Оранжевый меч

– Алекс, сейчас я сниму заклятие, наложенное на тебя этим дуболомом, и применю свое, – Ядвига внимательно посмотрела мне в глаза и стала похожа на врача. – Я отключу твои речевые центры, так что говорить даже не пытайся. Просто расслабься, не волнуйся и ни о чем не думай. У нас все должно получиться. А нет – так невелика печаль, даже тупому овощу девки давать будут, если он так же красив, как ты.

В зеленых глазах полыхнула Сила, и навалившаяся на меня тяжесть исчезла. Вместо нее пришло ощущение полного расслабления и беспомощности. Я чувствовал себя вытащенной на берег рыбой и больше всего хотел вернуться в темную спасительную глубину. Ядвига требовательно нажала мне на челюсти и влила в рот горький, пахнущий травами раствор.

Пространство подернулось дымкой, пылинки в воздухе замедлили свой бесконечный танец, а свет от догорающего фитиля начал густеть и заполнять дом студенистой, похожей на желтый клей, массой. Ядвига положила одну ладонь мне на лоб, а второй придавила Знак к груди и тихо зашептала что-то себе под нос. Это было последнее воспоминание, сохранившееся в моем угасающем сознании.

ГЛАВА 3

Путь от Гаросса к столице провинции занял почти неделю. Всех аборигенов Эван по дешевке продал на местном рынке, где бедолаг-невольников заклеймили и обратили в рабов среди прилавков, заполненных мясом, овощами и нехитрым скарбом. Эван загрузил в фургон шкуры убитых зверей, в развалах которых мы и коротали время вдвоем с Элис.

Ядвига лишила меня и Элис Знаков, и теперь ничто не указывало на нашу принадлежность к Странникам, кроме красоты лиц и совершенства тел. После ее колдовских манипуляций я очнулся уже в клетке, укутанный в пушистую теплую шкуру панта. Все тело ломило от невероятной усталости, голова болела, будто с похмелья, а от озноба трясло так, что зуб на зуб не попадал. Первое время мысли путались, а речь Эвана на стоянках воспринималась какофонией гортанных звуков, в которую были вплетены знакомые слова и выражения.

Я пришел в норму в течение нескольких дней. Общее самочувствие значительно улучшилось, а язык Харисса вновь заиграл привычными понятиями и образами. Эван бросал нам в клетку еду как зверям, и разделял с нами нехитрую трапезу, садясь снаружи лицом к лицу. Он накладывал на наши уста Печать Безмолвия и много говорил. Я не понимал, зачем ему бессловесные слушатели, но, как и Элис, не мог противиться его воле. Бандит много рассказывал о своей жизни в Хариссе и о порядках, царящих в Красном Поясе.

Необозримое пространство между Красной и Оранжевой стенами занимали джунгли. В отличие от пустыни, воды здесь было в избытке, ее в огромном количестве несли из Оранжевого пояса подземные реки. Джунгли таили не меньше опасностей, чем пустыня, с той лишь разницей, что смертоносные твари обитали здесь не под землей, а на ее поверхности. Периодически Эван прерывал свои многословные рассказы, поднимал указательный палец вверх и называл животное, крик, рык или безумный хохот которого доносился из-за леса.

В джунглях обитало неисчислимое количество живности, и я не запомнил названий даже тех животных, которых упоминал Эван в своих байках. По его словам, самой опасной тварью был не вовсе не пант, а стот, зверюга, убившая двух подручных Эвана. О них он, впрочем, ничуть не горевал и собирался нанять в столице новых. Единственное, что его удивляло, это сам факт нападения. Он говорил, что стоты ведут очень скрытный образ жизни и обычно сторонятся людей. Наверняка дело снова было во мне, но я благоразумно держал свои мысли при себе, к тому же высказать их с Печатью Безмолвия на губах не представлялось возможным.

Эван был опытным охотником, но попутно промышлял купечеством и работорговлей. Одинокие Странники попадались ему не часто, но такие встречи заканчивались для них одинаково: визит к Ядвиге, лишение Знака и продажа на невольничьем рынке в столице провинции – Таруссе.

Чаще всего Странники оказывались в Красном Поясе после окончания многочисленных школ за Стеной и прохождения Врат. Выпускников встречали наставники Академий и счастливчики, перешедшие на вторую ступень, с гарантией оказывались за их безопасными стенами. Иногда Врата проходили одиночки, такие как мы с Элис. В этом случае Странники могли уповать только на судьбу, которая явилась нам в образе покрытого шрамами работорговца.

Многословные монологи Эвана постепенно формировали представление о жизни в Красном Поясе. Все пространство между Великими Стенами было разделено на семь провинций. Мы путешествовали по окраине одной из них – Таруссы. Провинции были частью единой Империи, которая властвовала на всей территории внутри Стен, и управлялись Великими Кланами. По сути, Харисс находился в эпохе позднего феодализма, а распасться ему не давала имперская армия, сформированная из рядов Странников, закончивших Академии.

Эван говорил, что имперцы чрезвычайно сильны, и он ни за что не рискнет связаться даже с простым учеником, не говоря уже о кадровом военном. Мне сложно было представить необычайную силу, о которой рассуждал Эван, потому что я не мог сравниться даже с ним, пятеркой второго уровня.

Самые отчаянные и способные ученики двигались дальше, их целью становились очередные Врата и обучение за Оранжевой Стеной. Об Оранжевом Поясе здесь было известно столь же мало, сколь о Красном среди жителей пустыни.

Общество в Красном Поясе делилось на три класса: Владеющие Силой, чернь и рабы. Рабовладение для Харисса было также естественно, как демократия для США. Эван подтвердил слова Элис о том, что Странники не могут стать рабами ни при каких обстоятельствах. А если на шее нет Знака, то остаться свободным можно было, лишь уповая на волю семерых отцов-основателей Кланов Харисса. В пустыне за Стеной рабства не существовало благодаря избыточному и нескончаемому потоку Странников, буквально падающих с неба.

Скабрезно ухмыляясь, Эван не уставал повторять, что меня и Элис ждет хорошая судьба – продажа в дорогой бордель, и рано или поздно найдутся клиенты, которые выкупят нас в единоличное пользование. Громко смеясь, он показывал, как следует работать языком и подмахивать задницей, чтобы угодить нашим будущим хозяевам и заслужить милость с их стороны.

Я почему-то не чувствовал злости по отношению к этому подлецу. Он был продуктом системы, а бороться с огромной бездушной машиной не имело смысла во все времена и эпохи. Я не собирался становиться Дон Кихотом⁴ Харисса, мой план был гораздо проще – убить негодяя. Каждый раз, будучи обездвиженным и безмолвным, я слушал речи, льющиеся из его поганой глотки, и представлял, как воткну в нее меч и плюну в омерзительную, покрытую шрамами рожу.

Мы много общались с Элис. Она знала о жизни в Харре гораздо больше, чем я, потому что не сидела за стенами школы или в вонючих подземных катакомбах, а путешествовала с караваном по пустыне. Внутри Красной Стены ее воспоминания не имели никакой ценности, но слушать их было интересно. Как и Роб, девушка с восхищением рассказывала об окоеме. Мечтательно улыбаясь, Элис описывала покрытые снегом вершины гор, густые леса и чистые реки, сверкающие водопады и широкие степные долины, в одной из которых она собиралась остаться со своим парнем.

Я слушал наполненные ностальгией речи Элис и думал об Анне. Голубое небо в просветах зеленых крон над головой напоминало цветом ее глаза и навевало грусть. Только услышав историю отношений Элис и Роба, я понял, что у нас с Анной случилась вовсе не любовь, а вскружившая голову страсть. Но грустно было не из-за осознания этого факта, а потому что у нас не было шансов познать настоящую любовь.

Во мне с новой силой проснулись любовь к жизни и решимость бороться за свою свободу. Каждый день я садился на мерно раскачивающийся деревянный пол и медитировал под прикрытием воняющих мускусом шкур. Концентрация Силы в Красном Поясе была выше, чем в пустыне, и здесь я наполнял Ядро гораздо быстрее.

Я выяснил у Элис, что она видит только разлитую в пространстве Силу. Ни струн, ни силуэтов людей, ни тем более светящихся сфер Духовного Начала она себе даже не представляла. Об своих возможностях я умолчал и сделал вид, что лишь слышал о них от вождя поселка.

Каждый день я пробовал материализовать Грейсвандир, но все попытки были безуспешны. Во время боя с пантом я осуществил это инстинктивно, перед лицом смертельной опасности, и теперь с надеждой посматривал в таинственную глубину джунглей в ожидании нападения какой-нибудь твари. Я ждал, что она в щепки разнесет нашу клетку и вновь пробудит мою способность, но больше никаких атак не было. Нам начали попадаться встречные повозки, их становилось все больше и больше, и утром седьмого дня мы выехали из леса.

Перед глазами раскинулись пастбища. На них паслись тысячи бафов самых разных мастей, а на горизонте высилась городская стена. Она была каменной и возвышалась над лесом серой, покрытой лианами скалой. К стене жались тысячи лачуг и домишек, которые встречали нас вонью немытых тел, отбросов и нечистот, хотя после недельного путешествия мы и сами благоухали не лучше. А справа от городских ворот раскинулась громада невольничьего рынка. Эван остановил фургон на стоянке, заполненной самыми разными средствами передвижения на живой тяге. Он связал нас крепкой веревкой, наложил Печать Молчания и повел в торговые ряды.

Торжище было пугающе огромным. Рынком его называли скорее по привычке, фактически в джунглях у городской стены возникло самостоятельное поселение, жизнь в котором не смолкала ни днем, ни ночью.

Деревянные дорожки вдоль помостов с живым товаром растянулись на километры, превратив их в улицы, а открытые площадки обзавелись навесами и пристройками, став торговыми лавками. Продавцы громко зазывали покупателей, те кричали в ответ, свистели кнуты охранников, стонали рабы, вспыхивали ссоры и потасовки, а на небольших ристалищах проходили сражения, привносящие свою лепту в никогда не смолкающую какофонию звуков. Коктейль, состоящий из запахов женских благовоний, людского пота и готовящейся в ресторанчиках еды обжигал ноздри и дополнял многоцветную картину мира, в котором мне предстояло жить.

Позабыв о жажде, усталости и веревках, туго стягивающих запястья, я плелся в плотной толпе, отчаянно вертел головой и с интересом разглядывал окружающих людей. У меня возникло чувство, что я попал на грандиозный карнавал, поражающий великолепием красок, одежд и украшений.

Я с любопытством глазел на рабов и покупателей и мысленно менял их местами: разряженные в пух и прах посетители рынка оказывались на помостах, а полуобнаженные невольники становились охотниками за живым товаром и важно шествовали по импровизированным улицам. Я сам превращусь в раба после того, как будет заключена сделка с еще неизвестным покупателем, и мой лоб увенчает магическая Печать Повиновения.

Мысли о возможном ударе Силой и побеге приходили в голову, но я отгонял их, периодически сталкиваясь взглядом с наряженными в яркие доспехи охранниками. Их силуэты сияли от рвущейся изнутри энергии, а длинные поясные мечи горели как оружие из вселенной «Звездных войн»⁵.

– Эй, недоноски! – раздался зычный голос Эвана. – Я привел вас к новой мамочке!

Он остановился у очередного помоста, быстрым шагом поднялся по крутой деревянной лестнице и потянул нас за собой. Седой громила разрезал веревки и пинками отогнал меня к группе парней примерно моего возраста. С Элис он обращался более аккуратно, и бережно препроводил ее в компанию девушек. Все рабы были обнажены. Эван подмигнул мне и исчез в небольшой крытой пристройке, из которой раздавался звон бокалов и взрывы пьяного смеха.

– Раздевайтесь! – приказал Седой и огрел кнутом какого-то бедолагу.

Я сбросил с плеч превратившийся в рванину халат и растворился в толпе одногодок. Судя по лицам, Странником среди них был я один. Хозяин лавки, зажимая пальцами нос, указал на открытое пространство у самого края площадки, и громила согнал нас в тесную группу. Парни и девчонки столпились на помосте, и каждый хотел спрятаться от алчущих глаз неспешно прогуливающихся внизу покупателей.

Стоя на краю высокой платформы, я растирал затекшие запястья и с неослабевающим любопытством разглядывал незнакомый мир. Я должен был испытывать страх неизвестности, но не чувствовал его – все затмевало необъяснимое желание стать частью новой реальности, пусть даже в качестве раба. Этот шаг был необходим, чтобы сделать следующий – обрести свободу.

– Эй, хозяин! – прокричала в пустоту немолодая грузная женщина и указала на меня веером, зажатым в пухлой ладошке. – Сколько стоит этот немытый красавчик?

– Сто желтых, уважаемая, – подобострастно ответил вышедший из-под навеса лысый толстяк в кожаной безрукавке. – Если будете брать, дам вам скидку или еще одного раба в довесок. Хороший товар из-за стены: здоровый и еще не испорченный городом!

– А на что мне неиспорченный, – громко засмеялась тетка, – мне как раз озорник нужен! И почему так дорого? У него что, до колена…

– Его куплю я, – прервал разглагольствования дамы стоящий у края платформы седовласый старик и бросил толстяку кожаный мешочек.

– Здравствуй, Исхар, – толстяк ловко поймал деньги и усмехнулся. – Опять твои питомцы мрут как мухи? Тебе один нужен или оптом возьмешь?

– Только этот, – старик ткнул длинным костлявым пальцем в мою сторону. – Остальные – пустышки.

– Как обычно, без Печати Повиновения? – уточнил толстяк и, не дожидаясь ответа, подтолкнул меня к лестнице. – Иди к своему хозяину!

Спускаясь по скрипучим ступеням, я оглянулся и встретил печальный взгляд толстяка. Большие карие глаза не знающего жалости торговца были полны сострадания. Меня захлестнули неуверенность и страх.

Внизу старик пристально посмотрел мне в лицо, в его серых глазах полыхнула Сила, и я ощутил мощнейший удар в лоб. Меня отбросило назад, я пошатнулся и упал на колени. По телу разлилась неприятная слабость, мысли замедлили свой бег, и я почувствовал себя гуттаперчевым безвольным манекеном.

Вдруг по телу пробежал разряд Силы. Я подскочил, будто ужаленный и увидел тонкую нить, которая связывала Ядро старика и мое. Он развернулся спиной ко мне и уверенно пошел вперед по дощатому настилу, а я, как собачка на поводке, поплелся за ним. Я стал послушной куклой и никак не мог с этим бороться. А самым страшным было то, что сопротивляться и желания не возникало.

Разномастная толпа покупателей, надзирателей и рабов, непрерывным потоком текущая по широким улицам рынка, занимала все свободное пространство между лавками. Не обращая внимания на окружающих, старик двигался в плотном круговороте тел, и, казалось, что людская масса покорно рассеивается перед ним, образуя неширокий проход. Я шел следом на магической привязи, постоянно сбиваясь с шага и уворачиваясь от чужих локтей.

Мощеные деревом улицы сменились грязным, утоптанным тысячами ног трактом. По обеим его сторонам теснились полуразвалившиеся лачуги, по сравнению с которыми лавки торговцев выглядели по меньшей мере дворцами. Между ними сновали плохо одетые люди с недобрыми взглядами, но я чувствовал, что они не представляют для меня особой опасности.

Мой покупатель был широкоплеч и жилист, он шел, высоко подняв подбородок, а под ветхой тканью халата выделялись мощные рельефные мышцы. Его ноги были обуты в старые сандалии, кожа которых давно потрескалась и потеряла свой цвет, а на плетеном поясе висели ножны в еще худшем состоянии. Из них торчала рукоять короткого клинка, инкрустированная разноцветными, сверкающими на солнце камнями.

Вопреки моим ожиданиям, старик повернул не к городской стене, возвышающейся вдалеке, словно отвесный каменный уступ, а в противоположную сторону. Отступивший страх неизвестности снова вернулся, и меня начали одолевать сомнения по поводу собственной избранности.

– Исхар, куда мы направляемся? – спросил я и облизал пересохшие губы.

– Скоро увидишь, – не поворачивая головы, ответил старик, – это место находится недалеко отсюда.

– Я думал, что мы идем в город…

– Как тебя зовут, парень? – спросил старик вместо ответа, и остановился, повернувшись ко мне лицом.

– Инарр, – ответил я, не отводя взгляд от прищуренных серых глаз.

– Пока ты нулевка, путь в город тебе заказан, – пояснил старик. – Как, впрочем, и всем, кто живет в этих лачугах.

– Значит, я буду обитать где-то здесь? – я обвел руками пространство вокруг.

– Нет, – ответил Исхар, развернулся и снова зашагал вперед, давая понять, что разговор окончен.

– А для чего вы меня купили?

– У тебя есть способности, о которых ты даже не подозреваешь, – будничным тоном произнес Исхар. – Если сумеешь их использовать, то, возможно, тебя ждет великое будущее.

– Великое будущее в качестве кого? – продолжил допытываться я.

– Гладиатора на арене, – равнодушно пожал плечами старик.

ГЛАВА 4

К амфитеатру мы шли почти полчаса. Мимо нас и навстречу проносилось множество всадников, фургонов и экипажей, запряженных бафами. Я не понимал, почему человек, отваливший за меня сотню желтых сфер, не мог позволить себе хотя бы повозку. Старик упорно хранил молчание и отмахивался от меня, словно от назойливой мухи, когда я пытался завести разговор. Он слегка ослабил рабский поводок, и я снова ощутил себя хозяином собственного тела, но чужой контроль над разумом никуда не исчез.

Как и невольничий рынок, амфитеатр располагался за городской стеной и был огромен – он не уступал размером Доджер-стэдиум⁶. Многоуровневая деревянная конструкция была окружена сотнями покосившихся и почерневших от времени лачуг. Между ними по грязным улочкам бегали маленькие дети, свиньи и похожие на кур птицы. За низкими кривыми изгородями на огородах работали аборигены и не обращали на нас никакого внимания. Никем не замеченные, мы прошли сквозь нищую деревеньку и остановились у входа.

Высокие ворота, ведущие на овальную арену, были широко распахнуты. Над ней располагалось несколько ярусов скамей для зрителей, а на посыпанном крупным песком поле кипела жизнь. Гладиаторы бились на мечах, подгоняемые криками надсмотрщиков, между ними метались обезумевшие дикие звери, а служители регулировали длину массивных цепей, чтобы панты и прочие хищники могли дотянуться лишь до определенных границ. У меня возникло стойкое ощущение, что я попал на съемки блокбастера «Гладиатор»⁷ и вижу репетицию боевых сцен, постановкой которых занимается маэстро Ридли Скотт.

Одну из деревянных, укрепленных металлическими пластинами створок ворот подпирал высокий, бритый наголо воин в кожаных доспехах. Двуручный меч торчал из песка у его ног и доставал лысому до пояса. Он нехотя вышел из тени и склонил голову в приветствии.

– Новенького привел? – спросил он и вытер пот с лысины. – Опытный или мясо?

– Сейчас узнаем, – ответил старик. – Веди его на площадку. Только не убивай сразу, он мне слишком дорого обошелся.

– Сколько? – вяло поинтересовался лысый, прищурившись из-за яркого солнца.

– Не твоего ума дело, Потус, – отрезал Исхар. – Ты знай, маши себе мечом, а считать деньги и думать буду я!

Потус вынул меч из песка, сплюнул сквозь зубы и вразвалочку подошел ко мне. Он был выше меня на полголовы и в полтора раза шире в плечах. Некрасивое широкое лицо с небольшим подбородком и запавшими маленькими глазками выдавало в нем уроженца Харисса. Мужик ощупал мою шею, бицепсы и ягодицы, а затем покачал головой со скептической гримасой на лице.

– Ты, конечно, опытный старый боец, Исхар, но в этот раз ошибся, – уверенно заявил Потус, поигрывая двуручником, словно невесомой шпагой. – Лучше перепродай в бордель, пока я не изуродовал его смазливую рожу.

– Он владеет Силой, – коротко ответил Исхар. – Идем в подземелье!

– Как прикажешь, господин!

Мы прошли мимо тренирующихся бойцов к широкому проходу, ведущему под трибуны, и спустились по пологой лестнице на три уровня.

По периметру большой квадратной площадки располагались клетки с рабами и животными. Запах стоял просто чудовищный, и было непонятно от кого из них воняло сильнее. Дневной свет проникал сюда через каменный колодец, расположенный над центром мощенного камнями пространства, а зарешеченные ниши оставались в тени.

Потус остановился у одной из клеток, в которой сидели на полу несколько молодых парней. В полутьме казалось, что их лица были залиты кровью. К воину подбежал служитель и согнулся в подобострастном поклоне. Потус указал мечом на решетку, и старик бросился ее открывать. Он снял с пояса массивную связку ключей и отворил ржавую скрипучую дверь. Рабы вскочили на ноги и сгрудились у дальней стены.

– Молодые сгодятся? – нехотя поинтересовался Потус и ткнул мечом в испуганных парней.

– А как ты собираешься его испытывать? – спросил в ответ Исхар.

– Это тебе решать, мое дело – махать мечом, – осклабился Потус, и на грубом лице появилось выражение обиды.

– Ладно, ладно, – примирительно сказал старик, – давай забудем. Просто не люблю, когда кто-то считает мои деньги!

– Главное – чтобы в карман не лазали, – философски заметил Потус и вошел в камеру.

С рабами он особенно не церемонился и выгнал их на площадку с помощью пинков и затрещин. На свету стало заметно, что лица парней были покрыты ссадинами и кровоподтеками.

– Вы – отбросы! – обратился Потус к напряженным и испуганным парням. – Дерьмо, которое будет жрать дерьмо и сдохнет в дерьме! Если очень повезет, то в собственном! Сейчас вы по очереди сразитесь со мной, и от исхода боя будет зависеть ваша судьба. Те из вас, кто продержатся меньше минуты, выйдут сегодня вечером в массовку, на корм пантам. Те, кто больше – проживут до следующего представления. Если случится чудо, и вы коснетесь моей груди или спины острием меча – будем учить вас драться! Нам нужны гладиаторы, а не сопливые маменькины дочки! Тебя это тоже касается!

Потус выразительно посмотрел на меня и небрежным жестом приказал покинуть центр арены. Я присоединился к группе рабов и взглянул на Исхара. Старик отрешенно наблюдал за происходящим, полуприкрыв глаза. Видимо, он уже не раз становился свидетелем подобного шоу. Рабы в камерах оживились. Они собрались у решеток и с интересом наблюдали за начавшимся представлением.

– Добровольцы есть? Нет? Тогда первым выходишь ты! – Потус показал на самого тщедушного парня. – Бери меч!

На трясущихся ногах тощий и жилистый мальчишка подошел к корзине, в которой стояли деревянные мечи, и взял один из них в руку. Он неуверенно вышел в центр площадки и остановился перед воином. По его разбитому лицу катились крупные слезы. Рядом с высоким и мускулистым Потусом парень казался изможденным тринадцатилетним подростком.

– Не плачь, девочка, дядя тебя не обидит, – кривляясь, сказал старый воин и отбросил свой двуручник в сторону. – Нападай!

Скованный страхом раб неловко шагнул вперед и ткнул деревянной палкой в Потуса. Тот уклонился с грацией, не вяжущейся с мощным телосложением, мгновенно переместился за спину мальчишки и поманил его к себе. Пацан неуклюже развернулся и с размаха ударил мечом. Деревянный клинок пронзил пустоту, а Потус вновь оказался позади незадачливого вояки. Он сделал молниеносный бросок вперед, выхватил меч у парня из рук и ударил его рукоятью в затылок. С глухим стуком тело мальчишки упало на пол, и зрители в камерах ответили вздохом разочарования.

– И минуты не прошло, тащи его к смертникам! – Потус повелительно кивнул служителю и снова обратил взгляд на нашу троицу. – Желающие есть? Нет? Я так и думал! Следующим будешь…

Потус посмотрел вслед старичку, тащившему тело мальчишки с площадки, и указал пальцем на стоящего рядом со мной парня. Он дернулся, будто от удара хлыстом и попятился. Пацана буквально трясло от страха, и я слышал, как гнилые зубы отбивают чечетку в такт ударам громко колотящегося сердца.

– Еще шаг назад, и я лично брошу тебя в клетку к стоту! – прокричал Потус. – Меч бери!

Побледневший от ужаса раб поплелся на середину площадки и медленно поднял учебный меч. Он выставил его перед собой и застыл в паре метров от Потуса. В клетках стояла гробовая тишина, были слышны лишь приглушенные рыки и возня диких животных.

– Так и будешь ждать? – Потус усмехнулся и шагнул вперед. – Ну давай! Атакуй! Потренируйся перед боем!

Парень сделал неумелый выпад и почти достал острием улыбающегося Потуса. Он лишь слегка отпрянул назад. Мальчишка приободрился и нанес размашистый боковой удар. Клинок вновь просвистел в паре сантиметров от кожаного нагрудника. На лице Потуса появилось выражение испуга, и он попятился. Воодушевленный парень ринулся вперед, но деревянное острие встретило пустоту – Потус молниеносно сдвинулся вправо, развернулся и выбил меч из рук раба. Он нанес несколько сокрушительных ударов по голове парня огромным кулаком, и тот бездыханным трупом осел на камни.

В клетках начал нарастать гул недовольных голосов, и Потус развел руками.

– Я всем даю фору, у меня даже меча нет! – громко прокричал он и обошел площадку по кругу, насмешливо глядя в глубину зарешеченных ниш. – Понимаю вас, зрелище скучное и неинтересное. Изменим правила боя! Я – воин, и не могу сражаться с деревяшкой в руках, поэтому останусь безоружным. А против меня будут биться сразу двое!

Потус обернулся и поманил нас с соседом к себе. Мы переглянулись. В серых глазах высокого загорелого парня не было страха, лишь обреченность и злость. Он решительно направился к корзине и взял сразу два меча. Я же шагнул на площадку с пустыми руками. Я владел клинком лишь немногим лучше, чем предыдущий боец, и понимал, что деревянная игрушка только усугубит мое положение.

– Вот даже как, ты вышел без оружия?! – удивленно сказал Потус и склонил голову в церемониальном поклоне. – Неужели среди всегдашнего сброда попался настоящий воин?

Вместо ответа мой напарник грациозно прокрутил мечи вокруг тела, а затем вскинул их вверх, чем заслужил бурные приветствия от прильнувших к решеткам рабов. Они восторженно закричали и начали синхронно стучать ладонями по железным прутьям.

Я включил магическое зрение и убедился, что Потус Силой не владел. Он был искусным воином, и не более того, а это значило, что у нас есть реальный шанс избежать участи корма для хищников. Я вытянул из пространства столько энергии, сколько смог, и приготовился ударить ею в нужный момент.

Мой напарник драться умел. Он по-кошачьи мягко шагнул вперед, сделал выпад одним мечом, потом вторым, но Потус оба раза увернулся. Парень подпрыгнул и атаковал сразу двумя клинками, перекрестив их ножницами. Потус присел, уйдя от контакта, и попытался пробить кулаком в грудь. Парень отскочил назад, но удар был обманным, Потус вскинул руки и схватил запястья противника.

Наступила моя минута славы, и я ударил Силой. Я не умел использовать ее точечно и действовал как солдат, стреляющий из танка по воробьям. Мощная волна сбила с ног обоих бойцов и протащила их несколько метров по камням. Рабы в клетках взвыли и заулюлюкали – симпатии зрителей оказались на моей стороне. Мне же было наплевать и на рабов, и на Потуса, и на аплодисменты – запасы энергии в Ядре разом уменьшились на треть. Еще две такие атаки, и я превращусь в пустышку.

Потус кряхтя поднялся на ноги и посмотрел на корчащегося от боли парня. Мальчишка наткнулся на собственный меч и с криком пытался вытащить из груди красный от крови клинок. Потус обеими ногами прыгнул ему на шею, раздался хруст позвоночника, и тело парня обмякло.

Рабы в камерах яростно взвыли и начали осыпать Потуса проклятиями, хотя в смерти пацана был виновен прежде всего я, а опытный воин лишь оборвал его мучения. Мне было не по себе. Я послужил причиной гибели человека, но ничего не почувствовал. Видимо, я зачерствел и уже привык к людским смертям, происходящим по моей вине. Я смотрел на приближающегося Потуса и желал ему лишь одного – как можно скорее сдохнуть.

Он двигался медленно, будто обдумывая каждый свой шаг, и вдруг остановился. От показного благодушия не осталось и следа: маленькие глазки злобно таращились исподлобья, а кулаки были сжаты до белых костяшек. Он явно размышлял, как выйти из создавшейся ситуации, не убив меня и не потеряв лицо.

Я оглянулся на старика. Исхар наблюдал за нами скучающим взглядом, словно происходящее не имело к нему ни малейшего отношения. На старческих устах застыла полуулыбка, с какой дедушки обычно следят за резвящимися в песочнице внуками. Я очень надеялся, что все же останусь в живых, потому что на меня потратили сотню желтых.

Потус был чудовищно силен и невероятно проворен. Он нагнулся и бросился на меня с поражающей воображение быстротой. Я отскочил вбок и уклонился от таранящего меня мощного черепа, но поздно понял, что атака была обманной. Воин с разворота ударил меня ногой в челюсть. Если бы кожаный ботинок врезался мне в лицо, то превратил бы его в крошево. Но время замедлилось, как тогда, в первом бою в школе.

Я успел пригнуться и бросился Потусу под ноги. Инерция удара повела его вперед, он кувыркнулся через меня и растянулся на камнях. Зрители взорвались оглушающими овациями и разразились приветствиями в мой адрес. Они скандировали: «Убей!», а я не знал, что делать дальше. Этот бой был не поединком в полном смысле слова, а лишь тестом, определяющим уровень моих способностей. Я посмотрел на Исхара, прося у него поддержки, но старик молча улыбался, сложив руки за спиной.

– Послушай меня, парень! – неожиданно спокойно обратился ко мне поднявшийся на ноги Потус. – Тебя не сожрут хищники. Сегодня – уж точно, ты выполнил первое условие. Но учеником ты станешь только, если ударишь меня мечом! И мне плевать, сколько заплатил за тебя Исхар! Хозяин здесь я!

Потус подошел к лежащему в луже крови телу, уперся в него ногой и с хлюпающим звуком вытащил окровавленный меч. Затем ухмыльнулся и бросил его мне. В лицо полетели брызги чужой крови, и деревянный муляж упал у моих ног. Я нагнулся и взял в ладонь отполированную сотнями смертников рукоять. Во мне просыпалась ненависть, и я чувствовал потоки энергии, до боли обжигающие каналы. Восприятие обострилось, а время вновь начало течь медленнее.

Потус подходит ближе и движется медленно, будто находясь под водой. Его размашистые движения заторможены, а крики рабов, доносящиеся из клеток, протяжны и насыщены раскатистыми басами. Потус выше меня и шире в плечах, в нем нет ни капли жира, лишь бугрящиеся под кожей мышцы. Он в два раза тяжелее меня, и вышел невредимым из тысяч боев. Широкое лицо бесстрастно, он абсолютно уверен в себе и не страшится Силы, которая рвется из моего Ядра.

Потус явно понимает, что я могу уничтожить его одной атакой, но не боится и вызывает этим уважение. А я оказался в патовой ситуации и боюсь самого себя. Если воспользуюсь Силой, то убью, потому что не умею регулировать ее мощь. А если не воспользуюсь, то буду бит и отправлен на корм рычащим в клетках пантам. Или в бордель. Я впервые признался себе, что, имея выбор, смалодушничал бы и принял второй вариант.