– Спасите! Помогите, люди добрые! – надрывался человек.
Несмотря на напряжение, Юра чуть не рассмеялся. В интонациях неизвестного было что-то диковинно архаичное, плаксивое, нездешнее. Юра мог бы сказать: таким тоном в наше время на помощь не зовут. И какой странный призыв: люди добрые!
И тут Юра увидел его.
Он бешено и беспомощно барахтался на дне глубокого котлована в рыхлой и полужидкой грязи, которая наползала на него со всех сторон. Он лежал на животе и отчаянно бил руками и ногами, весь облепленный черной и коричневой грязью, от которой поднимался желтоватый туман, и все время погружался в эту грязь, так как она лилась на него вязкими лавинами со стен котлована, и снова выкарабкивался на поверхность и бил руками и ногами и вопил:
– Помогите, люди добрые! Не дайте погибнуть!
Юра крикнул:
– Алексей Петрович, Михаил Антонович! Здесь!
Он помахал над головой руками и стал примериваться, как спуститься. Человек поднял голову, перестал биться и, погружаясь, попытался рассмотреть Юру сквозь залепленное грязью окно в шлеме.
– Милый! – хрипло простонал он. – Помоги, браток! А? Не брось!
– Не брошу, не беспокойтесь, – сердито сказал Юра и стал спускаться. Рыхлая порода под его ногами посыпалась вниз.
– Стажер, не сметь! – загремел в наушниках голос Быкова.
– Так что же, пропадать человеку? – сердито отозвался Юра.
Порода под ним обрушилась, и он съехал сразу метров на пять. Человек больше не кричал, он только упорно высигивал из грязи, падал животом и грудью на скользкие стены и съезжал снова по шею в дымящееся болото.
– Мальчишка, – прохрипел в наушниках запыхавшийся голос. – Я приказываю, остановитесь!
«Поздно», – подумал Юра и соскользнул еще на несколько метров.
– У меня веревка, Алексей Петрович, – крикнул Василий. – Юра, держи!
По шлему хлестнула нейлоновая петля. Юра поспешно продел ее под мышки. В то же мгновение человек в яме снова прыгнул и ухватил Юру за ногу. Юра сейчас же обрушился на него и очутился по пояс в грязи. Человечек ворочался под ним, затем показалась его голова в залепленном шлеме.
– Не дай пропасть, не оставь, милый человек, – бормотал он, пытаясь забраться Юре на плечи.
«Вот еще дерьмо», – с отвращением подумал Юра. Он крикнул:
– Василий!
– Держу!
– Кинь, если есть, еще конец, вытяни этого дурака, а то он меня потопит.
– Стажер! – прогудел Быков. – Держишься?
– Все хорошо, Алексей Петрович, – как можно веселей отозвался Юра. – Тяните этого…
– Вот так, – сказал Василий. Видимо, незнакомец вцепился в веревку, и его потянули наверх, потому что Юрий почувствовал облегчение. Он поднял голову и увидел ноги незнакомца, бешено скребущие по рыхлой стене. Тащили его Быков и Василий. Конец с Юрой держал Михаил Антонович.
– Ну как ты там, Юрик? – заботливо спрашивал добрый штурман.
– Хорошо, – кратко ответствовал Юра.
Василий срывающимся от натуги голосом продекламировал:
– Крепок, поганый, на жилочках, ай и тянется поганый, сам не рвется…
Затем подняли Юру. Когда он вылез на сухое место, незнакомец сидел, торопливо обтирая грязь со шлема, и бормотал тонким плаксивым голосом:
– Погубители, негодяи, ах, ну и погубители окаянные…
– Ты с какого участка? – сердито спросил Василий. – Что с тобой случилось?
Быков возвышался над незнакомцем, как монумент, глядя на него сверху вниз. Михаил Антонович сидел перед ним на корточках и помогал счистить тину.
– Мы-то? – сказал своим странным стилем незнакомец. – Мы не ваши, люди добрые, дай бог вам здоровья. Мы оттуда… – Он не пояснил откуда. – Да вот надсмеялись надо мною, ограбили да столкнули в ямину-то… Чуть было не потоп…
– Кто ты таков? – сердито спросил Быков. – Как ты сюда попал?
Незнакомец наконец поднялся на ноги, и Юра сквозь стекло помятого шлема увидел крошечное личико с красными веками, ввалившимися щеками, в рыжей жесткой неопрятной щетине.
– Простите великодушно, – сипло сказал незнакомец и поклонился. – Приятно встретить соотечественника. А мы молокане, вот понес черт на небеса за кладами. Камушки мы ищем. Камушки.
– Вербованный?
– Нет, сами по себе мы. Ни от кого, значит, не зависим.
– Аутсайдер, – брезгливо сказал Василий.
– Точно, аутсайдерами мы ищем, сами по себе. Ой, да что же мне теперь делать? Как же я теперь-то? А? И на что вы спасли меня?
У него началась настоящая истерика, и потребовались две здоровенные плюхи от разозленного Василия и глоток алкоголя из походной аптечки в вездеходе, чтобы это странное чудовище пришло в себя и рассказало о том, что произошло.
Под кровавым небом Венеры, на черном песке Урановой Голконды, в двух шагах от гигантского предприятия, где гением человека богатства чужой планеты уходили на питание Земли, прозвучал унылый и пошлый рассказ, напомнивший пошлейшие времена «золотой лихорадки» – рассказ об обмане, о предательстве, о годах, прожитых впустую, о мечте разбогатеть и открыть свое дело…
– Дурак, – сказал безжалостный Василий.
Человечек вдруг взорвался.
– Ты меня не дурачи́! – завизжал он. – Молод еще дурачи́ть-то! Молоко еще… Ты мне скажи, что делать? Полгода я здесь гнил, а теперь ограбили, по миру пустили подлецы! На мои кровные, на пот мой и кровь мою жить в роскошестве будут, а я что? Подыхать здесь? Да?
– Дурак, – убежденно повторил Василий. – Иди к нам работать. Денег у нас, правда, не платят, так ведь жить как человек будешь.