Крыса солнце жрёт. Книга 1

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Да, хватит. У меня уже нет сил, – задыхаясь, прошептал Мейнхард. – Вы снова меня отделали, как сопляка.

– Ты и есть сопляк. Впрочем, смею заметить, что прогресс все-таки имеется. Твои движения стали плавнее, увереннее и быстрее. Ты этого, может быть, не замечаешь, но главное, что я вижу.

– Это правда? – третий сын барона Вука приподнялся на локтях и довольно посмотрел на графа.

– Я не вру, ты знаешь. Не задавай идиотских вопросов и не порти картину положительных впечатлений о тебе, – жестко сказал Казимир. Впрочем, глаза его скорее улыбались, нежели сердились.

– Так точно, мастер-офицер! – Мейнхард стал подниматься. Он растянул рот до ушей, пытаясь скрыть это от майора. Тот все-таки заметил, но не отреагировал. «Хороший знак», – решил юноша.

Они возвращались через аллеи Колючего сада. Граф Астур потягивал из фляги, был в наивысшем расположении духа, насвистывал себе что-то под нос. Хозяин и раб, оба молчали. Им было о чем подумать.

Вдруг они увидели людей, идущих навстречу. Уже начало темнеть, и невозможно было сразу разобраться кто впереди. Наконец, когда очертания фигур несколько приблизились, Мейнхард произнес:

– Мастер-офицер, впереди солдаты! Но только трое. В центре женщина. Точнее девушка.

– Да, так и есть, парень. Я узнаю ее. Леди Эдон, дочь майора Эдона, графа Эдонфолда. Единственная его дочурка. Жена не обделила графа детьми: у него семеро сыновей и одна представительница прекрасного пола. Он в ней души не чает.

Когда Вук-младший и майор Астур были уже совсем недалеко от дочери графа и ее эскорта, Мейнхард смог наконец рассмотреть девушку в свете освещавших ее факелов, которые несли сопровождающие. Она была невысока ростом, достаточно полновата, с круглым, но добродушным лицом, в верхней части которого сидели огромные янтарные глаза. Русые волосы были заплетены сзади в толстую и длинную косу. Курносый нос, неожиданно, придавал лицу очень милое и участливое выражение. На миг Мейнхарду показалось, будто что-то страстное, прекрасное и роковое есть в ней и ее движениях. Он с ужасом почувствовал, как напрягаются его чресла.

– О, мужественный рыцарь! Мы снова видимся, и здесь? – произнесла леди Эдон своим певучим, сладким голоском, увидев Казимира. Ее речь звучала немного пафосно, но это придавало ее словам какой-то особый любовный романтизм. Так подумал Мейнхард. Граф Астур отвесил самый почтительный поклон.

– Это так, милая леди! Рад видеть вас снова. Но, если я мог бы догадаться, что мужчины делают в столь поздний час в этом тихом месте, то уж точно буду удивлен и смущен, увидев здесь в вечернем полумраке такую молодую и прекрасную особу как вы. Разве такое может быть? – впервые Мейнхард услышал настолько вежливый тон из уст майора. Впрочем, он еще ни разу не присутствовал при общении Казимира с женщиной благородных кровей. Тем более в спокойной и неофициальной обстановке.

– Я гуляю. Я люблю гулять. Особенно с того момента, когда начинает темнеть и вплоть до наступления ночи. Вечером тихо и свежо. А лекарь как раз прописал мне умиротворение, тишину и чистый воздух, – ответила девушка, мечтательно блуждая глазами.

– Да, примите мои соболезнования. Слышал, что вы перенесли тяжкую лихорадку, – сочувственно покачал головой граф.

– О, я уже вполне здорова! Слава Всемогущему, болезнь не попортила мое тело.

– Да, вы бодры и благоухаете, словно роза в период своего расцвета.

– Не льстите мне, майор! Не такая уж я и красавица, – улыбка леди Эдон придала ее личику кокетливость, которая заставила Мейнхарда смутиться еще больше. – А кто ваш прелестный спутник?

Казимир кашлянул, несколько смешанно поглядел на своего протеже, и прохрипел:

– О, леди, вам не стоит обращать внимание на этого юношу. Он всего лишь мой раб.

Третьему сыну барона Вука захотелось вырвать майору язык. Но он уже инстинктивно склонился в раболепном поклоне. Не в его интересах было загубить те достижения, коих он добился. «Нет, все-таки щенок, реально, молодец! – вскинул брови граф Астур. – Есть у него будущее!»

– Я не люблю рабства, майор! Хоть я и правийка до мозга костей, но я считаю владение людьми, как собственностью, пережитком прошлого. Прошу, не называйте при мне этого человека рабом, – голос девушки был мягок. Мейнхард чуть не бросился пред ней на колени.

– Как прикажете. Я не могу отказать вам, милая леди! Тем более мне будет приятно исполнить вашу просьбу, так как я тоже против того, чтобы люди были рабами. С этим парнем вышла особая история.

– Какая же? Я сгораю от любопытства, – леди Эдон чуть ли не подпрыгивала в предвкушении интересного рассказа.

– Может быть поведаю вам как-нибудь, в другой раз. Такие повести лучше не рассказывать молодым особам. Ваше сердечко создано для любви и нежности, а не для жестокости и беспринципности этого скверного мира.

– Благородный рыцарь, вы пугаете меня! – янтарные глаза дочери графа Эдонфолда выражали наигранный страх. – Я не думаю, что я столь мала, чтобы не понимать суровой реальности, окружающей меня. Мне семнадцать, и я не такая глупая, какой могу показаться.

– Не смел даже мысли допустить, что вы глупы! – воскликнул Казимир. – Прошу простить меня, если позволил вам так предположить.

Леди Эдон сменила тему.

– Хорошо, я вас прощаю. Представьте меня этому симпатичному молодому человеку. Может вы и одарили его нелестным статусом, но я вижу, что в нем течет благородная кровь.

– Ничего от вас не скрыть, юная леди! Он действительно из наших. Зовут его Мейнхард, – майор улыбнулся, что выглядело несколько странно для его серьезного и строгого лица. Он повернулся к юноше. – Это леди Эдон, дочь графа Эдона, майора Сухопутных боевых сил Великой Унии, владетеля земель Эдонфолда. Будь с ней особенно любезен.

Мейнхарду не нужно было повторять последнее предложение дважды. Он снова отвесил леди Эдон поклон, но уже не как раб, а как сын барона Вука. С достоинством, полный мужества и чести. Она сделала реверанс и с большим интересом посмотрела на него.

– Вы обладаете манерами рыцаря, милостивый государь, – слова девушки заставили сердце Мейнхарда забиться быстрее.

– Если бы я мог быть рыцарем, вы бы во мне не разочаровались, милая леди. И когда-то я был посвящен в рыцари.

– Да, – прервал их майор Казимир. – Но здесь это не имеет никакого значения. Ты уже не рыцарь. Впрочем, по мне, так рыцарем становятся не когда получают титул, а когда окропят его кровью в бою.

– Слова майора Астура справедливы, – молвила юная леди, – но я уверена, что вы, Мейнхард, с честью подтвердили бы свой титул. А какого вы рода?

– Я рода Вуков.

– Вуков? Я знаю, есть баронство Вуков. Какое совпадение!

– Это не совпадение, моя леди, – особенно выразительно произнес Мейнхард последние два слова. – Я – сын барона Вука.

Глаза девушки округлились от удивления.

– Но как?.. – начала было она, но Казимир снова встрял.

– Так сложились обстоятельства, леди Эдон. Тут уж ничего не попишешь, – голос Казимира был вновь неумолим, отдавал хрипотцой. – Нам пора идти. К моему глубокому сожалению, я вынужден откланяться. И мой подопечный тоже.

Леди Эдон молча и холодно посмотрела на майора, затем перевела взгляд на Мейнхарда, и тот отметил, что к нему девушка похоже, наоборот, испытывает жалость и уважение.

– Меня зовут Марта, Мейнхард Вук! И я все равно считаю вас рыцарем. Рыцарь – это не титул. Рыцарь – это состояние души, – слова ее были легки, деликатны и столь сладки сердцу раба-кутильера, что он будто врос в землю, подобно упрямому ослу. Майор Астур жестко схватил его под локоть и уволок прочь в беспросветную тьму ночи, окутавшую Колючий сад.

Мейнхард ждал, что майор разорвет его на части. Прямо здесь, в темноте, пока никто не видит. И какого демона он так беспечно позволил себе лишиться рассудка? Ну девчонка, и что? Не видел он их, что ли?

Казимир шел рядом, словно клещами держа его под руку. «О Всемогущий, у него пальцы похоже из стали сделаны!» – морщился Вук-младший от боли. Юноша слышал угрюмое сопение у его уха. Недобрый знак.

– Ты понимаешь, что пока ты – раб, ты даже смотреть на нее не можешь во все глаза? – раздался вдруг железный голос графа Астура. Гравий шумно скрипел под их ногами.

– Понимаю, – печально отозвался Мейнхард.

– Так а чего ж ты пялился на нее, как баран на новые ворота, а? – странно, но парню показалось, будто майор слегка обеспокоен чем-то.

– Я… Я не знаю.

Неожиданно Астур схватил Мейнхарда за плечи и развернул к себе:

– Мейнхард! Ты – раб. Если вдруг кто-то подумает, что ты заглядываешься на свободную дочь почтенного графа, тебя кастрируют заживо!

– В Виртленде я не буду рабом. Вы сами говорили, мастер-офицер.

– Да, демоны меня раздери! Но в Правии ты – раб. А главное, что даже если получишь свободу, то кто ты такой де-факто? А уж тем более для Великой Унии? Что ты сделал для этих земель? Или твой отец выступит от твоего имени? Когда это бароны, правители государств, позволяли своим отпрыскам делать выбор партнера для брака самим, без политической составляющей, то есть просто по любви? А если у власти твои братья? То у тебя, как только они прознают, что ты вновь свободен, через минуту ни титулов, ни состояния, ни доброго имени не будет. На официальном уровне. Парень, пойми. Если такое произойдет, то граф Эдон освежует тебя, и никто, даже я, не сможет ему помешать.

Мейнхарда, конечно, поразило, что граф Астур стал таким заботливым по отношению к нему. Но вдруг природное чувство гордости и собственного достоинства вновь пробудилось после длительной спячки.

– То есть мне теперь даже в сортир сходить нельзя? Там меня тоже могут убить, потому что рабам самое место срать под кустами?

Третий сын барона Вука сам удивился, как смог уклониться от кулака, летящего ему в глаз. Но в следующий миг тупая боль пронзила грудную клетку. Он стал задыхаться и повалился на колени, хватаясь за плащ майора.

 

– Ты, щенок, вновь забылся? А я-то уж начал полагать, что ты все-таки чего-то стоишь.

Мейнхард хотел ответить, но не хватало воздуха. Удар в солнечное сплетение был отличным.

– Я хотел взять тебя с собой завтра, но, пожалуй, пропади оно все пропадом! Останешься здесь, со всеми рабами. Перейдешь в подчинение воеводы Базиле. И пускай Всемогущий помогает тебе, раз ты лучше знаешь, что тебе нужно. Жаль твои некоторые таланты, но бабы еще нарожают умельцев.

– Май… Майооор! Кха-кха! – юноша еще не мог нормально изъясняться. – Подожди… Кха! Подождите.

– А чего тут ждать? Я тебе давал шанс. Ты все профукал.

– Я не… Я не могу порой… Вы же не хотите этого! – Мейнхард, наконец, встал. – Вы же не хотите этого делать! Я снова не смог себя сдержать. Но я стараюсь. Вы же видите, мастер-офицер.

– Ты мнишь себя человеком благородным. Рыцарем, как ты недавно изволил выразиться.

– Но ведь, мастер-офицер, откровенно говоря, это не совсем неправда. И вы это знаете.

– Знаю, парень, знаю. Поэтому ты еще не кормишь своим мертвым телом ворон.

– Дайте мне еще шанс. Я исправлюсь.

– Ну раз ты рыцарь, как ты говоришь… – граф Астур некоторое время колебался, но это длилось лишь секунду. – Тогда клянись. Клянись своей рыцарской честью и всем, что тебе дорого, что будешь делать то, что я говорю. Я не любитель пафосных и изысканных фигур речи, потому не требую от тебя столь громогласных заявлений за просто так, нет. Я даю тебе свое слово чести, а какая-никакая она есть и у меня, что я сделаю из тебя солдата. И если ты сам не просрешь свой талант, твое имя еще загремит. Тогда и отомстишь всем тем, из-за кого ты оказался в такой паршивой ситуации.

– Клянусь. Клянусь своей честью и своей жизнью. Клянусь именем моего дома, дома Вуков, – Мейнхард верил в свои слова. Верил в то, что станет тем, кого видит в нем Казимир Астур.

– Бери мой кинжал, режь себе руку и клянись на крови!

Мейнхард, не задумываясь, схватил оружие, провел по ладони и, обхватив лезвие, повторил свои слова.

– Тем лучше, – удовлетворенно сказал граф Астур. – Помни этот день. Сейчас я общался с тобой, как со свободным человеком. Но вольную я тебе пока официально не дам. Заслужи ее. Докажи, что достоин своей клятвы. Теперь уж посмотрим, чего ты стоишь на самом деле.

– Я сделаю это. Будьте покойны, мастер-офицер, – Вук-младший потер грудь. Еще болело.

– Поглядим. А теперь пошли в кабак.

Мейнхард чуть не подавился.

– В смысле?

– В прямом. Тебе надо нажраться. Ты юн, мужская сила в тебе играет, даже если ты сам этого не осознаешь. Отравление алкоголем в данный момент для тебя наилучший способ. Завтра у тебя и мыслей не будет о бабах. То есть будут. И даже очень. Но больше всего тебя будет волновать: как бы тебе не сдохнуть.

– Но я не хочу.

– Хочешь страдать и мучиться? Думаешь, я не видел, как ты смотрел на леди Эдон?

– Да она не одна такая.

– Не одна, согласен. Но спроси себя сейчас, ты не почувствовал чего-то особенного, увидев ее? Если почувствовал, а так и было, то она-то может и не одна, но твоя душа вряд ли смирится с выводами твоего разума. Пить – не лучший способ. Но в данном случае он будет весьма оправдан. Впрочем, это единственное, что я могу сейчас тебе предложить. Не хочешь, иди спать. А мне надо выпить. Водка не берет. Нужен ёрш.

– Я с вами, мастер-офицер.

Они двинулись в путь. «Вот демоны проклятые! – думал про себя Казимир. – И на черта я так привязался к этому сопляку? На кой он мне? Вожусь с ним, словно он мой сын. Как будто мне проблем с собственными драгоценными чадами не хватает! Да, я конечно был поражен, как щенок стреляет, ну и что? Он что, один такой? Вообще, конечно, такой меткости я никогда не видел. А уж я всякого повидал. Твою мать, опять колени начинают болеть. Вот и знак. Ты на самом деле стареешь, несчастный хрен! Отсюда эта сентиментальность. Ишь ты, клятву с него взял! А то многие в этом мире держат данное ими слово? Таких днем с огнем не сыщешь. Есть, безусловно, фанатики, вроде Альберта фон Кёнига. Но это исключение. А оно лишь подтверждает правило. Вляпаюсь я с этим паршивцем, как пить дать, в нелепую историю. Еще бы головы не лишиться. Правда, все равно помирать рано или поздно. Эх, чего сделано, того не вернуть! Может и получится, как я думаю. Я вроде в бойцах никогда не ошибался. С другой стороны, все бывает впервые. Прочь эти мысли, прочь и долой! Я еще покувыркаюсь. Так просто ты меня не заберешь, Ангел Смерти! Кукиш тебе, мерзавец, а не майора Астура!»

«Странный человек, – Мейнхард шел рядом, тоже погруженный в свои размышления. – Вроде купил меня в рабство, а в тоже время и спас. Сказать, что я в положении настоящего раба, так мне грех жаловаться. Многие невольники уже покинули этот мир, пока мы ехали. После тех стрельбищ, барон Ланге так и не простил Йургену того, что тот толкнул его случайно в самый неподходящий момент. Этот высокородный гад бил и унижал провинившегося раба, пока тот не решил, наконец, бежать. Тут уж знаменосец майора окончательно отыгрался на нем. Убил Йургена из своего поганого ружья, как собаку. Еще и поиздевался, прострелив сначала парнишке обе руки, а потом только добил пулей в голову. Сука! А майор все это позволил, и сам еще смеялся. А теперь вот учит меня сражаться на мечах, а еще и оберегает от всяких возможных неприятностей. И обещает научить искусству войны, и помочь мне стать свободным. А ведь отпусти он меня сразу, куда бы я пошел? Братья меня уничтожат, если я вернусь в замок. В Великой Унии я – никто. Попасть в земли Виртленда я смог бы только через Правию. А тут уж неизвестный бездомный бродяга наверняка стал бы рабом у первого же попавшегося ему навстречу благородного ублюдка. Да уж, Всемогущий, твои пути воистину неисповедимы!»

Мейнхард посмотрел на темное звездное небо. Сверчки пели свои ночные серенады. Ночь накрыла город своим волшебным одеялом и все вокруг словно заснуло, укутавшись в него потеплее. Только вдалеке светилось окошко кабака «Пик Грома», куда и направлялись двое этих разных, но в чем-то, нашедших странное притяжение друг к другу людей.

– Эх, Мейнхард, ежели б ты только знал, как у меня с моей первой бабой дела обстояли, то ты бы так не заморачивался! Слово даю, – после пятой кружки пива, смешанной с водкой напополам, даже у Казимира голова загудела.

– Да неужто, мастер-офицер? – Вук-младший был изрядно пьян, но еще соображал.

– Так и есть, паренек, так и есть. Хочешь расскажу?

– Конечно. Я весь внимание.

– Звали ее Руби Фриволт, дочь барона Фриволта. Фриволты – старый род, давно существуют на моих землях и верно служат дому Астуров. Но тогда я был таким же щенком, как и ты. Отец смолоду таскал меня по шлюхам. Не мог же мужчина опозориться перед почтенной леди в первую брачную ночь? Но мне хотелось большего. Я неплохо держал меч в руке (не познал еще всей прелести сабли), да и в мужской силе уже кое-что понимал. Ха, на самом деле был еще большой вопрос, кто искусней в постели: шлюха или Руби? Но мне было все равно, да и ничего я тогда в этом не смыслил. Я увидел эту прекрасную девушку и влюбился. Да, без памяти влюбился. Как сейчас помню ее темные, томные губы и эти красивые рыжие волосы. Я решил, что она будет моей. Даже если придется жениться. Какой же олух я был!

– Вы добились своего?

– Добился. Казимир Астур всегда добивается своего! – майор стукнул кружкой по столу. – Во всяком случае в те времена всегда добивался. Эта стерва не смотрела на меня. Вообще никак. Но я проявил смекалку. Ночью я прокрался в их замок. Тоже мне замок! Твою мать, до сих пор Фриволты именуют этот сарай замком! Не было ничего проще, чем проникнуть туда.

– И вас не поймали?

– Куда там?! Какова крепость, такие же в ней и солдаты. В общем, я похитил ее любимого кота Лохматика. Эта рыжая бестия любила проклятого мышелова с идиотским именем больше, чем всех тех, кто побывал в ее постели. Наверное, потому что мышей она боялась сильнее, чем окончания времен. Поднялся такой шум, что описать страшно! Ее отец приперся к моему и объявил о пропаже, словно Лохматик являлся его первым наследником. Думаю, Руби заставила его это сделать. Она умела настоять на своем. Тем более в отношении такого остолопа, как ее отец.

– А что сделал граф Астур-старший?

– Да выставил дурака за дверь! Признаться, мне даже жалко было беднягу. Барон все-таки. Но что поделаешь?

– Ну, а потом? – майор уже двоился в глазах Мейнхарда.

– А потом я предстал перед ней в лучшем своем наряде, с Лохматиком под мышкой, и заявил, что нашел его, когда он игрался с козлячим говном в каком-то трактире. Точнее, я как бы случайно оказался в трактире, когда ехал к леди Фриволт, чтобы еще раз высказать свои чувства, а тут вдруг неожиданно и обнаружил Лохматика. Я поведал ей страшную историю о том, что пока этот балбес игрался с какашками, его как раз удумал поймать какой-то бродяга. Но я мужественно спас кота.

– И она поверила?

– Конечно! В то время у нас были некоторые проблемы с продовольствием, урожай не выдался. Крестьяне и горожане победнее начали даже отлавливать бездомных животных, чтобы было чем забить желудок. Голод всех превращает в хищников. Когда хочешь жрать, то меню не выбираешь, Мейнхард.

– И цель была достигнута?

Майор отхлебнул, но в рот попало далеко не все. Часть напитка промочила усы, другая часть стекала по подбородку.

– Похоже, и я надрался, – язык графа начал заплетаться.

– А я ни в одном глазу! – провозгласил Мейнхард.

– А то и видно, как тебя пошатывает, – усмехнулся Казимир. – Мне-то не лопочи.

– Как скажете, мастер-офицер, – юноша улыбнулся, словно умственно отсталый. – Так все-таки, получилось вкусить сей прелестный плод?

– Да, демон меня возьми! Еще как! Руби растаяла в моих объятиях и дала то, чего я так вожделел.

– В итоге, вы поженились, верно?

Глаза графа Астура слегка увлажнились. Мейнхард от удивления даже немного протрезвел.

– Да нет, конечно, – сказал Казимир изменившимся голосом. – Все осталось при нас. Она продолжала гулять. Мне со временем эти любовные утехи тоже надоели. Старого Фриволта прикончил Ангел Смерти. А его сын оказался настоящим бароном, не в пример отцу. Он узнал, какова его сестра на самом деле. Провел показательный процесс, не побоявшись огласки. Руби отправили в монастырь. Опозоренную, презираемую и никому ненужную. Через год она покончила с собой, наевшись какой-то отравы для крыс. Ничего она так и не сообщила о нашей связи, хотя думаю ее и били, и пытали, чтобы понять, как много людей нанесло почтенному дому оскорбление. Какой бы легкомысленной девицей она не была, я чту ее память. Для меня она много значила.

Мейнхард молчал, потом набрался мужества или питье одарило третьего сына барона Вука этим качеством, и он спросил:

– Вы отомстили? Ведь нужно было…

– Заткнись! Барон служил мне преданно. На войне с «цветочниками» он сражался как лев. Я бы на его месте поступил также, и не дай Всемогущий мне оказаться на его месте! – твердо сказал граф Астур. – Главное в этой жизни – следовать правилам и принципам. Не тем, что прописаны всеми, парень. А тем, что живут в твоей душе.

Майор приложил руку к груди и сжал ее. Мейнхард посмотрел на него, но даже, пропитавшись насквозь парами зеленого змия, смог увидеть всю боль и страдание, отражавшиеся в глазах Казимира.

– Мне жаль, мастер-офицер, – неуверенно промолвил раб-кутильер.

– Да ладно. Это все былое. Хей, хозяин! – заорал граф. – Быстро сюда.

Мейнхард увидел, как трое недобрых людей за столом на другом конце помещения подозрительно поглядели на майора. Тощий кабатчик «Пика Грома» мигом подбежал к Астуру.

– Что угодно, милостивый государь?

– Тащи еще вашего пойла, которое вы пивом зовете!

– А чего это вам наше пиво не нравится? – заорал здоровый амбал из тех, кого приметил Мейнхард. Детина встал. По его лицу было видно, что разговаривать он не очень любит. Человек действия. Пускай и необдуманного действия.

Казимир уставился на него пьяными и удивленными глазами.

– Я все принесу, – быстро затараторил кабатчик. – А ты, Куик, рот закрой! Не видишь, благородные люди здесь сидят? Тебя еще не хватало.

– Да они все тут благородные. Так себя кличут, – прогрохотал амбал. – А на деле от их благородства и следа не остается, когда их лупишь хорошенько.

Граф Астур просто встал, держа кружку с ершом, и подошел к Куику.

– А скажи мне, почтенный, ты много отлупил благородных? – спросил Казимир и не дав опомниться амбалу, разбил кружку об его голову. Куик лишь пошатнулся, но следующий удар был в пах. Товарищи забияки сидели молча, боясь шевельнуться. Майор же схватил табурет и стал наносить удар за ударом по голове упавшего Куика. Через минуту лица амбала было не узнать, все оно было в крови. Казимир отбросил табурет и крикнул снова:

 

– Пива, кабатчик! Точнее этих помоев.

Хозяин быстро обернулся и на столе стояло четыре кружки со стекающей по ним пеной. Майор уселся, выплеснул половину, и долил остатки водки из фляги:

– Твою мать! – выругался Казимир. – Тут на две кружки точно не хватит. Кабатчик, водка есть?

– Конечно, как прикажете. Все будет.

– Так неси. Сдается мне, мы тут надолго.

Мейнхард смотрел на то, как дружки выносят амбала с пробитой головой из кабака. Он почувствовал непреодолимое чувство уважения к майору. И парень особо возгордился, что является помощником этого человека.

– Спасибо, мастер-офицер!

– А? Чего? За что? – Казимир терял ориентацию. Мейнхард сделал огромный глоток и вдруг понял, что ему нужен отдых. Он рухнул головой на стол и уснул, промямлив: – За все, масте…

– А! Обращайся, – невнятно ответил майор Астур. Он пил, с трудом подпирая рукой голову, и вспоминал Руби. Да, хорошая была девица. Граф даже скучал по ней. Он обожал Лиллиан, свою жену, подарившую ему детей, но первый опыт настоящей любви Астур получил именно с Руби. Как же недалек этот щенок! Как осуждающе он посмотрел на майора, когда Казимир заявил о преданности Джарода Фриволта. Как можно обвинять благородного человека в том, что он погубил, обесчестившую славное имя сестру? Человека, который столь храбро сражался за короля и так героически пал от пули неприятеля.

Граф Астур отпил еще. Все, что его окружало, вдруг поплыло перед глазами. Так храбро сражался, и так храбро пал… Кабатчик наливает водку в кружку. Хороший человек, понимает все с полуслова. Сражался, как лев! Пуля неприятеля прямо в затылок. Вот чудеса! Майор вспомнил, как спустил курок. Он редко промахивался. В суматохе битвы никто не заметил. Пуля сразила Джарода. А чья пуля? Да кто теперь разберется. Что этот щенок знает о мести?

Мейнхарда снова выворотило наружу. В голове гудело, на языке привкус дерьма, губы слипались. Он блевал уже в третий раз за сегодняшнее утро. Слезящиеся глаза щипало, веки отяжелели и все время опускались. Вук-младший чувствовал, как распухло его лицо. Как же тяжело ему было! Член стоял, как бравый солдат королевского полка. Но от одной мысли о любовных утехах Мейнхарду становилось только хуже. Дверь в прекрасный кабинет, отданный воеводой Базиле в распоряжение графа Астура, с шумом распахнулась. О, какой грохот! Голова юноши чуть не лопнула. Боль была ноющей и очень сильной. Казалось, что виски сжимают тисками.

Мейнхард посмотрел красными, воспаленными глазами на вошедшего. Майор, что б его демоны взяли! Казимир выглядел бодро, хоть и бледнее обычного. Надо сказать, что Астуру было тоже не по себе. Спина разгибалась с трудом, опять ныли колени, сухость во рту невыносимо раздражала. Мозг соображал не так ясно, как обычно. Тем не менее, майор не мог себе позволить дать слабину. Необходимо выдвигаться в путь. Через несколько дней они въедут в столицу, где их ждет король Готфрид.

– Что, паршиво себя чувствуешь? – поинтересовался Казимир.

– Не очень хорошо, мастер-офицер, – прокаркал Мейнхард, не узнав собственного голоса.

– Я тебе говорил, что сегодня ты вряд ли будешь вздыхать по даме твоего сердца, – усмехаясь, майор уселся в роскошное кресло. – Я вот тебе принес бутылочку вина.

Лицо Мейнхарда перекосило от отвращения.

– Меня сейчас снова вырвет.

– Да, но выпить придется. Вчера мы, откровенно говоря, выжрали немало. Но хуже всего, что пили мы редкостную шмурдячину. Хороший эль здесь есть только в монастыре. Не знаю, какого черта они его не поставляют в город? Пиво в Правии – просто гадость. А еще смешанное с водкой. Бррр! Меня, парень, даже в дрожь бросает, как вспомню, что мы пили. С тем же успехом можно было наглотаться мышьяка.

– И вы еще хотите заставить меня продолжить банкет?

– Нет, конечно. Я буду тебя лечить, и только. Вино в Правии – одно из лучших в мире. По правде сказать, его и стоило пить, но нажраться им тяжело, а цель была такая. Я принес крепленое. Одна тысяча триста двадцать седьмого года. Более трехсот лет, Мейнхард. Оно достаточно крепкое, чтобы немного привести тебя в норму. В тоже время оно достаточно качественное, чтобы не травануть тебя еще больше. Так что советую выпить.

– А вы?

– А я тоже буду пить. Неужто позволю тебе одному наслаждаться этим красным Петрарским? Хотя наши языки сейчас вряд ли оценят питие по достоинству, но везде есть свои минусы и плюсы.

Выпив бокал вина, Мейнхард действительно почувствовал себя лучше. Оно было на вкус словно сок, алкоголь даже не чувствовался. Но крепость и впрямь оказалась достойной, потому что через пару минут, организм юноши уже приятно согревало целебное тепло, подаренное напитком. Ум начал проясняться, руки переставали дрожать.

– Ну как, повеселел? – участливо поинтересовался майор, которому самому пришлось по нраву сие возлияние.

– Да. Помогает. Спасибо, мастер-офицер.

– В самый раз, чтобы жить дальше, и мало для того, чтобы вернуться к тяжким думам о прекрасных наших пассиях, не так ли?

– Так и есть.

– Вот и славно, – граф Астур опрокинул еще стакан и отдал бутылку Мейнхарду. – Мне хватит. А ты допивай, приводи себя в порядок, и через час, чтобы был на конюшне. Запрягай свою лошадь. Скоро мы выдвигаемся.

– А ваш конь? Он ведь у Колючего сада, разве нет? Мне нужно доставить его сюда?

– Я уже сам все сделал. Видишь ли, я был несколько бодрее тебя, парень.

– Понятно. Все поедут с нами?

– Нет. Питер де ла Крю останется. Он первый встретит все армии Сухопутных боевых сил. Ему я могу доверить это. Ну, а потом мы уже поприветствуем их в столице, со всеми возможными почестями. И препроводим весь командный состав к королю. Того требует церемониал, принятый в нашем королевстве.

– Как прикажете, мастер-офицер.

Перед уходом майор Астур развернулся и, подозрительно посмотрев на Мейнхарда, спросил:

– Скажи, я могу быть уверен, что ты не выкинешь какой-либо фортель?

– Можете. Я не буду искать встречи с леди Эдон. Обещаю.

– Молоток, парень! Помни о клятве, – граф вышел, довольно напевая себе под нос какую-то песенку.

Но Марта Эдон нашлась сама. Когда Вук-младший, приведя себя в относительный порядок, проходил через главный холл дворца, она как раз стояла посреди зала и о чем-то ворковала с воеводой Лукой Базиле.

На ней было распашное изумрудное платье роб, под ним котт цвета индиго с веерообразным огромным воротником, декорированным кружевом. Широкие рукава с манжетами придавали движениям леди некую воздушность. Выглядела девушка в этих красках подобно морской ундине, янтарный блеск глаз которой отдавал мистической силой, заставляющей преклониться перед богиней. Несмотря на полноту, Марта двигалась очень грациозно и невероятно изящно, будто вся жизнь ее была танцем, а она – его главным хореографом.

Мейнхард встал как вкопанный, и не мог оторвать глаз от прелестной нимфы (так он нарек ее при первой встрече). Нимфа увидела его, любезно и быстро распрощалась с воеводой, и пошла в сторону третьего сына барона Вука. Юноша в беспамятстве смотрел, как величественно приближается к нему дева, окруженная сияющим ореолом. Безумство любви охватило Мейнхарда, все ему казалось идеальным в леди Эдон.

– Приветствую вас, Мейнхард, сын Вука, благородный рыцарь! – произнесла Марта. Отравление прохудившимся пивом, смешанным с водкой, вмиг улетучилось из организма парня, словно его и не было.

– И я имею честь приветствовать вас, прекрасная леди!

– Вы странно смотрите на меня, – леди Эдон слегка улыбнулась. – С вами все хорошо?

Мейнхард был не из тех, кто умеет красиво говорить с женщинами. Он не был их знатоком. Но в данный момент раб-кутильер сам не узнавал себя. Никогда он не был так смел с дамами, и никогда его голова не соображала в этом вопросе лучше, чем сейчас. Во всяком случае так полагал сам Мейнхард.

– Я смотрю на вас так, потому что вы прекрасны. Зачем отрицать очевидное?

Марта покраснела, но странное дело, ей нравились слова юноши. Она много слышала подобных речей, многие кидались к ее ногам, но ей все было безразлично. К Мейнхарду же она чувствовала необычное притяжение. Почему? Девушка не могла понять.