Czytaj książkę: «Любовь в погоне за искусством», strona 5

Часть 16

От куртки и штанов Ромы начинает исходить пар. Мой раф каким-то чудом льётся сразу на землю, почти не задев одежду. А малец остаётся цел и невредим. Смотрю на Рому и замечаю, как он поджимает губы. В груди всё щемит от сочувствия к нему. Кофе ведь ужасно горячий.

– Давай снегом затрём, – нагибаюсь и загребаю охапку в руки. – И не так горячо будет.

– Не надо, – с каменным лицом отвечает Рома.

К нам подбегает, видимо, мама ребёнка.

– Тимошка, что же ты? – Она виновато смотрит на нас. – Вы уж нас извините.

Неожиданно Рома широко улыбается девушке, а потом садится на корточки, смотрит на мальчугана и мило заговаривает с ним:

– Ты как?

Мальчик смущённо отворачивается и прижимается к ноге матери. Она гладит сына по голове.

– Стесняется. С нами всё хорошо. А вот вам одежду испортили. Я заплачу за химчистку, – девушка достаёт телефон.

– Не надо, – спокойно пресекает её Рома. – Всё нормально. Мы торопимся.

Девушка с Тимошкой уходит, а мы возвращаемся в машину.

– Заедем домой на пять минут?

– Конечно.

Я наблюдаю за дорогой и начинаю слегка волноваться. Мне интересно узнать, как живёт Рома. Как устроен его быт, как выглядит квартира. Это ведь многое говорит о человеке. Ещё очень надеюсь, что с ним действительно всё в порядке и кофе не ошпарил его через одежду слишком сильно.

Мы останавливаемся во дворе многоподъездного девятиэтажного дома. Действительно, не так далеко от университета. Только через парк пройти. Здесь довольно уютно и тихо. А ещё это центр Москвы. Я знаю, что Рома живёт один. Почему здесь? Если квартира семьи, то где остальные? Почему не живут вместе? А если он купил её сам, то как это возможно на зарплату преподавателя? Хотя он говорил, что раньше занимался чем-то другим. Все эти три недели я старалась не переходить черту и не задавать слишком личных вопросов. Я думала, если не буду давить, рано или поздно он откроется мне сам. Но все три недели мы упорно говорили обо всём на свете, кроме того, что же было до университета. Он не спрашивал меня о прошлом, а я не спрашивала его. Если человек сам не рассказывает, значит, не хочет? Я вот не люблю копаться в своём прошлом, хотя именно сейчас понимаю, что Роме я была бы готова рассказать обо всём, что он только спросит.

В подъезде чисто и хороший ремонт. Мы поднимаемся на девятый этаж. Рома открывает железную дверь ключом, включает в квартире свет и пропускает меня вперёд. Я захожу и оказываюсь в узком коридоре. Из него открывается вид на распахнутые двери гостиной. Разуваюсь на пороге и захожу туда. Судя по обстановке, это студия, где Рома работает над картинами. Одна из стен закрыта шкафами, но заставлены они не сервизами и книгами, а всякими баночками, тюбиками, кисточками и прочими инструментами для рисования. У противоположной стены стоит длинный, кожаный диван. На центральной стене большое окно. Тут и там стоят стопками картины разного размера. Какие-то их них вставлены в рамы, другие скручены в рулоны. Стены также увешаны картинами. И у меня дух захватывает от этих работ. Подхожу ближе и как зачарованная рассматриваю их. Здесь и пейзажи акварелью, и портреты маслом – потрясающе! Останавливаюсь у одной из картин, когда Рома подходит ко мне.

– Наш университет.

– Да.

– Так необычно. Очень красиво.

– Спасибо. Знаешь, какая техника?

– Конечно. Импасто.

– От отличницы другого ответа и не ждал.

– Ты меня что, экзаменуешь? – Поднимаю бровь и с наигранным возмущением смотрю на Рому. В ответ он только опускает голову и тихо смеётся.

– Я пойду переоденусь. Чувствуй себя как дома.

Часть 17

Он уходит в другую комнату, а я остаюсь в его студии одна. Я знала, что он рисует, но даже не представляла, что настолько много и… Действительно, талантливо. Как искусствовед я не могу не оценить качество работ. Глядя на его картины, становится ясно, что он занимается этим долгие годы.

В какой-то момент у одной из стен я замечаю картину. Подхожу и беру её в руки. На ней изображена студентка, сидящая за самой дальней партой в пустой аудитории. Она склонила голову над тетрадями, рука подпирает щёку, чёрные волосы собраны в хвост. У меня в груди начинает отчаянно колотиться сердце, ладони становятся мокрыми. Мне приятно осознавать, что он тоже обо мне думал. Это так волнительно. Я ставлю картину на место. Расстёгиваю куртку, снимаю шапку и сажусь на диван, дожидаться Рому.

Через минуту он возвращается. Теперь на нём практически такая же куртка со штанами, только тёмно-синего цвета.

– Ты в порядке? Кофе не сильно тебя обжёг?

– Всё отлично, – Рома садится на диван рядом со мной и с довольным лицом закидывает руку мне на плечо. – Чем занималась? Уже всё посмотрела?

– Что всё? – удивлённо смотрю на него.

– Квартиру.

– Нет. Я не смотрела.

Рома поднимается с дивана и протягивает мне руку.

– Тогда пойдём, проведу тебе экскурсию и поедем.

Он проводит меня по коридору на кухню. Там, как и во всей квартире хороший ремонт. И в отличие от студии, нет творческого беспорядка. Потом мы идём во вторую комнату, туда, где он переодевался. Там не так много места, стоит только шкаф-купе и кровать со столиком. Есть небольшое окно. Сторона южная, так что в спальне очень светло и уютно. Я замечаю на тумбочке электронную книгу. А потом рассматриваю небольшую картину над кроватью. Она висит в широкой, красивой раме. Мои глаза округляются.

– Это «Стог сена» Моне?

– Да.

Я даже не смотрю на Рому и подхожу поближе к картине.

– Какая потрясающая копия! Надо же, и мазки. Будто реально Моне.

– Художник старался.

Теперь перевожу удивлённый взгляд на Рому.

– Это твоя работа?

– Не-ет, – отмахивается он. – Разумеется, нет. Я бы так не смог.

– А кто художник?

Рома как-то неловко, очень широко улыбается.

– Очень талантливый человек.

– Женщина?

– Что? Нет!

Снова приближаюсь к картине.

– Это стог, зима, да?

– Да. Пасмурная погода.

Отхожу от стены и снова смотрю на Рому.

– Почему она висит в спальне?

– Чувствую в её настроении что-то близкое к себе. Понимаешь?

– Угу.

– Она со мной уже много лет. – Рома с горящими глазами смотрит на картину и продолжает. – Не могу представить свой день без того, чтобы не взглянуть на неё утром. Она будто часть меня. Моё вдохновение. Смотришь, и все ответы в ней.

– Ого!

– Что такое?

– Ну, это уже помешательство, – смеюсь и по-доброму пихаю Рому в плечо.

Он как-то задумчиво усмехается.

– Да. Ты права.

Мы возвращаемся в гостиную за моей сумкой. А я всё думаю. Стог, зима, пасмурная погода… Почему именно эта картина? Она лучше всего отражает его внутренний мир? Что же у него там тогда происходит? Вопросов становится только больше. А оставаться в неведении невыносимо. Я чувствую, как Рома стал очень важен для меня. Я хочу узнать его лучше. Понимаю, что это эгоистично, но если я не получу хоть какие-то ответы, я сойду с ума от всяких домыслов. Встаю напротив Ромы и беру его за руки.

– Ром, послушай. Я сама не люблю, когда лезут в душу, но у меня столько вопросов.

– Что-то не так? – Его тело слегка напрягается, взгляд бегает по мне.

– Можно я задам вопрос?

Рома отводит взгляд и смотрит на люстру на потолке. Загадочно улыбается какой-то своей мысли, не выпуская моих рук из своих. Потом заглядывает мне в глаза, будто в самую душу. В его зрачках играют солнечные блики. Он кажется добрым, мягким, открытым. Но это только на первый взгляд. А если смотреть глубже, то можно заметить: там холод, пасмурно, зима. Рома спокойно отвечает:

– Спрашивай.

Часть 18

– Я знаю, ты живёшь один. Это прозвучит странно… Ничего не подумай. Это твоя квартира?

Я думала: когда спрошу, Рома будет смеяться или смутится, но он просто кивает.

– Угу.

– Тогда я подытожу.

– Давай.

– Ты живёшь один, в своей квартире, в самом центре Москвы.

– Да.

– Работаешь простым преподавателем в университете. Ну, ещё картины рисуешь, продаёшь их, наверное, не знаю…

– И о чём ты хочешь спросить?

Я серьёзно смотрю на Рому, не размыкая наших рук.

– Как так вышло? Чем ты занимался раньше? Где тогда твоя семья, и почему ты не с ними?

Рома отпускает мои руки, делает шаг назад и поджимает губы, отводя задумчивый взгляд. От этого у меня перехватывает дыхание, сердце уходит в пятки. Мне хочется сквозь землю провалиться. Но знала же, что не нужно лезть к людям.

– Ром, я не хотела.

Он поворачивается ко мне, но смотрит, как раньше: непроницаемо, без улыбки. Снова это лицо, не выражающее никаких эмоций. Но теперь я знаю, внутри у него ураган. Он решается, стоит ли мне доверять, пускать ли меня ещё ближе. За всеми его улыбками, вежливостью и добродушием, мне кажется, скрывается непростое прошлое. Я вспоминаю «Стога, зима, пасмурная погода» … Это состояние души, его суть. Внутри он не такой стойкий, каким хочет казаться. Но я лишь пытаюсь быть ближе. Приласкать, успокоить, я не желаю зла.

– Позволь мне узнать тебя. – Я делаю шаг к нему, и он сам берёт меня за руку.

Мы так и стоим в его студии.

– В этом нет никакой тайны, Виола, – всё с тем же спокойствием, но всё ещё без улыбки говорит Рома. – Не хотел грузить тебя своим прошлым. Но, если для тебя это важно, скажу.

Я встаю рядом с ним и опираюсь спиной на стену. Она даёт приятное ощущение прохлады. Рома продолжает говорить:

– У меня нет семьи. Вот и всё.

От этих слов в груди начинает печь.

– Родители умерли, когда мне было пятнадцать. Они отдыхали в домике на севере. Забилась труба камина. Ночью они задохнулись.

У меня перехватывает дыхание, а на глаза выступают слёзы, и я боюсь даже посмотреть в сторону Ромы.

– У отца был брат. Дальше я рос с дядей Сержей. – Рома тяжело выдыхает, потом молчит какое-то время и продолжает: – С отцом мы не всегда ладили, а вот с дядей наоборот. Я ему очень благодарен за всё, что он сделал. А в этом году, третьего мая его не стало.

Рома печально вздыхает, а потом так по-доброму улыбается и приобнимает меня, будто это мне нужна поддержка. Я глажу ладонью его щёку. В моих глазах всё ещё стоят слёзы.

– Мне так жаль, что тебе пришлось пережить всё это.

– Ну всё, всё. Не разводи драму. Я уже в порядке. – Он говорит мягко, успокаивающе и вытирает с моих щёк слёзы.

– Знаешь, – говорю я, всхлипывая, – папа умер, когда мне было четырнадцать. Всю жизнь проработал электромонтёром, а в тот день нам сказали, что он разбился. Сорвался, когда работал на высоте.

Эмоции окончательно выбивают меня из колеи. Я скатываюсь по стене вниз на такой же холодный пол. Рома садится рядом и берёт меня за руку.

– Я тогда на учёбу забила, танцы забросила, связалась с самой безбашенной компанией с нашего района. В общем, фигово было. – Я шумно вздыхаю, пытаясь прийти в себя. – Но я даже не представляю, что чувствуешь ты. Мне стыдно. Зря я спросила.

– Не переживай. Иди сюда.

Рома крепко меня обнимает, а я утыкаюсь носом ему в грудь и закрываю глаза. Какое-то время внутри ещё бушует обида на жизненную несправедливость, боль старых ран, стыд, сочувствие. Потом, чувствуя сильное, ровное дыхание Ромы, я окончательно успокаиваюсь. Приходит чувство поддержки и защищённости. Мне становится так хорошо и уютно в тёплом коконе наших объятий, что в какой-то момент я практически засыпаю, вовремя опомнившись, что я не в своей кровати, а на улице ещё день.

– Как насчёт нашей поездки? – тихо спрашивает Рома.

Я бурчу полусонным голосом:

– Так хорошо. Давай останемся здесь.

– Так и будем лежать на полу у меня в гостиной в куртках и шапках?

– Ага…

Полежав в объятиях самого лучшего мужчины на свете ещё пару минут, я решаю, что всё же хочу увидеть, куда он планировал нас отвезти. Поэтому не без сожалений поднимаюсь, поправляю на себе одежду, хватаю сумку и иду обуваться.

Часть 19

В дороге я пытаюсь отогнать неприятные мысли. У нас с Ромой выдался непростой разговор. Я всё ещё чувствую подвох. Какая-то недостающая деталь во всей его истории крутится в подсознании, но я не могу за неё ухватиться. Но сейчас решаю, что не буду грузить себя ещё больше. К тому же настроение Кольского вроде бы улучшилось. Не стану донимать его расспросами.

К полудню мы доезжаем до места. Как я и предполагала, это оказывается горнолыжная база. У въезда висит растяжка на двух столбах: «Открытие сезона». Мы заезжаем на парковку. Выходим из машины и я завороженно оглядываюсь. На огромной территории раскинулись заснеженные горы, холмы и лес. Вверх и вниз по горам тянется ровная цепочка подъёмников. Впереди, ближе к парковке, административное здание, торговые лавки и фотозоны. А вокруг кишит целый муравейник людей. Рома смотрит на мою реакцию.

– Как относишься к лыжам? Или сноуборду?

– Неплохо. Никогда не увлекалась так плотно, но готова учиться.

– Отлично! Погода сегодня подходящая. Ни ветра, ни осадков.

– А ты часто катаешься?

– Стараюсь выбираться хотя бы пару раз в месяц.

Мы заходим в главное здание. Администратор встречает нас с широкой улыбкой во все тридцать два зуба. Рома снова не принимает мои деньги и говорит, что раз пригласил, то и заплатит сам. Я ловлю себя на мысли, что отношусь к этому спокойно. Но надо обязательно проявить ответную заботу и тоже подготовить ему приятный сюрприз или подарок. А то пока всё выглядит так, будто только он для меня старается.

В итоге нас снабжают всем необходимым. Я решаю, как и Рома, кататься на лыжах. Полностью экипировавшись, мы выдвигаемся к подъёмнику. В глазах Ромы я вижу предвкушение и азарт. Мне и самой уже хочется покататься. В подъёмнике с нами сидят другие люди. Все молчат и задумчиво смотрят в окно. То ли наслаждаются видами и не хотят нарушать тишину, то ли из страха высоты. Смотрю вниз через окошко, мы движемся метрах в десяти над землёй, нас слегка трясёт, кабинка ползёт небыстро, чуть поскрипывая. Мне не страшно.

Выходим на первом уровне, не забираясь слишком высоко. Рома решает учить меня на небольших тренировочных горках. Всё идёт гладко, с комфортом. Мы катаемся, смеёмся, Рома показывает мне, как правильно стоять на лыжах, как лучше отталкиваться, как поворачивать и тормозить. Чувствую прилив энергии, настроение на высоте, будто и не было всех этих слёз и ужасных новостей утром.

Время летит незаметно. В какой-то момент до меня доходит, что Роме, наверное, хочется покататься нормально, а не возиться со мной в песочнице, поэтому я уговариваю его подняться повыше. Мы поднимаемся на самый пик, склон там достаточно крутой. Я с такого бы точно не поехала.

– Ты езжай, а я до первого уровня на подъёмнике. Подождёшь меня?

– Конечно. – Рома нежно чмокает меня в губы, прижимается холодной щекой к моему лицу.

По дороге вниз я вижу из кабинки Рому. Он рассекает дорогу с огромной скоростью, ловко лавируя между препятствиями. От этого зрелища моё сердце заходится в бешенном ритме. Это и страшно и восхищает одновременно. Надеюсь, он знает, что делает. Рома быстро скрывается из вида, и всю дорогу вниз я чувствую себя неспокойно. Спустя долгих двадцать минут, я встречаю своего мужчину на первом уровне – живым и здоровым. Радостно прыгаю в его объятия.

– Видела, как ты катаешься! С ума сойти. Я бы так никогда не решилась.

Рома довольно улыбается. А я понимаю, что ему всё-таки нравится внимание. Просто он, как хитрец, умеет скрывать эмоции, когда ему это нужно.

– Замёрзла?

– Нет. Тепло же. И солнышко светит.

– Хорошо. Давай пообедаем?

Соглашаюсь. Что-что, а на свежем воздухе всегда поднимается аппетит. Мы идём к кафетерию и тут из ниоткуда перед нами выплывает дама. Высокая, крепкая, с кукольным лицом, будто она перестаралась с пластикой. Вся в белом, одетая, как с иголочки. В руках у неё лыжные палки. Смотрю на эту мадам и с первых секунд понимаю, что она мне не нравится. Ярко-розовые губы девушки растягиваются в отталкивающей улыбке, оголяя жемчужно-белые зубы. Незнакомка по-свойски притягивает к себе Рому и целует его в щёку. По мне она пробегается секундным, надменным взглядом. Я встаю как вкопанная и чуть не задыхаюсь от возмущения. А Рома искренне улыбается ей в ответ. На его щеке теперь пестрит огромный, розовый след. И это ещё больше выводит меня из равновесия. Я чувствую в висках пульсацию, внутренне закипаю.

– Здравствуй, Роман! Какая приятная встреча, – говорит мадам нарочито ласковым голосом.

Часть 20

– Изольда, рад тебя видеть!

Рома как-то неловко смотрит на меня, потом на мадам. Наверное, решает, как нас представить. А девушка снова окидывает меня надменным взглядом.

– Смотрю, новая работа тебе по душе, – говорит ему Изольда, не сводя с меня глаз.

– Да.

Я засовываю руки в карманы и сжимаю их в кулаки. Бесит!

– Твоя студентка? – усмехается она, снова кивая в мою сторону.

– Давай не будем? – чуть резче отвечает Рома.

Девушка с напускным безразличием пожимает плечами, мол, я же просто спросила.

Мои ногти уже впиваются в ладони. Пытаюсь сохранять внешнее спокойствие.

– Надеюсь, ей есть восемнадцать.

– Изи! – серьёзным тоном пресекает её Рома.

Я слушаю бешеные пульсации крови у себя в висках. Изольда замолкает. Рома представляет нас друг другу только именами, без каких-либо статусов. Что ж… Интересно получается. Видимо, она его давняя знакомая из прошлой жизни, о которой мне ничего не известно. Пока я стараюсь улыбаться и не выходить из себя, они продолжают общаться.

– Как дела? – спрашивает Рома.

– Неплохо, – в своей ласково-надменной манере отвечает мадам. – Есть пара вопросов, но они уже решаются.

– Что-то серьёзное?

– Не переживай, Роман.

Рома смотрит куда-то вдаль и барабанит пальцами по лыжным палкам у себя в руке.

– Ладно, мы пойдём. Будем на связи.

Я недоумеваю: что за странный разговор?! Но вида не показываю. Изольда тянется к Роме, чтобы обнять на прощание. Прижимает его к себе с такой теплотой. И мне не нравится в этой картине всё. Друзей так не обнимают. Она однозначно к нему неровно дышит. Это заметно по голосу, мимике, жестам, по взгляду. А что насчёт него? Как он к ней относится? Ещё и называет её так по-свойски: Изи…

Распрощавшись с Изольдой, мы заходим в кафе. Уже за столиком даю Роме салфетку.

– У тебя тут, – показываю на свою щёку, – помада.

Он спокойно вытирает след и сминает салфетку.

– Извини, она бывает резковата.

– Разве? – Удивлённо смотрю на Рому. – По-моему, милейшая женщина.

Кольский опускает голову и тихо смеётся.

– Не суди её по первой встрече. – Он откидывается на спинку диванчика и смотрит мне в глаза. – На самом деле, она хороший человек. Очень выручила меня однажды. И до сих пор помогает.

Эти слова окончательно портят мне настроение. Нет, я, безусловно, рада, что какая-то влюблённая мадам помогает моему мужчине с его проблемами. Я же не знаю, что у него не так. Хорошо, что есть Изольда!

От сарказма в собственных мыслях я только ещё больше злюсь. Щёки горят, аппетит пропадает. А может, я зря переживаю? Он ведь со мной, а не с ней.

– Всё, настроение испорчено? – шутливо спрашивает Рома.

Отвожу взгляд в сторону и сворачиваю губы бантиком. Как раз в этот момент нам приносят заказ. Я понимаю, что не хочу устраивать сцен. Не хотелось бы даже давать намёков на ревность, но тут уж не знаю, насколько у меня получилось. В прошлый раз меня вывела из себя Карина, теперь эта Изольда… Нет, надо прекращать так на всех реагировать. Смотрю на стол. От тарелок с едой исходит приятный аромат, отчего во рту скапливается слюна.

– Нормально всё, давай есть. – Смеюсь я.

– Рад слышать.

Какое-то время мы едим молча. Даже не думала, что я такая голодная. Настроение потихоньку поднимается. У меня всё ещё куча вопросов к Роме. Но чувствую, что понемногу в голове начинает прорисовываться картинка. Пока это только нечёткие контуры, сложно сказать наверняка, что будет в итоге. Но это лучше, чем белый лист неведения.

Несмотря на встречу с Роминой знакомой, наша поездка удалась. Казалось, что всё идёт своим чередом. Но я даже не подозревала, что через пару дней жизнь перевернётся с ног на голову.

Часть 21

Поздно вечером я сижу одна в комнате в общаге. Мы немного поговорили с Ромой по телефону, и он пошёл спать. А мне не спится. Доделываю домашку. Ира ушла на встречу с Витей. Они планировали посидеть в нашем любимом баре, а потом пойти к нему. Ещё сегодня в универе видела Катю. Она по-прежнему со мной не разговаривает. Ну и пусть.

Отодвигаю учебники. Экран телефона загорается. Входящий звонок от Иры. Принимаю вызов. Голос подруги поникший.

– Ви, слушай, я тут сижу на скамейке у кафе за сквером. Я ногу подвернула. Думала, успею дойти до комендантского часа, но поняла, что не фига.

– А где Витя?

– Мы поругались. Он там с бывшей любезничал, довёл меня. Я психанула, ушла.

– Давай тебе такси вызовем.

– Я тоже хотела, а потом вспомнила, что тут всё перерыли, пока он в объезд туда-сюда, не успею. А пешком только через сквер пройти. Только не знаю, успею ли доковылять вовремя.

Я смотрю на часы, время: 22:38. До сквера идти минут десять и обратно ещё столько же. Если туда побегу, помогу ей, то должны успеть. Хватаю куртку, начинаю одеваться. Телефон зажимаю между щекой и плечом.

– Сможешь потихоньку пойти мне навстречу? Я выдвигаюсь.

– Не надо. Мы всё равно не успеем. Я просто так позвонила, поныть, наверное.

– Я уже бегу, Ира.

– Спасибо, Виолетт.

Я добегаю до Иры к 22:45. Она не так уж далеко ушла от кафе. Подруга прыгает на одной ноге, едва ступая на вторую. Лицо заплаканное. Вот же Витя урод. Придерживаю её за талию. Она закидывает руку мне на плечо.

– Тебе в травмпункт надо.

– Нет. Всё нормально. Завтра пройдёт. Идём. Хочу домой.

Мы добираемся до общежития ровно в 23:00. Холодно, тяжело, болит плечо, дыхалка сбита. Не представляю каково сейчас Иришке, которая всю дорогу тоже бежала, опираясь на больную ногу. Видим Шапкина. Он выглядывает на улицу из-за дверей общежития, а потом закрывает их практически перед нашим носом. Дёргаю ручку – заперто. У меня дыхание перехватывает от возмущения. Начинаю громко стучаться.

– Григорий Ильич! Эй! Пустите.

– Комендантский час. Ничего не знаю, – раздаётся из-за двери.

– Мы же успели.

– Двадцать три ноль одна! – упирается он. – Приходите в шесть утра, тогда пущу.

– И что нам на улице ночевать?! – перехожу на крик. Я устала, мне холодно. Не могу сдержаться. Ира молчит и всхлипывает.

– Нечего было опаздывать. Вы знаете правила.

Я начинаю колотить в дверь с силой. Ира пытается меня остановить.

– Ви, не надо.

А я её уже не слышу. Я просто в бешенстве.

– Это нечестно! Всего одна минута!

Слышу, как щёлкает замок. С облегчением выдыхаю. Шапкин выглядывает из-за двери, окидывая меня злобным взглядом. Сердце замирает.

– Перестаньте колотить в дверь, пока не поздно, – злобно цедит комендант и захлопывает дверь, так и не впустив нас.

Я практически лишаюсь рассудка от ненависти. Мне хочется стукнуть Шапкина, окажись он сейчас передо мной. Как можно быть таким бессердечным?!

– Старый урод! – Я с ненавистью ударяю кулаком в дверь. На той стороне тишина.

Садимся с Ирой на скамейку. На улице гуляет ветер, а на душе безысходность. Я понемногу успокаиваюсь и прихожу в себя. Становится страшно. До меня доходит суровая реальность. Я обозвала коменданта. Если он слышал, мне конец. Тяжело вздыхаю и начинаю перебирать в голове варианты, куда нам можно пойти.

– Раз уж нас всё равно не пустили, может, до травмпункта доедем?

Ира мотает опущенной головой.

– Не надо. Нога шевелится. Я в норме. К утру пройдёт. Прости, теперь из-за меня у тебя проблемы.

Приобнимаю Иру.

– Не переживай. Я бы ни за что не бросила тебя там. – Поднимаюсь со скамейки и встаю напротив подруги. Она поднимает на меня уставший взгляд.

– Пойдём. На улице холодно.

Мы с Ирой добираемся до нашего бара. Вити там уже нет. Мне, как сотруднику разрешают остаться в комнате для персонала. Нам повезло. Там есть пара удобных кресел, так что будет, где поспать. Я нахожу в аптечке эластичный бинт, Ира перевязывает себе ногу. Приношу ей лёд, чтобы спал небольшой отёк. Потом мы отогреваемся: кутаемся в одеяла и пьём горячий чай.

Из-за дверей в общий зал шумит музыка, но звуки приглушённые и почти не мешают. Мы с подругой долго болтаем, она рассказывает про их ссору с Витей. Оказывается, он как-то мило, на взгляд Иры, беседовал с бывшей. Не знаю, что и думать. Наверное, они помирятся. Не так уж это критично. В итоге мы засыпаем только часа в два, а к шести уже поднимаемся, чтобы вернуться в общагу. И вот тут начинаются мои проблемы.

Григорий Ильич, будто только меня и ждал, сразу вызывает в свой кабинет. Ира поднимается наверх в нашу комнату, а я иду к коменданту. Сердце в груди ухает, ладони потеют, меня трясёт. О чём я только думала, когда орала на Шапкина?

Григорий Ильич сообщает, что за повторное нарушение дисциплины и неуважительное отношение к коменданту, меня выселяют.