При наличии горя в груди надо либо спать, либо есть что-либо вкусное.
Скучные книги происходят от скучного читателя, ибо в книгах действует ищущая тоска читателя, а не умелость сочинителя.
— Как такие слова называются, которые непонятны? — скромно спросил Копенкин. — Тернии иль нет?
— Термины, — кратко ответил Дванов. Он в душе любил неведение больше культуры: невежество — чистое поле, где еще может вырасти растение всякого знания, но культура — уже заросшее поле, где соли почвы взяты растениями и где ничего больше не вырастет.
В человеке еще живет маленький зритель - он не участвует ни в поступках, ни в страдании - он всегда хладнокровен и одинаков. Его служба - это видеть и быть свидетелем, но он без права голоса в жизни человека, и неизвестно, зачем он одиноко существует. Этот угол сознания человека день и ночь освещен, как комната швейцара в большом доме. Круглые сутки сидит этот бодрствующий швейцар в подъезде человека, знает всех жителей своего дома, но не один житель не советуется со швейцаром о своих делах. Жители входят и выходят, а зритель-швейцар провожает их глазами. От своей бессильной осведомленности он кажется иногда печальным, но всегда вежлив, уединен и имеет квартиру в другом доме. В случае пожара швейцар звонит пожарным и наблюдает снаружи дальнейшие события.
Родившись, он удивился и так прожил до старости с голубыми глазами на моложавом лице.
В семнадцать лет Дванов ещё не имел брони под сердцем - ни веры в Бога, ни другого умственного покоя; он не давал чужого имени открывающейся перед ним безымянной жизни. Однако он не хотел, чтобы мир остался ненареченным, он только ожидал услышать его собственное имя вместо нарочно выдуманных названий.
Не томись за книгами - если б там было что серьезное, давно бы люди обнялись друг с другом.
Но беседовать самому с собой — это искусство, беседовать с другими — забава.
Пока слово не скажешь, то умным не станешь, оттого что в молчании ума нету – есть одно мученье чувства
Советская власть - это царство множества природных невзрачных людей.