голодом. Я тогда дал ему понять, сразу, что меня это не касается.

На двадцать пятый день газеты запестрили новостями о необходимости ставить прививку. Главврач написал большую статью о чудодейственности прививки, а юридическая рубрика разместила краткий текст закона, позволяющего не продавать непривитым еду и выписывать им большой штраф, если копы поймают их на улице. В принципе это логично, ведь, рискуешь сам, дак сиди дома, не подвергай опасности других. Волосатый, конечно, со мной не согласился. Хорошо, что я заранее запасся консервами.

На двадцать шестой день был большой концерт, посвященный подвигу врачей. После концерта Мэр читал длинную речь о том, как нужна прививка, как она полезна. Мне запомнилась его фраза: «Не верить в прививку, все равно, что не верить в то, что Земля круглая. Это не просто прививка – это вакцина от предрассудков, лекарство от средневековых стереотипов, прививка от глупостей».

Волосатый хотел крикнуть из окна какую-то гадость, но я быстро заткнул этого горячего молодчика. Не хватало еще мне с копами или, упаси Бог, серыми парнями, дома чайку испить, поговорить, а, может, и к ним заглянуть. Мэр в завершение сказал, что прививку теперь можно официально ставить насильно, ведь не желающие ее ставить – угроза не только для себя, но и других жителей города.