Абрамов, молча, махнул рукой, давая понять, что не намерен обсуждать эту тему.
– Ты уж на меня не обижайся, сам Феоктистов, почему-то не рискнул тебе сказать об этом, наверное, побоялся твоей реакции.
– Ладно, Анатолий Герасимович, проехали. Я больше не хочу обсуждать эту тему. Поверьте, что мне очень неприятно об этом не то что говорить, но и думать. Система, она бездушна, и к ней, сколько ни взывай, она все равно ничего не услышит. Я просто лишний раз им еще докажу, что меня рано стали списывать со счетов.
– Не горячись, Виктор, горячка еще никогда не приводила людей ни к чему хорошему. Да и кому и что ты хочешь доказывать? Я думаю, что в этой жизни вообще не нужно никому и ничего доказывать. У тебя, Виктор Николаевич, есть все: друзья, авторитет среди сослуживцев и бандитов. Что еще тебе нужно? Для них, я имею в виду, руководства Управления кадров, ты все равно никогда своим не будешь. Давай, лучше допьем бутылку и пойдем по домам. Меня дома уже давно ждет семья.
Они допили водку, и стали собираться домой. Минут через двадцать он был уже дома.
– Что случилось? – поинтересовалась у него жена. – Ты сегодня какой-то необычный. Ты выпил, что ли?
Он махнул рукой и, сняв с себя пиджак, прошел в комнату.
– Давай, сегодня без вопросов? – попросил я ее. – Мне что-то тяжело, и я бы хотел побыть один.
Жена понимающе посмотрела на него и молча, вышла на кухню.
***
Шимановский в ярости метался по своему кабинету, не находя себе места. Он отлично понимал, куда его заводит вчерашний звонок «Мартына».
– Это все, катастрофа, – шептал он про себя. – Меня же посадят за преднамеренное банкротство компании. Как жена проживет с четырьмя детьми на руках, я не знаю.
Чем больше он думал об этом, тем страшнее становилось ему. Перед глазами Шимановского вставали картины одна страшнее другой: тюрьма, зона, конвой, собаки… Наконец, он остановился и сел в кресло. Взяв в руки кувшин, налил в стакан немного воды. Выпив ее залпом, он вышел из кабинета. Остановившись перед секретарем, Вадим Яковлевич произнес:
– Вера, меня ни для кого нет. Будь так добра, пригласи ко мне главного бухгалтера. Скажи, что это очень срочно!
Повернувшись на пятках своих лакированных полуботинок, он направился в свой кабинет. Сев в кресло, закрыл глаза, стараясь хоть немного успокоиться. Минуты через три он услышал легкие женские шаги. Придав своему лицу обыденное выражение, с улыбкой взглянул на открывающуюся дверь кабинета
В кабинет, тихо вошла главный бухгалтер и молча села на стул.
– Ну как, Антонина Ивановна, у нас идут дела? Вы сделали то, что я просил вас?
– Да, я внесла кое-какие изменения в балансы, как вы и просили, – тихо ответила она. – Только мне не понятно, для чего мы все это делаем? А вдруг они для проверки запросят сданные нами балансы из налоговой инспекции и сравнят их между собой?
– А, этого вам, милая Алевтина Петровна, знать и не следует. Как говорится, меньше будешь знать, крепче будешь спать.
– Что это вы так трагично? – поинтересовалась она у него. – Вы же хорошо знаете, что мы с вами связаны одной цепью, и в случае чего нам обоим отвечать перед законом.
Шимановский посмотрел на нее и понимающе улыбнулся.
– Вам не стоит лишнего переживать. То, что я прошу вас сделать, лишь своеобразный спасательный круг для нас с вами. Ни вы, а тем более ни я, не хотим остаться голыми на этом свете. А, сейчас, вот что. Эти два баланса поместите в конверт, и занесите его мне. Идите и никому ни слова, ни об этих балансах, ни о нашем с вами разговоре.
Антонина Ивановна встала с кресла и направилась к двери.
«А, она еще ничего, баба что надо. Надо будет как-то выкроить время и прокатиться с ней в коттедж», – подумал Шимановский, провожая ее взглядом.
Оставшись один в кабинете, он пододвинул к себе телефон и набрал номер.
– Виктор Николаевич. У меня, беда. Рассчитываю только на вашу помощь, другого выхода, похоже, у меня нет.
– Что произошло? – поинтересовался Абрамов у него.
Шимановский, как всегда, замялся и, немного подумав, сказал:
– «Мартын» запросил у меня балансы за два последних года. По-моему, ему удалось в Москве решить вопрос с кредитом.
– Скажите, Вадим Яковлевич, в каком банке он берет кредит?
– Вы знаете, он называется банк «Москва», – ответил мне Шимановский.
– Это точно, или вы еще сомневаетесь в его названии? Сейчас я буду просить больших людей, чтобы они заблокировали этот кредит по различным причинам, – произнес Виктор. – Вопрос этот нешуточный, и мы не можем проколоться с названием банка.
– Я сегодня точнее все узнаю и сообщу вам.
Хорошо, Вадим Яковлевич, буду ждать вашего звонка.
Шимановский положил трубку и откинулся на спинку кресла. Он удовлетворенно потер свои руки и, нажав на кнопку звонка, вызвал к себе в кабинет секретаря.
– Верочка! Срочно позвоните в Москву вот по этому телефону и поинтересуйтесь, для какого банка мы направляем эти балансы. Если спросят, для чего это, скажите, что существует форма, в которой указывается банк, запрашивающий этот баланс. Понятно?
Секретарь, записав распоряжение в небольшой блокнот, вышла из кабинета.
«Интересно, поможет ли мне Абрамов? – лихорадочно думал Шимановский. – Ведь для того чтобы заблокировать этот кредит, нужны существенные аргументы. Найдет ли он их?»
Дверь кабинета открылась, и в кабинет вошла секретарь.
– Вот пакет, его передала для вас Антонина Ивановна. Я созвонилась с Москвой и узнала, что вы просили. Банк называется «Москва».
– Спасибо, Верочка, – поблагодарил ее Шимановский.
Секретарь вышла из кабинета, оставив Шимановского наедине со своими мыслями.
***
Накануне поездки Абрамова на Высокую Гору, весь вечер шел сильный дождь. Он еще вчера вечером согласовал свой выезд с начальником Управления и сегодня, рано утром, приехал в поселок Высокая Гора, чтобы опросить раненого паренька дома. Остановив машину у районного отдела милиции, Виктор стал прохаживаться около отдела, чтобы немного размять затекшие в дороге ноги. Из здания вышел мужчина в погонах лейтенанта милиции и направился в его сторону.
– Здравствуйте, – обратился он к нему. – Вы случайно, не Абрамов?
– Угадали, я – Абрамов Виктор Николаевич. Если я не ошибаюсь, то вы участковый инспектор, с которым я разговаривал вчера вечером. Ну, как вы готовы составить мне компанию?
Он, молча, кивнул в знак согласия, и они направились на улицу Залесную. Виктор уже давно отвык в городе от подобной грязи и здесь, столкнувшись с этим явлением, просто растерялся, увидев перед собой громадные лужи, наполненные жидкой грязью. Его до блеска начищенные полуботинки моментально превратились во что-то такое, что мало напоминало его первоначальную обувь. Громадные прилипшие ошметки грязи сковывали движения. Вскоре не только обувь, но и брюки, превратились, черт знает что.
Выбирая места суше, они с участковым медленно брели по этой бесконечной улице. Наконец-то они добрались до нужного им дома. Участковый настойчиво постучал в ворота дома. Калитка открылась, и в проеме двери показалась голова пожилого человека в тюбетейке.
– Здравствуй, отец. Нам нужен Ибрагимов Василь, – представившись, произнес участковый.
– Его, нет дома, – ответил старик и попытался закрыть калитку.
Участковый инспектор подставил ногу и тем самым не дал ему закрыть перед нашим носом калитку. Отодвинув старика в сторону, они вошли во двор этого большого по сельским меркам дома. Старик, несмотря на свой преклонный возраст, устремился к дому и, встав стеной в дверях дома, снова попытался остановить их.
– Не пущу! – закричал он.
Участковый инспектор что-то стал ему объяснять на татарском языке, иногда показывая рукой на Абрамова. Наконец, старик сдался, отступил в сторону, и они беспрепятственно вошли в дом.
В одной из комнат на диване лежал молодой человек с перебинтованным плечом. Виктор подошел к нему и, присев на табурет, достал из кармана служебное удостоверение и молча показал его парню.
– Василь, ты знаешь, я специально приехал к тебе из Казани, чтобы разобраться в этом деле, а вернее, в его обстоятельствах. Расскажи мне, кто и при каких обстоятельствах тебя ранил?
Парень отвернулся в сторону и, словно не слыша его, продолжал смотреть работающий в углу телевизор. Абрамов, молча, встал с табурета и выключил его. Вернувшись к нему, он вновь задал ему тот же вопрос.
– Я не хочу с вами говорить на эту тему, – ответил он. – Извините меня, но я с ментами не разговариваю.
– Ты что, Василь, блатно, что ли? А, может, ты еще вдобавок и «вор в законе»? Ты же сам с ними разговаривал неделю назад. Ведь стреляли в тебя не свои ребята, а менты.
– Я не блатной, а тем более, не вор, – с вызовом ответил он. – Но, разговаривать с вами, я все равно не буду. Для чего нужно было ехать сюда? Вы думаете, что мы здесь все лохи и ничего не понимаем? Тот, что стрелял в меня, он мне так и сказал, что у него есть все возможности замять это дело. Вы, наверняка и приехали сюда, чтобы это сделать.
– Хорошо, Василь. Ты можешь тупо молчать, в принципе, это твое дело. Я на тебя здесь давить не буду. Сейчас, ты оденешься и поедешь со мной на «Черное Озеро». Там, я думаю, ты мне все быстро расскажешь.
От этих слов стоявший в дверях дома дед бросился к внуку. Он обнял его, словно стараясь прикрыть его от Абрамова своим телом. Отстранив в сторону деда, Виктор тихо произнес:
– Василь! Ты видишь, что я ничего не пишу, и о нашем разговоре никто не будет знать, кроме присутствующих здесь людей. Ты только назови мне его имя или приметы, ну, того, кто стрелял в тебя, и я уйду из вашего дома. Если ты считаешь себя настоящим пацаном, то ты мне назовешь этого работника милиции, ведь для настоящего пацана сдать или запалить мента считается, чуть ли не подвигом. Помни, Василь, если ты его мне не сдашь, то он обязательно вернется в поселок и пристрелит тебя. Этому человеку живые свидетели его преступления просто не нужны.
Несмотря на сказанное, Ибрагимов по-прежнему молчал. На помощь Абрамову пришел участковый инспектор. Он долго говорил с ними на татарском языке, объясняя что-то старику и внуку, убеждая их рассказать ему всю правду.
Старик, похоже, встал на их сторону и стал убеждать внука рассказать ему все об этой стрельбе. Не выдержав напора, Василь повернулся к Виктору и произнес:
– Хорошо, я все вам расскажу, что там произошло.
Он задумался на секунду-другую, словно восстанавливая в памяти события того дня, и продолжил:
– Это было ровно неделю назад. У нас должна была состояться встреча с одним из предпринимателей. Этот человек живет в селе Куркачи. Мы решили немного заработать и наехали на него. Однако, вместо него на встречу приехали четыре человека из Казани. Они были одеты в камуфлированную форму, а на лице у них были черные вязаные маски. Они сразу же достали пистолеты и стали нас избивать дубинками. Одному из моих друзей пробили рукояткой пистолета голову. Когда я нагнулся, чтобы поднять его с земли, один из них в упор выстрелил в меня. Я сначала подумал, что он выстрелил в меня из газового пистолета, я вскочил на ноги, но тут ж, упал и потерял сознание. После этого они сразу сели в милицейскую машину и уехали. Это просто случайность, что они меня не убили. Ребята на руках занесли меня домой, и мама обработала мне рану. Она не стала об этом заявлять в милицию, так как об этом попросили мои друзья и я. Всю неделю я боялся, что они снова приедут ко мне и окончательно добьют.
– Хорошо, Василь. Спасибо тебе. А, сейчас, ты постарайся вспомнить, они случайно не называли друг друга по имени? – поинтересовался у него, Абрамов. – Они ведь, наверное, общались между собой?
– Вы, знаете, они в основном молчали и просто тупо избивали нас дубинками. Только один раз один из них обратился к другому и назвал его не то Федот, не то Федор. Тот, который стрелял в меня, был самым высоким из них. Он был как Рембо, в кожаных перчатках с отрезанными пальцами. И еще, по-моему, на правой руке, в которой он держал пистолет, на одном из пальцев был перстень из белого металла. Больше я ничего вам рассказать не могу.
– Хорошо, Василь, спасибо тебе и за это.
Абрамов засунул ненужный блокнот в карман и, взглянув на участкового инспектора, направился к выходу. Уже выйдя на улицу, он обратился к участковому и попросил его на всякий случай присмотреть за этим домом.
– Вы не переживайте товарищ подполковник, я все сделаю аккуратно и деликатно, – произнес он. – Никто не подумает, что я наблюдаю за этим домом.
– Вот и хорошо. Я на вас в этом очень рассчитываю.
Они, молча, добрели до отдела милиции. Почистившись от грязи, Виктор сел в машину и поехал в МВД.
***
Приехав, Абрамов связался с дежурным по Управлению по борьбе с организованной преступностью. Представившись, он поинтересовался у него, кто из сотрудников СОБРа дежурил неделю назад. Через минуту он сообщил ему фамилии восьми сотрудников милиции.
– Семен, – обратился к нему, Виктор. – Посмотри, пожалуйста, кто из экипажей выезжал в район Высокой Горы?
– Зачем это вам, Виктор Николаевич? – поинтересовался дежурный. – Вы не подставите меня начальству? Виктор Николаевич я хорошо вас знаю и думаю, что вы неспроста спрашиваете об этом. Мне еще служить целый год и не хотелось бы уходить с работы раньше, чем я заработаю пенсию.
– Не переживай, Семен, все будет нормально. Так были выезды или нет?
– Ничего сказать не могу, Виктор Николаевич. Отметок о выезде на Высокую Гору в журнале нет. Я в тот день не дежурил и поэтому ничего вам сказать не могу.
– Ты же, Семен, хорошо знаешь всех своих бойцов, подскажи мне, пожалуйста, у кого из ваших бойцов на пальце перстень из белого металла?
– Это у Иванова Сергея. Что он, опять что-то натворил? – поинтересовался Семен. – Опять кого оскорбил или ударил?
– Ты, Семен, почти угадал. Жалоба поступила на ваших бойцов, вот я и разбираюсь. Сначала руководство посчитало, что это наши ребята из Отдела быстрого реагирования, а вот видишь, оказывается, ваши. Там еще один ваш товарищ проходит не то Федор, не то Федот. Кто это, ты случайно не знаешь его?
– Это, наверняка, Федоров. Он действительно, Виктор Николаевич, какой-то ненормальный. Неуравновешенный он. Вы знаете же поговорку – наберут детей в милицию, а потом и разбирайся с ними.
– Ты, Семен, пока никому не рассказывай, что я интересовался этими ребятами, мало ли что. Хорошо?
Отложив в сторону дела, Абрамов взял чистый лист бумаги и начал писать агентурную записку.
– И так, стрелял в Василя Ибрагимова Иванов Сергей. Вместе с ним, значит, был и Федоров.
Он пододвинул к себе агентурную записку и вывел на ней справку, в которой указал фамилию потерпевшего и сотрудников милиции. Сделав это, я взял записку и направился в кабинет Вдовина.
***
Открыв дверь, Виктор вошел в кабинет Вдовина и протянул ему агентурную записку. Он взял ее в руки и несколько раз ее перечитал. Посмотрев на него, он положил ее на край стола.
– Анатолий Герасимович, я зашел посоветоваться с вами, – обратился он к нему. – Подскажите, что мне делать дальше с этой информацией.
– Ты знаешь, Виктор Николаевич, я затрудняюсь тебе что-то сказать. Ты же сам понимаешь, что данное преступление совершил работник милиции, и оно, в принципе, латентное, то есть никто о нем не знает, кроме тебя и меня. Сейчас, если мы озвучим его и выдернем к себе Иванова Сергея, то может подняться никому не нужный шум. Первым, кто начнет шуметь, будет Бухаров. Я даже мысленно представляю, что он будет кричать. Первое, что он заявит, скажет, что это наша с тобой провокация. Поэтому Иванова нужно вызвать к нам под каким-то благовидным предлогом, чтобы он не понял причины вызова, иначе может сорваться и уйти в бега.
– Анатолий Герасимович, может, стоит нам с вами проинформировать об этом руководство министерства? Я думаю, что это будет правильно. Мы не только заявим о себе, но и подстрахуемся от всяких неожиданностей. В остальном я рассчитываю на Зимина. Он сейчас комплектует свой отдел, и Иванов клюнет на это и обязательно приедет к нему по звонку, – предложил Абрамов Вдовину.
– Идея неплохая. Давайте, дергайте, его сюда.
– Анатолий Герасимович, а как в отношении информации для руководства? Может, стоит проинформировать хотя бы Феоктистова?
– Это мое дело, кого информировать. Иди и работай.
Абрамов вызвал к себе в кабинет Зимина и предложил ему пригласить на собеседование Иванова Сергея из СОБРа.
– Зимин, пригласи к себе Иванова из СОБРа, по-моему, он как-то изъявлял желание поработать на оперативной работе. После того, как ты с ним переговоришь, заведи его ко мне в кабинет.
Часа через два в дверь кабинета Абрамова постучали. Он убрал документы и предложил войти. Первым в кабинет вошел Зимин, вслед за ним в кабинет проследовал Иванов.
– Виктор Николаевич, – сказал Зимин, – я вот здесь переговорил с Ивановым, и он согласился перейти работать ко мне в отдел. Правда, ему не приходилось раньше заниматься оперативной работой, и поэтому он еще реально не представляет, что это такое. Однако, он готов попробовать себя в этом деле.
– Что-то ты больно витиевато мне все это докладываешь. Хорошо, сейчас я поговорю с Ивановым, а затем наглядно покажем, что такое оперативная работа.
Иванов взглянул на Абрамова и с усмешкой произнес:
– Я, что первый день в МВД и не знаю, что такое оперативная работа, что ли? – он обиженно посмотрел на Виктора. – Наверное, я не какой-то лох. Мне не раз приходилось участвовать во многих оперативных комбинациях с участием наших ребят из Управления.
– Вот и хорошо, Иванов. Если ты все это понимаешь, тогда вот скажи мне, как это ты, действующий работник милиции, боец элитного подразделения, опустился до того, что сам превратился в бандита. Ездишь на какие-то стрелки, стреляешь там, в невинных людей, убиваешь. Ладно, сам, а то еще втянул в это дело своего друга Федорова.
Лицо Иванова моментально побелело. Он сжал кулаки, словно приготовился к кулачному бою.
– Чего ты молчишь? – произнес Абрамов, решив немного поблефовать. – Умер сегодня тобой подстреленный парень с Высокой Горы. Теперь ты, Иванов, уже не сотрудник милиции, а рядовой убийца. Понимаешь меня? Убийца в милицейской форме.
Похоже, у Иванова от волнения пересохло во рту. Он попытался что-то произнести, но из его рта вырвались звуки, мало напоминающие человеческие слова.
– Виктор Николаевич! – наконец произнес он. – Вы меня на пушку не берите. Я вам не мальчик с улицы Я ничего не знаю, и вы мне не шейте это преступление!
Виктор спокойно взглянул на него и так же спокойно ответил:
– Дело твое, Иванов. Можешь, молчать и дальше, отказываться от всего. Просто я хотел тебе в этом деле помочь, но ты меня, видно, не понял. Ты же знаешь, что сотрудники милиции колются намного быстрее, чем преступники, и если ты этому не веришь, то я докажу тебе. Во-вторых, Иванов, тебя обязательно опознают эти ребята, которых ты и твои друзья молотили рукоятками пистолетов, а особенно твой перстень из белого металла, что ты носишь на правой руке.
Иванов испуганно взглянул на свою руку и, увидев на ней перстень, закрыл его левой рукой.
– В-третьих, тебя сдадут твои же друзья. Ведь они тогда были в шоке, когда ты выстрелил в этого паренька. Как ты сам думаешь, зачем им это убийство? В-четвертых, мы привезем этого бизнесмена из Куркачей, и он вас всех мне просто сдаст. Ведь он просил вас поговорить с ними, а не убивать и калечить этих ребят. Так что решай, Иванов, что для тебя главней – уйти на зону в несознанке или как-то попытаться решить этот вопрос с наименьшими потерями. Думай, Иванов, думай. Ведь тебе катит как минимум лет пятнадцать, а это достаточно большой срок в твоей не столь продолжительной жизни.
– Виктор Николаевич, – тихо произнес Иванов и посмотрел на Абрамова, словно ища у него сочувствия. – Ведь мы с вами оба сотрудники милиции и могли бы разойтись по-хорошему. Вы знаете, кто у меня тесть? Он не последний человек в республике. Зачем вам такие неприятности? Сажая меня, вы наживаете себе большого врага в лице моего тестя.
Абрамов оборвал его на полуслове и с гневом в голосе произнес:
– Иванов, ты уже давно не милиционер, понимаешь меня?! Не милиционер с того самого момента, когда взял в руки эти грязные деньги. И не надо, Иванов, меня приравнивать к себе. Я всю жизнь боролся и борюсь с преступниками, не щадя ни себя, ни их. А ты у меня за спиной продаешь меня и моих друзей. Ты же Иуда, тот продал Христа за тридцать серебряников, а ты нас – за пятьсот долларов США. Кстати, в отличие от вас, я не боюсь вашего тестя. Что он мне сделает? Уволить не уволит, а к неприятностям, поверь мне, я привык. Страшнее было бы, если вы этого не совершали, и я вам вешал совершенно чужое преступление.
– Виктор Николаевич, можно я позвоню жене? – спросил он Абрамова.
Он кивнул. Тот снял трубку и, кое-как сдерживая себя, сказал:
– Рита, я сегодня ночевать, по всей вероятности, не приду. Не спрашивай меня ни о чем, так надо. Позже я тебе все объясню.
Он положил трубку на рычаг и смахнул с глаз слезы.
– Дайте мне бумагу, я готов написать явку с повинной, – произнес он слегка дрожавшим голосом. – Это, наверное, действительно лучший из всех вариантов.
Виктор протянул ему бумагу, и он начал писать.
***
Иванов окончил писать и с облегчением откинулся на спинку стула. Судя по его виду, у него полностью иссякли, как физические, так и моральные силы.
– Виктор Николаевич, что теперь будет со мной? – спросил он у меня.
– Сергей, об этом нужно было думать раньше, прежде чем нажимать курок пистолета. Ты же стрелял в человека, хладнокровно, словно перед тобой был враг, а теперь вот сидишь передо мной и распускаешь нюни, интересуешься, что теперь будет, словно я не заместитель начальника УУР, а судья. Откуда я могу это знать, сам посуди?
– Вы знаете, я не хотел этого делать, – сказал он. – Меня тогда словно заклинило. Я даже не помню, как это делал. Это потом, уже в машине, я понял, что стрелял в человека.
Абрамов встал из-за стола и попросил Зимина вывести Иванова из кабинета. Он же, прихватив с собой явку с повинной, направился к Вдовину.
– Значит, развалил ты все же Иванова? – спросил его Вдовин. – Я почему-то думал, что это тебе вряд ли удастся это сделать так быстро и легко. Ну, раз он сам об этом написал, пойду Феоктистову и доложу ему.
Минут через двадцать Абрамова вызвал к себе Феоктистов. Он убрал со стола документы и направился к нему в кабинет. Когда Виктор вошел в кабинет заместителя министра, то каждой клеткой своего тела почувствовал заряд негативной энергии, которая висела в воздухе. Лицо Феоктистова было темнее тучи. Он, не поздоровавшись с Абрамовым, указал ему на стул. Рядом в кресле сидел Вдовин, который, отвернувшись от него, смотрел в окно.
– Виктор Николаевич, я только что вернулся от министра, – сухо и как-то официально произнес Феоктистов, обращаясь к нему. – Реакция министра на выявленное тобой преступление крайне негативна. Мало того что сам потерпевший не обращался по этому поводу в милицию, ты еще установил, что ранение ему нанес Сергей Иванов, который в этот самый момент нес службу.
Он сделал паузу и, не смотря в его сторону, продолжил.
– Тебе не кажется, Абрамов, что он мог оговорить себя под мощным психологическим давлением со стороны тебя? Ведь все знают в нашем министерстве, как хорошо ты умеешь это делать.
Абрамов сидел в кабинете, переводя свой взгляд с заместителя министра на Вдовина, стараясь понять, к чему он ведет.
– Извините меня, товарищ заместитель министра, но я, видимо, что-то недопонимаю. Кого вы защищаете? Иванова, который неделю назад чуть не убил человека и в этом добровольно признался?
Феоктистов, словно не слыша его реплики, продолжал дальше:
– Ты хоть понимаешь, что ты вот этими своими бумажками бросаешь тень на все МВД в целом, в котором, помимо Иванова Сергея, служат и другие, честные, сотрудники. Эти люди, как и ты, борются с преступностью. Ты о них подумал или нет?
Он сел за стол и, посмотрев на Вдовина, произнес:
– Я понимаю тебя, как никто другой. Ты обижен на руководство МВД за то, что тебя лишили заслуженной награды, и теперь, пытаясь кому-то что-то доказать, ты раскручиваешь этого Иванова.
Виктор попытался возразить, но он жестом руки остановил его.
– Если раньше ты мне докладывал о получаемой тобой информации, то теперь ты, не советуясь ни со мной, ни со своим начальником Управления, принимаешь самостоятельные решения, не думая о последствиях. Скажи мне, что случилось? Почему ты не доложил об этой информации не только мне, но и Вдовину?
Он на минуту замолчал и, вновь повысив голос, стал отчитывать Виктора с новой силой.
– А, что мне сейчас прикажешь делать? Все это можно было сделать совершенно по-другому, не привлекая никакого внимания к нашей оперативной службе. Мы бы уволили Иванова, а уж затем через неделю-другую ты бы раскрыл это преступление. Нет же, ты все делаешь по-своему. Мне, по-честному, не нравится, что ты бежишь впереди паровоза, так можно легко попасть под локомотив.
Абрамов посмотрел на Вдовина, который по-прежнему безучастно смотрел в окно.
– Разрешите идти? – обратился он к заместителю министра.
– Иди. Не забудь освободить Иванова. Надеюсь, ума у тебя хватило, чтобы не закрывать его в камеру.
Абрамов, молча, вышел из его кабинета и, не замечая никого в коридоре, направился к себе на третий этаж.
***
Вдовин сидел в кресле и размышлял, правильно ли поступил он, переведя все стрелки удара руководства министерства на своего заместителя. Он помнил до мельчайших подробностей, как удивленно посмотрел на него заместитель министра. Он знал, что в последнее время между Феоктистовым и начальником Управления по борьбе с организованной преступностью Бухаровым возникли серьезные трения. Эти трения, как правило, происходили на совещаниях и носили публичный характер. Такие факты не могли не остаться незамеченными, и вскоре министр пригласил к себе в кабинет своего заместителя. Что происходило там, за закрытыми дверями, никто не знал. Только конфликт между двумя руководителями министерства перешел в другую фазу.
Прочитав явку с повинной Иванова, Феоктистов взял ее в руки и напрямик направился в кабинет министра. Вернулся он оттуда сравнительно быстро.
– Ты знаешь, кто такой Иванов Сергей? – спросил Вдовина заместитель министра.
– Что за вопрос, Михаил Иванович, конечно, знаю, – ответил Вдовин. – Там же все указано.
– Что там указано? – в гневе спросил его Феоктистов. – Ты знаешь, чей это зять?
– Откуда я знаю? Я его даже в глаза не видел.
Чувство самосохранения подсказывало ему, что нужно что-то предпринимать, чтобы не оказаться главным виновником возникшего скандала.
– Михаил Иванович, я действительно не знаю, чьим зятем является этот самый Иванов. Мне эту явку с повинной передал Виктор Николаевич Абрамов. Вот он, наверняка знал, кто такой Иванов.
– Кто еще об этом деле знает? Бухаров? – спросил его Феоктистов.
Вдовин лихорадочно соображал, что ему ответить на вопрос заместителя министра.
– Наверняка, нет. Абрамов мне лично не говорил, что он проинформировал об этом Бухарова, товарищ полковник. Единственным человеком, кто может знать об этом факте, может быть только Зимин, и то, я сомневаюсь в этом.
– Как же так, Анатолий, ты взял меня и подставил под министра?
– Но, я действительно ничего не знаю, товарищ полковник. Абрамов занес мне явку и попросил меня, чтобы я вам доложил об этом деле. Что я, в принципе, и сделал.
– Плохо, Вдовин, что ты ничего не знаешь. Ты не боишься, Анатолий, что Абрамов может подставить не только тебя, но и меня?
– Вы думаете, что это он сделал нарочно, в отместку за то, что его обошли с наградой? Мне кажется, что это у него получилось чисто случайно.
– Зря ты так думаешь, Анатолий Герасимович. Абрамов неплохой оперативник и отличный психоаналитик. Мне кажется, что он все просчитал и решил столкнуть меня с министром, а тебя: со мной и Бухаровым.
– Михаил Иванович! Я его знаю давно, лет десять, если не больше. Он был у меня наставником, когда мы еще работали в отделе оперативной службы. Если говорить по-честному, то я занимаю его место. Он заслужил это место своей работой.
– Ты мне сказки не рассказывай. Я сам его тогда толкал на твое место, и если бы не один человек, которому ты по гроб обязан этой должностью, ты бы никогда не стал тем, кем стал.
– Я понял, на кого вы намекаете. Я пока никак не могу поверить в то, что он это сделал преднамеренно, заранее все просчитав.
Феоктистов замолчал и, подняв трубку, стал кому-то звонить. Когда там подняли трубку, он произнес:
– Пригласите ко мне Абрамова.
Положив трубку, он повернулся лицом к Вдовину и, улыбаясь, произнес:
– Посмотрим, что нам скажет об этом Абрамов.
***
Сейчас, находясь наедине с собой, Вдовин пытался выстроить приблизительную схему своего поведения со своим заместителем. Изначально мучившее его чувство стыда постепенно улетучилось. Чувства стыда и сожаления, никогда не жили долго в его холодной и расчетливой голове.
«В чем Абрамов может меня упрекнуть? – думал он. – В том, что я не встал с места и не ринулся его защищать, перекладывая ответственность с его плеч, на свои? Что бы это меняло? Абсолютно ничего. Если что, скажу, что мне тоже попало в его отсутствие. Впрочем, почему я должен перед ним оправдываться? Кто он такой, чтобы я перед ним оправдывался? Ну, был наставником, учил работать и не более. Друзьями мы с ним никогда не были, и надеюсь, что теперь уже и не будем».
Он встал из-за стола и стал мерить шагами свой рабочий кабинет. Постепенно он успокоился и снова вернулся к своим мыслям.
«Да, пусть я промолчал, но почему он промолчал о родственных связях Иванова? Интересно, он знал о них или нет? Если знал, то, значит, прав Феоктистов. Выходит, что все это было с его стороны хорошо продуманной комбинацией. Он великолепно знал, как отреагирует министр на явку с повинной Иванова. В этом случае действия Абрамова были направлены на то, чтобы с новой силой столкнуть лбами Феоктистова и Бухарова, а заодно и министра с Феоктистовым. В этом случае я выступал как проводник задуманной им комбинации. Я оказался абсолютно невинным звеном в этой цепи, и мои действия, были вполне законны. Не мог же я переложить всю ответственность за все это на себя. Поэтому я и молчал. Если же посмотреть на все это под другим углом, а именно, если Абрамов не знал, кем являлся родственник Иванова, то, что в этом случае получается? А то, что Абрамов был обязан установить его родственные и иные связи, прежде чем нести ко мне его явку с повинной. Тогда и в этом случае я поступил правильно. Не мог же я защищать Абрамова, который, имея такой большой опыт оперативной работы, не выполнил все элементарные действия, разрабатывая Иванова. Значит, он и в этом случае виноват. Следовательно, никаких оправданий! Сейчас я должен вызвать его к себе и постараться обвинить его в том, что он подсунул мне сырой материал.