20
Прошла неделя, за ней – другая, подошел Верин день рождения. В воскресенье, как было условлено, Таня с бабушкой отправились в соседний город. Всю дорогу до электрички и потом, в вагоне, они шутили и смеялись, подбадривая друг друга. Не прошло и двух часов, как они уже стояли на привокзальной площади.
«Я знаю – город будет,
Я знаю – саду цвесть,
Когда такие люди
В стране советской есть!» – продекламировала Танечка знаменитую строфу, построчно распределенную на четыре крыши. Четкий ритм строфы словно подправлял неправильный полукруг зданий. Таня подмигнула:
– Бабуль, про вас стих-то!
– Артистка! – Любовь скользнула по площади равнодушным взглядом, высматривая телефон-автомат: Вера просила по приезде позвонить, чтобы Андрей Сергеич приехал забрать их с вокзала.
Октябрьское солнце светило сквозь легкий смог. От того места, где они стояли, в разные стороны лучами расходились три проспекта. Таня загляделась в перспективу одного из них. Все тут было на размер больше, чем в ее городе. Этот разбег в размере давал возможность другой пропорции, рождающей стройность. И строгость.
Бабушка тронула Таню за плечо, протянула две копейки и кивнула на телефон:
– Поди позвони матери-то.
– Постой, – Таня шагнула к стоящему рядом такси и назвала адрес.
Водитель выдохнул дым и назвал стоимость, которая примерно равнялась сумме мелочи в Танином кармане. Таня выразительно погремела ею:
– Поехали!
Бабушка подошла и переспросила цену.
– Ну как есть артистка! – она улыбнулась, покачала головой, и они уселись в машину.
Проехав несколько кварталов, таксист повернул во двор и остановился, не спрашивая, какой подъезд им нужен. Таня выгребла мелочь, отсчитала нужную сумму. Водитель, не глядя, ссыпал ее к себе.
Они огляделись. Величавый дом примыкал к просторному скверу.
– Ого! Шикарно, – Таня посмотрела на бабушку, закатила глаза и тут же скосила их к переносице. Уловка была беспроигрышной. Любовь засмеялась и махнула рукой:
– Да ну тебя!
А Таня хохотала и входила в гулкий подъезд. Взбежав на два лестничных пролета, она свесилась через перила и повторила:
– Просто шика-а-а-рно!
Но это больше не сработало. Любовь тяжело поднималась, и Тане приходилось подолгу ее ждать. Лифтом они воспользоваться не решились. На четвертом этаже позвонили в высокую дверь. Открыла Вера.
– С днем рождения, мамочка! – закричала Танечка.
– А я жду вашего звонка! Уже беспокоиться начала, – Вера светилась счастьем. – Как же вы добрались?
По квартире носились вкусные запахи. Андрей Сергеич стоял в глубине коридора, улыбался и изображал радушного хозяина:
– Раздевайтесь скорее – и к столу.
Любовь коротко поздоровалась с ним и прошла за Верой на кухню. Таня скинула новые туфли и, не дожидаясь приглашения, прошла в гостиную. Андрей Сергеич, секунду поколебавшись, вернулся в свое привычное кресло.
– Я, с твоего позволения, сяду, – он кинул на Таню взгляд спокойный и покровительственный. В действительности сегодня с утра он страшно нервничал и раздражался.
Тот дурацкий визит к Вериной матери часто против воли приходил ему на ум. Трясясь в последней электричке, на которой не ездил годы, он недоумевал о случившимся. Его брала досада, он был зол на себя. Время безумств прошло. Разве он не знал этого? Когда два развязных урода попросили закурить, он с ходу послал их. Когда один ему врезал, Андрей удивился. Поднялся, вломил в ответ и почувствовал облегчение. Парень полез на рожон, но второму драться явно не хотелось. Так что продолжения не последовало. У вокзала Андрей Сергеич нащупал трубку в кармане, однако закурил сигарету из почти целой пачки. Затянулся. И махнул таксисту, раздумав идти пешком. Хватит на сегодня.
Поднимаясь на свой этаж за полночь, он рассмеялся. А когда Вера позвонила утром, был счастлив.
Очень скоро он признался себе, что хотел бы иметь эту женщину рядом. Ее чувства были очевидны. Однако, когда он закинул удочку про совместное житье, она неожиданно ответила отказом.
Жениться в его годы на женщине с ребенком было чистым безумием. Конечно, он смог бы прожить без нее. Ведь он уже так жил. Но понял, что нажился.
Про Веру он никому не рассказал. Мог себе позволить. Родители умерли, друзья отдалились. Детей это не касалось. Основную и большую часть жизни он проводил на работе. Там, конечно, интересовались. Вот потому-то и нет! И что тут рассказывать. Как и о чем? Ни к чему.
Жизнь с Верой оказалась приятным сюрпризом. Ведь что он о ней знал? Что она красива и чудесно пахнет. Это было важно, но не удивительно. Другое дело, что она вошла в его жизнь без претензий, натуги и конфликтов. Она обходилась малым, то есть буквально – ее вещи занимали очень мало места. Андрей тихо удивлялся и в глубине души ждал подвоха. Но это когда ее не было рядом. Когда же она была с ним, он разрешал себе не думать вообще.
Теперь вот эта нескладная девчонка вдруг – в его доме. Ходит, смотрит. Городской пейзаж. Обычная, маслом писанная картинка. Разглядывает ее внимательно. Помнится, он сам купил ее черт-те сколько лет назад. Тогда она ему почему-то понравилась…
Вид и дух этой квартиры поразили Таню до глубины души. Ничего подобного она никогда не видела. Этот дом… Он был запущен. И элегантен одновременно. Мебели мало, стен много. Тут и там висели картинки – среди репродукций и гравюр попадались акварельки и небольшие пейзажи маслом. На одном из них был дождливый день и красный трамвай. Ездить в таких ей довелось немало. Но никогда не пришло бы в голову его нарисовать! В картине было настроение. Поддавшись ему, Таня простодушно приблизила взгляд, чтобы понять, как же это сделано. И увидела хаотично наложенные разноцветные мазки. Ей были знакомы многие шедевры мировой живописи. Но этот красный трамвай стал первым холстом, который она увидела воочию. Таня отодвинулась. Мазки сложились в очертания. Очертания порождали ощущения. И в этом было чудо. Она вздохнула и потрогала стену рядом с картиной. У противоположной стены стояли два высоких книжных шкафа. Она пробежала взглядом по корешкам: как много незнакомых имен и названий! Пастернак… Это имя она слышала. А вот еще: «Мастер и Маргарита». Она вопросительно посмотрела на хозяина, осторожно сняла книгу, перелистала страницы. Тут в комнату вошла мама с салатницей в одной руке и с кипой вилок и ножей – в другой:
– Все готово, все за стол! – она светилась улыбкой.
Таня жует и исподволь оглядывает комнату. И только сейчас замечает их вещи здесь: пестрый керамический кувшин с цветами, мамины пластинки с операми на проигрывателе. Бабушкины булочки в чужой посуде. Как странно. Таня смотрит на булочки. Вот это и есть жизнь. Другой нет. Она поднимает глаза на мужчину за столом. Кто он?
От этого взгляда Андрею Сергеичу становится не по себе. Ну что же он? Вера так старалась. Прекрасный обед. Знакомства с семьей не избежать. Да легко! На своей-то территории…
– Прекрасный обед, Верочка. Очень вкусно, – он добавил теплоты в улыбку.
И начал знакомство заново. Через пять минут все хохотали, вспоминая нелепую сцену их первой встречи.
Забавная девчонка. А глянула – просто оторопь взяла. Но как подыгрывает. И за словом в карман не лезет. Стало весело, он подлил себе коньяку и через пять минут окончательно вошел в нужную роль. А через полчаса уже откровенно наслаждался происходящим. Сыпал воспоминаниями, вворачивал цитаты, острил на злобу дня. Словом, был в ударе. Он победительно глянул на Веру и поймал удивленный взгляд. Ироничный. И любящий. «Господи, за что?» И неведомое раньше чувство благодарности пронзило его.
После обеда он вышел покурить на балкон. Таня робко шагнула за ним. В руках у нее была та самая книга «Мастер и Маргарита». В глазах – интерес.
– Тебе самое время прочитать ее на первый раз.
Таня благодарно кивнула.
После чая Андрей Сергеич поднялся, подошел к сидящей за столом Вере, поцеловал в щеку:
– Спасибо тебе.
И вышел.
Любовь засобиралась домой. Вера глянула на часы и поразилась. Приезд мамы и Тани, которого она до смерти боялась, прошел на удивление гладко. Только сейчас она поняла, как устала.
Андрей Сергеич помогал бабушке надеть пальто, когда Вера, спохватившись, выбежала в спальню и вернулась с пакетом.
– Вот. Чуть не забыла. Танечка, это тебе. Куртка и кроссовки. Немецкие.
Таня заглянула в пакет. «Ничего себе», – подумала и вежливо поблагодарила:
– Спасибо.
– И книгу возьми. Поделишься впечатлениями, – Андрей Сергеич подмигнул Тане, обнял и поцеловал Веру, думая: «Умница, не забыла. И как это кстати», – а вслух сказал:
– Однако следует поторопиться. Сорок минут до электрички.
Всей компанией они отправились пешком на вокзал.
У вагона мама обняла бабушку, поцеловала Таню. Мамино лицо стало грустным. Андрей Сергеич снова обнял Веру, и Таня почувствовала укол ревности. Они с бабушкой уезжают. А мама остается. Таня вошла в вагон. Оглянулась. Мама стоит рядом с ним. А Таня должна уехать. Почему-то. В легкой прострации она идет вдоль сидений. Два свободных места – садится и ставит пакет на колени. Бабушка тяжело опускается рядом, вагон трогается. Неожиданно на глаза наворачиваются слезы. Нет-нет. Бабушка не должна видеть. Никто не должен.
В нарастающем гуле электрички все быстрее мелькали вагоны. Андрей закурил трубку. Он был доволен собой. Вера же выглядела растерянной. Они медленно двинулись в обратный путь. Мокрая блестящая дорога покрыта разноцветными листьями. Об их дальнейшей жизни с Таней не было сказано ни слова.
21
Потянулись осенние промозглые дни. Куртка с кроссовками произвели в школе фурор. Однако откуда они взялись, Таня умолчала. Поездка к матери не шла из головы. Этот Андрей Сергеич, он вел себя так, словно имел права на ее мать. И как так вышло? Таня снова и снова мучительно раздумывала, представляя его самого и этот его дом, счастливое и растерянное лицо мамы.
А ведь было хорошо. Интересно. И весело! Она хотела бы остаться там. Да, остаться. Когда она подумала об этом, ей стало почему-то неловко. Потом она вспомнила их с бабушкой поездку на такси, как она дурачилась и это свое идиотское «шикарно». И ей стало стыдно.
Мама приехала посреди недели купить Тане зимнее пальто и сапоги. Предыдущее сшила бабушка. Теперь Вере не хотелось обременять мать. К тому же она думала, что поход по магазинам развлечет Танечку. Раньше они это делали нечасто: при большой нагрузке в училище и почти полном отсутствии свободного времени у Веры никогда не было лишних денег. Устроиться работать на новом месте оказалось непросто даже в музыкальную школу. Домашние хлопоты много времени не занимали. Вера сидела без дела, что ей ничуть не нравилось. В эту осень она часто вспоминала, как первый муж распекал ее за разные домашние неумения. Андрей же, казалось, не придавал быту никакого значения. Когда Вера предложила уволить приходящую раз в неделю домработницу, он лишь пожал плечами: «Делай как знаешь».
Таня не ждала мать и очень обрадовалась. Школа отменялась, Вера настрочила записку классной. Они завтракали втроем и без конца смеялись. Потом бабушка ушла к подруге, а Вера с Таней – в магазин. По части пальто там оказалось сплошное уныние. Три мрачные модели, подходящие по размеру, делали фигуру неузнаваемой. Ужасные коричнево-зелено-грязно-белые клетки… В двух других магазинах было не лучше. Однако холода подступали, и Вера настаивала, что пальто должно быть куплено. Настроение испортилось. Сапоги примерялись в гробовом молчании.
– Может быть, поищем еще… – заколебалась мать.
– Мне все равно, – сказала Таня с отсутствующим видом.
Вера почувствовала раздражение. «Что за ребенок, что за отношение», – стучало в голове. Но гнетущее чувство вины только подливало масла в огонь, и она убеждала себя, что «не заслужила этого».
Когда за матерью закрылась дверь, Таня заплакала. Она вовсе не хотела ссоры и сама не знала, как так получилось.
Она промучилась всю неделю, пока мать не приехала снова. Они помирились, и все стало вроде бы хорошо. Объятия и разговоры ни о чем. В школе все нормально. В музыкальной тоже. Работа пока не находится. Таня тревожно ждала, не пригласят ли их с бабушкой еще? Но речи об этом не заходило.
На следующий день ударили морозы и пришлось надеть пальто, которое они все-таки купили. Таня посмотрела в зеркало. И почувствовала унижение.
На следующей неделе мама не появилась. Зато пришло письмо, где она писала, что ее берут на работу в музыкальную на окраине. Придется далеко ездить, но она рада. И обещает навестить их при первой возможности.
Прошло две недели, Вера не приезжала. Таня тосковала, но молчала.
Бабушка раздобыла модный журнал по вязанию и связала Тане шапку, шарф и варежки. Вечерами она пекла что-нибудь вкусненькое и маленькая квартирка наполнялась сладкими и уютными запахами, целебными ароматами домашнего тепла и любви. Они с Таней пили чай и разговаривали.
– Послушай, – говорила бабушка, – годик-другой, и у тебя будет своя жизнь… Ты о матери и не вспомнишь. Вот увидишь. А она… осталась бы одна. Ну что в этом хорошего? Потерпи. Мало ли что. Думать о других… совсем не лишнее умение, – бабушка замолкала, подыскивая слова. – Вот послушай.
И затягивала историю из жизни родственников и соседей. История имела сюжет и мораль. По бабушкиному выходило, что все люди делятся на сильных и слабых. Ношу все несут разную, но в этом-то и справедливость. «Одни ломаются, другие – гнутся», – думала Таня. И как-то само собой получалось, что вот мама может сломаться. А ее, Танин удел – гнуться…
Они сидят в желтом свете настольной лампы. Бабушка в белом платочке концами назад. Сухонькая коричневатая рука лежит на столе. Пока они сидят так, все хорошо и ясно. Таня рассказывает, что случилось за день. Она хочет развлечь бабушку, смеется и машет руками. «Правильно, – говорит бабушка и улыбается, – хорошо…» И давящая тоскливая тяжесть вроде бы уже и не тяжесть. Таня думает, что она сильная, в ее душе рождается гордость…
Из школы она возвращалась затемно, издали замечала свет в кухонном окне. Жить с бабушкой вроде бы неплохо. Почему же тогда так грустно и не хочется домой? Иногда она шла кружным путем по большой улице. Люди торопились с работы, вели из детского сада малышей. Она замечала, что такая прогулка часто кончалась тем, что ей становилось вконец тоскливо.
И она перестала гулять.
А между тем подходил день ее рождения. Она ждала маму. Миновали выходные. Мама не появилась. Отчаявшись, Таня уж думала съездить к ней сама, тайком от бабушки. Но как? Днем мама работает. Где ее искать? Да и бабушка… Что она скажет?
***
Этим вечером, одним в череде многих, Таня вышла из школы. Девчонки с параллели болтали, сбившись в кучку. Она прошла мимо. Одноклассник резко поставил подножку,
Таня запнулась, чуть не упала. Ребятишки помладше мутузили друг дружку и валялись в снегу.
Как всегда, глядя под ноги, она спешила покинуть школьный двор. От ворот отделилась фигура. Таня подняла глаза и увидела Сашу.
– Привет, – он взял школьную сумку из ее руки. – Ты что там носишь, кирпичи?
Она смотрела на него и улыбалась.
Сзади раздался свист. Саша оглянулся.
– Не обращай внимания, – быстро сказала она.
– Им что-то не нравится?
Она окинула его оценивающим взглядом.
– Может, твой прикид? Не переживай, мой тоже не тянет, – и вдруг рассмеялась. Она была так рада его видеть!
Протоптанные в снегу тропинки пересекали дворы крест-накрест. Она, наверное, уже тысячу раз прошла здесь одна. Как хорошо, что он пришел! Саша шагал, молчал и нес ее сумку. Таня поймала его сухую и твердую руку. Он слегка сжал ее пальцы и улыбнулся.
– Ты смешная в этой шапке.
– Нет.
– Мне нравится.
Она ласково прижалась к его руке и стала спрашивать, как он живет и про общих знакомых. Он отвечал односложно. Подойдя к своему дому, Таня предложила:
– Может, погуляем еще? Подожди, я только бабушке скажу, – и потянулась за сумкой.
Они брели тихими дворами, и Таня не выпускала его руки. Саша слушал ее голос и думал, как долго тянулись осенние месяцы. Почему он не пришел раньше? Последний раз они виделись мельком: началась школа. И, конечно, она забыла о нем.
Он думал о ней каждый день. Она словно поселилась внутри. И все стало по-другому. Саша попытался сосчитать число их летних встреч, смотрел в календарь, обводя дни в кружки. В результате этой инвентаризации до него неожиданно дошло, что самыми значимыми моментами оказывались те, когда она к нему прикасалась. Чем дальше отодвигалось время и реальная Таня, тем больше он недоумевал, почему не обнимал и не целовал ее.
Однажды он столкнулся на улице с Дашей. Будучи одноклассниками, в школе они никогда не разговаривали. Но тут любопытство пересилило, и он осторожно расспросил про Таню. И был удивлен до глубины души, что та, оказывается, однажды приезжала в гости к Даше и они ездили вместе в кино. Он почувствовал острую ревность и понял простую вещь – Таня где-то совсем рядом.
Саша съездил в Танину школу и посмотрел расписание. В каком именно классе она училась, было неизвестно. Половина восьмых классов занималась с утра, половина – с обеда. В сентябре она все еще жила у бабушки и училась во вторую. В его школе не было второй смены, и в тот же день он подошел к концу ее уроков вечером. Даже если бы это нелепое пальто закрывало Таню с головы до ног, он все равно узнал бы ее, потому что никто не двигался так, как она. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он увидел, как она обрадовалась. Он хотел бы прижать ее к себе и не выпускать, но вокруг было слишком много народа.
Как доверчиво она взяла его за руку! С той самой легкостью, какой не было больше ни с кем. И Саша теперь не понимал, чего это он не пришел раньше.
Она рассказывала что-то. Он силился вникнуть в смысл, но ничего не получалось. Он сжал ее руку. Потом стал перебирать пальцы. Тонкие косточки. Таня замолчала. Саша остановился, прижал ее ладонь к своему лицу и обнял другой рукой.
– Не могу понять, что ты говоришь. Я так скучал. Как я жил без тебя. Не понимаю.
Саша выдохнул. Таня положила голову ему на плечо и обняла в ответ. Потом он поцеловал ее. Он целовал ее нежные раскрытые губы и вспомнил, как думал о ней, лежа в постели, и хотел, чтобы она была рядом. Эта мысль обернулась тихой улыбкой.
Таня вспоминала его временами. Когда они с бабушкой ходили за картошкой и соленьями в их дом мимо Сашиного двора, Таня поймала себя на мысли, что соскучилась по нему. Но гараж был наглухо закрыт, из трубы шел дым, а крыша блестела инеем. Дорожку от калитки до двери припорошил снег. Всего несколько шагов, за которыми останутся следы. Нет, она не сможет. Может быть, он сам их заметит?
Но он не заметил.
Теперь они целовались в безлюдном дворе. Потом постояли, обнявшись, и двинулись дальше.
– Что ты говорила? Расскажи еще раз.
Таня удивленно заглянула ему в лицо.
– Если я не буду смотреть на тебя, то может пойму слова, – он засмеялся и обнял ее одной рукой, и Таня не отстранилась. Вздохнула и рассказала про поездку к матери. Ей снова стало немного стыдно, и в своем рассказе она обошла кое-что. Она смеялась и иронизировала, но это не помогло, и жалость к себе вновь ее настигла. На глаза навернулись слезы, она испугалась, что голос сейчас дрогнет, и замолчала. Он слушал ее рассказ спокойно и внимательно. Она хотела его рассмешить, как часто делала это раньше, и история выходила хороша. Он ждал конца, но его не последовало. Тогда он удивленно взглянул и увидел, что она плачет.
Поспешно вытерев лицо руками, она отвернулась.
Эта перемена в настроении была уж слишком неожиданна. Саша растерялся:
– Почему?
– Нипочему. – Таня отстранилась.
Они продолжали идти молча.
Саша шел впереди, раздумывая о том, что услышал.
Таня спрятала руки в карманы и шла следом. Молчание затянулось. Он продолжал спокойно идти, потом приостановился. «Сейчас уйдет», – подумала она, но услышала:
– Ты скучаешь.
– Да.
– Обижаешься. И злишься…
– И еще я дура.
– Почему?
– Сама хотела, чтобы так было, понимаешь? Думала, что…
– Что?
Нет, это уж слишком – сказать, о чем она мечтала и как странно появился этот мужчина. Что вообще-то он ей понравился. Он и его дом. Что мама живет теперь там, а она здесь… И как она ждала, ждала. А теперь не знает, что и думать.
Лучше умереть, чем признаться в этом.
Но Саша не ушел, а снова обнял ее и спросил просто:
– Что ты хочешь?
– Я хочу жить вместе с ними, – не задумываясь, тихо проговорила она. – Но… – тут ее рот некрасиво искривился и она заревела. Текло из глаз и из носа, Таня вытиралась шарфом, а слезы текли и текли, пока не закончились. Она почувствовала облегчение. Он вытер остатки руками. Таня покачала головой:
– Я не молодец.
Саша пожал плечами.
– Поздно. Тебе нужно ехать.
– Да.
У подъезда он поцеловал ее губы, по пути к остановке чувствовал их соленый вкус и был счастлив. А еще он устал.
Таня вошла домой, светясь лицом. Бабушка улыбнулась в ответ, ничего не сказала и вернулась к книге, которую читала. Таня ужинала одна и улыбалась.
Потом легла в постель, растянулась под одеялом. Глубокий вздох вырвался из ее груди. Она представила, как они сегодня целовались. Потом тот, первый в ее жизни поцелуй с Инкиным отцом. Она покраснела, вспомнив чувства, что пронзали насквозь. И где они теперь? Однако, целуясь с Сашей, она ничего такого не ощутила. Почему же тогда она целовала его? Было хорошо. Она так соскучилась, чувствовала к нему нежность. Нежность… И, не додумав мысль, заснула счастливая.