К вечеру мы доехали до Белорусского вокзала. Я галантно запарковался на тротуаре (если бы Вики не было со мной, я бы бросил машину в луже или втиснулся между мусорными контейнерами), и мы снова разъехались по домам на метро.

В ночь на среду пошел дождь, и шел весь день.

Стекла машины потели, мы тащились по Тверской, блестевшей расплывчатыми огоньками витрин.

Я включил радио, в негромкую музыку вплетался шума дождя, ворчание теплого мотора, ход дворников. Мы сами не заметили, как оказались без одежды.

Вечером, кое-как доехав до Садового, мы долго сидели в кафе, потом разъехались на метро.

В четверг Вика была выходная.

Я ехал один, день тянулся бесконечно, я добрался до Смоленской и с горя остался ночевать в машине прямо посреди полосы (пока я спал, передо мной влез джип).

В пятницу я проснулся от стука в стекло.

Это была Вика.

Мы снова занимались любовью, сходили в кино (пока горел красный), пили кофе из дурацких пластиковых стаканчиков.

«…загруженность московских улиц оценивается как высокая, глухо стоят Абельмановская Застава, Абрамцевская улица, Абрикосовский переулок, Авангардная улица, улицы Авиаконструктора Микояна, Авиаконструктора Миля, Авиаконструктора Сухого…»

Вместе мы дослушали список до буквы Д.

Потом Вика простилась и ушла.

Я долго еще сидел за рулем, улыбаясь и слушая названия то знакомых, то абсолютно неведомых мне московских улиц.

Через неделю мы были на Варшавке, вручили нашу срочную бандероль и еще через две вернулись обратно на Сокол, уже женатыми.

– Надо же, – качала головой Викина мама, – как вы быстро все обтяпали! Ох-хо-хо, детки, детки, как все быстро! Я принимался ее утешать, а Вика улыбалась, осторожно приложив узкую ладонь к своему теплому фланелевому животу.

Тайна имени

– Мы нашли семью Великого Воина, повелитель.

– Наконец-то. Он уже появился на свет?

– Он пока еще в самке.

– Покажи.

В голографической проекции отображалась московская кухня. Пузатая молодая человеческая женщина приняла чашку, отхлебнула и продолжила разговор:

– Или Евгений, или Максим. Но не Виктор, нет…

– А если девочка?

– Это мальчик. И его будут звать Максим.

Темный властелин нахмурился.

– Какова тайна имени Максим?

Придворный прорицатель пошевелил щупальцами.

– «Названные именем Максим упорны в достижении цели, дальновидны и мудры, но расточительны и импульсивны. Их слабое место – селезенка, число – семь, минерал – асбест…».

– Семь? – повелитель выпустил желтый пар и хлопнул прорицателя по спинным плавникам. – Если поторопимся, наш флот достигнет пределов Млечного Пути в эпоху асбеста. Готовьте галактический крейсер! Мы выдвигаемся немедленно!

– Мне не нравится Максим. Дядя Максим был пьяницей. У нас в институте был Максим Петрович, и на него уронили рулон фторопласта.

– И что?

– Ничего. Костюм новый испортили. Я против Максима. Если выбирать – лучше Евгений.

Женщина запахнула халат и задумчиво покачала головой.

– «Евгении добры и наделены сильным характером, но уязвимы перед магией воды и соединениями серы. Их минерал – керамзит, число – 115, дерево – бузина…».

– Бузина?.. Хм… Число наших жертв будет велико. Война неоправданна, отзовите крейсер.

– Знаешь, как Евгения будут звать в школе? Жендос. Ты хочешь, чтоб твоего сына звали Жендос?

– А как тогда?.. Может, Егор?..

– «Все Егоры красноречивы и терпеливы, одарены талантом к перевоплощению, но бессильны перед плазмой…».

– Готовьте крейсер! Мы выдвигаемся немедленно!

– Один Егор нам тут встроенный шкаф задом наперед собрал… Тогда уж лучше Георгием.

– Я сегодня ехала в лифте с Георгием Ванесовичем из шестьдесят седьмой, от него так пахло хорошо!

– «…Заболевания таза и белая горячка…».

– Два крейсера!

– Мама, но он же хач! И потом не забывай про дядю Гогу из Воронежа!

– Об этом я не подумала!

– Может, Евгением, все-таки? Почему обязательно Жендос?! Женя… Женечка…

Чаша весов, на которых взвешивается будущее галактики, вновь качнулась в сторону победы людей.

Темный Властелин насупил жаберные щели и пустил красный пар.

– Отзовите крейсер. Земляне будут слишком сильны…

– Тут написано, что Евгении добры и наделены сильным характером…

– Дай-ка… Керамзит?! Твой отец чуть почки не посадил на керамзите! Евгением – только через мой труп!

– Когда мы захватим Землю, я сделаю эту мудрую самку наместницей центурии!

– Значит, Максимом?

– Назовешь Максимом, – разведусь с тобой! Я не собираюсь с Максим-Петровичем нянчиться, меня весь институт засмеет!

– Ах, этот бородатый землянин достоин каталепсии!

– Знаете что?! С вами каши не сваришь! Кто первый войдет в эту дверь, того и послушаю!

Кухня замерла. Замер Темный Властелин, придвинув окуляры к прибору и тонкой струйкой выпуская зеленый пар. Замер прорицатель. Замерли миллионы светил в обеих Галактиках, с трепетом готовясь принять свою Судьбу.

Энергетическое поле голограммы вздрогнуло, пропустив через себя волну разума. В кухню, черная, как грозовое облако, вошла бабушка.

– Что каркаете? Как вороны! Максим! Евгений! Тьфу!

– А как же Зоя Тихоновна?

– Вот имя так имя! – Старуха подошла к животу и нежно приложила корявую ладонь к теплому своду. – Расти, милый, здоровеньким и зовись Удмианаф, что значит: «У Дмитрия Анатольевича новый айфон»!

Темный Властелин выпустил пар и пришлепнул глаза плавником.

– А что? Мне нравится!

– Удмианафчик!

– Удмианаф Петрович!

Люди в кухне обрадовались, брюхатая самка поднялась и нежно обвила старуху руками.

– Все ясно. Расходимся. – Повелитель жестом остановил прорицателя, лихорадочно листающего бесполезный справочник.

– Но что мы скажем в Совете, господин?

– Мы скажем, что на наших глазах земляне обманули Судьбу.

Темный Властелин протянул щупальцу и погасил проекцию.

На невообразимо далекой планете Земля Великий Воин Удмианаф повернулся поудобней в пузе своей матери и снова мирно заснул.

Прохладный мир

Охота выдалась удачной – загнали лосенка и двух баб.

Прямо за службами был устроен прочный загон из деревянных перекладин, по форме напоминающий ЦУМ. Главный трофей – большая чумазая девка – был помещен сюда. Розовые груди мотались за свежеструганными решетками – баба деловито нарезала круги по клетке, толкая перед собой несуществующую тележку. Потом вдруг она садилась на солому в позе педикюра, и взгляд ее стекленел. Баба смотрела «Дом-2».

Ибрагим, скинув черкеску, блестящую серебряными газырями, и перехватив длинные усы ниточкой, точил булатный нож. Вторая баба, которую сильно попортили собаки, лежала подле на траве, стреноженная, и листала журнал «Хелло!». Ибрагим выкатывал глаза, что-то напевая, и приятный свист затачиваемой стали летел вслед за дымом костерка к осеннему небу.

– А что, Ибрагим, хороша ли баба?

Кое-кто из джентльменов уже переоделся и со стаканом коньяка в руке спустился во двор проведать жаркое. Белый пробор лихо пересекал черные лаковые волосы.

– Очынь хороша, барин! Из этой баба буду пилов делать! Еще репа возьму, зира возьму, немного нут возьму, красный перец для запаха! Смотри, будешь кушать бабу, барин, язык не проглоты!

<описание природы></описание природы>

Большой стол накрыли прямо под небом, подложив кое-где доски, чтоб ножки не утопали в мягкой осенней почве.

Плов ели руками, запивая хорошим Саперави и водкой.

Кинза, помидоры, крупная соль и тонкие кольца лука составляли закуску.

– А что, господа, слышали ли вы, что бабу можно эть?

Фердинанд расколол мозговую кость предплечья и понюхал густой ароматный пар.

– Да-с, бабу, как и любое млекопитающее, можно эть. Я вот пробовал эть бабу, когда служил в Бессарабии, и нашел ее куда нежней козы.

Джентльмены, разгоряченные спиртным и прозрачным осенним воздухом, загоготали.

– Да, ее можно приручить и сделать другом, взять в дом.

За столом повисла тишина. Ножи перестали звенеть о тарелки. Где-то далеко в осеннем бору переговаривались сороки.

– Что вы стихли, как на похоронах? Я имел в виду козу.

Громкий смех, как ливень, обрушился на поляну.

Джентльмены корчились, сгибаясь и разгибаясь, хлопали друг друга по спинам, показывая рты с непрожеванными кусками мяса, проливали из стаканов, роняли тарелки и стулья. Ибрагим, все еще в фартуке и с подвязанными усами, гоготал так, что клетчатый платок его весь промок от слез.

Перестать смеяться было им решительно невозможно, но если бы джентльмены вдруг остановились, хотя это и не было возможно, но если бы они на миг затихли, то услышали бы, как в своей деревянной клетке, оставив «Дом-2», тоненьким голоском хихикает вместе с ними розовая чумазая девка.

Офисная готика

– Вы славный парень, Джонатан, сожалею, что вам досталось так мало.

Краснорожий деревенский нотариус не слишком усердно изобразил сочувствие, протягивая мне желтый конверт с ключом. За спиной хихикнула какая-то из тетушек.

К моему горькому разочарованию из всего обширного дядиного имущества мне в наследство достался один только блог.

* * *

Дядин блог оказался суровой старинной постройкой, потемневшей от времени и непогоды. Аллея старых лип, покрытых пустыми вороньими гнездами, вела к нему от церковного кладбища.

Я вскрыл конверт, и мне на ладонь выпал небольшой медный ключ с надписью qwerty12345 на круглой головке, который не с первого раза отомкнул древний замок.

Наследство мое представлялось мне все более никчемным.

* * *

Было за полночь.

Я сидел в дядином блоге и копался в записях. Тяжелая мрачная облачность быстро бежала по небу (размытая луна редко мелькала в прорехах туч), да ветер выл в трубе угасшего камина.

Вдруг я отчетливо различил тихий стон. Даже не стон, а всхлип, с которым прочищают больное горло.

Я поднялся и на ватных ногах обошел блог, заставляя себя заглянуть в каждый пост.

Шаги мои тревожно звучали в пустом помещении. Сделав круг, я вернулся к креслу, в котором сидел, и к ужасу своему заметил, как какое-то существо при моем приближении отпрянуло за спинку.

Успокаивая себя, что это один из кладбищенских псов заскочил ко мне на огонек, я поднял кочергу и на цыпочках принялся обходить кресло, держа свечу в левой руке.

Густая тень медленно чертила круг, отступая от мигающего пламени свечки.

Собака (если это была собака) вот-вот должна была показаться в полосе света.

Я приготовился как следует наподдать ей, как вдруг высокий костистый мертвец, шафранно-желтый, в черном старомодном костюме, резко поднялся из-за кресла и, прежде чем я потерял сознание, добавил меня в друзья.

* * *

«Почему мы боимся мертвецов?

С технической точки зрения, мертвец – никудышный противник.

Годы пассивного лежания в гробу не прошли для него даром: он слаб, вял, неловок, кроме того, плоть его полуразрушена и не защищает внутренние органы так же хорошо, как прочные ребра живого.

Если мы говорим о европейцах, в обычаях которых давно нет места пышным проводам усопшего вместе со всем его имуществом, почти наверняка наш покойник не вооружен.

Казалось бы, в прямой схватке одолеть мертвеца сможет почти любой мужчина (за исключением, разве, калек, детей и дряхлых стариков), а уж имея под рукой топор, серп или косу, можно уверенно сказать, что с покойником справятся и женщина, и подросток.

И все же каждый раз, когда выходец с того света предстает перед нами, сердце наше обрывается, душа уходит в пятки, и даже бывалые забияки либо малодушно спасаются бегством, либо падают в обмороки.

Почему?

Каждый живой знает, что рано или поздно умрет, поэтому бытие наше пронизано ощущением собственной временности, конечности. Мертвец же останется мертвым навсегда, и срок его есть Вечность. Вот это столкновение с Вечностью и пугает нас, а вовсе не вероятный физический ущерб, хотя, если принять возможность заражения крови от укуса полусгнившими челюстями, последний тоже нельзя полностью сбрасывать со счетов», – размышляя так, я тщательно поливал стены, пол и все посты блога святой водой из огромной фляги, которую после мучительной борьбы профессионального благочестия с врожденной подозрительностью дал мне деревенский викарий.

* * *

Покончив с экзорцизмом, я кое-как доковылял домой и сразу уснул прямо на диване в гостиной. Очнувшись под вечер, когда последние лучи заката заливали комнату мглистым маревом, я долго не мог понять, приснился мне френдинг с покойником или все было на самом деле.

Чтобы как-то отвлечься, я зарядил револьвер и принялся сшибать со стола пустые бутылки (за последние дни их набралось немало) – сперва это забавляло меня, но не прошло и четверти часа, как острое желание посетить блог и проверить статистику взяло верх над здравым смыслом.

Проклиная свою слабость, я накинул плащ и выскочил из дома.

Закат уже догорел, и сырой туман поднимался над землей. Казалось, клубы его движутся по кругу, засасывая спящую деревню в гигантскую воронку.

Я обогнул церковь, пересек безмолвное кладбище и вошел в темный блог. Где-то очень далеко выла собака, плач ее метался в сыром вечернем воздухе, смешиваясь с паровозными гудками, туманом и скрипом ветвей.

Чиркнув спичкой, я зажег свечу.

Очевидно, святая вода не сработала: прямо передо мной в высоком кресле сидел мой вчерашний френд.

Второй мертвец стоял поодаль, картинно заломив на горле желтую высохшую кисть.

После некоторых колебаний он тоже добавил меня в друзья.

* * *

– Благословите меня, святой отец, ибо я грешен.

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа.

– Меня зафрендил мертвец.

– Простите, сын мой?..

– В мой блог пришел мертвец и зафрендил меня.

– Пресвятая Дева Мария!

– Что мне делать?

– Немедленно забаньте его, сын мой, и дюжину раз прочитайте «Богородицу» и «Отче наш»!

– Да, святой отец.

– И еще…

– Да, святой отец?

– Скажите мне, сын мой, как вырос ваш рейтинг?

– Что?

– Вас зафрендил мертвец – как это повлияло на рейтинг? Ходят слухи, что у мертвецов огромный социальный капитал.

– Я не знаю… я не думал об этом… я могу посмотреть…

– Не стоит. Забаньте его и прочтите молитвы. Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь!

* * *

Говорят, под Палермо есть катакомбы, в которых местное население хранит своих покойников, превратив таким образом эти подвалы в своеобразный музей смерти.

Я не был в Палермо, но, полагаю, мой блог стал чем-то подобным.

За месяц у меня набралось около двухсот новых френдов разной степени разложения.

Тяжело переживая постоянное общение с мертвыми людьми, я осунулся, побледнел и почти перестал спать, особенно когда в деревне стали пропадать сперва собаки, а потом и люди, а в своем блоге я все чаще находил обглоданные кости.

Из живых людей меня добавили только двое: викарий, да мисс Абигаль – дочь кладбищенского сторожа.

* * *

Мисс Абигаль. Я хочу немного рассказать об этой девушке.

На первый взгляд она невзрачна и даже некрасива. Гладкие черные волосы закрывают половину бледного лица. Тонкие, почти прозрачные локти и предплечья, длинные кисти рук, которые вечно выгнуты так, будто сухожилия не в силах справиться с их тяжестью. Хрупкая детская фигура. Тихий сухой голос.

В первый раз мы оказались наедине, когда проливной дождь застал меня на деревенском кладбище. Опасаясь вымокнуть, я нырнул в первый попавшийся склеп, а через минуту там же оказалась и Абигаль, мокрая до нитки. Черное платье, подобно рыбьей коже, облепляло ее длинное тело. Я предложил ей свое пальто, но она смутилась, выскользнула из дверей склепа и растворилась в пелене дождя.

Вечером я добавил дочку сторожа в друзья.

Через неделю мы стали любовниками.

Через месяц мои мертвецы съели ее отца.

* * *

Из Лондона мне каждый день приходили письма.

Два-три раза написал кто-то из друзей, но в основном это были гневные, желчные и оскорбительные петиции от кредиторов. Мне угрожали судом и земным и небесным, но обоих я уже не боялся: первого – потому что за счет мертвых подписчиков популярность моего блога так стремительно росла, что к зиме я рассчитывал стать лордом-тысячником, а с неблагоприятным исходом второго я уже свыкся.

Могу открыть вам секрет популярности среди усопших: опросы. Оказалось, мертвецы обожают опросы. Теперь, когда их мнение так катастрофически никого не интересует, за возможность высказаться любой покойник отдаст свою правую руку (если, конечно, она еще не сгнила и не отвалилась).

Кроме того, не стоит забывать, что мертвых на Земле скопилось гораздо больше, чем живых.

* * *

С каждым днем я обожал ее все больше – из всех деревенских девушек только Абигаль не боялась задрать юбку в моем блоге.

«Я не теряю головы от покойников», – улыбалась она.

Ах, знал бы я тогда, какая горькая ирония заключена в ее словах!

* * *

Гром грянул, когда Королевская ассоциация блогеров вполне ожидаемо объявила мой блог самым посещаемым не только в деревне, но и в графстве, больно уязвив предыдущего бессменного чемпиона – викария.

Стоял прозрачный, холодный, продутый всеми ветрами октябрь.

Кровавые закаты блестели в замерзших лужах, волки подходили к самому жилью, по ночам черные скрипучие липы, дрожа от холода, переговаривались с размытыми звездами.

Едва получив чек, я побежал в церковь и под епитрахилью рассказал святому отцу все как есть – теперь викарий был связан тайной исповеди и не мог заложить меня Ассоциации. Бедный поп! Смертные грехи гнева и зависти раздирали его душу!

Он едва дотерпел до воскресенья, чтоб предложить вниманию поредевшей паствы проповедь на тему: «Алчность и гордыня – пути к язычеству, содомии и накруткам рейтинга», прозрачно намекая на вашего покорного слугу.

Деревенские правильно поняли пастора, и я попал в полномасштабную осаду.

Мне закрыли кредит в бакалейной лавке, прачка не брала мое белье, трактирщик отказал мне в столе, двери закрывались у меня перед носом. Абигаль утешала меня как могла, но все же я страдал от размолвки с живыми обитателями деревни, и черт меня дернул написать о своих переживаниях в блоге.

События следующей ночи вошли в полицейскую хронику как «К***ая вакханалия смерти, или Ночь восставших из могил – 2» (первая была двумя веками раньше).

Участвовавшие в «вакханалии» покойники признавались впоследствии, что сперва хотели лишь попугать жителей деревни, но по ходу дела «немного проголодались».

* * *

«И сказал Господь Моисею: “Пойди к фараону и скажи ему: так говорит Господь: “Отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне служение; если же ты не согласишься отпустить, то вот, Я поражаю всю область твою жабами; и воскишит река жабами, и они выйдут и войдут в дом твой, и в спальню твою, и на постель твою, и в домы рабов твоих и народа твоего, и в печи твои, и в квашни твои, и на тебя, и на народ твой, и на всех рабов твоих взойдут жабы”. И сказал Господь Моисею: “Скажи Аарону: простри руку твою с жезлом твоим на реки, на потоки и на озера и выведи жаб на землю Египетскую”. Аарон простер руку свою на воды Египетские; и вышли жабы и покрыли землю Египетскую.»

Торопливо шел я по разоренной деревне. Холодный ночной ветер рвал мой плащ.

Вопли ужаса и отчаянья, метавшиеся над домами, затихли, на смену им пришли чавканье, урчанье, хруст хрящей, визг глодаемой кости: под покровом темноты мертвые доедали живых.

Переступая то и дело через зловещие останки, я думал об Абигаль. Мне представлялся пароход, несущий нас в Америку, как вдруг из темноты вынырнул тощий пес, несущий в зубах белую кисть руки, и я узнал кольцо.

Ноги мои подкосились.

Не помню, как оказался я на кладбище. В доме Абигаль горел свет. Я толкнул незапертую дверь – вещи разбросаны, осколки посуды хрустят под ногами. Широкая липкая полоса на ступеньках лестницы привела меня в спальню. Сверкая шейными позвонками, черный шар выкатился мне под ноги. Сухой грязный старик повернул истлевшее лицо в мою сторону:

– Джонатан? Это ты, сынок?

Я вскинул револьвер и разрядил весь барабан в окровавленную дядину пасть. Затем поднял с пола голову Абигаль, завернул в плащ и понес туда, где отныне мы будем вовеки неразлучны.

В мой блог.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?