Герои «СМЕРШ»

Из Смерша не делали миф искусственно – он сам стал завораживающим мифом, восхитительной и таинственной легендой исключительно благодаря своим великим делам и выдающимся людям.

А.Г. Шаваев «Галерея шпионажа»

© Бондаренко А. Ю., 2020

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2020

Бессменный начальник СМЕРШа
Виктор Семёнович Абакумов

Если бы не Советская власть, то в жизни ему не светило бы ничего хорошего. Виктор Абакумов родился 11 (24) апреля 1908 года в Москве, в районе Хамовники. Теперь это центр города, а некогда была рабочая окраина – населённая ткачами «Хамовная» слобода.

«Отец мой до революции был некоторое время рабочим Московской фармацевтической фабрики, б. Келлер. После революции – уборщиком-истопником одной из больниц гор. Москвы. Заработок отец получал очень низкий, семья из 5 человек (брат, сестра и я) всегда находилась в нужде. Проработав в больнице много лет, отец в 1922 году умер.

Мать до революции работала швеёй по разным мастерским, и, кроме этого, ей приходилось ещё брать шитьё на дом. После революции работала уборщицей…»^[1] – писал Абакумов в автобиографии в 1939 году. В ту пору ему был всего только тридцать один год, а он уже был начальником Управления НКВД по Ростовской области и пребывал в чине капитана госбезопасности, что соответствовало армейскому подполковнику; впрочем, весной 1940-го Виктору будет присвоено сразу же «генеральское» звание – «старший майор государственной безопасности». Казалось бы, путь до такого чина в его возрасте должен был быть стабильно восходящим, исключительно «вперёд и вверх, а там…» (как у детей высокопоставленных чиновников), но на самом деле «дорожка» эта для него оказалась тернистой, извилистой и ухабистой.

Биографию Абакумова можно было бы назвать уникальной, если бы в те смутные послереволюционные времена подобным же необычным образом не складывались многие тысячи жизней. В 13 лет, даже не успев закончить четырёхклассного городского училища (это было единственное его образование), Виктор отправился воевать, записавшись добровольцем во 2-ю Московскую бригаду ЧОН. ЧОН (части особого назначения) – это, как объясняет энциклопедия «Гражданская война и военная интервенция в СССР», «военно-партизанские отряды». Как раз в 1921 году, когда Абакумов стал чоновцем, они были включены в состав милиционных частей Красной армии. Войска это были достаточно серьёзные: «В декабре 1921 года в ЧОН числилось кадрового состава 39 673 человека и переменного – 323 372 человека. В составе ЧОН были пехотные, кавалерийские, артиллерийские и бронечасти»^[2]. О боевой биографии Абакумова известно, что он «выезжал на подавление волнений в Шиловском уезде Рязанской губернии»^[3], однако не стоит думать, что он был «крутым спецназовцем», потому как в бригаде пребывал в качестве санитара, а в 15 лет вообще демобилизовался. Пришлось «вписываться» в мирную жизнь – без образования, без профессии. Отсутствие оных ему заменили энергия, трудолюбие, предприимчивость и, как кажется, недюжинная смекалка.

Работу Виктор выполнял самую низовую и тяжёлую: упаковщик, грузчик – но выполнял её добросовестно, требуя того же и с других. Он, как и многие, уверовал тогда в правильные лозунги новой власти и, в частности, объявил непримиримую войну «расхитителям социалистической собственности». Парень он был здоровый, задерживал и воришек, и ворюг, а потому за свои смелые и решительные действия был награждён ценным подарком. Вскоре ему вообще предложили работу «по профилю» – стрелком военно-промышленной охраны в ВСНХ^[4] СССР. В 1927 году Виктор вступил в комсомол – по возрасту достаточно поздно, но уже через три года он стал членом ВКП(б). Явно, что вступал Абакумов в партию не из карьеристских побуждений: в то время он опять работал упаковщиком на складах Центросоюза – какие там могли быть служебные перспективы? Но тут, как говорится, подфартило. Советской власти требовались свои надёжные кадры.

Возвратимся к знакомой нам автобиографии: «В этом же году, когда проходило выдвижение рабочих в советский аппарат, меня через профсоюзы выдвинули в систему Наркомторга РСФСР, где я работал зам. начальника административного отдела торгово-посыльной конторы и одновременно был секретарём комсомольской организации»^[5].

Как известно, в советские времена ВЛКСМ являлся серьёзным «социальным лифтом». Абакумовская карьера по комсомольской линии развивалась стремительно: в сентябре 1930 года Виктор возглавил комсомольскую организацию штамповочного завода «Пресс», откуда вскоре перешёл в Замоскворецкий райком ВЛКСМ, заведующим военным отделом. Честно говоря, это смущает: неужели после почти целого десятилетия войн не могли подобрать никого опытнее? Ну да ладно, тем более что отдел Виктор возглавлял недолго: в 1932 году был направлен на работу в органы НКВД. Кстати, следует отметить, что он неоднократно просил отправить его на учёбу. Не направили – послали служить. Так тогда со многими поступали.

Сначала он был определён на должность штатного практиканта экономического отдела Полномочного представительства ОГПУ Московской области, затем, в 1933 году, стал уполномоченным 1-го отдела Экономического управления (ЭКУ) ОГПУ.

…Несколько лет тому назад нам довелось не раз беседовать с ветераном ВЧК – ОГПУ Борисом Игнатьевичем Гудзем^[6], который рассказывал, что именно ЭКУ явилось инициатором фабрикации дел о «вредительстве» в различных областях жизни страны. Борис Игнатьевич говорил: «Дела по всем этим процессам вело экономическое управление; даже по ложным обвинениям меньшевиков… дело вело это управление. Видимо, здесь аппарат и, соответственно, руководство оказались самыми неустойчивыми…»^[7]

Молодому чекисту следовало вписаться в это, скажем так, совсем не простое подразделение. Не получилось. Вот что вспоминал бывший начальник отделения, в котором трудился Абакумов, Михаил Павлович Шрейдер^[8]:

«В течение первых двух месяцев Абакумов несколько раз докладывал мне о якобы развиваемой им огромной деятельности…

Через два месяца я решил проверить работу Абакумова.

В день, когда он должен был принимать своих агентов, я без предупреждения приехал на конспиративную квартиру, немало смутив Абакумова, поскольку застал его там с какой-то смазливой девицей. Предложив Абакумову посидеть в первой комнате, я, оставшись наедине с этой девицей, стал расспрашивать её о том, откуда она знает, что такой-то инженер (фамилия которого фигурировала в подписанном ею рапорте) является вредителем. А также, что она понимает в технологии производства, являясь канцелярским работником?..

При проверке двух других “завербованных” Абакумовым девиц картина оказалась такой же.

На следующий день я написал руководству ЭКУ рапорт о необходимости немедленного увольнения Виктора Абакумова. По моему рапорту Абакумов был из ЭКУ уволен…»^[9]

Морализировать не будем: тут и серьёзный должностной проступок, и всё то же «липачество», то есть создание фальсифицированных дел. Хотя вполне возможно, что на «такого-то инженера-вредителя» ранее уже показали другие люди. Не нужно также забывать, что автор воспоминаний провёл около четырёх лет, с 1938-го по 1942-й, в тюрьмах и лагерях.

Однако факт остаётся фактом: в результате произошедшего Абакумов оказался в ГУЛАГе – по счастью, в качестве оперативного уполномоченного 3-го отделения отдела охраны. Есть версия, которую – к сожалению, ничем не подтверждая, – поддерживают некоторые авторы, что Виктора Семёновича связывали некие родственные отношения с Николаем Ильичом Подвойским^[10], первым наркомом РСФСР по военным делам, руководителем Всевобуча^[11] и ЧОН в 1919–1923 годах, членом ВЦИК и ЦКК^[12] ВКП(б). Мол, он-то и пристроил родственника в ЧОН, затем содействовал его назначению в НКВД, вскоре переименованный в ОГПУ, а потом спас от изгнания «из рядов», если даже не большего наказания. Ведь произошедшее на конспиративной квартире можно представить и как «расшифровку объекта», а тогда вообще – пиши пропало, государственное преступление!

А так, можно считать, Абакумов не только отделался «лёгким испугом», но и сумел пройти хорошую школу. «Та работа, которой занимался в ГУЛАГе Виктор Абакумов, не зря называлась оперативной. Секретно-оперативное отделение, а раньше третье информационно-следственное отделение обеспечивало руководство и проведение оперативно-чекистского обслуживания заключённых, спецконтингента и вольнонаёмных работников исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД. <…>

Судя по тем задачам, которые пришлось решать В.С. Абакумову в ГУЛАГе будучи оперуполномоченным, и судя по его огромному влечению к оперативной работе, можно с уверенностью сказать, что те несколько лет, которые он провёл там, не прошли даром. В любом случае он получил знания, умения и навыки в контрразведывательной практике по агентурной проработке заключённых с целью выявления не вскрытых в процессе следствия их прежней преступной деятельности и связей, а также по агентурной разработке лиц из вольнонаёмного состава, подозрительных по шпионажу. Приходилось ему заниматься выявлением и предотвращением вредительства»^[13].

Всё это уже было серьёзно.

В 1937 году Абакумов был переведён оперуполномоченным в 4-й (секретно-политический) отдел ГУГБ^[14], вскоре дорос до заместителя начальника отделения, а затем принял отделение во 2-м (оперативном) отделе.

Об этом периоде своей жизни Виктор Семёнович писал в автобиографии так: «Работая в органах НКВД… <далее следует перечисление известных нам должностей. – А.Б.> я всё время был на низовой работе.

В 1939 году руководством НКВД СССР был выдвинут на руководящую чекистскую работу – нач. УНКВД Ростовской области»^[15].

Впрочем, он уже с 5 декабря 1938 года был исполняющим обязанности начальника Управления, а 27 апреля 1939-го занял эту должность официально. Почему произошло такое назначение, определённый ряд авторов не имеет ни малейших сомнений:

«Надо полагать, что Абакумов… сделал свою карьеру с помощью здоровых кулаков и садистских наклонностей, которые по указанию Ежова^[16], а затем Берии^[17] с успехом применял против ни в чём не повинных людей…»^[18] – уверен Михаил Шрейдер.

Хлёстко, жёстко, но бездоказательно! Пишут: «надо полагать» – а может, совсем и не надо?

Биограф Абакумова рассказывает о том же периоде, ссылаясь на конкретного свидетеля: «По свидетельству чекиста А. Ведерникова, Абакумов даже пальцем подследственных не трогал: “Бывало, допрашиваешь какого-нибудь вредителя, а он врёт, изворачивается, сочиняет всякие небылицы. Вот слушаешь, потом не вытерпишь и закатишь ему оплеуху, чтобы сказки не рассказывал. Бывало в моей практике и такое, чего греха таить. Молодой был, горячий. А вот Абакумов, тот нет, пальцем подследственного не трогал, даже голоса на допросах не повышал. Помню, один деятель из троцкистов так прямо измывался над ним. Развалится на стуле, как у тёщи на блинах, и дерзит, угрожает даже. Мы говорим, что ты, Виктор Семёнович, терпишь, дай разок этому хаму, чтобы гонор поубавил”. Он на нас глянул так, словно на врагов народа»^[19].

Кстати, этот же вопрос – участвовал ли Абакумов в пытках подозреваемых – мы задали ветерану военной контрразведки генерал-майору Василию Афанасьевичу Кириллову^[20]. Ответ был таков:

– Я ни от кого не слышал, чтобы он лично участвовал в избиениях. Наоборот, я обратил внимание на его слова в письмах Берии и Маленкову^[21]: «Да как же так, если мы знаем, что это враг, мы бы всё равно доказали его виновность…» Это показывает, что подобные методы в то время применялись, но применял ли он сам – этого я, повторяю, ни от кого не слышал!

А ведь Василий Афанасьевич многие десятилетия работал бок о бок с ветеранами Смерша, с сотрудниками, пришедшими в НКВД в 1930-е годы, так что является человеком очень информированным.

Серго Лаврентьевич Берия^[22], сын Лаврентия Павловича, так объясняет причину симпатии своего отца к Абакумову:

«Когда отца назначили наркомом внутренних дел СССР, Виктор Семёнович работал в управлении НКВД по Ростовской области. В поле зрения отца он попал в период, когда началась массовая реабилитация людей, арестованных при Ягоде^[23] и Ежове. Были созданы в краях и областях специальные группы по реабилитации, куда входили вместе с сотрудниками прокуратуры и работники НКВД. В одну из таких групп включили тогда и Абакумова. Именно там он и выдвинулся. При его непосредственном участии было освобождено до 60 процентов заключённых, арестованных в Ростовской области. Потом пошла гулять версия, что Абакумов “освобождал заключённых огульно”, зарабатывая на этом авторитет.

Так это или нет, судить не могу, но доброе дело он сделал. Лучше уж карьеру делать на освобождении невинных людей, чем на арестах, как это делали до него его же коллеги…»^[24]

Очень здравая мысль! Вообще, если оценивать непредвзято, то Лаврентий Павлович умел подбирать кадры и не боялся назначать на высокие должности талантливых молодых сотрудников. Как мы знаем, Абакумов будет возглавлять военную контрразведку на протяжении практически всей Великой Отечественной войны, а другой ставленник Берии, Павел Михайлович Фитин^[25], с 1939 по 1946 год возглавлял внешнюю разведку. Можно уточнить, что в военной разведке за тот же период сменилось пять руководителей!

Кстати, нижеприведённые слова в равной мере можно отнести и к Абакумову, и к Фитину:

«Не думаю, что руководить управлением НКВД при Берии было легко. Только угождать и выполнять все указания из Москвы было недостаточно. Ведь ветер мог подуть и в другую сторону, и, наконец, с другой стороны. Время было такое, не совсем определённое»^[26].

У нас же, однако, как определили при приснопамятном Н.С. Хрущёве, что Берия – «нехороший человек», так до сих пор никто и не слушает никаких доводов в его пользу. К тому же «тень» Лаврентия Павловича падает и на его окружение, без разбора очерняя всех, в том числе – и самых светлых людей…

Ладно, возвратимся к нашему герою и уточним, что в марте 1939 года он был делегатом XVIII съезда ВКП(б): известно, что многие из присутствовавших на партийных съездах избирались туда в соответствии со своими должностями. В общем, Абакумову отныне светила успешная карьера – так оно и получалось.

25 февраля 1941 года Виктор Степанович был назначен заместителем наркома внутренних дел, то есть заместителем Берии. По своей должности «Абакумов курировал Главное управление милиции, Главное управление пожарной охраны и 3-й отдел НКВД – оперативное обеспечение пограничных и внутренних войск НКВД, пожарной охраны и милиции»^[27].

Про 3-й отдел следует сказать особо. 3 февраля 1941 года органы безопасности претерпели очередную реформу: из единого ведомства были выделены все разведывательные, контрразведывательные и оперативно-технические подразделения, ранее составлявшие ГУГБ, и из них был образован Наркомат государственной безопасности (НКГБ). При этом военная контрразведка – 4-й, или Особый отдел ГУГБ – была вообще выведена из состава НКВД СССР и передана в различные ведомства. С 8 февраля были созданы три управления наркоматов Обороны и ВМФ, а также – 3-й отдел НКВД, курировавший, как мы уже сказали, войска НКВД. В общем, именно тогда Виктору Абакумову пришлось впервые соприкоснуться с военной контрразведкой, вскоре ставшей его судьбой.

На эту тему, однако, ничего конкретного мы сказать не можем, зато известно, что самым серьёзным делом, которым занимался Абакумов в качестве заместителя наркома, были «мероприятия по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента». Напомним, что прибалтийские республики добровольно вошли в состав СССР в 1940 году. Хотя за это и проголосовала большая часть населения, но были и ярые противники вхождения, чётко сориентированные на гитлеровскую Германию. Этих-то людей и было решено отправить «в глубь территории» нашей страны.

Сегодня подобные «мероприятия» НКВД нередко трактуются чуть ли не как геноцид, но это были вынужденные и тщательно продуманные меры по подготовке к грядущей войне. Нравится кому-то или нет, однако нельзя отрицать, что именно НКВД оказался самым подготовленным к войне ведомством.

На эту тему, кстати, мы разговаривали с Героем России Алексеем Николаевичем Ботяном^[28], ветераном Второй мировой войны. Речь шла о событиях, происходивших на территории Западной Белоруссии после её возвращения в состав СССР: «Некоторые сейчас утверждают, что, мол, тогда повыселяли многих, в Сибирь отправили. Да, и это было, были такие случаи. Но не многих! Кстати, не тронули ни одного инженера, ни одного врача… Даже польских полицейских, которые у нас в районе были, и тех никого не арестовали. Зато забирали тех, которые были связаны с “двуйкой”, то есть с контрразведкой польской; брали активных антисоветчиков, а также тех, кто воевал против Советской власти в 1920 году – тех людей действительно повывозили отсюда. Может, это и правильно было, потому что не знаю, как бы повели они себя в начале будущей войны… Но никаких репрессий, расстрелов не было, абсолютно! Просто сажали людей в вагоны – и отправляли. Куда именно, мне не известно. Я вам так скажу: поверьте, органы знали, кого забирать!»^[29]

«Кого забирать» было чётко определено и в Белоруссии, и в Прибалтике.

Было решено «направить в лагеря на срок от 5 до 8 лет» с последующей ссылкой «в отдалённые местности Советского Союза» «следующие категории лиц»:

«а) активных членов контрреволюционных партий и участников антисоветских националистических и белогвардейских организаций;

б) бывших охранников, жандармов, руководящий состав бывших полицейских и тюремщиков, а также рядовых полицейских и тюремщиков, на которых имеются компрометирующие их материалы;

в) бывших крупных помещиков, фабрикантов и крупных чиновников бывшего государственного аппарата Литвы, Латвии и Эстонии;

г) бывших офицеров польской, литовской, латвийской, эстонской и белой армий, на которых имеются компрометирующие материалы;

д) уголовный элемент, продолжающий заниматься преступной деятельностью»^[30].

Заметьте – не всех «полицейских и тюремщиков», а тех, «на которых имеются компрометирующие их материалы»! Ну и так далее…

В Литву, Латвию и Эстонию были командированы нарком госбезопасности СССР Меркулов^[31], его заместитель Серов^[32] и заместитель наркома внутренних дел Абакумов, успешно и в кратчайшие сроки выполнившие поставленную задачу. Если обратиться к нашему герою, то итоги его деятельности таковы: «В Эстонии (группа Абакумова) было арестовано 3178 человек, выселено 5978 человек – всего 9156 человек»^[33]. Население республики составляло в ту пору порядка миллиона человек, так что было репрессировано (не казнено, об этом речи не шло!) порядка одного процента населения Эстонии.

Много это или мало? Не знаем. Но вот во Франции во времена Великой Французской революции^[34] также было репрессировано порядка одного процента нации – только уже при помощи гильотины и иных «летальных» средств. Однако французы своей революцией гордятся, на день взятия Бастилии проводят грандиозный парад, а «Марсельеза» остаётся их гимном…

А дальше была война.

Уточним, что с августа 1940 года военной контрразведкой руководил Анатолий Николаевич Михеев^[35], в недавнем прошлом – военный инженер, выпускник Академии им. В.И. Куйбышева. Сначала он был начальником 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР, затем, с февраля 41-го, – начальником 3-го Управления НКО СССР, а 17 июля, по личной своей просьбе, принял Особый отдел НКВД по Юго-Западному фронту. В тот же день, постановлением Государственного Комитета Обороны, органы 3-го Управления НКО были преобразованы в особые отделы НКВД СССР, и Виктор Семёнович, оставаясь заместителем наркома, был назначен начальником Управления особых отделов. (Перед тем, 16 числа, он в качестве представителя НКВД был введён в состав Совета по эвакуации, который возглавлял Н.М. Шверник^[36], а его заместителем был А.Н. Косыгин^[37] – уровень высочайший!)

Вскоре, 20 июля, в лоно родного НКВД возвратился НКГБ. Таким образом, вся безопасность страны и армии сосредоточилась в железных руках Л.П. Берии. Однако конкретно за важнейшее на тот период направление – обеспечение безопасности сражающейся армии – отвечал В.С. Абакумов.

«Перестройка работы с мирного на военный лад происходила в исключительно трудных условиях на фоне постоянного отступления советских войск, формирования новых частей и соединений и т. п. В некоторых органах военной контрразведки возникали проблемы выстраивания отношений с командованием. Неслучайно во второй половине 1941 г. представители руководства Управления особых отделов НКВД СССР неоднократно выезжали на места, где знакомились с организацией работы, давали указания по повышению её качества и эффективности.

Так, к примеру, в начале октября 1941 г. начальник УОО НКВД СССР выезжал на Южный фронт, побывал в 9-й и 18-й армиях, в 150-й стрелковой дивизии. В ходе поездки В.С. Абакумов знакомился с оперативными материалами особых отделов, давал указания и проводил инструктажи с руководящим составом особых отделов по вопросам решительного пресечения дезертирства, шпионажа и “разболтанности на фронте”»^[38].

Вообще, жуткое было время! Казалось бы, что является главной задачей контрразведки в войну? Естественно, ловить вражеских шпионов, пытающихся проникнуть в боевые части! Но что стоит на первом месте в приведённой выше цитате? «Решительное пресечение дезертирства»! Кажется, что это самое дезертирство на тот период было страшнее любых агентов противника!

Вот справка, которую подготовил заместитель Абакумова комиссар госбезопасности 3 ранга Мильштейн^[39]:

«С началом войны по 10-е октября с.г. особыми отделами НКВД и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла задержано 657 364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта.

Из них оперативными заслонами особых отделов задержано 249 969 человек и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла – 407 395 военнослужащих.

Из числа задержанных особыми отделами арестовано 25 878 человек, остальные 631 486 человек сформированы в части и вновь направлены на фронт»^[40].

По штату военного времени численность стрелковой дивизии составляла порядка четырнадцати с половиной тысячи человек. Значит, получается, что за неполных четыре месяца было задержано более 40 дивизий дезертиров и беглецов! Но кто и когда видел полностью укомплектованную дивизию? Так что реально военные контрразведчики возвратили тогда на фронт не менее 60 соединений!

Но ведь были ещё и почти 26 тысяч арестованных. Кто они? В том же документе указывается, что из этого числа оказались шпионами 1505 человек, диверсантами – 308, изменниками – 2621, «самострельщиками» – 1671, «распространителями провокационных слухов» – 3987. Ну и так далее. В итоге «по постановлениям особых отделов и по приговорам Военных трибуналов расстреляно 10 201 человек, из них расстреляно перед строем – 3321 человек»^[41].

Можно ахнуть в изумлении – расстреляли целую дивизию! Но ведь за счёт этого жёсткого наведения порядка действующая армия реально пополнилась 40–60 дивизиями. Да и под расстрел пошли не какие-то случайные жертвы (хотя, разумеется, и такие были – к сожалению, в любом деле всегда присутствует некая «погрешность»), но, в подавляющем своём большинстве, люди вполне этого заслуживающие. Абвер, военная разведка и контрразведка рейха, в ту пору массово «клепала» шпионов – наши контрразведчики называли это «мукой грубого помола». Тому в подтверждение – всего одна директива УОО НКВД СССР, датированная 28 июля 1941 года и подписанная Абакумовым:

«Управление особых отделов НКВД СССР располагает данными, что германская разведка вербует в широком масштабе взятых в плен военнослужащих Красной Армии, затем перебрасывает их под видом побега из плена на нашу территорию. <…>

18 июля с.г. особым отделом Юго-Западного фронта был задержан лейтенант Супрун, который на допросе показал, что он вместе с красноармейцами Овсянниковым и Ложкиным бежал из плена. Допросом Овсянникова и Ложкина было установлено, что немцы их завербовали и перебросили на нашу сторону для шпионской работы. Супрун также был завербован немцами.

25 июня попавший к немцам в плен и завербованный там для шпионско-диверсионной работы в Красной армии красноармеец Данилов Ф.И. был переброшен на нашу территорию на германском самолёте.

Задержанный мл. сержант Кашишян на допросе показал, что немцы освободили его из плена с заданием пропагандировать хорошую жизнь красноармейцев в германском плену и хорошее обращение там с ними. <…>»^[42]

И это – неизвестно сколь малая доля происходившего! В начале войны в германском плену оказались сотни тысяч наших военнослужащих – зачастую испуганных, дезорганизованных, морально сломленных. К тому же не стоит считать всех советских граждан сознательными патриотами – немало было и сознательных врагов Советской власти, и обиженных на неё, и просто всякой уголовной сволочи, затесавшейся в ряды «несокрушимой и легендарной». Перед абверовскими вербовщиками открылось тогда широкое поле деятельности.

«Наиболее характерным является упрощённый метод вербовки, – докладывал В.С. Абакумову 4 января 1942 года начальник Особого отдела НКВД Калининского фронта старший майор госбезопасности Н.Г. Ханников^[43]. – После 2–3 допросов, обработки в направлении “неизбежного поражения Советского Союза”, обещания выдать хорошее вознаграждение вербуемый направляется для выполнения задания. В целом ряде случаев вербовка оформляется без подписки. У вербуемого предварительно отбираются все известные ему данные о частях Красной Армии. Имеются также факты, когда согласие на вербовку даётся под угрозой расстрела»^[44].

Технология простейшая, и потому через линию фронта чуть ли не сплошным потоком шли воистину «одноразовые», неподготовленные агенты – мол, кто-то из них да и выполнит задание. Но ни его, ни тем более прочих – не жалко.

А ведь выполнение и одного лишь задания – типа подрыва склада боеприпасов или отравления колодца с питьевой водой – могло обернуться большой бедой. Вот и трудились военные контрразведчики, прекрасно сознавая, что если без разведки армия слепа, то без военной контрразведки она беззащитна.

Уточним, что «Вновь образованное Управление особых отделов (УОО) НКВД СССР представляло собой самостоятельную структуру в составе Наркомата внутренних дел, которой подчинялись все особые отделы фронтов, округов (военных, пограничных, внутренних войск), армий, корпусов, дивизий, бригад и отдельных гарнизонов»^[45].

Комиссару госбезопасности 3 ранга Абакумову нужно было налаживать и курировать всю эту работу, руководить ею. Ясно, что эффективно делать это с Лубянки не представлялось возможным.

«На фронтах Виктор Семёнович бывал часто, в кабинете засиживаться не любил и предпочитал лично знакомиться с работой своих подчинённых непосредственно в боевой обстановке. Такие поездки лишь добавляли ему авторитета, которого и без того хватало с лихвой. При этом Абакумов был сильным и смелым человеком, причём его смелость и, если хотите, даже храбрость не была показной…

В годы войны начальник контрразведки не однажды рисковал своей жизнью. Его машину атаковал “мессершмитт” в районе Великих Лук на Калининском фронте. И только чудо спасло Абакумова и его охрану от неминуемой гибели. Машина была в буквальном смысле изрешечена»^[46].

Впрочем, Великие Луки – это зима 1942/43 годов, а перед тем были не только победа под Москвой, когда пришедшая в себя Красная армия сумела отбросить на полторы сотни километров непобедимые, как казалось, гитлеровские полчища, но и Харьковская катастрофа, и прорыв немцев к Кавказу и Сталинграду. Именно тогда, 28 июля 1942 года, Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин подписал приказ № 227 «О принятии мер по укреплению порядка и повышению дисциплины в войсках», вошедший в историю как «Ни шагу назад!».

В этом документе, в частности, говорилось:

«1. <…> в. Сформировать в пределах фронта от одного до трёх (см. по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставить их на трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной. <…>

2. <…>б. Сформировать в пределах армии 3–5 хорошо вооружённых заградительных отряда (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникёров и трусов и тем самым помочь честным бойцам дивизии выполнить долг перед Родиной.

в. Сформировать в пределах армии от 5 до 10 (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной. <…>»^[47]

Обратим, во-первых, внимание на то, что в данном приказе не звучат ни аббревиатура НКВД, ни словосочетание «особый отдел» – всё это были чисто армейские дела, хотя и под соответствующим контролем; во-вторых, «штрафные батальоны», столь романтизированные поэтами-песенниками, таковыми, как видим, на самом деле не являлись. Теперь возвращаемся к нашей теме.

«На всех фронтах, за исключением Сталинградского, за формирование заградотрядов отвечали военные советы фронтов, которым они и были непосредственно подчинены. На Сталинградском фронте военные советы формировали заградотряды совместно с особыми отделами, поэтому последние имели двойное подчинение. Проблемой создания заградительных отрядов на Сталинградском фронте занимался лично руководитель Управления особых отделов НКВД СССР В.С. Абакумов. Он прибыл в Сталинград, ориентировочно, 3 августа 1942 г. с большой группой руководящих работников…»^[48]

Делаем паузу и уточняем, что в тот самый день, прорвав оборону 51-й армии, передовые части немецкой 4-й танковой армии вышли к реке Аксай, угрожая левому флангу и коммуникациям 64-й армии.

«После беседы с командующим фронтом и членом Военного совета В.С. Абакумов сформировал три оперативные группы, которые выехали в армии, чтобы выяснить обстановку на местах и проверить работу по созданию заградительных отрядов…

В период нахождения В.С. Абакумова в войсках противник 7 августа 1942 г. прорвал оборону и вышел на правый берег р. Дон в районе Калач – Камышин – Пятиизбянская. Ряд соединений 62-й армии оказался отрезан противником, который принимал меры к окружению всей армии и овладению переправами в районе Калача, подвергая боевые порядки наших войск непрерывной массированной бомбардировке с воздуха. <…>