Глава 1 – Винивиан Степанчик
Перепалка закончилась перестрелкой. Хоть грохнуло далеко, метрах в ста от её парковочного места, хозяйка серебряного Угунди присела на корточки, прикрыла голову руками. Ругань, прерываемая хлопками, только набирала силу, когда она выглянула из своего укрытия. Двое охотились друг за другом, а страдали другие. Между рядами машин вытянулась рука, дёргающаяся в луже крови. Свидетельница заставила себя отвернуться, нырнуть обратно за колесо.
У неё было лишь десять секунд, чтобы принять единственно верное решение – запрыгнуть в тачку и умчаться. Больше пули в голове боялась, что под огонь попадёт её «зверь» – второй по себестоимости отечественный внедорожник представительского класса. В конце концов, бронированный корпус не спасёт от паутины трещин на лобовом стекле. Но она что, зря покупала апельсины? Занимала очередь, выбирала самые красивые, зря? Глянула на полиэтиленовый узелочек, зажатый в кулаке. Нет. Время слишком дорого стоит, чтобы из-за подобных недоразумений менять планы.
Гоняющиеся друг за другом недруги приближались к ней. Расстегнув пиджак, чтобы не сковывал, хозяйка Угунди с низкого старта рванула к центральному входу городской больницы. Величественное здание своей громадностью обещало безопасность. А ведь с другой стороны очень предусмотрительно стреляться здесь. Из кровавой бани, так сказать, сразу в сугроб.
В своём сером костюме беглянка сливалась с асфальтом, но опасалась, что красные кеды сработают на психов как мулета для быка. Казнь через расстрел – справедливое наказание за подобное преступление против моды. Но, Боже мой, у неё сегодня выходной! Вправе одеваться как угодно.
Во вращающихся дверях едва не столкнулась с медиками, спешащими к пострадавшим. Замерев посреди холла, огляделась, сложив руки на груди в защитном жесте от любопытных взглядов. Потревоженные шумом снаружи, посетители шушукались. Кто-то, не боясь быть засыпанным осколками, снимал на телефон происходящее за окном. Кофеманы продолжали потягивать свои напитки у автоматов. Девушки в снежно-белых чепчиках за стойкой регистратуры в штатном режиме отвечали на звонки, перебирали медицинские карточки. Ничего не выдавало ужаса случившегося. Занятно, конечно, но не более.
Всеобщий интерес к новоприбывшей угас моментально. Отдышавшись, она присела на диванчик. Достала телефон.
– Алло. Лиси? Слушай, ты можешь спуститься в рекреацию? Да, я здесь. Я пришла… Жду, спасибо.
Гладила пупырчатую шкурку апельсинов через полиэтилен, вспоминая причину своего визита. Отхлынувшее волнение накатило вновь. Заприметив подругу, посетительница вскочила, стиснув мешочек так крепко, что ногти прокололи в нём дырочки.
Лиси. Её вечное амплуа – девушка-весна. Сколько бы ей ни было лет, очаровательна и свежа, как первый подснежник. На радостях она уже развела руки для объятий, но вовремя спохватилась – в последний момент сделала вид, будто поправляет волосы. Сели рядом. Выстрелов уже не слышно.
– Что с тобой? Почему? Что случилось? – засыпала вопросами Вини, осматривая подругу с ног до головы.
– Да всё о’кей.
– Ну, в смысле? – только больше запаниковала та. Внешних повреждений нет. Скрытая опасность куда страшнее.
Пациентка демонстративно вздохнула.
– Просто удаляю инкуб.
Вини опешила от заявления. Даже не заметила, как апельсины покатились куда-то по софе.
– Зачем?
– Так год назад родила второго. Помнишь?
Кивок.
– Тогда к бесу1 мне маяться?
Вини опустила глаза. Логике противилась откуда ни возьмись взявшаяся материнская тревога. Хотя она, скорее, последняя на этом свете, которой бы приписали подобные чувства. Сама-то не избавилась от инкуба – вживлённой ещё в младенчестве капсулы, генерирующей женские гаметы, когда те иссякают по естественным причинам. Есть и есть. Зачем лишний раз ложиться под нож?
– А если, – Вини боялась своих слов, но не напомни сейчас – до конца жизни бы жалела. – А если с детьми что-то случится?
Ждала взрыва, а вместо этого Лиси только рукой махнула.
– Ой, я тебя прошу!
Незачем озвучивать очевидное. Пришло время разыграть последний козырь.
– А если отменят закон о двух детях? Через век-другой разрешат.
Подружка посмотрела на неё, ехидно щурясь.
– Ей Богу, ты как будто вчера родилась! У тебя что по истории было?
– Семь2.
– Ну, так скажи мне, отличница, сколько лет закону?
Зрачки серых глаз взметнулись в правый верхний угол.
– Семьсот двадцать три.
– А по демографии?
Вини нетерпеливо крутанула кистью. Мол, ближе к делу.
– Ты сама знаешь, что его уже не отменят. Только если сам Бог спустится на землю.
Лиси украдкой глянула на Вини. Они не виделись лет шесть, и та запамятовала, какое место в жизни подруги занимает религия и занимает ли вообще. Флегматичная особа подавляла любые проявления положительных эмоций, а негативные скрывала, в ряде случаев оставляя только призрачный намёк. Раскрывалась полутонами. Так что бес её знает.
– А даже если отменят, – Лиси закинула ногу на ногу, – мне оно на хер не надо. Уже хватает старшего со всеми пра-пра-правнуками. Боюсь представить, чему положит начало малыш Гузим.
Вини подумала, подумала, и, наконец, облегчённо выдохнула. Едва слышно, как воробышек взмахивает крылышком.
– Главное, что с тобой всё в порядке. – Гостинцы перекочевали в руки молодой матери. – Я испугалась, прости. Позвонила, а ты в больнице.
– Как маленькая, правда! – хихикнула Лиси. – Что с тобой?
Подруга помедлила, заранее усугубляя ответ на заданный ради приличия вопрос.
– Ничего. Просто устала… Значит, посидим в другой раз? Завтра открывается «Рестик», слышала? У меня два пригласительных.
– Бли-и-и-н! – запрыгала на подушке Лиси, в порыве чувств схватила Вини за плечо. Та сдержалась, чтоб не вырваться. – А у меня операция!
– Не расстраивайся. Ресторан не один день работает.
– Но там же все будут! Тархам Фут, Годжон Херед. Блин-блин-блин!
– Дамочка, вы как бы замужем.
Попытка в шутку не спасла от сцены отчаяния. Говорить было больше не о чем, Вини распрощалась с Лиси, чтобы больше никогда не увидеться.
Угунди (невредимый, её молитвами) резал вездесущий московский смог. Москва… Многих до сих пор приводит в неистовое бешенство решение властей вернуть столице историческое название. «Давайте ещё Руссь на Россию сменим? Или на РСФСР, чего уж? Не хватает ведь других проблем!» – возмущались в комментариях под этой новостью анонимные пользователи. Оно и понятно, с реформы всего семьдесят лет прошло. Не привык народ. Ещё столько же будет бузить. В итоге устаканится. В зацикленной системе всё всегда приходит в равновесие.
Может, суеверные? Опасаются, что с названием «корабля» вернётся и его стиль «плавания», с бесконечными очередями и пробками? Мегаполисы давным-давно перестроились по плану «безопасных открытых дорог». В миллионниках любой на колёсах может почувствовать себя стритрейсером и без увесистой взятки в кармане. Оттого массовое негодование всего-навсего балабольство.
Вини к числу оскорблённых теперь уже москвичей себя не причисляла. Её статус в социальных сетях «История развивается по спирали» не менялся уже несколько столетий. Старомодность проявлялась во всём, особенно в доме, куда сейчас возвращалась. Встреча с Лиси – единственная запланированная на сегодня. За время поездки Вини только раз вынудили побыть Винивиан Степанчик – звонил начальник, задал рабочий вопрос.
Из центра города до сельского эко-комплекса Копейкино она домчалась за каких-то полчаса. Под сводами рябиновых гроздей и дубовых лап, царапающих неприступную городьбу, Угунди смотрелся эффектно, как в рекламе. Лиственничный частокол с украшенными ковкой воротами под три метра, стены, сложенные пудровым кирпичом, панели с гранитными фамильными гербами. Вокруг каждого третьего владения – ров, где и двум уткам станет тесно, зато с кристально чистой водой. Здесь, на тихих улочках, и ветер вьётся элегантно, будто оплаченный. Игриво сметает жёлтые листья на стуженое зеркало канавок. Вини свернула с дороги обыкновенно пустой улицы, нырнула в густую зелень. Где-то там прятался гараж.
В две тысячи четыреста девяносто шестом, долго и тщательно выбирая свой первый дом (как оказалось, навсегда), Вини отдала предпочтение скромному особняку, требующему капитального ремонта. Хоть могла себе позволить вариант подороже, приняла сомнительное предложение риэлтора как вызов. А по правде – душа легла. Дом двадцать первого века сохранил дух той странной эпохи. В России тогда вновь вошли в моду европейские архитектурные школы. Здесь и гладкие греческие колонны по периметру, подпирающие высокие потолки готические нервюры, французские окна, хрупкие, будто поддерживаемые плёнками мыльной воды. Участок Вини засадила лесом, холодостойкими видами. Ни прудика, ни беседочки, ни цветочка.
Хозяйка шла по петляющей тропинке, вымощенной камешками, меж которых за место под солнцем боролась трава. Но какое сейчас солнце? Погода куда переменчивее, чем выражение лица Вини, так что не понятно, кто кого сегодня передразнивает. Зонтики крон не отбрасывали тени. Приколоченные к небу сухие тучи так и не расщедрились хотя бы на пару капель. Природа благословляла на серьёзный разговор. Куда грузнее тревога в день хороший, солнечный и тёплый. Вспышка чумы страшнее в пир своей неуместностью. Как тогда, когда мама отчитывала её, ребёнка, за разбитое зеркало, сама она, дочь, застыдилась скорее не своей неуклюжести, приведшей к погрому, а жёлтой футболки с лупоглазыми рыбками. Знала бы, что будут ругать, надела бы что-нибудь подходящее… Зачем только это помнить?
Лишь Вини переступила порог, в камине сам по себе вспыхнул огонь. Где-то в глубине дома загудела автоматическая кофе-машина. Хозяйка как под конвоем побрела на второй этаж. Компьютерный стол в кабинете по внешнему виду напоминал отделанный красными породами туалетный столик – предпоследняя русская модель домашнего ПК. Громоздкая конструкция настолько удобная, что работа только в радость.
Не раздеваясь, чтобы домашняя одежда не поманила в зону комфорта, Вини села за компьютер. Выцепила из специальной выемки CD-диск со знакомым именем. Интересная услуга – записать перед смертью точную копию своего сознания на информационный носитель. Чтобы он не потерялся, таковым следует избрать что-то весомое, что даже ребёнок смог бы удержать в руках. Можно, конечно, загрузиться сразу в компьютер, но опыт демонстрирует накопление помех в работе программы из-за интернета.
Пара секунд мандража. Процессор бесшумно проглотил диск. На экране по кругу забегали точки. Это как разговор по телефону, и Вини знает, что мама не увидит её. Больше никогда. Дочь даже не потрудилась прикрепить аватар безвременно почившей. Загрузка закончится тем, что засветится иконка микрофона, но абонент не желал смотреть даже на неё. Подперев голову руками, опустила глаза.
– Здравствуй.
Надо же, официальное приветствие. Числительный код, похоже, сегодня в хорошем расположении духа. Как же бестактно называть маму так! Голос поистине живой, без механического эха. Но ведь это неправда. Иллюзия. Уловка.
– Привет, мам, – нарочито спокойно отчеканила Вини. Перед смертью не надышишься.
– Ну, как дела?
– Я должна тебе кое-что сказать.
Техника не способна этого передать, но девушка буквально кожей почувствовала, как мама напряглась. Молчание заставляло продолжать. Будто сейчас стояла перед ней во плоти.
– Я хочу уйти.
Пауза.
– В смысле?
– В смысле из жизни.
Вини перебрала все возможные варианты развития диалога и теперь ждала, готовая к любому. Потому мамин комментарий её нисколько не удивил.
– Что ж, понятно. Сама ушла на четвёртом веку. Всё для вас, родные. Чтоб не мешать, чтоб наследство хорошее оставить, – напомнила она, растягивая слоги. – У тебя какие-то проблемы?
– Никаких. Этому решению не год и не два. Я хорошо подумала. Просто, – Вини выдохнула, зажмурилась. – Мне пора. Я сделала всё.
– Всё? – Голос матери набирал силу. Началось. – Винивиан, счастье моё, напомни своей старушке, тебе сколько лет?
– Пятьсот сорок три.
– До юбилея не дотянула? – динамики выплюнули издевательский смешок. – Лично прийти не могу, извини, гнию в могиле. Но уверена, ты организуешь всё достойно. Живые цветы, дочь, обязательно, бомонд, всё как полагается. Одно меня тревожит. Успокой мать. Скажи, кто твой провожающий?
Вини сглотнула.
– Закажу госслужащего.
Вздрогнула от звука удара, будто мама с той стороны шарахнула кулаком по экрану.
– Винивиан, бес тебя дери! Пятьсот лет! За пятьсот лет мужика не найти! Ты меня позоришь!
– Ты умерла, мама! – не выдержала та, но продолжала слушать. Глаза даже не намокли.
– Я же тебя нормально воспитывала. Неблагодарная! До инсульта меня хочешь довести.
Списывая нелогичность высказывания на алгоритмы программы, прописанные по уникальным чертам характера матери, Вини воззвала ту к здравому смыслу:
– Витариарх же остаётся.
В их семье повелось обращаться друг к другу без сокращений. Не для того мама так долго придумывала столь солидные по её мнению имена, чтобы топить их в наборе из пары букв. В детстве вообще хохма. Проще было обращаться друг к другу не иначе, как «брат» и «сестра».
– Ты совсем тупая?! Я уже смирилась, что тебе плевать на меня. Но вот же подарочек ты мне уготовила! Ой, золотце, спасибо! Винивиан Степанчик, заместитель главного директора «Органостали», семнадцатая холостая русская женщина в списке Гропс3 себе в провожающие выберет… кого? Госслужащего!
Вини терпеливо ждала окончания тирады.
– Я приняла тот факт, что внуков не дождусь. Приняла, кем ты меня собираешься выставить перед всеми своей смертью. Оставляешь высокий пост – плевать вообще! Но ты не умрёшь незамужней. Слышишь? – мама будто цедила сквозь зубы. – Ты сдохнешь только от руки мужа, поняла? Я буду, лять4, стоять на адских воротах и не пущу тебя без штампа в паспорте! Ты меня поняла?! Поняла, я спрашиваю?!
Дочь опустила глаза, тихо произнесла:
– Поняла, мам.
– Господи, за что? – причитала та. Или она там правда уже с Ним беседует? – Пятьсот лет в девках. И на похоронах, на глазах у всех… Ой ля…
Связь прервалась. Без намёка на дрожь в пальцах Вини заключила своего самого близкого человека обратно в пластиковую коробочку. Уронила руки на стол, положила голову, как сонный студент. Вот и поговорили. Всё равно лучше, чем оставлять маму в неведении. Мама и не знает. Её больше нет. Но она же есть, там, на диске. И только дочери решать, когда та оживёт.
Дождь не пошёл, и Вини не плакала. В глазах ни намёка на жжение. Разучилась этому исконно женскому искусству лет …надцать назад. Далеко не главная, но одна из причин.
Глава 2 – Богат Громыка
– Ай, ля-я-я, – стонал кто-то ему на ухо, пока не узнал собственный голос.
Дёрнулся, нащупав что-то твёрдое под боком. В глазах раздвоился чемодан. С добрым утром! Клонило в сон, но он сулил одни мучения. Сдерживая рвотные позывы, молодой человек отчаянно рвался из липкой паутины забвения. Кости и мышцы тёрлись друг о друга как детали механизма, веками ржавевшего на заднем дворе. Только и пригодного для того, чтобы какая-нибудь баба Фрося подладила его под клумбу для своих драгоценный петуний. Хотя… какая баба? Господи Боже, что за архаизм?
Не били. Прыгали на нём, что ли? Через минуту-другую кое-как сел. Взгляд прояснялся, к несчастью. Домом тут и не пахнет. Пахнет кое-чем другим. Вид «с первых рядов» на помойку в подворотне нагнал тоску. В тяжёлой голове кинолентой побежали воспоминания. Имя своё помнил. Богат. Оно, само собой, сопровождалось визитной карточкой: «Для вас – просто Бог». Чары харизмы и от верующих дам отводили мысли об уличении в богохульстве. Все остальные, как одна, отвечали на это кокетливым хохотком. Лишь одна пьяненькая однокашница однажды тявкнула: «Скорее Божок».
Далеко копнул. Отмотаем назад. В такт ходу мыслей качнул головой. Загудела, как церковный колокол. Живём..! Где… где он был..? Да, точно! Свадьба! Свадьба его бывшей, из новеньких. Картинка вспыхнула перед глазами так ярко, что тошнота подкатила к горлу.
Сии мероприятия его веку уже приелись, а там было на редкость весело. Алкоголь рекой, импортный, халявный. Вот только очарование торжества всё гасло, персонально для Богата. Поплыл вместе с реальностью, закружился в карусели розовых букетов и хрусталя, обтянутого бежевыми бусами. Нашёл себя уже не за банкетным столом – на диване. Вместо духоты и цветочного аромата – дым сигарет и амбре кислого рома. В глазах и без того периодически темнело, а то и вовсе кромешный мрак накатывал, так и единственное окно завешено жалюзи наглухо. Винный спирт катался по обожжённому пищеводу, впрыскивался прямо в мозг, где бурлил и бродил. К великой горечи, яд не покидал чрево. Фокус с засовыванием пальцев в рот проваливался вместе с ватными руками на полпути к лицу.
Богата никто не удерживал. Сам воздух оплетал тело рыхлым коконом. Непрекращающаяся тошнота вкупе с помутнением рассудка обращали бессилие в пытку. Несчастный завидовал терпеливости молодых людей, что изо дня в день с материнской заботой поили его водой, отдающей химией, подсыпанной в бокал на празднике, волокли до уборной, беря под руку, за каким-то бесом крутили виртуальную прогулку по Новому Арбату и говорили так учтиво, медленно. Рубили слоги. Повторяли одно и то же, одно и то же. Сначала Богат просто не признавал родной язык, а после слова и вовсе обесцветились, обратились в бессмысленный набор звуков. Кто-то складывал его пальцы на ручке, подсовывал бумагу. Он помнил, как прочертил чернильную дорожку, по инерции проехав на кончике стержня, и клюнул носом в стол. Но ментальный маятник наворачивал такие круги, что ненароком мог, в конце концов, повести руку по траектории персональной подписи. Судя по всему, так и получилось.
Богат расстегнул чемодан. Первой в глаза бросилась копия доверенности на передачу недвижимости. Владелец документа шумно выдохнул. Вытянул из недр одежды кошелёк. Разумеется, только наличка. Хватит на беляш из буфета Большого Театра.
Откопал не до конца разряженный телефон. Всё же беседы требуют определённого настроя, так что хозяин всего этого добра сперва позволил себе слабину:
– Чтоб вы постарели! Чтоб вы сдохли стариками, мрази! Чтоб на том свете вас, лять, бесы этим пичкали, суки!
Досчитал до десяти. С земли так и не встал – для подвигов рановато.
«Ублюдки, хоть бы на травку выкинули».
Усевшись поудобнее, закинув ноги на чемодан, принялся изучать телефонную книгу. Сплошь и рядом женские имена. Есть даже на «Й».
Кто не отмораживалась – слала. Пару раз информировали: «Этот абонент внёс вас в чёрный список». Единственный друг оправдался маленьким ребёнком в однокомнатной квартире. Богат хмыкнул. Патологический ревнивец своей жены.
Строки бежали вверх. Так сложилось, что начало алфавита оттяпали номера, на которые никто не звонит, типа «А-банк», «Аварийная служба», ну и очень стервозные клуши, пусть и с толстым кошельком. Палец крутанул до буквы «В». Прежде чем кому-либо набрать, Богат копался в воспоминаниях. С этой некогда общались. Помогла с курсовой. Списать не дала. Хоть за последнее клял её про себя последними словами, после оказался должным. Без подготовки засыпался бы на первом вопросе комиссии.
Сейчас смело нажал кнопку вызова.
– Здравствуйте. Замглав «Органостали» Винивиан Степанчик. С кем имею честь говорить?
Новость о том, что она не сохранила его номер, резанула по самолюбию. Но та, кем она представилась… Захотелось улыбаться.
– Привет, Вини! Это Богат. Богат Громыка… а нет, тогда был Чекан. Мы вместе в универе учились. Помнишь? На инженерном.
Паузу порвал кроткий смешок на той стороне.
– Ах, Божок? Ты ли это?
Его нижняя губа изогнулась дугой.
«Не забыла ведь, сучка».
И вроде мило, но он не в том положении, чтобы проникаться ностальгическими настроениями. Натянул ухмылку, дабы звучать приятнее.
– Он самый. Сто лет не виделись! Или сколько?
– Да больше, чего уж. Встреча выпускников была в веке позапрошлом, это точно. А я не пришла. Некогда было.
Судя по тону, смог расположить к себе. Нужно ковать, пока горячо. Главное, смелее. Так берут города.
– Ты прости за внезапный звонок, но меня вынудили жизненные обстоятельства. Признаюсь… такая нелепица! Трубу прорвало. Ну и ещё там. Не сочти за наглость. Позволь занять ванную на полчаса. А то, пока с грязью боролся, замарался весь. Друзья за границей, пойти даже не к кому… Пойму твой отказ.
Девушка молчала.
«Попалась рыбка!»
– Что я, баня общественная? Такое чинятся не день, не два. Ладно тебе скромника играть. Приезжай, гостем будешь.
Вини сказала это столь буднично, даже уютно. Он словно услышал карамельный треск поленьев, шелест кустов жимолости у крыльца. Будто уже ступил на мраморный пол, нырнул в бархат постели… Утопился бы в этой вонючей луже в случае отказа.
– Ты слишком добра. Но, правда…
– Давай, не церемонься. Тем более…
– А семья? – перестраховался тот. – Я помешаю.
Голос Вини похолодел.
– Я одна. – Запнулась. – В общем, живу за городом. Ты на колёсах?
– В ремонте, – солгал собеседник.
– Не страшно. Метро сюда ходит. Записывай адрес.
Приуныл. Слегка. Поездка на роскошной машине, судя по всему, отменяется. Но это пока. А для того, чтобы это «пока» перемахнуть как можно скорее, закинул удочку, таинственно произнёс:
– А ты не боишься?
– Чего?
– В самом деле, Вини. Судьба развела нас. Мы не виделись сотни лет. – Словно одарённый музыкант, Богат грамотно расставлял акценты, добавив в голос интимности. – Кто знает, кем я стал? Может, это вообще не я? Ты тем более одна. А у меня адрес. И я… к тебе… на ночь глядя…
– Ой, ты как скажешь, – машинально отшутилась она. – Жду.
Водяной пар стелился по экрану. Вини оттолкнула планшет подальше от плиты. Прикреплённый к дверце кухонного шкафа штативом, он плавно отъехал в сторонку. Увеличение дистанции, несмотря на какофонию бурления и стука ложки по кастрюльке, никак не сказалось на качестве звука. Занятая готовкой, хозяюшка не обращала внимания на видеоряд документального фильма.
– Руссь отстаёт в толерантности. Для неё самой это неплохо. Плохо только для нас – таких же граждан. Как по мне, это лицемерие в чистом виде. В университетах рассказывают идеи Фрейда, а после отворачиваются от таких, как мы. Допустим, нужно время. Но… которое столетие продолжается эта травля? Самое отвратительное, что нам приписывают отношения с несовершеннолетними. Не понимаю, почему клеветников ещё не привлекли к ответственности. Слишком много? Но, Матерь Божья, это сугубо личное дело двух взрослых людей! – Интервьюируемая, подписанная как Риэрти, взяла за руку сидящего рядом мужчину. Его ноги закрывала табличка с именем и сноской «дядя Риэрти». – Кому какое дело? По закону нам запрещают заводить детей, так пусть ненавистники выдохнут уже, наконец.
Возлюбленный Риэрти ничего не сказал. Интервью сменилось кадрами парада. Широкие флаги, плакаты, конфетти. На движущейся картинке из цветов преобладали фиолетовый и белый – неофициальный символ меньшинства. Фамильцы – явление отличного от привычного сексуального поведения, подразумевающее романтическое влечение к кровному родственнику. С двадцать второго века, когда веха вечной молодости укоренилась в миру, тема неродственных отношений между членами семьи стала куда популярнее. Когда до скончания дней своих вы остаётесь свежими юношами и девами, привязанность к родственнику ненароком может принять несколько иную форму. Всё же бессмертие тела и души меняет взгляд на многие вещи.
Как бы то ни было, нетерпеливость к фамильцам понятна. Теперь безобидная фраза: «семейный человек» звучит двусмысленно. Исковерканные учения Фрейда раскочегарили умы консерваторов ещё с его выхода на мировую арену. Но старушка Европа уже приглядывается к движению.
Помешивая кипящие сливки, Вини почувствовала приступ солидарности к племяннице, влюбившейся в родного дядю. Обществу на самом деле надобно подготовиться, чтобы запихнуть в горло очередной диковинный фрукт и не подавиться. Однако чего уж спорить, парочка со схожими чертами лица смотрится странно.
«А есть ли фамильцы – близнецы?» – подумала Вини. Решила, что наверняка есть, и её передёрнуло.
Хотя, скорее всего, хозяйка вздрогнула от дверного звонка – щебетания Красовской Выпи. Поставила видео на паузу, пошла встречать гостей. Стянула фартук, оправляя дорогой атласный халат. Могла бы надеть коктейльное платье, повязать босоножки, ибо приятное первое впечатление – гарант успеха переговоров. Но это не конференция, не бал и даже не приём. Вини дома. Может выглядеть, как угодно. На правах хозяйки поспешила задать тенденцию комфорта и приличия.
Распахнув дверь, Вини застала старого друга разглядывающим декоративные элементы веранды. Он уже хотел было поздороваться, но взгляд его скользнул вниз.
– Лять, что с твоей рукой?!
Переняв его испуг, стала рассматривать свою ладонь. Сжала пальцы, разжала. Уточнила:
– А что с ней?
– Её нет!
Лёгкое недоумение на бледном лице продержалось недолго. Искра догадки вспыхнула в мозгу. Вини устало выдохнула:
– Ладно, проходи.
Богат бесстыдно пялился на то место, где, по его разумению, у человека должна быть левая рука. Оторвался, только когда смущённая девушка махнула ей куда-то в сторону.
– Чувствуй себя, как дома. Выбирай на втором этаже любую из гостевых спален. Там и ванная.
Вини могла бы пригласить гостя за стол уже сейчас, если бы не правила гигиены. Очевидно, Богат не врал о своей битве с трубопроводом. Его одежду будто мусорным ветром обдало, а о происхождении бурого пятна на брюках не хотелось строить никаких теорий. Один вопрос. Вроде и чемодан прихватил. Чего сразу не переоделся? Неужто всю квартиру затопило, что спасался бегством? Или попросил мусоровоз подбросить его до Копейкино, а место нашлось только в кузове?
Вини не успела догадаться об истинной причине его внешнего вида. Не только она заботилась первым впечатлением. Гость вёл свою игру.
Вини позаботилась об ужине заблаговременно, потому в полной мере ощутила все тяготы ожидания. А ведь когда-то это был её талант – ждать. За столько лет, видимо, разбазарила.
Богат наслаждался ванной до самой темноты. Нежился в розовой воде, разрешил себе воспользоваться продуктами заморских брендов, расставленных на полочках, будто только его и ждали. Благоухающий, разморённый, он вплыл в столовую. Облако знакомых ароматов качнуло Вини, но она не подала виду. Главное, что чистый и в постиранном, хотя его халат, избранный для ужина, находила несколько неуместным. Хотя сама предложила гостю чувствовать себя как дома, посчитала, что расслабился он слишком быстро. Не постеснялся.
Богат голодными глазами разглядывал угощения. Вини не знала его вкусовых предпочтений. На скорую руку наготовила всего понемножку. Блины с белужьей икрой, сырный крем-суп, овощи на гриле, запечённая в меду индейка. На десерт решила подать домашнее безе – кружевная ваза с кремовыми шапочками стояла поодаль, чтоб не перебить аппетит. Сначала Богат опасался пробовать что-либо. Не мог припомнить, чтобы в плену кормили, и теперь боялся, как бы изобилие не привело к конфузу. Но есть очень хотелось, очень! Чтобы гость не чувствовал себя вольерным зверьком, хозяйка накладывала себе щедро и несколько небрежно, один раз намеренно прихлебнула чаем. Тот успел бы огорчиться, что не видел пред собой спиртных напитков, которые, по обыкновению, хранят в буфете рядом с гипсовыми ангелочками и фотографиями внуков. Но в свете последних событий признал – алкоголь пока вызывает неприятные ассоциации.
Изголодавшийся, сдерживался, чтобы не мычать от удовольствия. Не мудрено, за пять сотен лет и безрукий научится готовить. Слово «безрукий» напомнило Богату о его вопросе без ответа. Проследив, как металлические пальцы Вини смыкаются на блинчике, он полюбопытствовал:
– Так что с рукой?
Всё ещё не понимая странной заинтересованности, та ещё раз глянула на протез. Это же не допотопные технологии с поршнями наголо или, упаси Боже, пластиковым корпусом. Внешне выглядело так, будто Вини натянула чудную перчатку, сшитую из стальных полулунных пластинок. Совершенно по анатомии, приятно глазу. Моторика не сопровождается ни скрежетом, ни жужжанием. Шов скрыт металлическим манжетом, без стыков и шрамов.
«Неужели он один из этих?» – предположила Вини – «Киберфоб?».
Воспоминания нахлынули без предупреждения. Рефлекс, выработанный пропагандой. Потому машины отныне примитивны и немы. Потому фильмы ужасов про «зловещую долину» побеждают на кинофестивалях. Потому что когда человек создал искусственный интеллект и отдал ему борозды правления, роботы отказались терпеть своих примитивных отцов.
Вторя фантазиям пессимистов, история подвела к мировой войне. Что плоть могла противопоставить стали? Однако тёмные времена дают хороший пинок застопорившемуся научному прогрессу. Программирование и робототехника подвели, зато выстрелила медицина. Машина оставалась несокрушимой, а человек в отместку обрёл бессмертие. Люди отдавали себя на костёр войны, фениксами возрождаясь из пепла. Вечная жизнь – враг эволюции, моральной установке искусственного интеллекта. И первая победила.
Численность населения Земли остановилась на миллионе. Более того, резня не оставила ни одного с неповреждённым умом. Ответственность за свой комфорт человек отныне не спихивал на коробки с цифрами. Никогда. Только саморазвитие. На учёбу – целая вечность. Восемьсот лет минуло с тех событий, а Вини, как и другие люди с протезами, до сих пор ловят на себе косые взгляды так называемых киберфобов. Потому что металл в теле – напоминание.
Уголок её рта чуть дёрнулся. Смахнула крошку с губ. Прежде, чем что-то сказала, друг юности благодаря этому жесту вспомнил, что его раздражало в однокашнице больше всего. Это безучастное выражение лица. Конечно, оно добавляло антуража редким шуткам, но по большому счёту делало из Вини холодную надменную суку. Пусть проницательный догадывался, что зачастую прячется за ледяными стенами, даже его это порой вводило в заблуждение. Если бы Богата спросили, на кого ему интереснее смотреть – на Вини или на мёртвую камбалу, он бы ещё задумался.
– Ты знаешь, кем я работаю? – наконец сказала она.
– Напомни.
– Заместитель генерального директора «Органостали», – могла говорить эту фразу хоть во сне.
– Так, – призадумался, – Ну они протезы делают, слышал. А руку-то ты как потеряла? На производстве?
Вини опустила глаза. Так выглядит её приступ мимолётной грусти/смущения/испуга (нужное почеркнуть).
– Видимо, ты не понимаешь. Это образ, – неловкая пауза вынудила пояснить. – Гарантия качества. Руководство носит свой товар. Это полезно в маркетинге. У тебя есть экономическое образование?