Побег

Посвящаю эту книгу моим родителям.

Спасибо, что вы – моя семья.

А также моим друзьям.

Спасибо, что стали моей семьей

Плейлист

Lennon Stella – Breakaway

Florence + The Machine – Hunger

Woodkid – Run Boy Run

Jessie Reyez – FIGURES

Bea Miller – feel something

Hozier – Movement

Arcade Fire – My Body Is a Cage

Shawn Mendes – A Little Too Much

Tom Walker – Leave a Light On

Gabrielle Aplin – Please Don’t Say You Love Me

Ava Max – So Am I

Passenger – Hell or High Water

Foo Fighters – The Pretender

Pitbull, Kesha – Timber

Backstreet Boys – Everybody

Taylor Swift – You Need To Calm Down

Athlete – Wild Wolves

Walking on Cars – Speeding Cars

Gary Go – Berlin

Dermot Kennedy – An Evening I Will Not Forget

Kesha – Praying

dodie – Burned Out

Billy Raffoul – You Be Love

Christina Aguilera – The Voice Within

Selena Gomez – Look At Her Now

Rachel Platten – Fight Song

1 глава
Лия

– Кому в Берлин? Кто в Берлин? Заходим, пожалуйста!

Я промчалась мимо группы школьников, чуть не споткнулась о дорожную сумку какой-то молодой матери и, наконец, тяжело дыша, остановилась перед красным автобусом. Я-то думала, что одного занятия йогой в неделю вполне достаточно, чтобы поддерживать себя в форме, но одышка и боль в ногах говорили об обратном. Дрожащими пальцами я расстегнула молнию рюкзака и начала рыться в его недрах в поисках телефона.

– Ты едешь? – спросил мужчина, который, как оказалось, и кричал на всю автобусную станцию, привлекая внимание пассажиров. Его рубашка была такой же красной, как автобус.

Я только кивнула, не в силах выдавить из себя внятный ответ. Мое дыхание все никак не восстанавливалось, а язык прилипал к нёбу.

– Тогда засовывай свой чемодан вон туда. – Он указал на открытую дверцу сбоку автобуса. – Если едешь до аэропорта, то клади ближе к той стороне, если до Алекс^[1] – то вот сюда.

Я пристроила свой маленький чемоданчик рядом с другими, уже лежащими в автобусе, и протянула мужчине смартфон. Билет я купила онлайн всего несколько минут назад.

Он отсканировал QR-код, коротко кивнул мне и закрыл боковые дверцы автобуса. Мой чемодан скрылся из виду.

Я действительно делаю это, прямо сейчас. Ничего себе. Сердце продолжает колотиться в груди, и дело совсем не в спринтерской пробежке по летней утренней жаре. Это волнение. И страх. Потому что на самом деле я боюсь и отчетливо это осознаю. Тут я поняла, что не сдвинулась с места ни на шаг, все еще стою и смотрю на дверь багажника. Перед глазами возникло какое-то красное пятно, которое настойчиво требовало моего внимания.

– Эй, барышня, если хочешь ехать, то нужно зайти в автобус.

– Извините, – пробормотала я, едва сдерживаясь, чтобы не отпустить комментарий по поводу «барышни», и вцепилась большими пальцами в ремни рюкзака. Я действительно делаю это. Не потому, что очень храбрая или предприимчивая. Просто у меня нет выбора. Я должна это сделать.

Я поставила правую ногу на ступеньку небольшой лестницы, ведущей внутрь автобуса, и оглянулась напоследок. Все, что я увидела, – это довольно старую автобусную станцию маленького городка, мимо которой я часто проезжала по дороге в университет. Даже не знаю, что я хотела увидеть. Возможно, в такой особенный момент я должна почувствовать грусть или тоску от того, что все закончилось. Или облегчение и волнующее покалывание в груди – предвестники начала новой жизни. Но я ощущала только безразличие. Вновь обернувшись, я поставила на ступеньку левую ногу.

И зашла внутрь. Наконец-то.

Автобус оказался почти пустым, было занято всего несколько мест, так что я могла расположиться сразу на двух. Вообще, это неудивительно, ведь сегодня утро вторника. Я проскользнула к ряду кресел в задней части автобуса и сняла рюкзак с плеч. Моя футболка неприятно прилипла к сиденью, хотя здесь было довольно свежо по сравнению с улицей. Я стянула одну из резинок с запястья и скрутила длинные медно-рыжие волосы в небрежный пучок на макушке. Прохладный воздух приятно охлаждал вспотевшую шею.

Я глубоко вдохнула. Я делаю это, делаю прямо сейчас.

До Берлина на автобусе было больше четырех часов езды. Это даже хорошо. Чем дольше я еду, тем больше расстояние между мной и этим местом. Водитель завел двигатель, автобус низко загудел. Я открыла рюкзак и в последний раз проверила, взяла ли все самое важное: кошелек, зарядка, телефон. Рука невольно дотронулась до шеи. Фотоаппарат. Я вздохнула с облегчением и легонько, словно пытаясь его успокоить, провела большим пальцем по краю линзы. По правде говоря, мне нужно было успокоиться. Обычно фотоаппарат «заземлял» меня, ощущение холодного металла действовало умиротворяюще. Однако в последнее время гаджет только усиливал мое беспокойство. До такой степени, что я чуть не оставила его дома. Но в последнюю секунду передумала. Не знала почему – надеялась на что-то, или это была наивная попытка убедить себя в том, что все нормально. Мой указательный палец перестал двигаться, и я посмотрела на фотоаппарат. Свою творческую отдушину. На напоминание обо всем, что недавно пошло не так. Я схватила камеру, подняла вверх, освободила шею от кожаного ремешка и засунула в нижнюю часть рюкзака под небольшое полотенце. Сразу стало немного легче, но одновременно и печальнее. Я закрыла рюкзак и просто стала надеяться на то, что самые важные вещи у меня с собой или что я смогу купить их, если чего-то будет не хватать. Дома подумать об этом времени не было. Я запихнула в чемодан все, что выглядело пригодным для носки, взяла косметику и зубную щетку из общей ванной комнаты, а затем покинула общежитие, надеясь не столкнуться с моей соседкой по комнате Лизой или кем-то еще. Мне совсем не хотелось видеть чьи-либо взгляды. Или, что еще хуже, Лиза могла бы спросить, почему я не была в университете и не сдавала экзамен по медиаправу.

Я отвернулась в окно и заставила себя подумать о чем-то другом. Не хотела вспоминать о том, как сидела в аудитории и смотрела на чистый лист бумаги, потому что все мои знания куда-то улетучились. Как ручка дрожала в руке от услышанных в коридоре перешептываний. Они слишком громко звучали в моих ушах, как навязчивая мелодия на повторе. При мысли о тех взглядах и словах я вскочила и выбежала из аудитории, живот скрутило болезненной судорогой, к горлу подступила тошнота. Я сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. И вот я здесь, в этом автобусе. И с каждой секундой все дальше от университета. От моих однокурсников. От всех их взглядов и слухов. Все, что мне нужно, – это время, чтобы прийти в себя. Несколько недель покоя в городе, где меня никто не знает. Я надела наушники и включила свой плейлист. Под трек группы Florence and The Machine стала думать о Берлине и о том, что меня ждет впереди. Потому мне и нужна была эта поездка: оставить все позади и, наконец, посмотреть вперед.

– Аэропорт Шенефельд, – низкий голос водителя автобуса разбудил меня. Я убрала с лица пряди волос, выбившиеся из пучка, и потянулась, насколько это было возможно в узком пространстве между сиденьями. Плечо хрустнуло, шея затекла – не самые приятные ощущения. Не знаю, когда именно я заснула, но, по всей видимости, до моей остановки было уже недалеко. В окно я видела множество людей, спешащих в аэропорт или идущих по крытому переходу от терминала до скоростной железной дороги. Как бы я хотела просто сесть в самолет и улететь на другой конец света. Но состояние моего банковского счета и чувство вины перед мамой не позволяли этой мечте осуществиться. Ну и еще то, что вплоть до сегодняшнего утра я вообще не собиралась покидать дом. И поскольку две недели вообще никуда не выходила, эта поездка через всю страну стала для меня огромным достижением.

– Следующая остановка – «Александерплац». Мы прибудем около 15:30. Пожалуйста, займите свои места и пристегнитесь.

Я потянулась еще раз и вытащила провод наушников из щели между двумя сиденьями. Наверное, пока я спала, они упали туда. Я разблокировала смартфон и хотела снова включить музыку, но на глаза попались иконки других приложений. «Фейсбук». «Инстаграм». «Твиттер». В правом верхнем углу каждой из них горели цифры в маленьких красных кружочках – новые сообщения. Довольно много новых сообщений. От ярких логотипов зарябило в глазах, палец неподвижно завис над экраном. Затем я коснулась розово-фиолетового квадрата, напоминавшего фотоаппарат. Это приложение долгое время было моей творческой отдушиной. Мне очень хотелось проверить новые уведомления – личные сообщения, комментарии. Но я проигнорировала их все. Вместо этого коснулась изображения своего профиля, пролистала настройки и зашла в раздел помощи, пока, наконец, не нашла то, что искала. Недолго думая, я опустила палец на ссылку, перейдя по которой навсегда удалила учетную запись. Легкое волнительное покалывание в животе было на удивление приятным. Воодушевленная этой реакцией, я сделала то же самое с другими социальными сетями. Всего несколько кликов. Ничего не изменилось, но я чувствовала себя так, словно неимоверная тяжесть упала с моих плеч. Остался WhatsApp. Мало кто знал номер моего мобильного, новых сообщений не появилось. Тем не менее я открыла приложение, прокрутила немного вниз и нажала на чат с Александром. Человеком, которому я доверяла. И это было моей ошибкой. Я почувствовала, как покалывание в животе трансформировалось в гнев, который усилился, когда я прочитала его последнее сообщение.

Нам надо поговорить. Пожалуйста.

Я чуть не рассмеялась вслух. Я не хотела с ним разговаривать. Это из-за него я оказалась здесь, в автобусе. Я тогда не ответила на его сообщение, как и на предыдущие. Мне становилось плохо только от того, что я просто читала его имя. Но сейчас мои пальцы уже набирали ответ.

Оставь меня в покое. Удали мой номер.

Нажала «Отправить». Затем кликнула по его имени вверху чата, прокрутила страницу вниз и заблокировала контакт. С шумом выдохнула, надеясь, что всего этого будет достаточно, включила музыку, прислонилась головой к окну и стала смотреть на проносящиеся мимо пейзажи. Поля были совсем желтые, словно измученные засухой. Я смотрела в окно, и мое сердцебиение медленно приходило в норму. Хотя окрестности Берлина едва ли можно было назвать идиллическими или живописными, мне это зрелище казалось фантастически красивым. Ведь оно напоминало о том, что я смогла. Я уехала. И могла теперь хоть на какое-то время вздохнуть с облегчением, оставить все позади и притвориться, что ничего не произошло.

Пролетавшие мимо деревья и дома словно гипнотизировали меня, и глаза снова невольно стали закрываться. Но уже через секунду я резко вздрогнула. Оглушительный сигнал клаксона смог добраться до моих барабанных перепонок даже через наушники. Я заметила, что водитель автобуса высунул руку в окно и показал неприличный жест. Затем перестроился в правую полосу. Оглянувшись, я увидела, как темно-красный «Опель» с надрывающимся двигателем и огромной вмятиной на правой задней двери нагнал автобус слева. Парень в солнечных очках, сидевший с пассажирской стороны, явно раздраженно покачал головой, когда машина пошла на обгон. Поравнявшись с водителем, «Опель» снова посигналил, а затем умчался, явно игнорируя ограничение скорости.

«Идиот», – тихо пробормотала я, откинувшись на спинку кресла и наблюдая, как природный ландшафт сменяется урбанистическим, пока, наконец, за окном не замелькали отели и небольшие магазины. Люди спешили, пробегая мимо них, и даже не осознавали, как им повезло жить в таком огромном, пульсирующем жизнью городе. Городе, где так просто раствориться в толпе. Я вот-вот достигну своей цели и, по крайней мере на некоторое время, стану одной из них. Впервые за несколько недель у меня появилось ощущение, что я снова двигаюсь вперед, а не топчусь на одном месте, без всяческого прогресса, несмотря на прилагаемые усилия.

Я вытащила чемодан из бокового багажного отсека и попрощалась с водителем автобуса, который повернулся, чтобы поприветствовать своего коллегу. Свободной рукой я прикрыла глаза от солнца и осмотрелась, другой крепко сжала ручку чемодана. Запрокинув голову, прищуренными глазами я стала рассматривать телебашню. Затем окинула взглядом Александерплац, которую раньше видела только по телевизору. Мы никогда особо много не путешествовали, и хотя мне всегда этого хотелось, после развода родителей мои планы изменились. Я не могла и не хотела оставлять маму одну. Так что, когда пришло время поступать в университет, выбор автоматически пал на ближайший к нашему дому. Я подавила угрызения совести, которые начинали мучить меня при этих мыслях. По крайней мере, ее я должна была предупредить.

Но она потребовала бы объяснений, а я не могла ничего ей рассказать.

Я отмахнулась от тягостных мыслей и посмотрела вокруг. Слева от меня у светофора толпились люди, мимо них с грохотом проносились желтые трамваи, по периметру площади расположились маленькие киоски, а солнце пекло так, что тепло поднималось прямо от земли. Пахло жареной едой, выхлопными газами и летом. Было шумно. Все просто были заняты своими делами и не обращали на меня никакого внимания. Мне это нравилось.

Руки автоматически потянулись туда, где обычно висел на кожаном ремне фотоаппарат. Только когда мои пальцы коснулись ткани рубашки, я поняла, что шее не хватает привычного веса. На мгновение стало грустно. Обычно объектив всегда фиксировал то, что я видела. Когда я снимала, то смотрела на окружающий меня мир другими глазами. Запечатлевала его во всех деталях. Фотоаппарат был не только моей отдушиной, он помогал мне острее прочувствовать момент. Сделать паузу в быстро меняющемся мире, уловить эту скорость и в каждом новом снимке открыть для себя что-то, что иначе я могла бы пропустить. Наши глаза, конечно, идеальные объективы, но мозг обязательно фильтрует и отсортировывает то, что считает ненужным. С другой стороны, фотоаппарат может навсегда запечатлеть и сохранить каждую мелочь на карту памяти – изображение, звук, движения и эмоции. Он не только ловит воспоминания, но и порождает новые, показывая то, что мы могли упустить из виду.

Я блуждала взглядом, словно фотообъективом, по сценам, которые уже не сниму. Вот я заметила, как шар телебашни отражает солнце в виде крестообразного узора. А вот трое детей играют в классики на стоянке через дорогу.

Было странно не снимать это все, словно впечатление от увиденного утекало как песок сквозь пальцы. Но приятно, что я смогла заметить такие моменты. Что захотела снова взять в руки фотоаппарат. Может быть, здесь я сделаю это снова, когда придет время. Уголки моего рта слегка приподнялись. Возможно, на улыбку не слишком похоже, но начало положено.

Я вдохнула теплый воздух и с шумом выдохнула.

Что теперь?

Я стояла, вцепившись в рюкзак и маленький чемодан, перед зеленой зоной, рядом с которой вышла из автобуса, и решительно не знала, что делать дальше. Если багажа у меня немного, то вот плана действий не было вообще.

2 глава
Ной

Он выглядел действительно неважно. Люди всегда говорили, что Элиас – более взрослая версия меня, мы были удивительно похожи. Сейчас на его лице, широком и четко очерченном, явно выделялись впалые щеки. Под глазами, такими же светло-карими, как мои, пролегли тени. Раньше он сразу хватался за бритву, едва на подбородке проступало несколько щетинок. Теперь он отрастил бороду, по оттенку чуть светлее его каштановых волос. И это оказалось даже неплохо, но общее впечатление – в моем брате словно что-то потухло внутри. Он был похож на цветной принтер, в котором ресурс картриджей подходил к концу.

Элиас потер руками лицо, желая закрыться от моего пытливого взгляда, уловившего явные изменения в его внешности.

– Не смотри на меня так. Я знаю, – вздохнул он, еще раз потер переносицу и снова посмотрел на меня.

– Извини, – пробормотал я. – Разве мама уже не прожужжала тебе все уши, что нужно побриться?

Элиас издал короткий смешок и слегка покачал головой.

– Что? – смущенно спросил я.

– Я думал, она рассказала тебе, что случилось. Иначе зачем ты здесь? Ты действительно думаешь, что наши родители после всего того, что случилось, могут заявиться сюда? – Он скрестил руки на груди и вопросительно посмотрел на меня.

Я не знал, что сказать. Неужели он это серьезно?

– Она говорила, что вы поссорились. Но я не думал, что все настолько плохо и вы больше не общаетесь.

– Ну, примерно так это и выглядит, – пробормотал он. – А зачем приехал ты? Разве ты не должен быть сейчас в Боливии, или Аргентине, или где-то еще?

Я фыркнул.

– Как будто я мог оставаться там, зная, что тут происходит. Я бы приехал раньше, но только в пятницу узнал, что произошло.

Я даже не подозревал, что наши родители не только выгнали Элиаса из компании, но и перестали с ним общаться. И скрывали это все от меня в течение нескольких дней. Мне следовало находиться рядом с братом. Вместо этого я, ничего не подозревая, продолжал жить своей привычной жизнью за тысячи километров от дома. Да и Элиас отвечал на мои сообщения так, словно все было в порядке.

Теперь я смотрел на беспорядок, царивший на его кухне, в его тусклые глаза, и понимал, что ничего не в порядке. Я сделал глоток воды, пытаясь прогнать чувство разочарования. Если бы мать не проболталась по телефону, я бы, наверное, все еще торчал где-нибудь на другом конце света, ничего не подозревая. Она представила все так, словно ситуация не была такой уж ужасной, и пыталась отговорить меня от возвращения в Германию. Как будто после этого я мог думать чем-то другом.

– Тебе не следовало прерывать свое путешествие. Вряд ли ты что-то можешь изменить, – сказал Элиас. – А теперь мой длинный список грехов пополнился еще одним пунктом.

Широкие плечи Элиаса опустились еще ниже. Я не знал его таким. Полный жизни, позитивный, бунтарь, безгранично преданный – таким был мой брат. А не это олицетворение печали, явно потерявшее всякую надежду.

– Это все просто отстой, чувак, – разочарованно произнес я.

– Не распаляйся, – сказал Элиас более спокойно. – Гнев не самый лучший советчик.

– И ты так просто с этим смирился? Как долго это будет продолжаться? Мама и папа не могут злиться на тебя вечно.

Элиас пожал плечами.

– Я полагаю, это полностью зависит от того, как скоро Роте-младший поправит свое здоровье. – Он презрительно фыркнул. – Хотя не знаю, можно ли на это надеяться.

Нет, я совсем не узнавал своего брата.

– Что все-таки произошло той ночью? Почему ты набросился на Кристофера? – я повторил вопросы, которые уже задавал ему по телефону и которые мучили меня день и ночь с тех пор, как позвонила мама.

Теперь я собственными глазами увидел то, что раньше замечал только по голосу Элиаса в телефоне: он захлопнулся, словно ракушка. Брат снова скрестил руки на груди и посмотрел мне прямо в глаза.

– Я напился, мы поссорились, была драка. Конец истории.

– Это ты все начал? – Я с трудом мог себе это представить.

– Конечно. Как я уже сказал, я был пьян. И не помню никаких подробностей.

Я в отчаянии потер лицо.

– Элиас, если ты не поговоришь со мной, я не смогу тебе помочь.

– Конечно, ты не сможешь мне помочь. – Черты его лица смягчились, а карие глаза потеплели. – Ной, ты мой младший брат. Вообще-то это я должен тебе помогать.

– Я младше всего на год, – раздраженно пробормотал я.

Элиас протянул руку через кухонный стол и положил ее мне на плечо.

– Мама и папа ясно дали понять, что мне сейчас лучше не попадаться им на глаза. Не тебе это решать. Тебя там даже не было.

– Мне очень жаль, – начал я, но Элиас поднял руку.

– Это не упрек.

– И чем ты теперь занимаешься? Ищешь новую работу? Или только учишься? – Я помолчал. – Они ведь не заблокировали твой счет?

Элиас молчал.

– Ну? – спросил я.

– Я пока не буду ходить в университет.

– Что, прости? Но ты вот-вот получишь степень бакалавра.

Элиас мрачно улыбнулся.

– Не так она мне и нужна, если я все равно не смогу работать в компании.

– Значит, будешь работать где-то в другом месте. И я уверен, мы обязательно переубедим родителей. Ты не можешь вот так просто бросить учебу.

Элиас наверняка говорил это не всерьёз. Ему нравилось учиться, и он так же, как и я, изо всех сил старался получать хорошие оценки. Наверное, даже больше, чем я.

– Я же не говорю о том, что брошу учебу совсем. Просто возьму семестр академа.

– Но почему? – спросил я.

Элиас вздохнул, снова потер лицо и переносицу, словно от нашего разговора у него разболелась голова.

– Потому что теперь мне надо понять, что делать дальше. В нашей компании я должен был проходить стажировку. Теперь я не смогу быстро найти другую фирму, которая меня возьмет. А условие такое – в нашу компанию я больше не вернусь, – сказал он тише.

– Условие?

Я ждал, что Элиас объяснит, что он имел в виду, но он молчал. Слышалось только тихое гудение холодильника и уличный шум из открытого окна.

– Что за условие? – снова спросил я.

Элиас раздраженно фыркнул.

– Условие заключается в том, что сотрудничество между Роте и нами продолжится, если я буду держаться подальше от Кристофера и его семьи и откажусь от всех проектов. То есть вообще отойду от всех дел. Не на неделю или две, а на длительный срок. Так что в этом семестре я могу забыть о высоких баллах. И никого не волнует, что я несколько лет прилежно учился, – закончил Элиас с сарказмом.

– И ты так просто смиришься с этим? – Я не мог и не хотел в это верить. В то, что Элиас это сделал, и тем более в то, что он и мои родители пошли на такую сделку. И, к сожалению, придется признаться самому себе – брат был действительно виноват. Иначе зачем им соглашаться на что-то настолько абсурдное, если Элиас на самом деле не трогал Кристофера?

– Я найду что-то новое. И в зависимости от того, как там пойдет с Кристофером, я смогу вернуться к работе через некоторое время. У нас просто нет выбора, кроме как подождать, понимаешь? – Элиас сжал рукой мое плечо и улыбнулся, но взгляд его при этом был будто замороженный.

Я переключил несколько радиостанций и прибавил громкость до такой степени, что она заглушила мои неспокойные мысли. Затем опустил окно, чтобы в заведенную машину проникло хоть немного свежего воздуха.

– Уверен, что не хочешь поговорить? – Даниель, мой лучший друг, сосед по комнате, а сегодня еще и водитель, испытующе посмотрел на меня. – Что-то быстро вы пообщались.

– Почему в твоей машине нет Bluetooth? – пробормотал я, игнорируя вопрос. Понажимав еще несколько кнопок, я в итоге остановился на каком-то музыкальном хит-параде.

– Эй, ты что-то имеешь против Бетти? – сказал Даниель, похлопав по рулю своего старенького «Опеля Корса». – Если да, я мигом высажу тебя, до Фронау поедешь на электричке.

Я не отреагировал, и приятель бросил на меня еще один быстрый взгляд.

– Ну?.. – допытывался он.

Я откинулся на подголовник и вздохнул.

– Мне нечего добавить, кроме того, что я уже рассказал тебе по телефону. Визит к Элиасу абсолютно ничего не прояснил.

– Мне очень жаль, – откликнулся Даниель. – Но есть во всей этой ситуации и кое-что хорошее: я очень рад, что ты вернулся.

Я слегка улыбнулся. Даниель с детства был моим лучшим другом, в Берлине мы жили в одной квартире. Это было бы первое лето за многие годы, которое мы провели не вместе. Так что, да, кое-что позитивное все же было.

– Гораздо важнее, – начал я и убавил радио. – Черт, чуть не забыл: как прошел кастинг?

Даниель громко вздохнул и не ответил. Вместо этого он, наконец, завел машину и посмотрел налево, чтобы вклиниться в поток. За несколько минут до моей посадки на рейс домой он рассказал мне о кастинге, в котором собирался принять участие. Какая-то группа искала нового барабанщика. Они даже играли в некоторых известных клубах. Сколько мы друг друга знали, музыка была для моего друга всем. Говоря по телефону, Даниель был так взволнован, что теперь я удивлялся, почему он мне сразу все не выложил.

– Все прошло… нормально? – произнес он.

– Это мне вопрос?

– Конечно, мы же должны поговорить об этом? – спросил Даниель. – Ты провел в квартире брата всего двадцать минут, но вы хотя бы говорили?

– Слушай, я с удовольствием сейчас не думал бы об этом. – Я слегка развернулся на пассажирском сиденье, чтобы получше рассмотреть друга.

– Как прошел кастинг? Ты уже встречался с другими участниками группы?

Кажется, этими двумя вопросами я пробил стену.

– Это было так круто, – начал Даниель. – Ну, в смысле не я – я без понятия, понравился ли им. Но все остальные – они такие классные! А Феликс, певец, он пишет все песни сам. Когда я сказал, что тоже иногда пишу, он сразу захотел посмотреть мои работы. Было бы так здорово, если бы все срослось, Ной.

Я снова откинулся на подголовник, улыбаясь, слушал рассказ друга и смотрел, как за окном медленно проплывает Кройцберг. Хорошо, что Даниель забрал меня из аэропорта после кастинга. Его присутствие не избавило меня от невеселых мыслей, но все же немного отвлекло, и я не торопился домой к родителям. Я чувствовал себя уязвленным. Мой брат, похоже, не доверял мне настолько, чтобы сказать всю правду. Потому что я был уверен, что в ту ночь произошло что-то еще, а не просто драка, спровоцированная алкоголем. Еще больше я злился на родителей, которые не сочли нужным сказать мне об этом напрямую. Мать по телефону заявила, что не хотела портить мне поездку. Но на мой взгляд, это совсем неубедительное оправдание, в конце концов, родители с самого начала не были в восторге от моих планов проходить практику за границей. По их мнению, я, как и брат, мог бы пройти стажировку прямо в нашей компании – или, если уж мне так хотелось путешествовать, в Европе, чтобы таким образом привлечь потенциальных клиентов извне. Но Южная Америка? Полная ерунда. Тем не менее, в конце концов, они поддержали меня финансово.

Но Кира – почему Кира не рассказала хотя бы что-нибудь? Мы с сестрой, возможно, не были так близки, как с Элиасом, но у нас все же были хорошие отношения. Особенно когда дело касалось родителей, мы трое всегда держались вместе. Всегда. По крайней мере, я так думал. Потому что до сих пор она не ответила ни на одно из моих сообщений.

Я отвлекся от этих мыслей, когда Даниель резко нажал на тормоз. Ремень врезался в плечо, а верхняя часть тела подалась вперед. Красный автобус перед нами, не включив поворотник, перестроился в левую полосу и теперь, двигаясь со скоростью улитки, пытался обогнать водителя мотороллера.

– Идиот, – прошипел рядом со мной Даниель и раздраженно посигналил. – Вот почему я никогда не езжу по центру.

Как будто в знак протеста, автобус затормозил, чтобы снова нырнуть в правую полосу, и, наконец, дал нам возможность обогнать его. Но за это высунувшийся из окна водитель наградил нас неприличным жестом, показав средний палец.

Даниель кратко посигналил, поравнявшись с кабиной, а я поднял солнцезащитные очки, как бы в знак приветствия. Водитель автобуса в ответ замотал головой. Затем мой друг нажал на педаль газа и помчал меня так быстро, как только позволяла его машина. К родительскому дому – и к разборкам, которые меня там ждали.