Фредерике. Морские рассказы

Глава восьмая
День восьмой. 31 декабря

Утро. Звонок вахтенного заставил меня чуть ли не подпрыгнуть на диване. Вокруг темно, только ночник из спальни едва освещает каюту. Это я специально оставил его включенным там по многолетней привычке подскакивать ночью по любому звонку. Ведь в темноте, со сна, подскочив на кровати, можно и ноги переломать, а тут – всегда свет, который помогает сориентироваться, и ты уже знаешь, куда бежать и что делать.

Видно, перед самым рассветом я все-таки провалился в глубокий сон, потому что спать хотелось по-страшному. Но, преодолев страстное желание послать всё к черту, я поднял трубку:

– Алё… – едва выдавил я из себя хриплым голосом, таким, будто я миль сто прополз по пустыне Сахара.

– Доброе утро, чиф, – послышался бодрый голос вахтенного моториста, – семь часов.

– Спасибо, Марк, – уже отчетливее ответив, я повесил трубку.

Вставать не хотелось. Я так пригрелся на этом мягком диванчике, продавленном телами не одного десятка стармехов, что вылезать из него не имел никакого желания. Но, преодолев минутную слабость, заставил себя скинуть теплую куртку, в которую обернулся во сне, как в кокон, и сел.

С трудом приоткрыв глаза и протерев их кулаками, усилием воли заставил себя встать и пойти в спальню, где снял уже порядком провонявший пòтом комбинезон и прошёл в ванную комнату.

Пароход был огромный, поэтому конструкторы не поскупились на удобства для стармеха. В ванной комнате находились и туалет, и умывальник, и что самое удивительное – в ней располагалась двухметровая ванна, которая имела три крана, один из которых – с забортной водой. То есть какой-то проектировщик побеспокоился даже о том, чтобы «замученный» работой стармех, устав от трудов праведных в тропиках, мог лежать и расслабляться в этой красоте, а не переться чёрт знает куда, в какой-то там бассейн, который, кстати, находился на этой же самой палубе, метрах в двадцати пяти от каюты.

Ну, ванну мне принимать сегодня не надо, а вот в душе я ополоснулся с удовольствием. Побрился и, растеревшись докрасна свежим белоснежным полотенцем, вернулся в спальню.

Одежду я развесил на вешалках в шкафу, как только заселился в каюту, поэтому, выбрав серые брюки с рубашкой, оделся, посмотрел на себя в зеркало и спустился в кают-компанию. Сегодня, в преддверии Нового года, надо выглядеть прилично.

В кают-компании уже завтракали штурманá, сидевшие за своим, штỳрманским столом, второй и третий механики с электромехаником, «механическим» столом, а для капитана, меня и старпома сбоку, у широкого окна, располагался отдельный стол.

Пожелав всем доброго утра и приятного аппетита, я устроился на своём месте рядом со старпомом.

Подбежавший Руперт поставил на стол небольшой чайник с кипятком, тарелочку с только что обжаренными тостами и поинтересовался:

– Чиф, вы будете пить чай или кофе?

– Чай, – соблаговолил ответить стармех, которого потревожили следующим ненавязчивым вопросом:

– Чиф, а что бы Вы предпочли? Яичницу или омлет с беконом?

– Омлет, – удовлетворил любопытство мессбоя стармех и принялся намазывать на горячий тост жидкий сыр.

Не успел он завершить этот процесс, как перед ним уже стояла тарелка со шкворчащей яичницей и обжаренным беконом.

Налив себе кипятку и размешав в нём пакетик чёрного чая с кардамоном, стармех отодвинулся от стола, осмотрел присутствующих и, приподняв белую фарфоровую чашку, пожелал всем:

– С наступающим Новым годом, господа!

– Тебя так же, дед, – опустил меня с небес Олег. – Как вчера закончилась работа? Я что-то не дождался её окончания и вырубился.

– А что было ждать? Ложился бы и спал. Печать у меня есть, так тебе и беспокоиться не надо, лишнего я не подпишу. Свою задачу я знаю. И все мы знаем, что третьего придёт вся эта блóтня и начнёт нам пудрить мо́зги. А пока есть время, надо всё сделать в лучшем виде, – и, чтобы развеять сомнения Олега, добавил: – После нуля закончили работу.

– Вахтенный мне об этом доложил, – отреагировал на эту информацию Олег и, посмотрев в мою сторону, усмехнулся: – А может, ты, дед, зря так стараешься?

– Почему это зря? – не понял я старпома. Мне даже стало как-то обидно за такое отношение к моей работе и приложенным мной стараниям.

– А потому и зря, – ещё шире улыбнулся Олег. – Конец света в полночь наступит. – И он весело осмотрел присутствующих.

– По какому это такому времени он наступит? – шутливо переспросил его Евгенич.

– Я думаю, что по Гринвичу, – так же шутливо продолжил старпом.

– А вот и нет, – перебил его я и уверенно закончил: – Он должен наступить в полночь по мексиканскому времени. Но не наступит.

– Почему это не наступит? – так же делано удивился старпом. – Во всем мире наступит, а у нас не наступит. Ты что, телевизор не смотришь или газет не читаешь? – Олег иронично смотрел на меня.

– Вот-вот, – подняв указательный палец, посмотрел я в сторону старпома, – об этом как раз меня и спрашивал мой внук, когда я уезжал из Владика.

– И что же ты ему ответил? – Это уже заинтересовался Евгенич.

– А то и ответил, – уже по-английски продолжил я, чтобы всем стало понятно моё объяснение, – что рассказал ему правду.

– Какая же это может быть ещё правда, которую мы не знаем? – всё не унимался Евгенич.

– А вы что, не знаете? – я с хитрецой осмотрел окружающих меня механиков и штурманов, и даже Руперта, выглянувшего из буфетной при моих словах, и загадочно продолжил: – В Мексике две тысячи лет назад жил очень способный каменотес. Всё бы у него было хорошо, но он очень любил выпить. Жрецы же, хоть и знали об этой его страсти, провели с ним воспитательную беседу, а когда он понял всю важность момента, то поручили ему вытесать из камня вечный календарь. – Я оглядел заинтересовавшихся слушателей и продолжил: – Каменотес принялся за работу и начал делать этот календарь. Но работа была такой тяжелой, что однажды он не выдержал трудностей и напился их местной водки, чтобы расслабиться, а на следующий день не вышел на работу, потому что у него сильно болела голова. Жрецы из-за этого на него разозлились, поняв, что никакие меры общественного воздействия на этого каменотеса не подействовали, и отрубили ему голову за нарушение трудовой дисциплины. Так что календарь было доделывать некому. И поэтому записи на этом календаре прекратились на дате 31 декабря 1999 года. – Я иронично осмотрел внимательно слушающих меня окружающих.

Не ожидавшие такого окончания рассказа, все дружно расхохотались.

Дождавшись, когда смех прекратится, я объяснил:

– Не верите? – я осмотрел улыбающихся штурманов и механиков. – Вот и внук мне тоже не поверил и только сказал, что дедушка всегда шутит, поэтому ему верить не стóит.

– Да, Михалыч, – вытирая слезы и всё ещё смеясь, выдавил из себя старпом, – а я уже повелся на твою байку. Ну, думаю, вот как дед знает историю.

Ну а я тем временем покончил с омлетом и посмотрел на Евгенича:

– Евгенич, что-то я сегодня никакой после этой ночки, – скорчив жалостную гримасу на лице, посмотрел я на второго механика. – Пойду-ка посплю часиков до двух. А ты меня подними и мы домой тогда позвоним. Там как раз наши начнут встречать Новый год. Настроишь нам телефон, Олег? – это я уже обращался к старпому.

– Конечно, Михалыч, – все ещё смеясь, ответил он на мою просьбу. – Конца света же не будет, поэтому и телефон работать будет.

– Подниму, Михалыч, – понял моё состояние второй механик, – иди спи. Я тебе позвоню, – пообещал он, а я, с трудом поднявшись со стула, побрёл в каюту.

После завтрака, сытно поев и расслабившись в тепле кают-компании, я почувствовал такую усталость, что, едва раздевшись и прикоснувшись к подушке, моментально провалился в глубокий сон.

Ровно в четырнадцать мне позвонил Евгенич.

– Михалыч, вставай, Новый год приближается, – как всегда неторопливо, пробубнил он в трубку.

– Спасибо, Евгенич, – бодро отреагировал я на его звонок. – Сейчас ополоснусь, и пойдем к чифу.

– А он уже ждёт нас на мостике, – успокоил меня Евгенич, – так что особенно не торопись.

– Добро, – согласился я с ним и прошёл в ванную комнату умыться.

Быстро сполоснув лицо и почистив зубы, оделся и вышел из каюты.

Увидев, что дверь в каюте второго механика открыта, я громко крикнул:

– Евгенич! Пошли!

Из каюты тут же вышел второй и мы вместе с ним поднялись на мостик.

Это сейчас, на современных судах, все компьютеры и прочие передающие устройства размещены в небольшой нише на ходовом мостике, только отгороженной от него плотной шторкой. А «Фредерике» был не такой. Всё оборудование размещалось в радиорубке, расположенной перед входом на мостик.

Дверь в радиорубку оказалась открытой и я увидел старпома, который в ожидании нас сидел и курил.

Войдя в радиорубку, я огляделся.

Да… Как всё здесь выглядело знакомым. В рубке даже остались старые передатчики, которые я встречал ещё тогда, когда начинал работать на флоте, но тут стояли и мониторы новых компьютеров и станция «Инмарсат», через которую нам сейчас предстояло звонить домой. Конечно, это дорого – звонить через «Инмарсат». Минута разговора иной раз доходила до восьми долларов. Но когда очень хочется услышать голоса родных и близких, когда хочется узнать о том, что происходит с ними и передать пару слов о себе, то деньги тут уже роли не играют.

Увидев нас, старпом затушил сигарету и поторопил:

– Ну и где вы там шляетесь? У вас во Владике сейчас Новый год наступит, а вы не торопитесь.

– Ещё есть время, – успокоил я его, поглядывая на часы. – А вот то, что они проводили старый год, – так это точно.

– Хорошо, – согласился Олег. – Я тут написал, в каком порядке вводить цифры и номера телефонов, так что разберётесь. – И засобирался выходить.

– Подожди, – остановил я его. – Для начала давай сделаем пробный звонок и Евгенич первый позвонит домой. Я посмотрю, как это всё набирается, а потом уже и сам смогу это сделать. – и посмотрел на Олега, как он отреагирует на моё предложение. – Добро?

– Ладно, смотрите. – И Олег начал набирать номер домашнего телефона Евгенича.

С первого раза ничего не получилось, но с третьего раза номер набрался, и когда в трубке послышались длинные гудки и женский голос, ответил:

– Алё… – мы с Олегом вышли из рубки, чтобы не мешать Евгеничу общаться с семьей.

Зашли на мостик, подошли к лобовым иллюминаторам и тупо уставились на пустую палубу и мелкий противный дождь, моросящий с самого утра.

– А у нас бы шёл снег, – мечтательно вымолвил Олег. – Уже который год не встречаю Новый год дома, – печально продолжил он. – Но ничего, через пару недель приедет замена – и уж тогда я оторвусь!

– А я прошлый Новый год встречал дома, – невольно вспомнилось мне. – Снег выпал пару дней назад, было холодно, но мы всё равно пошли пускать ракеты на улице. У меня ещё была пара фальшфейеров, я их зажег, а пацаны с воплями с ними носились, пока они не затухли. Замерзли все, но потом очень даже существенно согрелись, – с намеком посмотрел я на Олега.

– Да и мы сейчас согреемся, – намекнул старпом. – Взял я перед приходом кое-что из бондовой. Так что Дед Мороз нас не заморозит. – Он весело рассмеялся.

– Ну ты даёшь! – восхитился я предусмотрительностью Олега. – Я ни за что бы не дотумкал про это.

– А я как чуял, что мы тут застрянем, – пояснил Олег, – потому и заглянул наперед.

Но тут на мостик вышел Евгенич с отрешенным видом. Он как будто продолжал говорить по телефону и слышал тот ласковый и нежный голос, такой дорогой ему дорог и всё ещё звучащий в нём, но на самом деле оставшийся далеко-далеко от этого дождливого и промозглого Антверпена. С этим ему волей-неволей приходилось мириться, поэтому взгляд Евгенича начинал принимать осмысленный вид.

– Ну что? – поинтересовался Олег. – Поговорил?

– Ага, – кивнул головой Евгенич и присоединился к нам, также уставившись в иллюминатор.

– Ладно, – встрепенулся Олег, – пойдем посмотрим, что ты там наговорил, да тебе, Михалыч, номер наберём.

У Евгенича получилось восемь минут. Олег переписал данные разговора в специальный журнал и предложил мне:

– Ну что? Сам наберёшь?

– Попробую.

Я сел на стул и взял в руки ещё теплую от рук Евгенича телефонную трубку.

Номер набрался сразу, но каждый гудок длился бесконечно долго. Но вот гудки прекратились и из трубки раздался до боли знакомый голос:

– Алё…

Голос ещё не знал, кто находится на другом конце провода, поэтому звучал тихо и осторожно, но мне-то он был хорошо знаком, ведь я мог отличить его от всех голосов мира только по одной-единственной ноте, только по одному дыханию, которое раздавалось из телефонной трубки.

Услышал его и, чуть ли не задохнувшись от радости и волнения, я хрипло произнес:

– Привет, моя родная… Это я.

Тишина, зависшая на секунду в трубке, сразу взорвалась радостным возгласом:

– Солнышко моё, радость моя, ты где?!

– В Антверпене, с судна звоню, – постарался объяснить я и тут же, чтобы не тратить время зря, выпалил заранее приготовленную фразу: – С наступающим тебя Новым годом, любовь моя. Я тебя и всех наших люблю и крепко целую.

В трубке слышались громкая музыка и возбужденные голоса гостей, которые, по всей видимости, сидели за столом и уже проводили старый год. Поэтому Ниночка, оторвавшись от трубки, чуть ли не прокричала:

– Сделайте музыку тише, папа звонит, а то мне его почти не слышно.

Через пару секунд гром музыки пропал и уже отчетливый голос Ниночки продолжил разговор:

– И тебя, мой родной, все мы поздравляем с Новым годом. Пусть у тебя будет всё хорошо, и ты бы быстрее вернулся домой. Мы тебя все любим и хотим видеть.

Тут же в трубку послышались громкие выкрики:

– С Новым годом, папочка! – кричали дети.

– С Новым годом, Борис Михалыч, – это уже были голоса зятя и его друзей.

– С Новым годом, дядя Боря! – кричали подружки дочери.

И тоненькими, но самыми сладкими голосами слышались пожелания внуков:

– С Новым годом, дедушка! – кричали и вопили эти мои самые дорогие и близкие для меня люди.

Как же мне сделалось хорошо от этих идущих от всего сердца пожеланий собравшихся за столом в этот день близких мне людей. Как-то моментально промелькнули в памяти эти встречи, которых произошло не так и много, но каждая из них глубоко залегла в душу.

– Я вас всех тоже люблю и целую! – уже не сдерживая эмоций, чуть ли не выкрикнул я в трубку.

– Папа нас тоже поздравляет! – раздался Ниночкин голос, озвучившим для всех мои пожелания.

Конечно, можно продолжать говорить и говорить до бесконечности, но перед глазами стоял хронометр, равномерно отсчитывающий минуты разговора, поэтому я только вкратце рассказал о себе, о судне. Перебив мои стандартные фразы, Ниночка поинтересовалась:

– А здоровье как? Как сердце?

Надо было бы, конечно, сразу брякнуть: «Нормально», – но от такого неожиданного вопроса я, невольно сделав паузу, неуверенно произнес:

– Нормально.

Возможно, кого-то и можно провести таким однозначным ответом, но только не мою жену. От такого ответа она только глубоко вздохнула и тихо произнесла:

– Только не надо мне врать, – и, сглотнув комок в горле, уже серьезно попросила: – Ты береги себя, мой хороший. Знаю я твой характер. Но ты слышал, как мы тебя все любим и ждём домой? Я тебя тоже очень сильно люблю. – Голос её при этих словах прервался, а я каждой клеточкой ощутил, что она старается сдержаться и не расплакаться. – Я только одного хочу: чтобы ты вернулся домой целый и невредимый.

– Всё будет хорошо. – Я поспешно постарался успокоить её. – Ты, главное, не переживай. Ем я по расписанию, сплю хорошо, только вот очень много бумажной работы, над которой надо чуть ли не сутками сидеть в каюте.

– Ладно заливать, – уже рассмеялась Ниночка при таком «откровенном» рассказе о «прелестях» морской жизни. – Если бы я не знала тебя, то поверила бы сразу… – она сделала небольшую паузу и мягко добавила: – Но знай, что здесь, – мне представился её жест, которым она обвела стены дома, – ты всем нам нужен и мы все тебя очень любим.

– Я вас тоже люблю, – уверил я её в своих чувствах. – Поэтому ещё раз поздравляю и крепко обнимаю. Особенно тебя.

– И я тебя, – как эхо, ответила она.

– Пока, до встречи. Будет возможность, я тебе попозже позвоню, – уверил я её и, посмотрев на безжалостный хронометр, равнодушно отсчитывающий секунды до расставания, повесил трубку.

Посидев с минуту в кресле, я прошёл на мостик. Там так же молча у лобового иллюминатора стояли Олег с Евгеничем, что-то пристально рассматривая на палубе.

Увидев меня, Олег поинтересовался:

– Ну что? Поговорил?

– Да, – безразлично ответил я, собираясь точно так же встать и смотреть на дождь, пустой причал и на еле просматривающиеся из-за низкой облачности смутные очертания городских построек.

Олег сходил в радиорубку, сделал соответствующие отметки о наших разговорах и, вернувшись, иронично посмотрел на нас.

– Что, братцы механики, носы повесили? Новый год приближается, а вы как будто в льялах своих засели и нет у вас никакого желания вылезать оттуда.

– А что тут веселиться? – пожал плечами Евгенич. – Наши там все гуляют, а мы тут что сурки по норам расфасовались. Тут не то что веселиться, тут выть захочется.

– Да брось ты, Евгенич, нюни на кулак мотать, – возразил ему Олег. – Что, первый раз, что ли, праздники вдали от дома проводишь?

– Конечно, не первый, – так же печально продолжил Евгенич. – За почти тридцать лет много их таких прошло. Но что унывать от этого? – он уже веселее посмотрел на нас. – Пошли и мы стол накроем, посидим, встретим Новый год. Хоть так со своими вместе побудем.

– А что, – тут же поддержал его Олег, – пошли. Я и Руперту уже дал наказ, чтобы он для нас столы накрыл. И в холодильнике у меня «Смирновка» стоит. Так и просится на стол. – Он в предвкушении даже потер ладони.

– А я из дома коньячка прихватил, – в тон Олегу подхватил Евгенич. – Знал же, что на Новый год будем где-то болтаться, но не думал, что у причала стоять. Теперь сам бог велел расслабиться.

– Пошли, – поддержал я мужиков в их начинаниях. – Я только в каюту заскочу, возьму икорочки красненькой да наших крабиков дальневосточных.

Настроение у всех сразу поднялось, и мы гурьбой вывалились с мостика, чтобы через пять минут вновь встретиться в кают-компании.

С палубы ниже уже слышалась музыка и кто-то, ужасно фальшивя, во всю глотку распевал «Отель «Калифорния».

Сели за стол и Олег иронично кивнул вниз:

– А филины уже по-своему, манильскому времени встретили Новый год.

– А они его разве празднуют? – удивленно посмотрел Евгенич на Олега.

– Они всё празднуют, когда им наливают. Я им пару ящиков пива выкатил да пузырь вискаря дал. Так что они до утра распевать будут.

– Ладно, что нам те филины, – прервал я Олега. – О себе подумаем, о замечательных и симпатичных ребятах, – и, постучав по циферблату часов, напомнил: – Если будем тут трындеть, то точно пропустим Новый год. Наливай!

– И это правильно! – поддержал меня Олег. – Время нас не ждёт.

Он откупорил запотевшую бутылку и, разлив её содержимое в небольшие, аккуратные стопочки, посмотрел на часы:

– Давайте провожать ваш Владивостокский старый год, а за Новый всегда успеем выпить. У нас часовых поясов много.

От его шутливого тоста настроение улучшилось и мы дружно свели свои стопки, воодушевленно чокнувшись.

Повар на этот раз, наверное, превзошёл сам себя. Я на Кристмас пробовал его блюда, а тут вообще всё оказалось очень вкусное и соответствующее нашей европейской кухне.

Попробовав разносолов, Олег откинулся в кресле:

– Повезло нам с коком. Хоть он и со Шри-Ланки, но готовит отменно. Нашу кухню вообще знает в совершенстве. Филины не жалуются. Даже бирманцы и те довольны. Молодец! Где только научился? Ведь ему всего-то слегка за тридцать…

Я видел этого повара. Смуглый, немного смуглее филиппинцев, он отличался атлетическим телосложением. Широкие плечи, мощные руки. И на лицо он отличался от всех остальных. Если бы не такой тёмный цвет кожи, то он казался похожим на молдаванина или кого-то из южных регионов России.

На столе стояло несколько салатов. Удивительно, но среди них был «Оливье», а на блюде под стальным колпаком я обнаружил даже котлеты!

Когда на часах обозначился Новый год по-владивостокски, мы вновь выпили и пожелали друг другу в новом году всего самого наилучшего.

Тихо играла музыка из видеомагнитофона. На телевизоре мелькали поющие и танцующие артисты. Это Олег прихватил из дома прошлогодний «Голубой огонек». С палубы матросов неслась какая-то зажигательная мелодия. Ничто не напоминало, что мы находимся где-то у чёрта на куличках, вдали от дома.

Я успокоился и, употребленная с обильной закуской водочка, начала оказывать

своё воздействие. Очень захотелось спать.

– Олег, – обратился я к старпому, – пойду-ка я подремлю. Этот темп жизни вообще выбил меня из колеи. – Я с сожалением покачал головой.

– Конечно, Михалыч, иди, – пожал он плечами, – но не забудь, что следующая встреча Нового года будет по одесскому времени.

– Добро, – кивнул я на его замечание и, поднявшись из-за стола, направился к себе в каюту.