Czytaj książkę: «Егерь императрицы. Виват Россия!», strona 2
– Видать, привык в обозных всё хватать и к себе тянуть, – хохотнув, предположил Балакин. – А ты ему ещё, Назарович, такой горланишь: «Руку давай, руку давай!» Ага, конечно, как же, даст он тебе руку, когда обеими за ту верёвку ухватился!
И все сидевшие у настила расхохотались.
– Ох, начальство бежит, встали, братцы, – вытирая слёзы, проговорил Кожухов. – Сейчас подполковник ругаться будет, что сани утопли. А нам бы костёр скорее нужно развести, мы сами подмокли, а утопленник наш вообще насквозь. Бедолага, видать, отпускать только начало, вон как его трясёт.
Первого апреля, к вечеру, под моросящим дождиком первым в Воронеж зашёл эскадрон Воронцова, роты и полковой обоз втягивались в него по грязи всю ночь. В этом огромном городе егерям надлежало простоять долго.
Глава 3. Домой
– Ваше превосходительство, разрешите! – Приоткрыв дверь, внутрь заглянул Вьюгов.
– Заходи, Семён, – подписывая провиантский запрос, пригласил Егоров. – Подожди немного, сейчас вот только с бумагами закончу – и с тобой обсудим. Так что, ты говоришь, Иван Николаевич? – обратился он снова к стоявшему напротив Коллеганову. – Нашли, где разместить наш заказ?
– Так точно, ваше превосходительство, – подтвердил тот. – В пекарнях купцов Лушникова и Черникова обязались хлеб на весь полк, пока в Воронеже будем стоять, выпекать. И в дорогу на три дня тоже обещали его наготовить. У местных гарнизонных узнавал, так-то они хвалили их, говорят, что купцы серьёзные. У Черникова я пекарню сам глядел, большая, и амбары при ней с мукой. Всё чисто, не заветренно, плесени нет. Завтра с утра к Лушникову пойду.
– Сразу обговаривайте по качеству хлеба, Иван Николаевич, – передавая подписанные листы, наставлял провиантмейстера Егоров. – Если будет худо испечён или с недовесом, грози немедленно арестом и судом. Скажи, генерал с самим губернатором разговаривал и тот обещал всяческую поддержку для государевой гвардии.
– Не сомневайтесь, ваше превосходительство, уж я-то найду, как убедить купцов быть серьёзней, – дал обещание Коллеганов. – Да им и самим такой казённый заказ терять не хочется, всё-таки объём здесь приличный. Жду Черникова, обещал с родственником подъехать, говорит, у того большая бойня в восьми верстах на реке Усмани. Заверил, что договорится на поставку нам мяса и сала для приварка с приличной скидкой. Так-то в этих местах много скотины выращивают, я уже посмотрел закупные цены, под казённую вилку мы вполне даже укладываемся, ещё и по самому нижнему пределу.
– Очень хорошо. Занимайся, Иван Николаевич. Можешь идти. Ну что, Семён, начали работы по переобувке обоза? – посмотрел он на стоявшего Вьюгова.
– Так точно, ваше превосходительство. Я как раз к вам с этим. Ещё со строительства петровских кораблей тут много мастерового люда и мануфактур. Верфей сейчас нет, так что кто на что горазд, тот тем и занимается. В трёх каретных мастерских сейчас обозные повозки чиним. Ваша уже готова, господин генерал, и три лёгких. С десяток завтра на колёсный ход встанут.
– Ого, быстро, это, считай, половина суток только прошла, – покачав головой, заметил Алексей. – Так уж большой нужды с ремонтом спешить нет, всё равно раньше десятого апреля полк на дорогу не выйдет, сейчас там самая грязь после обильных дождей. Если выйдем, то первым же эскадроном и ротой совсем её размесим, а всем остальным по колено в жиже придётся брести, ну а телеги вообще вручную вытягивать. Вы, главное, смотрите, чтобы надёжно всё делали. Сам знаешь, до Санкт-Петербурга больше тысячи вёрст пути. Чтобы не развалилось всё.
– Так точно, смотрим, ваше превосходительство. Все мои люди вместе с мастеровыми работают, так что не извольте беспокоиться, всё на совесть сделано будет. Так мы вашу что, подгоняем?
– Нет, Семён, на своей мы с Сергеем Владимировичем не поедем, – покачав головой, ответил генерал. – Ты посмотри-ка те лёгкие, которые уже отладили, и на две сверху кожаные козырьки приладьте, вот на них и отправимся. На моей тяжёлой точно далеко не уедешь, на первой же низине по самые оси сядем.
– Без всяких удобств ведь, ваше превосходительство, – произнёс Вьюгов. – Как ни укрывай их кожей, ветер всё одно с дождём будет продувать. Весна-то ведь только-только начинается.
– Ничего, – отмахнувшись, сказал Егоров. – Не ногами ведь топать или верхом на коне скакать.
Четвёртого апреля, передав дела Милорадовичу, командир лейб-гвардии егерского полка генерал-майор Егоров вместе с квартирмейстером Гусевым выехали на двух лёгких пролётках из Воронежа в сторону Ельца. Здесь с большого Московского тракта было ответвление на Ливны и Орёл, а там открывался прямой путь на Белёв и Козельск. Именно у Белёва и было принято решение переправиться на пароме через только что освободившуюся ото льда Оку.
– Второй день только, как переправа заработала, – пояснял Дубкову пожилой паромщик. – Лёд сошёл, а вода-то, она вона как быстро поднимается. За ночь чуть ли не на аршин её прибыло. Снега в эту зиму ох и много было, хорошие дожди хлынут, и река вообще из берегов выйдет. Не знай, как оно пойдёт, вот немного поработаем, пока можно, а там, небось, опять на пару недель встанем, течение-то страсть какое сильное весной становится, с верховьев чего только им не несёт. Так что, считай, повезло вам – успеете Оку проскочить.
– Мы-то успеем, а сколько очередников на берегу стоят ждут. – Макарович кивнул за спину. – Неужто так и до мая все простоят?
– А чего делать? – налегая на рулевое весло, вопросил паромщик. – Ока – река длинная, попробуй ты её объедь. Всё равно переправляться нужно, а тут вот у Белёва для этого самое удобное место, течение после больших изгибов здесь чуть-чуть потише. За прошлый сезон раза два только лишь канат рвался, не то что у других. И у нас ведь на берегах ворот лошадки тянут, вращают его, натягивая канат на барабан, а кое-где его всё так же по старинке, как и раньше, вручную тягают.
Пристань на левом берегу затопило, и съезжали с парома по накинутым бревенчатым мосткам в воде.
– Тпру-у, не бои-ись, родимые! – успокаивал лошадей шедший впереди Никита.
– В сторону! А ну сдай назад! – кричал на берегу управляющий посадкой мордатый мужик. – Дай людям съехать, коли затор будет, никто не переправится! Смелей, смелей, не боись, служивые! – Он махнул рукой, разглядев погоны у Никиты и Макаровича. – Тут настил хороший, не гляди что в воде, заводи лошадей на подъём!
– Хоть бы ограду какую выставили, – проворчал Никита, выводя из воды лошадей. – Вбок чуть сдашь – и того.
– А ты не зевай, небось, не болван без глаз, сам куды идёшь, глядеть должон! – буркнул мужик и, разглядев сидевшего в пролётке Егорова, зажал рукой рот. – В сторону, в сторону! – гаркнул он, оттесняя приказчика купца. – Дай государевым людям проехать! Наше почтение, господин барин! – Он стянул с головы шапку и поклонился.
Одна за другой обе пролётки поднялись на возвышенный берег и покатили по дороге.
– Генерал, что ли? – посмотрев им вслед, произнёс огорошенный мужик. – В шляпе с перьями, важный, пуговицы золотом блестят, но не в карете. Странно как-то.
– Захар Лукич, пропускай уже, ну чего застыл! – Приказчик тронул его за плечо. – А то сейчас опять кто-нибудь из государевых оттеснит. Чего зря, что ли, тройную цену за переправу дали?
– Наум, слышишь меня?! Запускаю? – Встрепенувшись, тот помахал паромщику.
– Запускай, Лукич! – отозвался тот. – Только две повозки, как и договаривались, не больше!
– Но-о, пошла! – Приказчик запрыгнул в повозку, а его кучер, схватив поводья, повёл коней по подтопленным сходням к парому.
Ехать по плохой дороге в ночь не рискнули и, заночевав в Белёве, отправились в сторону Козельска утром. У усадьбы заляпанные грязью пролётки оказались уже под вечер. Передать словами восторг близких было невозможно!
– А я ведь как чувствовала, – прижавшись к Алексею и утирая слёзы, прошептала Катарина. – Со вчерашнего дня места себе не нахожу. Велела кухаркам побольше наготовить, а зачем – и сама не пойму.
– Ну-у и не говори! То и дело на улицу выскакивала, – подтвердила счастливая Милица. – Ночью спать не пошла, всё при свечах сидела вышивала.
– Вот и мне не спалось, – улыбнувшись, заметил Алексей. – Вроде бы и усталость, во сне бы забыться, да всё никак, чем ближе к дому, тем больше душа мается.
– Папенька, а ты мне гостинцы и подарки привёз? – Четырёхлетний Лёша дёрнул его за полу шинели.
– Конечно, сынок, всем привёз, – подхватив малыша на руки, подтвердил тот. – Пойдёмте в дом, родные, там мы с дядей Серёжей всех вас одарим.
– Сначала мыться, – остановила Йована. – Вы вон какие с дороги грязные, все с головы до ног заляпаны. В баню пока зайдите, она хоть и не топленая, но тёплую воду всегда для малышни и постирушек греем. А мы пока на стол соберём.
После ужина засиделись за чаем дотемна, рассказать было о чём.
– Сами боевые действия, Олег Николаевич, совсем недолгие были, – прихлёбывая из кружки, отвечал на вопрос Кулгунина Алексей. – Едва ли полгода весь поход наш продолжался. Считай, в мае мы под стенами Дербентской крепости были, а уже в декабре обратным маршем из-под Аракса к Кизляру пошли. Если бы не императорский приказ, небось, сейчас бы к Решту или к Тебризу выходили, а уж пла́товская конница под Тегераном бы рейдовала.
– Да-а, странно всё это, – покачав головой, произнёс тот. – Столько войск отправили, припасов, оружия, и так вот одним росчерком пера – «отменить». В правлениях уездов и в наместничестве чиновники мечутся, говорят, переустройство всей власти на земле грядёт, а какое – пока вообще непонятно. Треть наместников уже в опале, остальные по себе высочайшее решение ждут. Январским указом Павел Петрович екатерининскую Жалованную грамоту дворянству1 отменил, теперь, выходит, нас, так же как и простолюдинов, даже и сечь можно.
– Ну ты уж не сгущай краски, Олег Николаевич, – произнёс Алексей. – Телесные наказания дворянству только лишь за убийство, за разбои, тяжёлые служебные преступления, за разврат и пьянство на службе положены. Неужто сам не видел, какой бардак в армии творится, а уж тем паче в столичных, гвардейских частях и в больших штабах? Вон Сергей Владимирович подтвердит, небось, вдоволь по своей квартирмейстерской линии на это насмотрелся. В войсках злоупотребления, воровство, взяточничество, в строевых полках огромный некомплект личного состава, требования уставов выполняются кое-как, да и уставы-то все старинные, ещё с петровских времён. Дисциплина и боевая подготовка в армии чрезвычайно низкая, артиллерия, передовая при Елизавете Петровне, сейчас вновь уступает иностранной, особенно французской, одних калибров только в ней с десяток можно насчитать. Вся эта дурь у нас, как обычно, геройством солдат и офицеров да гением полководцев только лишь сглаживается. Но порядок-то ведь всё одно нужно наводить. Впереди большие войны, и необходимость реформ в армии для меня совершенно очевидна. Лишь бы перегибов вот только не было, а то у нас, как обычно, любят ломать через колено, и хорошее и плохое – всё под раздачу попадает.
– Вот то-то и оно! – воскликнул Кулгунин. – Нельзя у нас в России сплеча рубить! А уж тем более срубать тот столб, на котором вся власть держится! Тут недавно слух из столицы долетел, что при коронации государь Манифест о трёхдневной барщине издал, и теперь ты крепостного даже не моги больше указанного времени к труду приставлять, а ещё и в воскресенье обязательный выходной ему должен предоставить. Хлебная повинность отменяется, продажа крепостных сильно ограничивается, а за жестокое обращение с ними можно и вовсе под суд загреметь. И самое главное… – И Кулгунин, понизив голос, прошептал: – Крестьян допустили к личной присяге императору. Представляете! – Он обвёл взглядом сидевших за столом. – Этим ведь нас, дворян, на которых вся власть в стране держится, с подлым сословием враз уравняли!
– Тихо-тихо, Олег Николаевич, ну что ты, право слово, так раздухарился. – Алексей поднял руку, успокаивая его. – Барщина у нас с самого начала в поместьях отменена, давно ведь по совету сведущих людей мы на оброк перешли. Землю в аренду рачительным хозяевам даём. Крестьян не продаём, о разлучении семей уж и тем более речи нет. Вспомни вообще, когда у нас тут крестьян секли? Сами же говорите: штраф, порицание, перевод на время на более тяжёлый труд – вот и все наказания. Так-то это у нас что же получается, всё и так давно по этому манифесту выполняется? И чего же тогда волноваться?
– Ну не скажите, Алексей Петрович, личная воля помещика и государев манифест – дело разное, – не согласился тот. – Эдак мы скоро вообще можем до отмены самой крепости докатиться. И как же жить тогда? Как же сама сословность, на которой всё у нас зиждется? Весь государственный уклад ведь тогда сломается? Крестьянам жаловаться на своих помещиков даже разрешили, прошения наверх подавать! Плевать они на нас скоро начнут, эдак мы до пугачёвского бунта докатимся! Снова усадьбы по всей стране запылают!
– Тихо-тихо вам, спорщики! – воскликнула Анна. – Коля, ну успокойся ты уже! Аж покраснел!
– Мужчины, ну что вы, право слово! – вторила ей Катарина. – Неужто нельзя о чём-нибудь добром и нейтральном поговорить? Вечно вас то к политике, то к войне тянет. Уж лучше бы о своих заводах, о плотинах и мастерских беседовали.
– Да наговоримся ещё, – усмехнувшись, заметил Алексей. – По моим подсчётам, полк только-только вот готовится на тракт из Воронежа выходить. Месяца полтора у нас есть с Сергеем погостить, а уж потом вдогонку за егерями припустимся. Подлейте-ка ещё чайку лучше да расскажите, чем нас детки порадовали?
Глава 4. Хозяйские хлопоты
– Половодье пройдёт, большая вода схлынет, и будем затвор закрывать. – Чуканов показал на плотину. – Так-то всё уже готово, Алексей Петрович, посмотрим на половине напора, как колесо будет работать, а потом ещё уровень поднимем, и тогда уж оно в полную мощь заработает.
– А малую плотину на низинной речушке не успели сладить? – поинтересовался Егоров. – Я смотрю, на ней вовсю топорами стучат.
– Да нет, тут другое, – виновато проговорил мастер. – Когда лёд выпускали, чуть-чуть не рассчитали, ну и порушили маненько ворота. Но два дня – и всё поправим, даже не сумлевайтесь. Главное, что колесо с валом не свернуло, повезло, что оно подливное, нижнебойное. Теперь уже на будущее осторожнее станем. Лучше уж побольше в половодье стравливать, чем потом чинить.
– От ветряков-то хоть какой-нибудь толк есть? – решил узнать, как обстоят дела, у главного механика поместья, Бочарова Степана, Алексей.
– А как же, конечно, – подтвердил тот. – С осени оба запустили. На большом цеху семь станков от них сейчас работают. В малом – четыре. В основном пока только лишь одни ружейные стволы обрабатываем, для дальнейшей сборки их готовим. Так что работают у нас сейчас машины для сверления стволов, для шустовки и обтачивания, ещё для нарезки в них каналов и для выделки казённика. Но как только водяное колесо на плотине закрутится, тут же привода и ко всем остальным станкам подключим. Тогда уж в полную силу сможем трудиться. Пока же на ветряках это никак не получится. Пойдёмте, сами поглядите, Алексей Петрович, как оно там внутри, все станы, доставленные к заводу, уже на свои места у нас встали, каждый отладили и вал к нему подвели.
В огромном здании было довольно сумрачно, солнце проникало сюда через верхние, установленные на высоте человека окна. Только у немногих работающих станков было чуть посветлее, два, а то и три установленных рядом с ними масляных фонаря давали хорошее световое пятно.
– Темновато здесь, – проговорил Алексей, оглядываясь. – Я как-то по-другому себе внутри представлял. Может, крышу сделать со съёмной частью, а на зиму застеклить?
– Это вы, Алексей Петрович, на казённом заводе не бывали али на частной железоделательной мануфактуре, – усмехнувшись, произнёс Бочаров. – Вот уж где темно. На стенах всюду пыль и сажа с полпальца толщиной, в оконца еле свет снаружи проникает, только и надёжа на масляные лампы. Стекло-то ведь, оно дорогое, да и шибко хрупкое, рамы от стука и грохота сильно дрожат, вечно трескаются. Здесь-то не пожалели, остеклили хорошо всюду по сторонам, ничего, и подсветка ещё под каждый станок будет. А потолок стеклить, ну не знаю. – Механик неодобрительно покачал головой. – Хрупкая уж больно конструкция получится, а тут снег зимой валит. Да и как ни делай прочным основание под станы, всё одно тряска-то от них на стены будет, а ещё и большой молот заработает. Давайте пока уж всё так, как есть, оставим?
Всюду прикрытые с боков коробами внутри здания шли металлические валы. Некоторые из них и сейчас крутились, передавая своё вращение через ремни шкивов2 валам работающих станков. Слышался скрежет, скрип и характерный шум металлообработки.
– Шесть цехов задумано тут запустить, так же как и на Тульском казённом заводе, – рассказывал далее Бочаров. – Вот здесь, где мы стоим, будет цех ствольный. Очень важный во всём производстве. В нём, пожалуй, самые опытные мастера будут работать. Вон работает станок для сверления ствола, токарь на нём мой знакомец, я его с Мосоловского частного завода к нам сманил, – пояснял Степан. – Рядом станы для шустовки ствола, обтачивания, отпиливания и ещё станок для образования казённого конца на стволе и для выбуравливания казны. Дальше, вон там, в самом углу, стоит для нарезания казны. – Он показал рукой в глубь здания. – Сзади отгороженный от нас стенкой – замочный цех, там в основном идёт работа со штампом и прессом и сборка. Штамп, если по-простому пояснить, он выбивает разные части для оружейного замка из листовой стали, а вот прессы с его формами нужны для обрезки и для продавливания разных металлических частей. Далее всё у нас обтачивается и подгоняется под единый размер, выделываются пружины, винты и разные мелкие детали курка, а уж опосля всё это собирается инструментом на слесарных верстаках воедино. Рядом с главным зданием, на задах, с той стороны, – продолжил рассказывать Бочаров и показал рукой, – цех белого оружия, там выделывают штыки и оружейные шомпола. Тоже, надо сказать, довольно хлопотная работа. В нём установлены станки для сверления штыковых трубок, для обрезания, для образования концов и для их обтачивания. Есть ещё стан для опиливания лба трубки и для продавливания щели и дыры в ней. Совсем недавно, в конце зимы, на больших дрогах притащили купленную машину для отделывания толстого конца шомпола. Вот только недавно её поставили, даже испытать ещё не успели. Ну и в белом цеху ещё стоят приспособы с кругами для обтачивания и полирования клинков и штыков. Так, с этим цехом у меня всё, идём дальше. Ложевой цех, он у нас в левом пристрое, там ведётся работа в основном с деревом. В нём мы делаем ружейные ложа и приклады, красим их, промасливаем и полируем. Что-то делают столяры вручную, а что-то с помощью машин. Тех же станков для просверливания дыр поставили три штуки, а ещё есть и небольшой пресс для тиснения надписи на ложе. Приборный цех, он вон в той части. – Ильич показал направо. – Там делаем измерительный инструмент и все приспособы, необходимые для точной работы оружейных мастеров. Проводим ремонт и отладку станков и всего оборудования, ну и опытные слесаря в нём выделывают прицельные приспособления для штуцеров. Потом уже производится окончательная сборка и подгонка всех деталей оружия. Так, и последнее, в правом пристрое у нас расположилась стальная и кузнечная артель. С запуском большого молота будем проковывать крупные детали, делать отливку, закаливание и прочие подготовительные работы по металлу. Ну и на малой речке поставили опытный цех, там пока для пистолей производство запущено, станки не сильно отличаются от этих, только их гораздо меньше.
– О-хо-хо. – Егоров покачал головой. – Хлопотное дело, половины перечисленных тобой станков я, Степан Ильич, вообще не запомнил. А нужно ведь ещё и понять, как каждый из них работает и что выпускает, пусть даже это для общего представления. На постройку и запуск завода нам ещё от матушки императрицы Екатерины Алексеевны три года давалось, а это значит, что ровно через год спросят, сколько нами ружей в казну сдано и как мы высочайше одобренную ссуду отрабатываем.
– Ничего, – улыбнувшись, успокоил Бочаров. – У нас уже сейчас четыре десятка фузей и дюжина штуцеров, Алексей Петрович, выработано. Ещё немного подкопим – и с апреля следующего года начнём на военную приёмку их отдавать, а к тому времени ещё задел увеличим.
– Молодец, Степан Ильич, – похвалил поместного оружейника Егоров. – Вот что значит настоящий хозяин своего дела. Завод только-только ещё строится, а у тебя уже готовое оружие на выходе.
– Да это не только моя заслуга, – покраснев от похвалы, произнёс тот. – Архип со своими людьми тоже расстарался, почти половину всех ружей выработали в приусадебной мастерской. Помышлял я его на мирный железный товар поставить, только вот заказов на него пока мало. Да у него там и всё оружейное производство хотя и мелкое, но зато отлаженное. Думаю, ну его, пусть уж пока фузеи со штуцерами ладят, как привыкли. А уж потом вы ему сами скажете, что ещё делать. Я по новому винтовальному ружью, Алексей Петрович, ещё хотел бы уточнить. Когда будем его глядеть? У меня аж руки чешутся, так хочется пощупать.
– У самого такое же, – с улыбкой признался Алексей. – Надеюсь, по прибытии в столицу с этим ружьём что-то решится. Не от меня, Ильич, всё зависит. Может, и хорошо, что его пока нет, будет время на знакомом оружии всю работу цехов наладить, новое-то всегда труднее идёт.
– И то верно, – почесав затылок, произнёс Бочаров. – Да и людей опытных не так уж и много. Едва ли половину смогли к себе сманить. Подсобников, углежогов, грузчиков хоть отбавляй, а нужны ведь люди, понимающие, как на машинах работать, как правильную обработку инструментом или сборку вести. Сейчас с полсотни поместных парней в ученики взяли, за каждым опытным мастером их по трое закрепили, но это же сколько времени нужно, чтобы их научить. Попробовали с Иваном Кузьмичом с казённого Тульского знакомцев ещё набрать, а туда хода теперь нет. Завод по указу государя в Военную коллегию передали, там такие строгости сейчас – не подступишься, только и остаётся у Баташовых, Мосоловых и у мелких частных мануфактур сманивать.
Времени на побывку оставалось мало, и Алексей старался успеть вникнуть во всё. Прошёл своими ногами по отсыпаемой щебёнкой до Лихвинской пристани дороге. Осмотрел новые прессы и жаровню на маслобойном заводике. Проверил возведённую прошлым летом сушильню в крахмальной мануфактуре. Не без трудностей, но производство в поместье росло.
– Этим летом, как только с плотинами работы закончим, за возведение свекловичного завода возьмёмся, – пояснял шедший рядом с Алексеем Чуканов Захар. – С Олегом Николаевичем всё осмотрели в окрестностях усадьбы и место под него нашли. Верстах в трёх выше по течению Малиновки будем завод строить, и река там совсем рядом, и поля поблизости, дорога опять же хорошая недалеко. С неё ответвление щебнем засыпать и мостки через пару ручьёв поставить, вот и будет тогда выход на ту дорогу, что к Лихвинской пристани идёт.
– Игнатов сказал, ещё пара лет – и можно будет свёклу для выделки сахара в больших количествах высаживать, – поделился с Чукановым Алексей. – Пока ещё сахаристости в клубнях недостаточно, и у наших агрономов отбор лучших продолжается. Так что года полтора у вас есть для постройки завода. Туда ведь и механизмы нужно придумать какие ставить, и вообще весь ход работ по выделыванию сахара продумать. А посоветоваться даже не с кем, никто ещё таким делом в промышленных величинах вообще не занимался, одни лишь учёные на своих малых кухнях свёклу измельчали, в чанах вываривали и пытались сахар выделывать. А тут сотни и даже тысячи пудов корнеплода будет.
– Это да, новое и большое, его завсегда сложно начинать, – согласился главный поместный строитель. – Ну ничего, люди у нас уже опытные, вон сколько всего за эти годы наворотили, и с этим, глядишь, справятся.
– Дай-то Бог, – выразил надежду Егоров. – Ага, вот мы и до сада дошли. Так где ты, Захар, предлагал винокурню ставить?
– Вон там, ближе к ручью, за пасекой. – Чуканов протянул руку, показывая. – От воды далеко строить её нельзя, там вся работа на огне и на воде будет. Пару больших печей с котлами поставим, бродильные и кисловарочные чаны, ну и перегонную с холодильной машины. Тут же и амбары для солода и хлебного зерна возведём, бондарные мастерские и дровяные сараи. Всё-таки решились винным промыслом заняться, Алексей Петрович? – полюбопытствовал он у Егорова. – Слышал, несколько лет вам уже предлагали, а вы всё отказывались.
– Отказывался, – не стал тот отрицать. – И сейчас продолжаю. Не для винного промысла, Захар, это, вернее не для питейного, а для выработки хорошо очищенного делового спирта.
– Как это? – не понял Чуканов. – А для чего же тогда ещё хлебное вино нужно, как не для пития? Я-то сам, конечно, это дело не жалую, мне просто самому интересно.
– Ну во-первых, давай начнём с того, что вино, если так называть то, что будет получаться после перегонки, будет не только хлебным, а по большей части картофельным или кукурузным, – усмехнувшись, ответил Алексей. – Да, а чего ты на меня так смотришь? Пшеница у нас и так хорошо на мельницах в муку перерабатывается, после чего выкупается, а вот излишки от картофеля или кукурузы в поместье очень даже приличные остаются. Что-то, конечно, на крахмал из урожая перерабатывается, что-то в пищу людям или скотине идёт, и всё равно ведь излишек остаётся. Так вот этот самый излишек, он-то и пойдёт на спиртовую переработку. Во-вторых, этот самый спирт, или, как ты говоришь, крепкое хлебное вино, он ведь не только для пития нужен. У нас в полку давно его для обработки ран, чтобы они не загноились, применяют. Если спирт крепкий, то он горит хорошо, в тех же самых лампах его можно использовать, смешивая со скипидаром, или для создания горючих зажигательных смесей в снарядах. А ещё для разведения красителей в текстильном, печатном или кожевенном деле. Да мало ли где? Тебе что-нибудь такие слова, как «Кёльнская вода», «парфюм» или «одеколон», говорят?
– Неа.
– Ну вот, а за границей – во Франции, Испании и во многих германских государствах – такое название давно на слуху, – продолжил просвещать собеседника Егоров. – Названий-то у этого товара много, а на русский лад всё это есть душистая вода. Сейчас в Европах модно, ну-у, по-нашему – популярно, тьфу ты, в общем – в ходу, душиться этой самой водой, а вот делается она как раз на основе хорошо очищенного спирта и пряностей. Я уже попросил Ивана Кузьмича присматриваться, где можно апельсиновое, лимонное и бергамотное масло в больших количествах закупить, ну и листья розмарина с мелиссой и прочими пахучими растениями. Как только вы винокурню построите, начнём свой российский одеколон здесь делать.
– А на кой он нам, Алексей Петрович? – Чуканов непонимающе потряс головой. – Декалон этот душистый. Чего с него хорошего-то человеку? Пить ты его не пьёшь, получается, хоть он даже и с хлебного вина. Так чего же – для вонючести?
– Для вонючести, – рассмеявшись, произнёс Егоров. – В самую точку, Захар! Нравится, понимаешь ли, за границей состоятельным людям красиво пахнуть, а у нас любят то, что там за этой самой заграницей в моде, то есть в ходу. Этот самый одеколон только-только начали было из Парижа в Россию завозить, в модные столичные салоны важные господа сильно надушенные приходили, а тут бац – и революция, большой бунт у французов случился. Ну и прекратились все поставки. А почему бы нам своим отечественным модникам не помочь? Пусть духарятся, коли им нравится, а мы будем с того прибыль получать.
– Да пусть, жалко, что ли, – отмахнулся Захар. – Мне вот больше нравится, как после бани чистое тело пахнет. Марфа, жена моя, полевые травы кипятком заваривает, та вода отстоится, умоешься ей, и тоже хорошо. У них там в Европах, небось, и бань-то добрых нет, вот они и перебивают свой грязный дух всякой декалонной вонью.
– Ну, можно и так сказать, – усмехнувшись, согласился Алексей. – Ладно, вот и до конюшен дошли.
На конном дворе хозяина встретил главный конюх поместья с пятью выстроенными в линию работниками.
– Здорова, Харитон! Здравствуйте, братцы! – поздоровался со всеми стоявшими генерал.
– Здравжелаем, хозяин! – рявкнул строй.
– Ого, вот у тебя порядок! Прямо как будто опять в полк вернулся.
– Ильюха научил. – Харитон кивнул на стоявшего в шеренге мужика. – Не узнаёте его, Алексей Петрович?
«Светлые кудри, задранный вверх небольшой нос, лукавый прищур светло-голубых глаз, шрам на выскобленном подбородке», – отметил про себя Алексей.
– Пономарёв, ты?!
– Так точно, ваше превосходительство! – рявкнул работник. – Отставленный от службы по случаю инвалидности егерь Пономарёв!
– Ну здорова, Ильюха! – Алексей подошёл к шеренге и, не стесняясь остальных, обнял за плечи отставного солдата. – Рад видеть тебя при деле. Ну как, нравится?
– Так точно, ваше превосходительство, – покраснев, просипел тот. – Я-то коней с детства, ещё с деревни своей люблю.
– Он у нас всю канцелярию, всю бумажную работу, помимо обычной, конюшенной, ведёт, – доложил Харитон. – Вы же сказали в прошлый приезд – грамотного из отставных инвалидов присмотреть, вот я его и присмотрел.
– Ну, показывай своё хозяйство. – Алексей кивнул в сторону строений и загонов. – У тебя, я смотрю, тут раздельно кони содержатся?
– А ка-ак же, – протянул важно Харитон. – У кажной породы и стойло, и загон свой имеется. Правда, казацких коней мы всё больше на свободном выпасе держим, только лишь на ночь их к себе загоняем, а так-то табунщики за ними приглядывают, чтобы потравы не было. А уж рысаков и битюгов, тех – да, тех холим и лелеем. От каждой кобылы приплод на эту весну есть, только вот пара лет пройдёт – и обновлять кровь надобно будет. Нехорошо это, ежели со своим же потомством будут скрещиваться.
– Это само собой, – согласился с ним Алексей. – Такое, конечно, никак недопустимо. Ну, давай посмотрим, как у нас к осени со средствами будет. Если Кузьмич раздобрится, опять попрошу Олега Николаевича в орловское имение скататься, глядишь, и выторгует племенного жеребца или кобылку. У тебя мест-то для содержания на всех хватает?
– Да с избытком! Не, ну я бы ещё от пристроя не отказался. Мечта у меня есть, Алексей Петрович, да уже и неудобно как-то говорить.
– Да говори уже, чего ты. – Егоров толкнул его локтем. – Ну!
– Вятских бы нам ещё развести?
