Три часа перед рассветом

Aaryan Shah – Dissociation

Андрей ждет у машины. Как всегда одет с иголочки – фирменное песочное пальто и свитер с высоким воротником и начищенные ботинки. Волосы тоже хорошо уложены. Сам же Дима немного стесняется своего вида – треники и толстовка, немного грязные кроссовки и дутая куртка сверху. Разумеется, никакой укладки у него нет, его лохмы торчат в разные стороны. Черт, да он даже умыться не успел!

– Клево выглядишь! – Усмехается Андрей.

– Заткнись. – Дима щелкает зажигалкой. В сумеречной темноте оранжевый огонек сигареты кажется маяком. Единственным источником тепла, проводником, соединяющим парней и весь остальной мир.

– Опять твои дурацкие сигареты.

– Ну извините, на Ричмонд Клан не зарабатываю!

Тишина не всегда бывает гнетущей. Иногда она бывает залогом спокойствия. Иногда она соединяет крепче любых разговоров. Смотреть в глаза не обязательно. Достаточно лишь стоять рядом и дышать одним воздухом. Дима чувствует, как внутри у него все успокаивается. Через два с половиной часа нужно идти в школу, но это время еще далеко. А сейчас утро, затянутое тучами небо, прохладный ветер и чужая машина, летящая по шоссе со скоростью сто двадцать в час. Окна чуть приоткрыты и слышно, как воздух стучит по лобовому стеклу. Андрей включает музыку на полную мощность. Разговаривать под такой аккомпанемент невозможно, но кажется сейчас это и к лучшему. Они сидят рядом, но каждый в своей раковине, как будто в одиночестве, но все равно вместе. Музыка заглушает даже собственные мысли. Дима закрывает глаза. В голове пустота. Боль, терзающая его изнутри, сомнения, разрывающие словно саму его душу, отступают. Есть только он, шоссе и музыка. И сейчас это целый мир.

Когда машина останавливается, Андрей выключает колонки. Они стоят на обочине дороги, километрах в сорока от города.

– Мне плохо. – Тихо говорит Дима и опускает голову.

– Укачало? – Заботливо спрашивает Андрей.

– Нет. Внутри плохо. Мне дышать тяжело, понимаешь?

– Понимаю. У меня также.

– Я уже говорил это, но сейчас не знаю, как объяснить. Мне так плохо!

Школьник чувствует, как по его щеке скатывается слеза. Он хочет, очень хочет сказать о том, что сейчас у него внутри, освободиться, но не может выдавить и слова. Просто тихо плачет. Андрей тоже молчит.

Если бы Дима поднял сейчас голову, то увидел бы, он тоже плачет. Сейчас это не стыдно. Андрея колотит еще сильнее, чем школьника, руки сжимают руль до побелевших пальцев, губы сжаты в одну линию, а покрасневшие глаза смотрят куда-то вдаль. Тишина отсчитывает минуты.

– Помоги мне. – На грани слышимости, словно предсмертный вздох.

Андрей смотрит на паренька. Тот наклонил голову к коленям и обхватил ее руками, сжался в комок, но плакать перестал. Психотерапевт дотрагивается рукой до Диминой спины, и тот разгибается. У обоих заплаканное лицо, красные глаза и ни тени веселья на лице.

– А ты? Ты мне поможешь? – Андрей сжимает плечо школьника и смотрит в глаза. Брови нахмурены, а губы по-прежнему сжаты.

– Да. – Выдыхает Дима и кладет свою руку на плечо Андрея, сжимая в ответ. – Помогу.

* * *

Кажется, на красные дорожки от слез смотрит вся школа. Ресницы слиплись от соленой воды, а нос заложило, из-за чего Дима постоянно шмыгает носом. Он, конечно, никогда не строил в голове образ крутого парня. В последнее время ему вообще было глубоко наплевать на собственный образ, имидж и все такое… Но все-таки эти жалостливые взгляды неприятны. Дима спиной чувствует, что на него смотрят.

Тусклые коридоры, окна только в начале и в конце. Обшарпанные салатовые стены – зеленый полезен для психики. Вздувшийся линолеум – родители летом купят новый. Дребезжащие лампы, которые, кажется, бесят только Диму. Крики и топот младшеклассников и ублюдский звонок, который словно душу вытряхивает. Его парень ненавидит больше всего.

У него, как и у многих сверстников, не очень с друзьями. Не очень с родителями. С самим собой вообще все плохо.

Дима заходит в класс и привычно плюхается на третью парту в среднем ряду. Первый урок – биология. А в общем-то, плевать какой…

– У тебя не занято? Привет. – Звонкий голос где-то на периферии сознания. Дима поворачивает голову на звук. Девчонка. Ярко-мандариновые волосы, карие глаза, худющая как палка. Она стоит, скрестив ноги, и внимательно изучает парня.

– Да вроде нет. А мы знакомы?

– Неа. Я новенькая. Только от директора. Я – Света.

– Дима. Приятно познакомиться.

Он не протягивает руки, потому что сейчас никто не протягивает руки девчонкам. Света садится рядом и спокойно достает учебники.

– Переводиться в 11 классе странно. Не проще было доучиться в старой школе?

– Папу перевели по работе в этот город. Нам всем пришлось переехать. Только брат остался в том городе, он уже студент – живет один.

– Сколько ему?

– Девятнадцать.

– Молодец. – Равнодушно бросает Дима и снова утыкается носом в тетрадь. Только где-то глубоко внутри чувствует почти невесомый укол зависти, который сразу же проходит.

– Почему ты плакал?

Дима надеялся, что этого вопроса не последует. Он не хочет на него отвечать. Какое ей дело, какое им всем дело, почему он плакал?

Биологичка, начавшая наконец урок, кажется Диме спасением. Он усердно, как никогда раньше утыкается в учебники, отключаясь от остального мира.

* * *

Тихие шаги по коридору. Ковер глушит все звуки. С кухни вкусно пахнет жареным мясом. Слышится какая-то возня. Дима думает секунду: пойти поужинать или проскочить мимо в свою комнату. Этот день высосал из него все силы, ему хочется упасть на кровать и вырубиться. Желательно до следующего года.

– Дима, иди есть! – Раздается звонкий голос матушки.

Ну все. Он замечен. Бесполезно прятаться. Парень волочит свое тело на кухню.

– Как дела в школе? – Начинает мама, раскладывая перед парнем приборы.

Она красивая. Очень. И ведь не скажешь, что уже сорок с хвостиком: тонкая талия, невысокий рост, красивые правильные черты лица, выразительные серые глаза – у Димы такие же, и шелковистые светлые волосы. Этакая северная красота.

– Нормально. – Дежурно бросает парень, отправляя в рот первый кусок мяса.

– Уже выбрал какие экзамены будешь сдавать? – Мать присаживается напротив, изучает внимательным взглядом и совсем не ест.

Диме кусок тоже в горло не лезет.

– Нет еще.

– Дим, – мать сурово хмурит тонкие брови, – если хочешь сдать нормально – нужно уже сейчас готовиться. Неужели ты никуда не хочешь поступить? Ты думал вообще о будущем, о карьере?

– Да. Много раз. – Дима оставляет попытки поесть – бесполезно.

– Ну если бы ты думал, то смог бы внятно ответить, какие предметы тебе нужны! Мы с отцом откладываем деньги на репетитора, но он, видимо, нам не понадобится!

– Почему ты кричишь на меня? – Резко спрашивает Дима.

Разошедшаяся матушка вдруг удивленно застывает и затыкается. Молчание длится секунд пять, после чего парень срывается с места и бежит в свою комнату.

* * *

Он думал. Чертову сотню раз думал о будущем, об образовании, но на ум приходит только перспективы кассира или работника колл-центра. Если раньше, еще года два назад, Дима считал, что у него впереди блестящее будущее, его ждет классная стремительная карьера, слава и авторитет, то сейчас он вымотан, он без сил и не надеется когда-либо подняться. Он даже не понимает, как и когда это произошло. Когда в его образе мыслей он превратился из успешного карьериста в неудачника-официанта? Где был тот спусковой крючок, поделивший жизнь на яркую и черно-белую?

Выбрать предметы для сдачи на ЕГЭ проще простого – основные два и два дополнительных – такого количества хватит за глаза. Выбирай самое популярное и вперед! Дело вовсе не в экзаменах. Дима с неудовольствием признает, что все чаще он задумывается не столько над тем как быть дальше, сколько над целесообразностью жизни вообще.

Он, конечно, не суицидник, но смысла в своем существовании не видит ни сотой грамма.

Школьник раздвигает пальцами жалюзи. На улице уже начинает темнеть. Ветер кружит сухие листья по асфальту. Рядом со столом в его комнате стоит рюкзак, в котором лежит домашка. Ему действительно пора готовиться к экзаменам. И он этого действительно делать не хочет. Дима отворачивается от окна, включает компьютер и впервые за месяц садится рубиться в компьютерную игрушку.

Внутри пробегают нервными импульсами комки паники и сомнений, но парень старается не обращать на них внимания. Его дверь закрыта на замок, а в наушниках орут голоса персонажей и фоновая музыка. На сегодняшнюю ночь он становится Varior_V_Jeta в хорошей броне четвертого уровня и таких же сапогах, найденных где-то на дороге.

* * *

Imagine Dragons – Birds

«Во сколько ты встал?»

«Сегодня в 11».

«Пропустил свой ранний подъем».

«Ага».

«В школу тоже не пошел?»

«Да».

«Ясно. Хочешь в гости? Я один сейчас».

«Говори адрес».

Дима смотрит, как на экране появляется: «Андрей набирает сообщение…» и отворачивается к окну. В одиннадцать в начале декабря уже светло, но по-прежнему мерзко. Была бы Димина воля, – он бы завернулся в одеяло и уснул до весны. Но, к сожалению, в этой жизни он родился человеком, а не медведем. Поэтому парень нехотя встает с дивана и натягивает серые треники. Бросает взгляд в окно еще раз, и подумав немного, снимает их, надевает термобелье и снова повторяет процедуру. Внутри разливается тяжелое чувство, которому нет названия. Оно как вязкая холодная желеобразная жижа заполняет все внутренности. Этакая смесь легкой паники, грусти и безразличия. Дима напяливает футболку с толстовкой и закуривает. Благо, дома нет родителей. Ему не хочется открывать окно. Комната мгновенно наполняется сигаретным дымом, воздух становится сизым, а пепел летит прямо на пол. Дима закрывает глаза, пытается успокоить панику, и после трех затяжек она действительно отступает. Парень думает, что неплохо было бы врубить музыку на всю катушку, чтобы даже собственных мыслей не слышать. Так он и делает. Тишину разрывают звуки гитары и голос вокалиста Imagine Dragons. Дима закуривает вторую сигарету, падает поперек кровати, закрывает глаза и тихонько подпевает.

«I know that ou-u-u-u-u birds fly in every direction. Ou-u-u-u-u I hope to see you again…”

Жижа отступает. Прячется в темном углу позади сердца. Но Дима точно знает – она скоро вернется.

* * *

Андрей живет почти на другом конце города, и Дима жалеет тысячу раз, что не взял с собой книгу или плеер с музыкой. На телефоне стремительно падает зарядка, и его приходится отключить, чтобы после была возможность связаться. Дима выходит на предпоследней остановке автобуса. Квартал психотерапевта – типичный спальный район с кучей высоток на пустыре. Мало деревьев, мало скамеек, много огромных домов, очень много машин, – они припаркованы везде: на парковке, рядом с трансформаторной будкой, на неосуществленной лужайке перед домом, на обочине дороги. Здесь немноголюдно. В четверг в пять тридцать вечера большинство людей еще на работе. Дети же, в отсутствие хоть каких-либо развлечений, кроме убогой детской площадки среди моря машин, предпочитают сидеть в теплых домах, смотреть телек и играть на мягком ковре, а не на оледеневшей земле. Дима их прекрасно понимает. Ветер здесь гуляет сильный. Он забирается парню под теплую куртку, обдает холодом низ живота и спины. Дима кое-как разбирается в ориентировании на местности с помощью навигатора, находит нужный дом и жмет кнопку «508» на домофоне. Через несколько секунд Андрей просто открывает ему дверь без вопросов, бросив только небрежное «восьмой этаж».

Еще спустя пару минут Дима уже заходит в квартиру психотерапевта.

– Я ничего не принес с собой, извини. Не знал, где здесь магазин…

– Забей. – Андрей махает рукой, приглашая войти. – Будешь пиццу?

– У тебя праздник какой-то? – школьник стягивает кроссовки, не расшнуровывая.

– Ага. День немытой посуды называется!

– Серьезно? И ты позвал меня в такую грязь? – Он хмурится и идет на кухню, на ходу закатывая рукава, чтобы сразу же прекратить день немытой посуды и заодно отчитать Андрея, но удивленно тормозит в районе сверкающей чистотой пустой раковины.

– Я пошутил. – Андрей хлопает школьника по плечу. – На самом деле просто не хотел ничего готовить.

– Ах, ну ладно. Что за пицца?

– Пеперони. Любишь такую?

– Сойдет. – Пожимает плечи Дима, слабо улыбается и проходит в комнату.

У Андрея небольшая, но опрятная квартирка. Одна комната и кухня – самое то, для одного. Комната светлая, просторная, на полу красивый ламинат темно-орехового цвета, стены цвета слоновой кости, без рисунка, идеально ровные, на пластиковых окнах почему-то нет ни штор, ни жалюзи. Из мебели – то ли кровать без спинки, то ли разложенный диван в углу рядом с окном, напротив дивана/кровати стоит напольный телевизор с огромным экраном. Позади него расположены две узкие вертикальные колонки, а перед ним валяются два джойстика и стоит приставка. В дальнем конце комнаты – двустворчатый шкаф-купе и одинокое красное кресло в углу, оно явно выбивается из атмосферы комнаты и выглядит не очень-то удобным. На этом мебель, не считая стула у входа, заваленного горой одежды, заканчивается.

Дима плюхается прямо на диван/кровать, стягивает с себя толстовку и разваливается звездочкой на покрывале цвета песка.

– Чай, кофе, пиво? – В комнату заглядывает Андрей.

Школьник нехотя поднимает голову, делает мрачное лицо и отвечает:

– И ты еще спрашиваешь? Я чувствую себя максимально паршиво. Не физически, если ты понимаешь.

– Ни слова больше! – Усмехается он и снова исчезает за дверью.

Через пару минут он сервирует импровизированный пикник на полу: коробка с пиццей, стопка салфеток, по паре бутылочек пива на каждого, большая картошка фри и маленькая коробочка с сырным соусом. У этого пикника нет ни шанса выглядеть романтичным, или хотя бы милым. Их обоих устраивает.

Бутылочки пива с тихим шипением открываются, шуршит картонная упаковка пиццы, слышно, как на кухне падают капли из неплотно закрытого крана. Слышен ветер за окном. Щелчок зажигалки. Тихая возня на полу – оба пытаются усесться поудобнее. Телевизор взирает на них молчаливым черным экраном. Парни сидят в полуметре друг от друга, одинаково вытянув ноги и запрокинув голову к потолку. Между ними коробка пиццы и пиво.

Тишина в комнате почти звенит. Слышен каждый вдох и выдох. Слышно даже биение сердец.

Андрей делает небольшой глоток. Капля пролитого напитка скатывается по шее.

– В твоем возрасте я и подумать не мог, что стану психотерапевтом… – Андрей не смотрит на Диму. Объектом его внимания остается белый натяжной потолок. – Родители предложили попробовать поступить в ординатуру. Они до сих пор считают это престижным. Стыдно сказать, но эта квартира и машина, дорогая одежда – все куплено на их деньги. Того, что я сам зарабатываю хватает лишь на обычную жизнь: на еду, коммунальные платежи, бензин, немного на развлечения. А они думают, что я стану каким-то знаменитым врачом. Что защищу докторскую.

– А ты не хочешь защищать докторскую? – Несмотря на свое признания, Андрей все еще кажется Диме невероятно крутым парнем.

– Не уверен, что все еще хочу быть психотерапевтом. Врачом вообще. Я за эти восемь лет ни разу не сомневался в своем выборе. Даже не брал тайм-аут, как другие. Я просто пёр напролом. Учил, сдавал, снова учил. Учил днем и ночью. А когда начал встречаться с девушками, времени на самокопание вообще не осталось.

– А сейчас появилось? – Дима смотрит на развалившегося психиатра.

– А сейчас я не могу идти дальше. Не могу и шагу ступить. И постоянно думаю о будущем. О своем выборе. Порой эти мысли сводят меня с ума. Я как будто снова оказался в 11 классе, только за плечами багаж жизненного опыта и молодость почти прошла.

– Иногда по ночам я мечтаю о том, кем бы я мог стать. Какой-нибудь знаменитостью. Представляю себе, как жил бы тогда: путешествия, много новых знакомств, нет нужды в деньгах, – я о них даже и не думаю в своих мечтах. В своих мечтах я известный музыкант, или режиссер, или, может даже, писатель. А еще там всегда тепло и солнечно, в каком бы городе я ни находился. А потом я открываю глаза, вижу темный потолок. Вижу серое небо в окне. Вижу свои разбросанные вещи и учебники. И понимаю, что так никогда не будет. И тогда я пытаюсь вдохнуть воздух, но меня как будто кто-то душит, только никого нет. – Дима смотрит Андрею прямо в глаза. – Никогда не думал, что может быть так тяжело просто дышать.

* * *

На часах половина двенадцатого, когда Дима хочет уйти от Андрея. Пицца давно съедена, все пиво выпито, посмотрены два фильма. Один из них проходной голливудский боевик, другой – смешная и умная черная комедия, ее выбирал психотерапевт.

Андрей застывает в дверном проеме из комнаты в коридор, облокотившись на косяк, пока Дима натягивает кроссовки.

– Я подумал… Ты мог бы остаться на ночь.

Дима поднимает голову и недоумевающе смотрит на Андрея.

– И чем бы мы занимались?

– О, ну например, мы могли бы кататься на бешенной скорости по трассе и орать песни. Или мы могли бы пойти в клуб, напиться и подраться с кем-нибудь. Или встретить рассвет на крыше одного из домов под джаз-хоп…

– Или все вместе. – Перебивает его Дима и в первый раз за день широко улыбается.

– Мне нравится твоя идея.

– Позвонишь родителям?

– Ну, разумеется.

Дима стаскивает уже надетую обувь и топает обратно в комнату.

– Но у меня нет подходящей одежды. – Школьник смотрит на свои треники, колени которых уже порядком вытянулись, а манжеты засалились.

– Не проблема. Возьмешь что-нибудь у меня. Сейчас посмотрим.

Андрей идет к шкафу и через минуту вываливает на диван-кровать несколько пар брюк и около дюжины рубашек и пиджаков. Потом смотрит на Диму, прикладывает то одну рубашку к парню, то другую. Диме становится неловко. В конце концов Андрей выбирает зауженные классические брюки серого цвета, черную водолазку и серый пиджак для Димы и черные зауженные джинсы, белую футболку и цветастый кардиган для себя. Брюки приходятся почти в пору, а вот пиджак немного болтается на плечах подростка. Дима смотрит на свое отражение в зеркале и обалдевает от того, насколько хорошо оказывается он может выглядеть.

– Нравится? – Лукаво спрашивает психотерапевт.

Дима завороженно кивает.

– Сейчас будет еще лучше. Снимай пока все и дуй в ванну.

– Зачем это? – Дима хмурит брови.

– За надом. Будем делать лучшую версию тебя.

Дима неохотно снимает с себя понравившиеся вещи, оставаясь в одних боксерах, и топает в ванную. Андрей тоже снимает парадную одежду и идет следом. В следующие пять минут многое в жизни Димы происходит буквально впервые. Впервые его обмазывают пеной для бритья от уха до уха и сбривают весь его пушок, который самому школьнику казался единственным признаком того, что он теперь вроде как мужчина. Впервые в жизни его стригут не в салоне, а в маленькой ванной на восьмом этаже высотки спального района. Впервые его лицо мажут каким-то скрабом, а потом еще и накладывают на лицо маску, черную как ночь.

– Мне впору сделать тюрбан из полотенца на голове и положить дольки огурца на глаза. – Ворчит парень.

– Можешь устроить, если тебе так будет комфортнее. – Ухмыляется Андрей, который только что наложил такую же маску себе на лицо. – Ворчи сколько угодно, но я тебе гарантирую, что после всех этих процедур, ты почувствуешь себя намного лучше.

– Хотелось бы верить. – Бурчит Дима, сгребая отрезанные волосы на совок.

Через 10 минут Андрей велит смывать маску, потом дает школьнику какой-то не то крем, не то лосьон. Дима со страдальческим видом выдавливает его на руку и усиленно растирает субстанцию по лицу.

– Что теперь? Макияж? – Уныло спрашивает парень.

– А ты хочешь? – Андрей даже не пытается скрыть довольный ржач.

– Почему бы и нет? Я растерял недостаточно мужественности сегодня.

– Хватит с тебя. – Андрей хлопает парня полотенцем по плечу. – А вот волосы нужно уложить.

Еще полчаса они возятся с утюжком, феном и лаком для волос. Наконец, когда на головах обоих появляется более-менее сносное подобие укладки, Андрей великодушно позволяет Диме надеть парадный костюм обратно. Все его усилия действительно оправдывают себя – лицо у школьника посвежело и приобрело розовато-белый оттенок, а не бледно-серый, каким он был в начале. Дима выглядит вполне презентабельно и ухоженно, но с трудом тянет на восемнадцать.

– У меня кстати нет документов. В клуб не пустят. – Дима вертит пустую пивную бутылку по полу.

– Не во всех клубах спрашивают документы. Расслабься.

Андрей тоже выглядит посвежевшим. Плечи распрямились, взгляд повеселел, предвкушая нескучную ночь. Он и так был красивым на скромный взгляд школьника. Так что сейчас он просто выглядел как обычно.

– Нам пора на выход. Эта ночь нас заждалась. – Весело натягивает пальто психотерапевт.

Дима следом за ним надевает свой пуховик. Тихо щелкает замок и в квартире воцаряется абсолютная тишина.

* * *