Последний шанс

– Милочка, принеси-ка мне тазик тепленькой воды, – попросил Арен.

– Да, господин, – поклонилась девушка и удалилась. Гость некоторое время смотрел ей вслед, подмечая, как по мере ее удаления ослабевают жар и головокружение. А когда служанка скрылась во тьме коридора, он захлопнул дверь, и тело вновь провалилось в состояние бесчувствия.

* * *

Арен внимательно рассматривал себя: руки, ноги, грудь, пятно на кирасе. Он безумно хотел знать, что же с ним творится, но пока ему не следовали ничего делать. Девушка могла принести воду в любую минуту, поэтому маг пока сдерживал себя от каких-либо действий, ведь, если его самые страшные опасения оправдаются… Нет, она не должна узнать, никто не должен!

Вот уже вновь нахлынуло все то же злополучное тепло. В ответ на это Арен лишь отворил дверь и выглянул в темноту коридора – действительно, оттуда медленно выплывала фигура белокурой красотки, аккуратно державшей деревянный тазик. Колдун, как подобает истинному джентльмену, взял у леди ее ношу и, лишь буркнув «спасибо», вновь заперся в своей коморке. Его не волновало, улыбнулась ли она ему, быть может, она была не против пообщаться еще в темноте… Неважно, Арена беспокоил лишь один вопрос – жив ли он.

Он поставил таз на табурет, взял одну свечку и поставил на край стола прямо над тазом, чтобы свет отражался в воде. Затем воин запер дверь на засов.

Ему было впервые за много лет так страшно, но руки его не дрожали вопреки всему. Первым делом Арен попытался измерить пульс, но в приступе еще более сильного ужаса понял, что его нет. Его рука, не дрожа, зачерпнула воду из тазика. Определить, теплая она или нет, маг не мог, потому что вновь ничего не чувствовал. Арен обрызгал пятно на своем нагруднике, затем растер рукой. На пальцах осталась густая темно-багровая жидкость. Чародей понюхал ее и, к собственному удивлению, учуял ее запах! Он облизал пальцы… Его чуть не вывернуло наизнанку от осознания того, что это такое. Но страшнее всего было то, что он не чувствовал никаких запахов и никаких вкусов, кроме запаха и вкуса крови… И они ему нравились! Внутри него медленно, но неумолимо начал просыпаться непонятный голод-жажда! То была кровь! И что-то подсказывало магу, что это его кровь…

Арен сбросил с себя нагрудник и снял прилипшую к телу от крови рубаху. Все самые ужасные опасения волшебника сразу же оправдались, а от сомнений не осталось ни следа. На окровавленной груди, прямо над сердцем, зияла маленькая дырочка. Он мертв. Ноги подкосились, и маг сел на кровать. Он не просто мертв – он неупокоенная нежить!

Какая, к черту, драконья хворь?! Арен с самого начала не верил в ее существование. Воин был убит в тот день в заснеженном лесу по дороге в Кованирунд. Никакого обморока не было, была лишь смерть, мгновенная смерть. И после этого он восстал из мертвых!

Он не был поднят темной магией чернокнижников, однозначно, ибо его помыслы и воля были свободны, ничья невидимая рука не вела его. Или это только кажется, что не вела? Нет, Арен ожил не по чьей-то темной воле, его держат в этом мире неоконченные дела. Но что это за дела?

Первое, что пришло в голову, так это месть убийце. А что? Издревле в Араде существовал орден Стражи Покоя. До того как расцвели некромантия и демонология, в мире существовали неупокоенные. Они восставали из мертвых, поскольку у них имелись неоконченные дела в миру, либо они жаждали справедливого суда за свою погибель. И воины Стражи Покоя как раз помогали неприкаянным душам обрести покой. Нет, эти маги не изгоняли духов и не изводили зомби. Они им в прямом смысле этого слова помогали. Кстати, за счет такой деятельности этого ордена раньше раскрываемость насильственных преступлений была крайне высока. Бандиты и убийцы с ужасом звали эту организацию на своем жаргоне «инквизицией».

Впрочем, уважали и боялись инквизицию давно, но не сейчас. После того как махровым цветом расцвела некромантия и прогремела трехлетняя война, доверие к неупокоенным среди живых было подорвано. С тех пор все живые мертвецы считаются нечистой силой (и чаще всего так оно и есть), а на воинов Стражи Покоя поглядывают с опаской и недоверием – мол, неживым помогают. Впрочем, в схожем положении оказались и колдуны-жрецы, ибо они, взывающие своей магией к милости богов, не смогли обрушить на демонопоклонников и некромантов гнев божий в трехлетней войне. Посему на них висит отныне клеймо шарлатанов и мошенников, злоупотребляющих своими способностями и положением.

Хотя, как бы там ни обстояли дела со Стражей Покоя и жрецами, нечто непонятное подсказывало Арену, что месть убийце – вовсе не та причина, по которой ему не лежится стылым трупом в земле сырой.

Арен упал на кровать, погрузившись в темную пучину собственных раздумий, силясь узреть в ней хоть одну ясную картину, объясняющую происходящее с ним. Рассудок бешено метался по самым потаенным уголкам собственного бессознательного, но все впустую. Здравый смысл никак не мог связать скудные догадки в нечто осмысленное.

Он не знал, сколько так пролежал, тщетно силясь то ли разобраться в происходящем, то ли заснуть. В конце концов, поняв, что сну, как и прочим слабостям и желаниям живой плоти, в его новой сущности нет места, Арен встал. Маг подошел к тазику с водой и посмотрел на свое лицо, отраженное едва уловимым силуэтом в водной глади. Даже при слабом свете свечей было видно, как побледнело лицо человека, а глаза – потемнели. В зрачках улавливались голодные красные огоньки. Арен открыл рот от удивления – впервые его отражение было столь непривычным. Во рту же красовались четыре кошачьих клыка. Маг в этот раз лишь вздохнул – его уже мало что удивляло. Что ж, не зомби, значит – вампир. Вампир так вампир. Что уж теперь с этим поделать?

Спать не хотелось. Делать было нечего. Чтобы терзавшие разум человека вопросы не свели его с ума, он решил простирнуть рубаху от крови и начистить кирасу. В конце-то концов ходить в липкой и грязной от крови одежде не хотелось даже неупокоенному, да и окружающие могли его так распознать (если, конечно, его внешний вид не говорил все сам за себя).

Еще засветло маг более или менее привел в порядок свою одежду и броню. Теперь оставалось лишь все просушить. Как ни крути, Арену-то все равно, но вот вид у воина в абсолютно мокрых одеждах был достаточно подозрительным. Посему колдун оделся и направился в главный зал, где вечером в очаге полыхал огромный костер. Навряд ли он уже полностью потух, и его жара должно быть достаточно для того, чтобы к рассвету облачение человека высохло. А в том, что сейчас он весь мокрый, нет ничего страшного, в коридорах темно, да и все еще спят. Никто этого не заметит.

* * *

Мысли о смерти и загробном предназначении сменяли одна другую в такт с мерцанием неостывших углей костра. Кто убил его? Зачем? Почему он восстал из мертвых? Для чего? Он не знал.

Светало, одежда уже высохла, а тепло уже давно погасшего костра едва начало покидать золу и угли в очаге.

Ни на один вопрос Арен так и не ответил сам себе. Впрочем, по поводу того, кто его убил, можно было хотя бы допустить, что этот вопрос закрыт. Как ни крути, он двадцать семь лет воюет со злом, охотится на всевозможных тварей и вершит Суд Божий. Ясно, что это не мирный труд и врагов у человека более чем предостаточно. На десяток жизней хватит. Черт его знает, сколько и каких чернокнижников, колдунов, ведьм, оккультистов, демонов, вампиров, драконов и их слуг спят и видят его смерть. Благо он не лез в политику, а потому на «светлой стороне» его вряд ли кто-то желал порешить. При этом Арен вспомнил слова Вернера о грядущих встрясках в королевской политике и возможности в любой момент с любой стороны получить нож в спину просто потому, что кто-то посчитал тебя опасным. Вот поэтому он и не любил политику.

Воин закурил. По привычке. Да и скучно было, хотелось руки занять. Вот и пришла в голову инстинктивная мысль. Он не дышал, а потому с трудом втягивал в себя табачный дым. Это давалось нелегко, отчего маг стал курить невзатяг. Кстати, когда тление овладеет им в большей мере и в нем заведутся черви, эдакое симулирование курения может стать неплохим способом выгнать из себя паразитов. Арен резко вытряхнул пепел из трубки – ему стало противно от этой мысли. Впрочем, боец быстро вспомнил, что все-таки мертв окончательно и бесповоротно, а потому стоило привыкать к своим новым потребностям и проблемам и брать на заметку идеи, которые помогут с ними бороться. Он вновь забил трубку и закурил, но теперь в себя.

– Так что же держит меня в этом бренном мире? – прошептал едва уловимо Арен, оторвавшись мыслями от червей в груди и еще много где.

Такого, чтобы в последнее время у него были чрезвычайно важные дела, он не помнит. По крайней мере, если бы его спросили при жизни, то он точно ответил бы, что ради них не стал бы вставать из могилы. Не то чтобы он легкомысленно относился к своей работе, делу, обязанностям, просто все это было не тем, что нужно.

Арен выкурил еще три трубки, прежде чем его разум начал выплывать из сумрака. А затем его осенило: вдруг дело, которое не дает ему почить с миром, – это то, ради чего его сюда позвали?! Именно поэтому его и убили – чернокнижники точно знают об объявившемся источнике силы и желают им завладеть. И им нужно любыми способами помешать защитникам мира и света его найти и прикарманить. Они хотели отсечь и устранить поодиночке прибывающих защитников. И неизвестно, скольких им удалось убить по пути в замок. Арен ведь не знает, сколько магов из его и другого отряда дожило до этих дней и было призвано в Кованирунд. Быть может, должно было прийти больше воинов, но не все дошли. Хотя… Нет, точно нет! Мест для гостей отводилось всего четырнадцать, Лучи точно знал, кто должен прийти, и стало бы известно всем, что кто-то не добрался вовремя. Это вызвало бы беспокойство, но ничего подобного Арен не заметил. Значит, убит был он один. Неужели он один такой дурак, что его смогли убить, что он дал себя убить?! Выходит, что так. А вдруг хотели убить его одного? А смысл? Чем он столь важен, что будет поважнее прочих?

Он сбился со счета, какую трубку набивал. Итак, следуя логике развиваемых предположений, чернокнижники должны были устранить по пути в замок всех защитников. Не факт, что у них получилось бы, но они точно попытались бы. В таком случае однозначно не дошел бы до пункта назначения не только Арен. Это первое. Второе – данный факт точно стал бы всем известен, и вместо веселого застолья были бы спешные приготовления к защите замка, а новоприбывший воин не мог бы этого не заметить. Но ничего подобного не происходило. Значит… Что значит?

Быть может, чернокнижникам вовсе не нужно мешать гостям замка? Может, они просто не могут сами найти и распознать таинственный источник даже с помощью Скрижали Богов, а потому и упустили такую возможность сразу уменьшить численность противника? Вот это уже более похоже на правду. Но почему и кто тогда расправился с Ареном? Почему именно с ним?! А ладно! Пень с ним! Кто угодно и хрен знает зачем мог это сделать! Этот вопрос в конечном счете можно опустить. Важно то, что он теперь должен сделать. Его уверенность в том, что незаконченное дело связано с этим местом, крепла с каждым мгновением.

Арен успокоился. Он просто сидел, скучал и курил. Все было таким же, как раньше, кроме чувств. Было дело, и его исполнение поглощало большую часть бытия, сил, мыслей. А чувства… в конце концов, теперь ничто не отвлекало от главного – работы и дела: ни голод, ни слабость, ни страсть, ничто. Но так было скучнее…