Недо

своих зубов – вставные? Не противно разве самому будет чувствовать, как юная и свежая влага ее рта, пусть даже с привкусом никотина, смешивается с желтой и гнилостной слюной твоей дряхлой пасти? Пиздец

Сразу стало легче. Но тут же и тревожно: он напрочь не помнит, как клал сюда градусник. Не помнит от слова «совсем», как шутят сейчас молодые люди и продвинутые старцы. Выпить еще «Фервекса»? Нет, подряд нельзя, его принимают, кажется, часов через пять-шесть. Да и не останется больше, а вдруг

Из-за этих мысленных маятников Грошеву показалось, что его бросает то в жар, то в холод. Пощупал ладонью лоб, показалось горячо. Или ладонь холодная? И щеки, кажется, горят. И шея. В одном из кухонных ящиков были всяческие лекарства и вроде бы градусник.

Никто не ругает. Даже милиция в понимание входит. – Полиция. – Ну да. Сколько лет, а никак не привыкну. Зачем поменяли? Чужое слово, буржуазное. – Согласен. – Бывает иногда, делают замечание, у них такая

А еще он не любил этих выражений – «на Брод», «прошвырнемся», в нем рано было развито чувство слова и отторжение скоропортящегося сленга, в том числе попыток русифицировать английское просторечие. Когда занялся переводами, думал об этом всерьез. Помнится, поучаствовал в споре о новом переводе книги «Над пропастью во ржи». У него было четкое мнение: да, перевод Райт-Ковалевой неточен, он не адекватен стилистике авторской речи, более грубой и жаргонной, зато передано самое важное – образ мыслей героя. Новый же перевод выглядит пародийным из-за слов типа «погань», «всяко-разно», «херня», «не в жилу», «трындеть», и все это – в первом же предложении. Такое ощущение, что переводчик русифицировал не только речь, он самого этого американского подростка сделал реальным русским пацаном, каким-нибудь Коляном или Вованом из хрущевок, и это, конечно, дико. Переводить надо так, был убежден Грошев, чтобы легкий прив