Пятница, Евгений Красношеин (рисунок А. Доброго)
Уже по рассказам я узнал, как раненый Пятница продолжал командовать боем – это его голос звучал в рации, подбадривал всех нас, как Болгарин с Альфонсо менялись у амбразуры, пока снаряд не пробил стену, перебив ноги Игорю, как потом тот истекал кровью – он был такой лёгкий, когда мы его несли. Про тяжёлое ранение Фельдшера, про спасительную работу АГС Контрабаса, как наш вечный «залётчик» Карандаш проявил храбрость наравне со всеми, а пойманные в посёлке мародёры-алкаши не разбежались, а помогали забивать АГС-ные ленты. Узнал, как геройски погиб Белка на крыльце Монастыря, успев поднять дух осаждённым – единственный, кто смог тогда пройти на «Трёшку». Уже дома я нашёл его фотографию в то утро, перед боем – яркие, солнечные лучи падали ему прямо на грудь, куда через пару часов и попали смертоносные пули.
Беко и Белка (фото из личного архива А. Доброго)
Потом много писали про этот бой, снимали фильмы и наши, и украинцы. Тогда мы и узнали, что атаковала нас шестая рота 93-ей бригады ВСУ, составленная из идейных и мотивированных бойцов «Правого сектора» и грузинских добровольцев, при поддержке двенадцати танков, которые работали по всем позициям ополчения, прикрывая эвакуацию из Терминала и атаку на шести БМП нашего Монастыря. Как они бахвалились перед камерами журналистов, ожидая лёгкой победы. Обещали нас наказать – не получилось! Оставив часть оружия, кровавые бинты, броники и одного погибшего, забрав раненых и ещё двух убитых, бесславно откатились.
(фото из личного архива А. Доброго)
Украинская «Бэха» заблудилась на отходе, в темноте проскочив «Пенёк», пробила забор рядом с «Гаражом», попав под обстрел, повернула в сторону Донецка и, неожиданно для всех, выскочила в посёлке Веселое прямо на наш «Акоп», где её встретили пулемётным огнём Беко с Литейщиком. Экипаж благополучно загнал машину в болото, но сумел выбраться, отсиделся на дачах и ушёл к своим без потерь. Эту БМП мы вытаскивали потом танком и она ещё повоевала, но уже за нас.
(фото из личного архива А. Доброго)
Морозы спали, наступило время непролазной грязи. Берцы с трудом отрывались от земли и, казалось, на каждом висело килограмм по десять. Нудный дождик заползал за шиворот, пропитывая одежду, которая не успевала сохнуть. Былой азарт сменила всепоглощающая усталость.
Отряд наш сильно поредел – трое погибших и двенадцать раненых. А у оставшихся как будто часть души отрезало. Но надо было включаться, нести службу, потому что ничего ещё не закончилось. Война шла размашисто, в полном объёме, со всеми видами тяжёлого вооружения, с танковыми атаками, прорывами, но, к счастью, уже без «договорных ротаций». Пришло необстрелянное пополнение, которое надо было обучать самым простым вещам. В первую очередь, как выжить на войне. Немногие могли выдержать противостояние с регулярной армией, даже с такой «развалиной», как украинская. Тяжёлые, ежедневные обстрелы быстро сметали всю романтику и люди, приехавшие добровольцами, за свои деньги, по разным причинам уезжали домой. Никто их не осуждал – каждый получил свой личный опыт, каждый понюхал свою порцию пороха – просто их время ещё не пришло.
Мы с Беко водили новеньких на дневные «экскурсии», ближе к взлётке, чтобы наглядно показать расположение сил вокруг аэропорта. Так и меня раньше вводили в курс дела Пятница, Белка и Болгарин.
Бывали и серьёзные случаи, и курьёзные. Помню, как Дёрганый – ох, уж этот выбор позывных – будучи на посту в «Акопе», спрятался, буквально вжался в дно, испугавшись миномётного обстрела. Я его не сразу нашёл, а когда увидел, взял хороший ком земли и кинул сверху по каске, приводя в чувство. Потом терпеливо объяснял, что солдат на посту должен смотреть «в оба», потому что ДРГ намного хуже любого обстрела. А обстрелов хватало – на любой вкус и цвет! Однажды «Грады» застали меня в гараже с БК – ракеты ложились всё ближе и ближе, а к спасительному «Акопу» надо было бежать как раз навстречу приближающимся разрывам. Я оглянулся на ящики патронов, ПТУРы, гранаты – замер, как вкопанный! На счастье, противник выпустил только половину пакета – всего двадцать ракет, которые закончились прямо у ворот.
Помню, как мы, поддавшись панике, открыли заполошную стрельбу по пустым домам на другом берегу реки, принимая за ответный огонь свои же рикошеты. И только выстрелы Ириса, со стороны нашего жилья, привели нас в чувство – благо, что он предусмотрительно спрятался, потому что горячие головы и туда стали стрелять, пока разум не вернулся на своё место. Однажды Турист, на полном серьёзе, собирался с РПГ встретить, возвращающийся с передовой, «сомалийский» танк, приняв его за чужой – еле успел его остановить!
Тем временем Беко добровольцем сходил в неудачную атаку на РЛС. Правда, сам он , как всегда, вернулся с добычей – крупнокалиберным пулемётом и с новой шуткой, что этот пулемёт он лично, жилистыми руками, вытащил за ствол из вражеской бойницы. «Утёс» оказался из соседнего подразделения, что никак не умоляет храбрости нашего осетина.
Время шло к февральским Минским соглашениям, но накал боёв не ослабевал. Прямые атаки сменялись войной снайперов, артиллеристов, минёров и ДРГ. Приходили известия о трагической и необязательной гибели ребят от «дружественного огня», ошибок командования, как во время провального похода на Опытное «1-ой Славянской». Усиливались обстрелы пригородов и окраин Донецка, жаркие бои шли вокруг Дебальцево. Серьёзные, спланированные операции сменялись головотяпством и преступной халатностью с обеих сторон фронта. Люди устали, тупели от этого кошмара, сказывались кровопролитные январские потери, когда на смену опытным бойцам, приходили новые, порой морально неготовые к подобному накалу и ещё очень далёкие от дисциплины. Многие трагедии объяснялись до боли просто – напились «храброй воды», пошли в разведку. Поэтому у нас царил «сухой закон» без исключения и возражений. Боролись с пагубной привычкой всеми доступными средствами – и холодным подвалом, и воспитательной каской, и исключением из отряда.