Наши войска не теряя энтузиазма, усиливая натиск, отбросили врага на 200-250 км от столицы. Эта битва продолжалась вплоть до марта 1942 года. Вскоре наше наступление выдохнется, и войска остановятся под Вязьмой и Ржевом.
То, что происходило дальше я не помню. Знаю то, что после того боя, угодил снова на больничную койку, в один из московских госпиталей. Спустя две недели, после операции, ко мне в палату зайдет тот самый старший майор Яковлев. На нем будет накинут белый халат, а в руках он держал какие-то коробочки. Выйдет так, что меня представили к награде – медали «За боевые заслуги». Перекинувшись парой дежурных фраз, он спишет все мои грехи и направит меня на новое место службы. Это была моя первая награда и мое первое боевое ранение. Анализируя происходящее, я пребывал в странном чувстве прострации и лишения. В этом кровопролитном сражении я потерял своего отца. С тех пор я долго не мог смириться с этой утратой. Он погиб так и не получив ни одной награды, геройски сражаясь на ровне со всеми. Мой командир лейтенант Зайцев, был награжден за тот бой орденом Ленина (посмертно). Несмотря на всю ожесточенность боев, нам все же удалось отстоять столицу на своем рубеже. Наши бойцы стремительно продвигались вперед, а я вот уже больше месяца, пребывая на больничной койке, дожидался скорейшей выписки.
Эпизод 10: «В лесах под Вязьмой»
Апрель. 1942 год. Госпиталь. Лежу в развалку на своей койке с перебинтованной рукой и слушаю разговоры своего соседа Руслана Соловьева. Он собрал во круг себя толпу и начал вещать о том, как ему доводилось в госпиталях полежать, вставляя в разговор какую-то медсестру Юсю.
– Порядочки в Сталинграде знайте какие? Не то что тут… – рассказывает Руслан, – в Москве! Ворота закрыты. Часовых полно. Как в тюрьме ей богу. Только во двор ходи гуляй. А двор и смех и грех. Со всех сторон стены, посередке асфальт, скамеечки там всякие. Да и мороженное продают. Выйдешь бывает на лавку посидеть с ребятами, и начинаешь сестер обсуждать. А сестры там конечно, я вам доложу боевые. Начальства только уж очень боятся. Позовешь их присесть за компанию, они посидят малость, и убегают в своих халатиках в обтяжку. Вслед смотришь на все это, а внутри так и горит все. Вот помниться пока лежачим был – ничего, не тянуло особо на это дело. Даже страх меня обуял. А потом стал во двор выходить, гляжу оживаю, кровь закипать начинает. Но кипеть то она конечно кипит, а толку… «Нельзя, мол товарищ больной и все тут!» Только валяешься на койке да в кино ходишь. Цельными днями «Чапаева» да «Девушка с характером» крутили. Я эти фильмы наизусть выучил уже.
Сашка Омельченко, мой сосед слева, улыбается уголком рта:
– Ты ближе к Юсе давай!
– И о Юсе будет, не перебивай там! А не нравится не слушай! Иди лучше на уколы, тебя там ждут. Я вон Петровскому расскажу. Он еще молодой, такого и не видывал.
Тянется за полупустым портсигаром и достает папироску. Закуривает.
Демонстративно повернувшись в мою сторону, продолжает: – Рука моя, значит, в гипсе. Лучевую разбило. Ночью спишь, никак не пристроишь. Крюки торчат и все тут. Хорошо, что ниже локтя разбило, а то у некоторых, вон помнится Мишку Головина, дружище моего, ключицу раздробило. Через всю грудь панцирь такой – гипсовый, и рука на подставке. Рука на полметра впереди. Ну это ладно. У меня второе ранение, стыдно сказать, осколочное в задницу. (Смеется). Так и сидит у меня. Я его конечно не чувствую, а вот в то время на ведро сходить – целое событие. И Юсю стесняюсь, а девчонка что надо! Волосы русые, все время в хвосте. Халатик приталенный в обтяжечку, так что её тонкая фигурка прорисовывается. Подсядет ко мне, когда я лежачим был, и кормит яичницей порошковой с ложечки, а весь как на иголках. Потом мы приноровились с окон спрыгивать, в город. Из женского туалета. Там хорошо было прыгать. Девок только пугали, когда обратно из самоволки возвращались. Со мной лейтенант один лежал, ему пуля о голову чиркнула, но он уже на поправке был, так мы с ним в одних кальсонах и рубашках с больничным клеймом курсировали. Только вот потом главврач увидела и забила окно досками, после того как мы возвращались с самохода, а она там на горшке…ну понимаешь, о чем я. Визгу было – страсть! Правда потом мы все же приспособились по трубе водосточной слазить. Даже безногие спускались, ей богу! Костылями своими зацепятся и как мартышки по стенке. Мат перемат стоит. Хех, приспособился народ все-таки. Так и развлекались.
– А что с Юсей этой потом стало? И как её на самом деле звали? – спросил вдруг вернувшийся с процедур Омельченко.
– Опять ты… Что ты Сашка перебиваешь все время. Юлией её звали. А Юся – это так между собой, ласково. Любил уж я её очень. Но она была неприступной. Где она сейчас, я даже и не знаю. Наверное, там же в Сталинграде осталась. – вздохнул Руслан и потушил свою папиросу.
Лежать в одном положении мне было уже тошно, и перевернувшись на другой бок, я невольно вышел из веселого монолога Соловьева. А он все продолжал рассказывать. И мне так и приходится слушать эти истории о непокоренной медсестре, о крюках, туалетах, и кому на Руси жить хорошо. На соседней койке, лениво развалился Сашка, подкладывая под задницу, самодельный валик из полотенца. Видно хорошо нашпиговали его уколами. Лежит корчится никак не пристроится.
Таким макаром и проходили наши больничные будни, пока к нам в палату с очередным обходом не заявился начальник госпиталя. Он принес радостную новость о нашей выписки. Я был настолько счастлив, что даже не мог поверить себе, что я смогу поехать в отпуск по ранению домой. У меня были грандиозные планы на тот момент. В приподнятом настроении, я залетел в кабинет за выпиской к начальнику госпиталя Салову. Тот с порога начал:
–Значит так, сержант! Раны не беспокоят я смотрю? Лирическое настроение проснулась под выписку? Я не вижу никакого повода для веселья. На фронте острая нехватка санинструкторов. Впереди наступление на Ржев. Тебе надлежит прибыть в расположение 33-й армии, в 432-ой медсанбат, на должность санинструктора. Приказ ясен?
Выслушав его утвердительное заявление, у меня внутри будто все оборвалось. Я снова потерял возможность увидеть Ксению.
–Разрешите выполнять?
–Вперед!
Он отдал мне документы, и я тут же исчез из его кабинета.
***
Вернувшись в палату я не охотно, с тоской стал собирать вещи. Присев на угол своей больничной койки и закурив папиросу, я стал рассматривать пожелтевшую, и местами забрызганную капельками собственной крови, фотокарточку самого дорогого мне человека. Это вселяло в меня большую уверенность в нашей скорейшей встречи и заставляло быть сильным. Убрав фотокарточку в грудной карман, и затушив цигарку, я взял свой сидр и вышел во двор. Там уже ожидала машина, битком набитая бойцами, которая была готова к отправке на фронт.
По дороге из Москвы под Вязьму, я наблюдал довольно зрелищную картину. На обочинах дороги стояли сожжённые нашей артиллерией боевые порядки танков противника, горы трупов, вперемешку с нашими и немецкими солдатами, разбитые обозы не успевших эвакуироваться мирных жителей, и многочисленные воронки от бомб различных диаметров. Это были плоды нашего контрнаступления.
Колеся по тропам войны, обруливая каждую воронку, мы наконец – таки прибыли в пункт назначения. Выходя из полуторки, в новенькой форме и в шинели с темно-зелёными сержантскими петлицами, меня облюбовали сидевшие у костра несколько бойцов 1136-го стрелкового полка.
– Товарищи, а не подскажите, где тут командир полка?
Боец, шаркая ложкой по полупустому котелку с кулешом усмехнулся:
–О, братва! Гляньте-ка, пушечного мясца прислали нам в подмогу! Ты откуда такой ряженый, сынок? Ни как после школы? Ну ничего, скоро на своей шкуре все прелести испытаешь, а то небось, засиделся в тылу.
–Вот вы в корне не правы, товарищ боец! На передовой я засиживался. Так что захлопните свой рот с другой стороны, и покажите расположение комполка!
– Хех! Гля, молодой да борзый! – дожевывая кашу, возмутился он.
– Так спокойно! Я ваш новый санинструктор сержант Петровский! Насилия в мою сторону не приемлю, но в санбат если попадете, знайте спуску не дам! Особо ретивых лечить умеем.
Солдат сменил тон.
– Ха, напугал ежа голой… Ладно, комполка находиться вон за хозчастью напрямки за баней, там его расположение!
–Вот другое дело, спасибо! И я не пугаю, а просто предупреждаю!
Зайдя в предбанник, я увидел перед собой ефрейтора, который носил круглые, чуть треснутые очки, забавно перемещающиеся по переносице, когда он задирал голову на каждого кто проходил мимо кабинета командира полка.
– Я вас приветствую, а командир у себя? – свойственно своей интеллигентной манере, спросил я.
–У себя, а вы собственно по какому делу? – вопросом на вопрос ответил ефрейтор.
– Вот мои документы, я ваш новый санинструктор сержант Петровский, прибыл по распоряжению начальника госпиталя, военврача первого ранга Салова. Доложите обо мне!
Выяснив цель моего прибытия, он пошел докладывать лично, и через несколько мгновений открылась дверь.
–Заходи сержант!
–Здравия желаю товарищ полковник! Санинструктор серж… – не успев отрапортовать, он прервал мой доклад: – Да всё я про тебя знаю, сержант! Мне Салов звонил уже. Все рассказал! (улыбается)
Лучше, давай я представлюсь! Командир 1136-го стрелкового полка, полковник Назаренко Александр Александрович. Наедине можно просто Сан Саныч, я человек простой, поэтому не зардеюсь!
И мы трясем друг другу руки.
–Очень приятно!
Назаренко показался мне простым и общительным. Несмотря на его статусность, мы как-то сразу подружились.
–Ты понимаешь, какая хреновина творится у меня в полку? – похлопывая меня по плечу, спрашивает он. – Бардак! Около трёх дней назад, в ходе наступления, я потерял до батальона своих людей. В твоем медсанбате, где ты будешь служить, там вообще начальников нет. Убило при авианалёте. Ты вроде как учился в институте, доктором хотел стать, насколько я знаю, вот я тебе хочу предложить должность начмеда полка. Читал твоё личное дело, твои заслуги. Всё это я учёл и пришёл к общему выводу. Ты что думаешь, по этому поводу?
–Да ну товарищ полковник, куда родина прикажет, туды и пойду! – улыбнулся я.
–Ну, вот и ладушки, только не полковник, а Сан Саныч, забыл уже? Давай дуй к начфину, вставай на довольствие, а потом в санчасть, принимать дела!
–Есть товарищ полковник! – прикладывая свою костистую руку к голове, тут же отправился по назначению.
После визита к начфину, я добрался до своего рабочего места и сразу же принялся наводить порядок. Пересчитал медикаменты, перевязочный материал, посмотрел штат полка. В моём подчинении находилось всего три человека, одна из них девушка. Не густо конечно, но всё же чем богаты. Тем более у меня пока еще не было опыта в руководстве «людскими массами».
Собрав все своё войско у себя в кабинете, мы перешли к знакомству.
Я пристально рассматривал каждого, после чего произнес:
–Ну здравствуй войско! Я ваш непосредственный командир, сержант Петровский Алексей Александрович. Прошу любить и не жаловаться. Я тут человек новый, поэтому если что, от помощи коллег, то есть вас, не откажусь (перемещаясь по кабинету, закинув руки за спину). Будем вместе с вами, бок о бок, так сказать, спасать жизни, бить врага и приближать победу. Вот эти три основные задачи, которые я от вас требую, и буду требовать в дальнейшем. Ну, а теперь, когда лирическая часть закончена, давайте знакомится!
Щуплый, небольшого роста, уже с медалью «За отвагу» на груди протягивает мне руку:
–Красноармеец Игорь Букин!
–За что медаль?
–За спасение командира. Успел вытащить из горящей бронемашины.
–Хм…поступок! Похвально! Очень хорошо, что в моем подразделении есть такие бойцы. Споёмся!
Стоящий рядом боец, так же протягивая руку, представился:
–Красноармеец Егор Жадин, на фронте с декабря 1941 года, вынес на себе с поля боя двенадцать человек. Представили к ордену, но что-то не поделили с комбатом, и получил резолюцию.
– Тоже ничего!
–Младший сержант Анна Кошкина, на фронте с первого дня. Два раза была в окружении. Была легко ранена. Имею орден красной звезды. – доложила она, слегка подмигивая мне, своими светло-зелеными глазами.
–Ребят, ну меня прямо пробирает гордость! Орлы и все мои! – усмехнулся я.
–Товарищ Петровский, а разрешите вопрос личного характера? – продолжая строить глаза, спросила она.
Приняв её намек, я ответил:
–Я, милая моя Аннушка имею счастье быть женатым! Любовных интрижек и прочий похабени в мой адрес, я не потерплю! Караться будет по всей строгости! Ясно?
–Ясно, товарищ сержант! – согласилась она, нахмурив брови.
–Вот и ладушки! Теперь, всем отдыхать. Завтра сбор в 9:00 у меня. Буду ставить задачу, к предстоящему наступлению! Свободны!
Вот так постепенно я привыкал к начальствующим должностям. Конечно этот пост не по моим петлицам, но как говорил Назаренко: «Кто, если не ты?» С одной стороны, приятно что тебя ценят и доверяют. А с другой…
На календаре 17-ое апреля. Девять утра. В моём кабинете собрались подчиненные. Я ставил задачу на предстоящее наступление. Наш полк, должен был прорвать оборону немцев, наступая с запада, при поддержке соседних частей красной армии. Первостепенной задачей было оказание своевременной медицинской помощи непосредственно на поле боя, и дальнейшей эвакуации в тыл. Сделать это было нелегко, поскольку численность моего подразделения не превышала четырёх человек включая меня. Но куда деваться. Люди уже проверенные, в деле ни в первой. По завершению постановки задачи, все разошлись по своим рабочим местам. Весь день проходил в штатном режиме. Молодые изучали матчасть, чистили оружие, в общем готовились к предстоящему наступлению.
Я сидел допоздна. Стояла тихая весенняя ночь. За окном летали мотыльки. На обшарпанной стене, в ритм с мотыльками, монотонно тикали чуть поседевшие от пыли ходики. Под такую «музыку» я чуть было почти задремал, как вдруг стук в дверь прервал мой покой.
–Товарищ сержант, разрешите к вам? – тихо обратилась Анна.
–В чем дело, сержант Кошкина? – протирая глаза, ответил я.
–Я проходила мимо, и случайно увидела, что у вас горит свет. Время уже позднее, а вы не спите. Я подумала вдруг, что случилось?
–Все в порядке Анна, идите к себе. Завтра тяжелый день.
Вдруг, она заходит ко мне в комнату, закрыв дверь на засов, начинает расстегивать верхние пуговицы своей гимнастерки, и говорит:
–Знаешь Алёш, ты мне понравился еще при первой встрече. Я понимаю, что у тебя жена, и ты её любишь, но она там, в глубоком тылу, а мы с тобой здесь, вдвоём! У меня никогда не было этого, а вдруг завтра нас убьют, и я так и не пойму, что такое быть с мужчиной наедине? Переступи через себя. Давай проведем эту ночь вместе? – обойдя сзади и обняв меня, размеренно говорила она, – Я многого не прошу. Просто сделай мне ребеночка, а то только Господь знает, что останется после меня на этой земле!
Моё сердце колотилось так сильно, что вот-вот, вырвется из груди.
Искушение было настолько велико, что я чуть было не поддался соблазну, ведь я тоже никогда не оставался наедине с женщиной. Даже после свадьбы я не стал этого делать, чтобы на фронте меня грело желание, поскорее вернутся к любимой, и завести ребенка, от той самой единственной и неповторимой.
Благо меня сдерживали эти мысли, и я тут же оттолкнул ее на кровать.
–Приведите себя в порядок, товарищ младший сержант медицинской службы! И будьте любезны покинуть помещение! – застегивая свой ремень на гимнастерке, приказал я.
Анна молча встала с кровати, взяла свои вещи, и уходя, сказала:
–Зря ты так. Я быть может расцвела, находясь с тобой рядом, а ты не можешь принести себя в жертву, ради счастья другой…дурак ты, Петровский!
Сев за стол и закуривая папиросу, я начал размышлять над её словами.
«Возможно, где-то она и права. Родные меня уже давным-давно похоронили. Ксения скорее всего, уже вышла замуж за другого. И действительно, завтра, быть может, мы последний раз живем…» – подумал я, и ударил кулаком по столу, закричал: «Да нет! Бред, какой-то. Она меня ждет! Она обещала! Я поклялся ей, что вернусь. Значит вернусь!» Затушив папиросу, о деревянную столешницу, я с сердечным томлением, лёг обратно спать, уткнувшись лицом к обшарпанной стене.
На утро восемнадцатого числа, ко мне зашел полковник Назаренко.
–Здравствуй Алексей, ну как у тебя, все готово? – спросил нервно он.
–Так точно, Александр Александрович! Мои люди готовы. Когда начинаем? – спросил я.
–По сигналу – красная ракета. Вы за нами следом. Там будет, прямо скажем «мясорубка», поэтому на рожон особо не лезь. Если нам удастся закрепиться на флангах у Вязьмы, то мы обеспечим продвижение 4-ой танковой армии и возьмем в окружение две пехотные дивизии противника, отсекая их от основных сил. И после чего будем держать позиции, до прихода войск. Вот такая вот задача, сержант! – доложил он.
– Сделаем всё, что от нас зависит, товарищ полковник!
– Ну бывай, сержант! – и отдав честь, покинул санчасть.
***
Весь наш полк занял свои позиции в окопах. Ко мне подходит полковник Назаренко. Закуриваем.
–Страшно? – спросил он меня.
–Есть не много… Сколько раз в бою бывал, а все равно как впервые…– ответил я.
–Секунд через десять после нас, сразу выдвигаетесь, а там как Бог даст. По обстановке в общем, ясно? – бросая цигарку установил он.
–Всё понятно товарищ полковник, сделаем! – ответил я, как вдруг, из-за леса взлетает красная ракета.
–Вот и всё…Полк, слушай мою команду! За родину, вперед!!!– скомандовал он, запрыгнув на бруствер окопа, подняв свой наган вверх.
Я судорожно смотрел на часы и ждал своего времени.
–Значит так! Рассыпаемся по флангам, Букин берёт левый, Жадин- правый, а мы с Кошкиной по центру!
–С вами хоть на край света товарищ сержант! – ни показывая ни капли страха, насмехнулась Анна.
–Отставить юмор!
–Как вы думайте, товарищ сержант, все получится? – накидывая санитарную сумку, спросил Жадин.
Доставая из кобуры свой табельный ТТ, я произнёс:
–Не знаю, будет счастье – будем жить! Вперед!
И мы сорвались с места вслед нашим ребятам. Они уже завязали бой с первой линией обороны. Мои ребята рассыпались по флангам, и начали собирать первых раненых.
Мы с Анной спрыгнули во вражеский окоп. Не куда было вступить, кругом горы убитых. Кошкина проверяла, на передке есть ли кто раненый, а я углубился дальше. Повсюду стояли крики и стоны раненых, и я бежал на помощь к каждому. По дороге наткнулся на бойца лет восемнадцати от роду. Он лежал в луже крови и грязи. Его правая нога висела на мышцах, а кость отделена на уровне коленного сустава. Рядом с ним, лежало обезглавленное тело неизвестного бойца. Достав из сумки жгут, я перетянул этому мальчишке ногу выше колена, оставил записку со временем, после чего вскрыв ампулу, ввёл раствор морфина, выше места наложения жгута.
–Где полковник Назаренко? – спросил я у него.
– Не знаю я товарищ сержант, не знаю! – рыдая навзрыд, говорил он, – Нас закидали гранатами, когда мы ворвались в окоп. Мой брат Федька шел впереди меня, а как раздался взрыв, так голова его и покатилась мне под ноги. Я растерялся, товарищ сержант. Тут следом еще одна граната. Я успел её пнуть ногой и вот что получилось…ай мама!!!
–Всё, не плачь боец! Сейчас станет легче. За тобой придут! – успокоив его, я двинулся дальше.
Над головой свистели пули и рвались снаряды. Вокруг лежали изуродованные тела. Вся земля была пропитана кровью. Не заостряя внимания на этом, мне удалось добраться до второй линии обороны. Там зажимая рану на предплечье, матерился полковник Назаренко, подгоняя бойцов на дальнейшее продвижение.
–Товарищ полковник! Александр Александрович, куда вас? Дайте перевяжу! – кричу ему я.
–Да ерунда это Лёха, шальной царапнула. Доложи о потерях!
Накладывая ему давящую повязку, докладываю:
–Очень большие потери, Александр Александрович. Считай, половины уже нет. Там все усеяно трупами!
–Эх, мать твою за ногу! Ладно, давай-ка пошли вперед!
Наши бойцы захватили третью линию обороны противника. Впереди была деревня, где находился штаб одной из частей полевой армии вермахта.
Вскоре подтянулись к этим позициям и мы. Назаренко принял решение захватить штаб.
–Вот значиться что ребятки! Сейчас мы с вами разделимся на группы. Одна группа заходит с севера, другая с юга. После чего стремительным броском захватим штаб. Охранение там видно слабое, поэтому наскоком возьмем. Возможно, там есть интересные документы, которые пригодятся командованию, – сняв с головы фуражку, он бросил ее на землю, – Ну пошли!
***
Смеркалось. Где ползком где перебежками пробирались к деревне. Охранение было действительно слабым. Несколько ребят из штурмового подразделения, снимая часовых, вошли в деревню. С флангов окружили наши группы. Полковник отправился с бойцами на штурм штаба лично. Боестолкновение было не долгим. Документы захвачены. Назаренко вызвав к себе радиста тут же передал радиограмму в штаб дивизии. Он доложил о захвате документов и о закреплении наших частей в районе Беляево-Буслава, после чего мы окопались и заняли оборону, выставив охранение. Вокруг была слышна канонада. Наши «соседи» вели наступление видимо в районе Юхнова. Разрывы снарядов и пулементо – ружейный огонь был слышен восточнее нас, в районе Гжатска. Мы были уверенны, что такое мощное наступление по всему фронту, хоть и не малой кровью, отбросит немцев еще дальше, но вдруг это чувство было развеяно. Дозорные, примчавшись к нам в расположение, доложили о прорыве нашей обороны во многих местах. Четвёртая танковая армия, прорвавшись с севера на соединение с частями двадцатой пехотной дивизии вермахта, отрезали наш полк от основных сил. Это была угроза окружения ни одной дивизии. Бой вели до самого утра.
К утру после ожесточенной схватки, кольцо окружения замкнулось. Мы оказались отрезаны от основных сил, и было принято решение пробиваться в тыл наших войск. На тот момент, от нашего полка осталось примерно человек двести.
Полковник приказал построиться, для того чтобы зачитать приказ об отступлении из Беляево, как вдруг в деревню ворвались немецкие танки.
С первого орудийного выстрела ранило Назаренко. Снаряд разорвался не далеко от него. Подхватив его под руки, я приказал Анне забрать документы и уходить в лес. Ко мне подбежал тот самый боец, сидевший у костра, которого я построил по прибытию в полк, и сказал:
–Товарищ сержант, забирайте все документы, и полковника и тикайте в лес. Мы насколько сможем, задержим немца!
Взвалив на спину полковника Назаренко, мы перебежками, отходили в сторону леса. В след за нами побежал и наш санинструктор Букин:
–Товарищ сержант, давайте помогу! – перехватывая полковника у Анны, сказал он.
–Игорь, а Жадин где? – спросил я.
–Нет его! Убили…– ответил он.
***
Дойдя до леса, мы устроили привал. Со стороны деревни сначала были слышны частые разрывы и перестрелка, а спустя какое-то время все это сменилось единичными выстрелами. Было понятно, что наш полк уничтожен полностью.
– Сан Саныч, ну как вы? – накладывая ему повязку на живот, спросил я.
–Хреново, Алексей, хреново. У меня тут под гимнастеркой знамя полка. Забери его, и возьми мой партбилет. Как доберешься до наших, передай комдиву. Так хоть не расформируют… – корчась от боли, говорил он.
–Сержант, голоса слышишь? Немцы, где-то рядом! – промолвил сержант Букин, прислушиваясь в сторону немецкого ора.
– Уходите. Я останусь вас прикрывать! Уже не жилец. Вам только в обузу. Со мной далеко не уйдете! – выговаривал сквозь стиснутые зубы Назаренко, взведя курок на своем оружии.
Букин, передернув автоматный затвор добавил:
–Да сержант, уходите с Аней. Пробивайтесь к нашим. Расскажите, как всё было.
Взглянув последний раз на комполка, я оставил ему гранату, которую хранил для себя на крайний случай.
– Прощайте ребята… – с некой дрожью в голосе, промолвил я.
Спорить было крайне бесполезно. Они выбрали свой путь, понимая при этом, что это их последняя схватка. Кошкина подхватив документы и знамя полка, торопила меня, дергая за рукав гимнастерки. Попрощавшись напоследок с ребятами, мы побежали через лес к своим.
Скитаясь по лесу, я вспомнил подобную картину, случившуюся со мной летом 41-го. Шли мы больше двух суток, пока не нарвались на группу разведчиков.
–Вы кто такие будете? – спросили бойцы в маскхалате.
Положив руку на кобуру, я ответил:
–Санинструктор 1136-го стрелкового полка, сержант Петровский, а это младший сержант Кошкина, выходим из окружения из-под Вязьмы!
–Понятно. А мы ваши соседи, разведчики из 1134-го. Лейтенант Свечников. Возвращаемся с рейда в расположение! – ответил разведчик.
–Отлично! Тогда нам по пути… – пробормотал я.
Несколько бойцов из его разведроты, подхватили нас под руки, и мы проследовали в расположение войск 33-й армии.
Часа через четыре, мы все-таки прибыли в расположение наших частей в район Боровска. Нас встретили и сопроводили в штаб армии.
Там вместо командующего 33-й армии генерала Ефремова исполнял обязанности, начальник штаба генерал Покровский.
–Докладывайте сержант! – приказал он мне.
–Товарищ генерал-майор, начальник медицинской службы, 432-го медсанбата, 1136-го стрелкового полка, сержант Петровский, докладываю! Полк полностью разбит. В живых остались только мы с сержантом Кошкиной. Полковник Назаренко погиб…прикрывал наш отход. В ходе наступления, нами были захвачены документы и карты четвертой полевой армии противника. Так же полковник Назаренко передал мне знамя полка и свой партбилет. – выкладывая на стол портфель и все остальное содержимое.
Генерал насупившись выслушал доклад. Его пальцы белые от напряжения тарабанили по столу.
–Я все понял. Давай сынок, отдохните немного, до особого распоряжения. Вам выделят отдельную палатку. Свободны!
Выйдя из расположения штаба армии, мы проследовали в палаточные апартаменты. Анна, натерпевшись все трудности минувшей атаки, накинулась на меня с объятьями.
–Алексей, обними меня пожалуйста!
Обнимая её, я понимал, что нам пришлось пережить. Так же начал понимать, что мне не хватает женской ласки. Вдруг, я почувствовал прикосновение её губ по моей щеке. Она положила мою руку на свою стройную талию, и прикоснувшись к моим устам, шептала:
– Я хочу быть счастливой, здесь и сейчас! Полюби меня, прошу…
–Прости меня, Анют… я так не могу. Я люблю только её. Я выживаю, на этой страшной войне, только ради нее. Прости…
Вдруг спонтанно к нам в палатку входят комиссар 33-й армии и заместитель начальника штаба.
–Молодцы товарищи медики! Ваши документы оказались наиценнейшими. Мы подали на вас представление о награждении вас сержанта медицинской службы Петровского орденом «Красное знамя» и младшего сержанта Кошкину медалью «За Отвагу»! – доложил заместитель начальника штаба параллельно обмениваясь с нами рукопожатиями, – Вы совершили невероятное!
–Служим Трудовому народу!
–И еще! Петровский вы направляетесь на переформирование в Москву, так как от вашего полка нихрена не осталось. За вами пришлют машину. А вы Кошкина, отправляетесь на Ленинградский фронт. Там ваш брат за вас похлопотал, вы едите к нему. Самолет через час, собирайтесь!
Ничего больше ни сказав, они удалились восвояси, а нам оставалось только собраться и отправляться на аэродром. По прибытии на место, мы снова остались наедине. Судьба будто сводила нас в эти минуты, но я был непреклонен.
–Спасибо тебе за всё, Алексей! Прости, что так вела себя. Твоя жена может тобой гордится. Ты очень порядочный человек, а я просто поддалась чувствам! – держа мои руки, говорила она.
–Это тебе спасибо! Благодаря тебе я понял, насколько сильна моя любовь к Ксении. Ты красивая, умная, милая, но не моя. Прости меня, и прощай! – сказал я, смотря ей в глаза.
После, мы некоторое время стояли в обнимку. Её самолет уже как раз заходил на посадку. Она взяла свой вещмешок, поцеловала меня напоследок и проследовав на борт Ли-2, улетела под Ленинград. Через пару часов, за мной прибыла машина, и я уехал к новому месту службы.
Глава вторая
Эпизод 11: «Сталинград»
После долгого переезда от Москвы до Уфы (как распорядилось начальство после прибытия в столицу), я прибыл к месту дислокации 214-ой стрелковой дивизии, в Новобелокатайский район. Там меня ожидали аналогичные армейские будни. Меня распределили в 364-й медсанбат, где моим очередным начальником стал военврач 3-го ранга, капитан Ефимов. Он имел суровый характер при сослуживцах, а наедине был мягким и добропорядочным человеком. На протяжении всей моей службы в рядах Красной армии, мне невероятно везло с начальством. К сожалению, до сегодняшнего дня из них недожил никто.
Тянулись дни. В глубоком тылу было непривычно спокойно. Тихим вечером я сел написать письмо любимой. Выкуривая папиросу за папиросой с карандашом в руке, я так и не смог подобрать тех слов, которые должен был изложить. Мысли в голове были вперемешку с эмоциями. Вскоре, этот пожелтевший листочек бумаги, стал заполнятся аккуратным почерком:
«Здравствуй, мой самый родной и ненаглядный человек!
Спешу сообщить тебе, что со мной все хорошо! Я живой! Сейчас стоим в Уфе, на переформировании. Люблю тебя. Твой Алексей».
Указав уфимский адрес, мне так и пришлось отправить это обеднённое словами, но в тоже время такое значимое, письмо супруге. Теперь оставались только долгие и мучительные дни ожиданий ответа.
Через какое-то время, после того как наша 24-я армия сформировалась, нас передислоцировали под Москву, в город Сталиногорск. Тогда же, 24-ю Армию переименовали в Первую Резервную.
Из сообщений Совинформбюро мы узнали, что немецкие войска повернули на юг, для завоевания кавказской нефти. Мы понимали, что впереди нас ждет очередное кровопролитное сражение, и в один из июльских дней, наши опасения сбылись. Директивой Ставки ВГК от 9 июля 1942г., наша первая резервная армия была преобразована в 64-ю и включена в состав Сталинградского фронта.
12-го июля 1942 года, 64-ой Армии в составе: 131, 214 и 112 стрелковых дивизий надлежало прибыть в г. Сталинград. Мы погрузились в эшелоны и отправились в район назначения.
Добирались около двух суток. Подходя к Сталинграду, вдалеке уже были слышны раскаты боёв. Всё говорило за то, что скоро враг будет и здесь.
К утру 15-го июля мы прибыли в г. Калач, и выгрузились на станции «Донская». Совершили пеший марш на оборонительные позиции в район Нижне-Солоновский – Пристеновский, где держала оборону 196-я стрелковая дивизия, сменив их на этом участке. Там наша новоиспеченная дивизия и приняла своё первое боевое крещение.
Во второй декаде июля, наши передовые отряды вступили в бой. В ходе обороны, части 780-го полка, понесли огромные потери, всего за четверо суток отражая атаки превосходящих сил противника 71-ой пехотной дивизии вермахта. Связь с полками оборвалась. Она была перебита в ходе массированных бомбардировок люфтваффе. Только по данным разведки, и от вестовых из соседних частей, мы узнали о нависшей угрозе окружения. Немцы прорвали оборону 229–ой стрелковой дивизии, и вышли к станции Нижне – Чирская.