Стэйс впервые в жизни слышала это словосочетание в форме вопроса. Обычно её ставили перед фактом либо обстоятельства, либо мужчины, всегда кто-то решал это за неё сам. Теперь она сидела, уставившись на Марта, онемевшая от неожиданности.
Внезапно для себя она поняла, что не знает ответа. Он поставил её в тупик, что само по себе было не просто, и теперь женщина подбирала слова как старый вор – отмычки.
«Я не хочу обидеть его. И я не хочу унизиться. Значит сейчас не время играть роль. Лучше всего попробовать сказать правду, а заодно услышать её самой. Он должен понять».
– Я не знаю, Март. Ты мне нравишься, это же очевидно. Но, «роман» – это как-то очень серьёзно. Помнишь, как Онегин отмазывался перед Татьяной: «Я, сколько ни любил бы Вас, привыкнув, разлюблю тотчас». У меня так и получается. Теперь уже боюсь ранить человека, понимаешь? Не знаю я про «роман».. Наверно… нет.
– Это я могу понять. Спросил, потому что мне кажется, это может мешать.
Стасе опять хотелось прийти на помощь, утешать его как ребёнка: «Не волнуйся, всё хорошо, мы просто хорошие приятели, нас не проглотит злое чудовище «роман», не бойся. Ты не хочешь, что бы я обнимала тебя? Хорошо, я не буду».
После – стало легче. То ли разговор и правда немного распустил пружину взаимных ожиданий, то ли глюкоза добралась до усталого мозга. Когда кофе кончился, а пицца ещё нет, Стася встала и пошла к стойке, чтобы купить ещё чашку. Стоя вполоборота к оставленному столу, издалека она чувствовала на себе долгий взгляд Мартина. «Не роман, говоришь? Окей. Смотри, не сверни шею!» Но следом прилетела мысль: «Может он смотрит просто потому, что тоже пить хочет. А камеру оставить не может – стырят, не успеешь глазом моргнуть».
Они долго ещё сидели, пересказывая друг другу всякие истории, а когда надоело – вышли на освещённую фонарями улицу и, не желая расставаться, прошли несчётное количество перекрёстков и несколько мостов.
Наконец дошли до станции метро, пройти мимо которой было бы слишком опрометчиво, время позднее. И прежде, чем Стейс спустилась в подземку, а Мартин продолжил путь по вечернему проспекту, они снова оказались лицом к лицу. «Какая же ты всё-таки тупица! Тебя по-хорошему человек попросил: не прижимайся!» – ругала себя Стася, не сдержав обещание, и снова крепко обняв его на прощание. Ушла. «Ну, может он не знает, что человеку нужно восемь объятий в день для поддержания психического здоровья. А я знаю, я – доктор».
Довольно скоро Мартин уехал, у него начался тур с какой-то группой. Он рассказал ей об этом не по телефону (не любил разговаривать на расстоянии), а, как у них было заведено, во время долгой прогулки. Стэйс радовалась, она знала, как важно музыканту играть, тем более, что он давно хотел попасть именно в этот проект. Всё сложилось хорошо. Ей хотелось надеяться, что была в этом и её роль, что она стала счастливым билетом для Марта. Ведь насколько приятнее видеть, как у близкого человека сбылась мечта, чем просто видеть его рядом. И женщина не хотела больше думать о том, могла ли их история быть чем-то ещё. Просто жила дальше.
Однажды, в начале зимы, Стася ехала в электричке, как всегда слушая радио в наушниках. Она перелистывала тюнером волны, переходя с одной, на другую. Джаз… любимая АББА… Гилмор, кажется… И вдруг, не поверила своим ушам: та самая песня! «Обалдеть», – прошептала Стэйс. Дальше, знакомый, чуть спотыкающийся голос отвечал на вопросы ведущего:
– Сейчас мы записываем альбом в Москве… планируем гастроли по стране… весной, да, собираемся в тур по Европе.
«Всё-таки поёшь ты лучше, чем говоришь»,– с нежностью подумала Стэйс.
– Ваша группа ведь образовалась в другом городе?
– Да, это мой любимый город…
– А возвращаться не собираетесь? – спросил ведущий.
«Да, кстати…», – мысленно поддержала вопрос Стася.
–– Не знаю. Правда, пока не знаю… это слишком серьёзный вопрос, – ответил Март.
Конец.