Волевой порог

© Тамоников А.А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1

Михаил закрывал глаза, погружаясь в полусон, и сразу же мысленно переносился в предгорья Эльбруса: на перевалы и в горные долины Кабардино-Балкарии. Сейчас, спустя два года, лежа в госпитале Пятигорска, он, засыпая, снова мысленно оказывался в том горячем и в то же время холодном времени, когда фашисты рвались через Кавказ к Каспию, к бакинской нефти, к богатым месторождениям.

Тогда группа Шелестова была направлена в Баксанскую долину. Разведка получила сведения, что гитлеровцы намерены помешать взрыву Тырныаузского обогатительного вольфрамо-молибденового комбината в поселке Нижний Баксан. Залежи вольфрама и молибдена были обнаружены в этих горах незадолго до войны. Началась разработка высокогорного подземного рудника «Молибден», был построен комбинат, который имел стратегическое значение. Сплавы использовались и в военной промышленности, и в металлообработке. Это прочные и долговечные резцы, это тугоплавкие соединения для электротехники. Оставлять действующий комбинат врагу было нельзя, потому что его мощности тут же будут использованы и направлены против Советского Союза.

Оперативники группы Шелестова, прибыв на место, быстро поняли, какое это было сложное решение для местного руководства, для всей республики. Надо было понять этих людей, не грести всех «под одну гребенку». Нельзя всех, кто был против взрыва комбината, относить к лагерю врага.

В предвоенные годы было открыто множество месторождений по всей стране, в том числе на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, на Кавказе. Одно из них было в Кабардино-Балкарии в долине реки Баксан. В 1934 году геологи обнаружили молибденсодержащие породы, а в 1936 году там же в горах на высоте более трех тысяч метров обнаружена вольфрамовая руда. Быстрыми темпами, учитывая сложное международное положение, в 1937 году возле этих новых месторождений в Кабардино-Балкарии началось строительство комбината по добыче и переработке вольфрамо-молибденовых руд, который был запущен 1 сентября 1940 года. На этом месте возник рабочий поселок, получивший название Нижний Баксан. Численность населения быстро росла.

Но грянула война, второй тяжелейший год страна билась с врагом, фашисты рвались к Сталинграду и на Кавказ. И уже 15 августа 1942 года подразделения фашистов из дивизии «Эдельвейс» вышли на перевалы Чипер-Азау, Хотю-Тау. Наступление врага было настолько стремительным, что советские войска не успели занять эти перевалы. А ведь отсюда фашистам был открыт путь в Баксанскую долину и на Эльбрус. 17 августа горно-стрелковые части гитлеровцев захватили высокогорные обустроенные альпинистские базы на Эльбрусе: «Новый кругозор», «Старый кругозор» и «Приют Одиннадцати». Возникала реальная угроза выхода в тыл нашим войскам через Баксанскую долину.

Нужно было спешить, срочно готовить взрыв комбината. Оставлять действующее предприятие врагу нельзя. Ведь уже 18 августа группа егерей спустилась в ущелье и атаковала Терскол. Противостояли врагу курсанты из Бакинского пехотного училища, успешно отбившие атаку. Понеся значительные потери, егеря откатились на склоны Эльбруса. К тому времени советское командование учло особенности войны в горах, и в Терскол был направлен специальный отряд под руководством опытного альпиниста Леонида Кельса.

Тактика действий отряда сразу принесла результат. Правда, для экипировки отряда альпинистским снаряжением его пришлось собирать со всего Приэльбрусья. Выйдя на Главный Кавказский хребет от перевала Донгуз-Орун, группа Кельса оказалась выше егерей и внезапной атакой выбила их с перевала Басса. Кельс повел бойцов прямо от селения Терскол на гребень, который господствует над «Новым кругозором». Альпинисты поднялись не замеченными противником на гребень. Утром снизу один из эскадронов 214-го кавалерийского полка имитировал атаку на «Новый кругозор». Воспользовавшись этим, отряд Кельса напал на позиции егерей сверху и уничтожил фашистов.

Какое-то время командованию удавалось наращивать группировку советских войск в Приэльбрусье и даже провести несколько удачных операций против горных егерей, с использованием минометов и легкой артиллерии, которые поднимали в горы на ишаках. Уничтожались позиции гитлеровцев на базе «Старый кругозор» на высоте 3200 метров. Благодаря хорошей альпинистской подготовке бойцов группы Кельса им удалось пробраться по морене ледника Терскол в скалы над «Ледовой базой», отрезая егерям путь наверх к «Приюту Одиннадцати». В первые минуты удалось уничтожить немецких пулеметчиков, и, заняв немецкие позиции, группа открыла огонь с тыла. Но увы, задача выбить немцев с «Приюта Одиннадцати» решена не была. Ухудшилась погода, и группа, отправленная во фланг, попала в буран, наткнулась на трещину и вынуждена была вернуться назад.

Было выиграно время, но позиционно ситуация в Приэльбрусье оставалась угрожающей. К концу сентября фашисты вышли к Баксанской долине со стороны Эльбруса. Перевалы Чипер, Чипер-Азау, Хотю-Тау и «Приют Одиннадцати» так и остались занятыми егерями. Сосновский хорошо помнил эти месяцы. Хотя комбинат и был благополучно взорван, группа Шелестова осталась блокированной в долине вместе с частями Красной Армии и местными жителями. Тем более что 392-я стрелковая дивизия Красной Армии с боями отступала вверх по Баксанской долине. Было принято решение оставить Баксан.

Ноябрь в горах – это уже зима. Лютая, ветреная! Группа Шелестова включилась в работу, помогая организовать отправку через перевал Донгуз-Орун восемнадцати тонн молибдена с Тырныаузского комбината. Такие запасы никак нельзя было оставлять врагу. И каждому солдату, уходившему через перевал, выдавали по несколько килограммов руды. Приняли такой же груз на свои плечи и оперативники, уходившие из Баксана с частями Красной Армии. Иного пути в то время просто не было.

Так получилось, что Сосновский в то время оказался в районе перевала Бечо на высоте 3375 метров. Через этот перевал уходило местное население, перегоняли скот. Это был более сложный перевал, чем Донгуз-Орун, но это был и самый короткий путь до жилья. Нужно было просто перевалить на другую сторону хребта. И Сосновский вместе с альпинистами заранее готовил маршрут: они рубили во льду ступени, навешивали веревочные перила. Десять суток Сосновский шел с людьми через перевал Бечо. Он поддерживал стариков, помогал женщинам, брал на руки детей. Вместе с красноармейцами они поднимали упавших, согревали их как могли и снова вели дальше. Провести через перевал удалось более полутора тысяч местных жителей, среди которых было много женщин, стариков и детей. И перегнать около 28 тысяч голов рогатого скота.

Михаил, закутав лицо шерстяным башлыком, который ему дал один из стариков, нагнулся над упавшей молодой женщиной. Ветер гнал поземку, ледяные скалы нависали вокруг, а он смотрел в эти глаза, в которых было отчаяние и мольба. И бесконечная усталость.

– Надо идти, надо идти, – поднимая женщину на ноги, хрипло кричал Сосновский, пытаясь перекричать ветер.

– Не могу больше, – шептала женщина и снова падала на снег.

Михаил взял ее на руки. Увидев, что в расщелине скал, там, где не было ветра, кто-то развел большой огонь, он сам, едва не падая от усталости, понес женщину к огню. Когда женщина спустила с головы платок, Сосновский увидел, что это действительно молодая красивая женщина. Он растер ей щеки снегом, отогрел дыханием руки и заставил подсесть ближе к огню. Он отдал ей все свои остатки НЗ – несколько сухарей и шоколадку. Местные с улыбкой смотрели, как он ухаживает за женщиной, как уговаривает ее поесть. Она согласилась лишь при условии, что Михаил тоже съест половину.

– Как тебя зовут? – спросил он, когда они согрелись и губы стали наконец шевелиться.

– Аминат, – ответила женщина. – Вы забыли меня. Я медсестра с комбината. А вас зовут Михаил?

Еще несколько дней он помогал Аминат, часто вытаскивал ее на себе. А потом ему пришлось оставить беженцев и перебраться в расположение группы.

Медицинская сестра вошла с тазиком ровно в семь часов утра. Обычная процедура умывания в постели неходячего больного. Сосновский посмотрел на непроницаемо-серьезное лицо Ирины Половцевой и вздохнул.

– Ириночка, сегодня такое замечательное утро, такое красивое небо над горами! Да улыбнитесь вы уже. Я хоть буду думать, что вызываю у вас исключительно положительные эмоции.

– Я на работе, – поджав губы, ответила медсестра. – А к работе надо относиться серьезно. Давайте, больной, садитесь, я вам подушку под спину подложу. Пора умываться и завтракать, а то снова не успеете подготовиться к утреннему обходу.

Утренний обход – важнейшая ритуальная часть лечения в любом заведении. Тем более что у Сосновского его лечащим врачом был лично главный врач госпиталя Александр Борисович Миронов. Крупный мужчина, с большими залысинами, пушистыми бровями над добрыми глазами. Голос у главного врача был глубоким и напоминал тихий рокот водопада. Михаил пытался представить, как бы этот голос мог звучать, разозли кто-нибудь Миронова по-настоящему, выведи его из себя, доведи до белого каления! Наверняка стекла в палатах повылетали бы. Но такое, видимо, было невозможно, да и не старался никто вывести Миронова из себя. Любили его в госпитале, по-хорошему даже боготворили. И решения его, иногда далеко не популярные, тоже не вызывали недовольства персонала или пациентов. Наверняка кто-то был недоволен тем, что какой-то пациент со сложным переломом ноги вдруг занял одноместную палату. Да, небольшую, но все же одноместную. Но вопрос не обсуждался, и даже к самому Сосновскому никто с расспросами о его заслугах не приставал. Раз Миронов решил держать данного пациента отдельно от других, значит, так надо.

Но утренний обход как ритуал не мог миновать и этой отдельной палаты. И вот в назначенный час распахнулась белая дверь с остеклением, прикрытым натянутой на бечевках белой тканью, и в палату вошел главный врач, потирающий довольно руки и улыбающийся, и несколько врачей, чьи пациенты будут осмотрены и опрошены в этой утро во время обхода палат.

– Ну-с, Михаил Юрьевич, – усаживаясь на табурет, услужливо подсунутый одним из врачей, заговорил Александр Борисович, – как мы сегодня себя чувствуем? Поведайте нам с коллегами.

– Болит меньше, пальцами шевелить могу, – с готовностью стал рассказывать Сосновский. – Чешется под гипсом, аж сил нет никаких.

– Ну, голубчик, – рассмеялся врач, – эта проблема легко решается. Давно бы попросили Ирину Васильевну, и она вам школьную линейку нашла бы.

– Правда? – Сосновский восторженно посмотрел на медсестру, замершую у изголовья кровати, как часовой на посту. – Как же я сам не догадался-то! Попрошу, обязательно попрошу.

– Ну, что же, товарищи, – доктор поднялся с табурета, – у пациента Сосновского заживление идет нормально, насколько я могу судить. Болевые ощущения исчезают, покраснений и отеков не заметно. Не заметно, Ирина Васильевна?

Медсестра вздрогнула, как будто ее неожиданно оторвали от мечтаний. Она поспешно заверила доктора, что у больного не замечено отеков и нездоровых покраснений. Похлопав Сосновского по руке, Миронов со свитой врачей удалился. И через несколько секунд его голос слышался уже из другой палаты.

– Вот видите, товарищ Половцева, – жизнерадостно улыбнулся Сосновский, – начальство велело вам раздобыть мне школьную линейку и…

– Я не буду вам чесать ногу, – надула губки медсестра. – Сами справитесь, больной.

– Эх, – вздохнул Сосновский и пошевелил пальцами загипсованной ноги, подвешенной на тросике, перекинутом через блок. – Одиночество, как тяжко ты во младе лет!

– «Во младе лет»? Это что-то новое! – усмехнулась медсестра, поправляя полотенце на спинке кровати, халат на спинке стула. – Пушкин, Лермонтов?

– Сосновский, но Михаил Юрьевич. Чувствуете поэтическое родство?

Серпантин тянулся и тянулся, стелилась под колеса «Виллиса» укатанная каменистая почва. Мотор завывал на крутых поворотах и снова ровно тянул на прямых участках. Буторин, сидя за рулем, все чаще посматривал на приборную доску. Выдержит латаная-перелатаная машина, прошедшая столько дорог, или не выдержит? Температура двигателя ползла вверх. Еще немного, и вода в радиаторе закипит. Шелестов, сидя на переднем сиденье, с интересом смотрел вверх, на техническое чудо: уникальную подвесную канатную дорогу, по которой вагонетки с рудой спускались к комбинату с горного месторождения. Перепад высоты около полутора километров. И эту систему тоже придется восстанавливать.

Пар из-под капота повалил, когда машина выкатилась на относительно ровную каменистую площадку в начале горизонтальной выработки. Буторин чертыхнулся, остановил машину и выключил мотор.

– А все-таки дотянул «Виллис», – с усмешкой покачал он головой.

Открыв капот и достав из-под сиденья тряпку, он накинул ее на горловину радиатора и открыл крышку. Пар вместе с брызгами кипящей воды вырвался наружу. Коган отстегнул сбоку канистру с водой и поставил возле переднего колеса. Надо дать двигателю немного остыть, прежде чем доливать воду. Оперативники стояли и осматривались наверху. Здесь начиналась шахта, а там, ниже, стоял комбинат, рядом раскинулись дома рабочего поселка, вниз уходила лента дороги. Производственные цеха выглядели относительно неплохо, но вот оборудование внутри было взорвано. Перед приходом немцев взорвали и насосный узел, подававший воду, и трансформаторную подстанцию, и обогатительные комплексы. Вопрос с восстановлением стоял остро: через год комбинат должен заработать в полную силу. Но это если ничто не помешает восстановлению.

– Канатная дорога – это раз, – начал перечислять Шелестов, приложив ладонь козырьком к глазам и защищаясь от солнца. – Грузовиками возить по серпантину нерентабельно. Это и школьнику понятно. Или нужны грузовики огромной грузоподъемности.

– Энергоснабжение, – Буторин указал вниз на взорванную подстанцию. – Она находится прямо под склонами. Если где-то там заложить взрывчатку, то ее накроет камнепадом, и проще будет построить новую, чем починить эту. А заодно камнепад снесет и несколько высоковольтных опор.

– Есть еще вариант, – подсказал Коган и указал на горы рукой. – Если устроить камнепад или селевый поток вон там, тогда накроет рабочий поселок, а это многочисленные человеческие жертвы. В том числе и среди специалистов. А заодно на несколько месяцев встанет дорога. Я даже не представляю, как ее будут разгребать бульдозеры, когда каменная лавина сползет сверху и накроет все слоем породы в несколько метров.

– Где они возьмут такое количество взрывчатки? – возразил Буторин. – Я, конечно, понимаю, что после окончания боев здесь в горах до черта осталось неразорвавшихся боеприпасов и складов, которые устраивали для позиций над перевалами егеря. Они тоже не всемогущие, местные органы работают.

– Вот наша задача в том и заключается, – добавил Шелестов, – определить возможные места закладки фугасов в горах с целью помешать восстановлению комбината. А также нарушить снабжение и транспортную связь Баксанской долины с другими регионами страны.

– Ну это мы по сорок второму году поняли, – невесело усмехнулся Буторин, – когда несколько тонн молибдена отправляли отсюда через перевал Донгуз-Орун, а Михаил чуть ноги не отморозил, помогая выводить беженцев через перевал Бечо. Вот они, два реальных пути. Перекрой их камнепадами, и в долине начнется голод. И про восстановление комбината придется забыть.

– Согласен, – кивнул Шелестов. – Гитлеровская разведка тоже понимает, что нам вольфрам и молибден нужны как воздух. Они могут постараться убить двух зайцев. И диверсию устроить, и вызвать у местного населения недовольство советской властью. Агентура здесь у них есть, это точно. Не стали же они всех выводить во время отступления. Были и национальные подразделения у них здесь, и проводники были. Кто-то обязательно остался, кому-то приказ уже отдали, ведь прошло полтора года, и успеть они могли многое. И выжидать в данной ситуации им только на руку. Мы расслабились, потому что ничего не взрывается, ничто не рушится. Значит, все в порядке. И их агентам и пособникам времени было достаточно, чтобы по килограмму натаскать взрывчатки на нужные места в горах. А время для взрыва самое удобное, когда начнутся работы по восстановлению. Так можно больше ущерб нанести, если мы успеем завезти новое оборудование. Все-таки один из крупнейших горно-обогатительных комбинатов!

– Ну что? Как обычно? – спросил Коган. – Я работаю с делами подследственных, пытаюсь выявить связи и контакты. Найти руку абвера.

– Абвера больше нет, – покачал головой Шелестов. – Я сам только услышал это от Платова. Адмирал Канарис снят с должности и уволен в запас. Подразделения абвера в основном подчинил себе Шелленберг, разведшколами руководит Целлариус из ведомства военно-морского флота. Так что всем теперь руководит СД. Да, и обрати внимание, Борис, опирается именно на местных, тех из подследственных и осужденных за измену родине, у кого родственники здесь остались, кто в этом районе долго жил. А ты, Виктор, начинай работать с местным населением. Особенно с теми, кто хорошо знает горы. Говорят, горы – они как люди. У них свое настроение, свой характер в каждом районе, на каждом гребне. Свяжись с местными альпинистами, теми, кто воевал здесь.

Пуля коротко свистнула и ударилась в камень в метре от Шелестова и рикошетом ушла в сторону, протяжно взвизгнув. Оперативники пригнулись и бросились в разные стороны за камни. Судя по всему, стреляли откуда-то сверху. Стрелок располагался в скалах выше входа в горизонтальную штольню.

– Винтовка или карабин, – сразу же сказал Буторин. – Но без оптики. С такого расстояния и слепой не промазал бы. Не думаю, что нас хотели просто попугать.

– А если он не один? – спросил Шелестов. – Кто-то его видит?

– Я ближе вас к скалам, – сказал Коган. – Ну-ка, спровоцируйте его, отвлеките, а я постараюсь перебежать открытое пространство и поднимусь вверх.

– Он тебя увидит и не даст подняться, – возразил Шелестов. – Хотя сидеть здесь до ночи тоже глупо.

– Борис прав, – тихо ответил Буторин, доставая из кобуры пистолет. – Я примерно знаю, где он может прятаться. Давай, Максим, ты помельтеши, а я его пугну. Он будет прятаться, менять позицию, и тогда Борис сможет проскочить. Может, и незаметно проскочить получится.

Шелестов вынужден был согласиться. Сейчас крайне важно узнать, кто этот стрелок, какую силу он представляет. Буторин стреляет в группе лучше всех. Он сможет даже на расстоянии сотни метров из обычного ТТ хорошо помотать нервы человеку в скалах. Приказав Когану приготовиться, Шелестов выскочил из-за камней и сделал вид, что бросился в сторону машины, но тут же изменил направление и перебежал к другой груде камне. Пуля тут же ударилась в землю, подняв фонтан земли и мелких камней. И сразу в ответ хлестнули два пистолетных выстрела.

– Есть, я его вижу! – довольным голосом прокричал Буторин, поводя стволом пистолета. – Максим, видишь наверху большой двузубый камень? От него на три пальца вправо плоский валун.

Коган уже пробирался наверх, пригибаясь и выбирая, куда поставить ногу. Даже шум небольшой каменной осыпи выдаст его. А сейчас стрелок его пока не видел. Шелестов снова поменял позицию, сделав несколько обманных бросков из стороны в сторону. Ствол карабина появился вместе с бородатым лицом горца. Буторин тут же дважды выстрелил, с удовлетворением отметив, что одна его пуля ударилась в камень всего в нескольких сантиметрах от головы стрелка. Тот испугался, поспешно спрятался за камень, но все же произвел выстрел в сторону Когана. Борис присел за камень. Рука оперативника дернулась к кобуре на ремне, но тут же остановилась. Нет, пистолет в руке сейчас никакого преимущества не даст, а будет только мешать подниматься по камням на крутом склоне. Надеяться надо лишь на ребят внизу.

– Он Бориса засек! – крикнул Шелестову Буторин. – Не даст подняться. С одной стороны нам его не взять.

Шелестов сразу понял, о чем говорит напарник, и, сунув пистолет в кобуру, стал подниматься по камням вверх левее входа в штрек. С двух сторон подойти легче, не сможет стрелок одновременно удерживать двух противников. Если, конечно, не убьет какого-то из них.

Буторин приготовил вторую обойму для пистолета. Четыре патрона он уже отстрелял, осталось три, и тогда придется очень быстро сменить обойму. Стрелка надо все время «держать в тонусе», не давать ему прицельно стрелять, заставлять укрываться за камнями, ограничивая ему обзор. Он, конечно, понял, что к нему поднимаются, но пусть не знает, каким путем. Бородатое лицо мелькнуло на миг и снова исчезло, потом чуть левее что-то мелькнуло снова. Кажется, стрелок перемещается влево: дальше от того места, где наверх поднимется Коган, и ближе к Шелестову. Надо как-то помешать ему! И Буторин, старательно прицелившись, выстрелил в камень, за которым, по его предположению, должна находиться голова горца.

Оперативнику повезло. Стоило ему выстрелить, и почти в тот же миг стрелок высунулся из-за камня. Пуля едва не угодила горцу в голову. Он сразу же скрылся. Буторин выстрелил еще дважды и тут же перезарядил пистолет. Коган был уже наверху и, прижавшись к камням, осматривался. Шелестову предстояло подняться еще метров на пять вверх. Кажется, он что-то увидел, поскольку положил руку с пистолетом на камень и выстрелил. Потом еще раз.

Все, Коган контролирует позицию стрелка, Шелестов под его прикрытием будет через минуту наверху. И Буторин, сунув пистолет в кобуру, побежал к скале. Теперь можно не опасаться, теперь он вне досягаемости. Буторин поднимался быстро, хватаясь сильными пальцами за выступы камней, проверяя ногой прочность камня. Где-то выше раздались еще два пистолетных выстрела, потом левее еще один. Значит, оба оперативника стреляют, зажали они этого дикого стрелка. Взять бы его живым!

Когда Буторин тоже поднялся на площадку над штреком, Шелестов махнул пистолетом. Оперативники двинулись вперед по отработанной схеме. Двое прикрывают, один перемещается, занимает удобную позицию и готовится к стрельбе, снова двое прикрывают, и третий двигается вперед. Они прошли уже около пятидесяти метров без выстрелов. Приходилось крутить головой на все триста шестьдесят градусов. Стрелок мог попытаться спрятаться в камнях, чтобы оперативники прошли мимо него, а мог и неожиданно напасть, когда кто-то окажется рядом. Перебежав на пять метров вперед, Буторин вдруг увидел карабин, лежавший между камнями. Старое оружие: щербины на металле, сколы на деревянных частях. Понятно, почему стрелок все время «мазал». Это была не попытка напугать, просто у карабина был сбит прицел.

– Гильза. – Коган подбежал и, опустившись на одно колено рядом с Буториным, протянул ладонь с гильзой.

Виктор взял гильзу, поднес к лицу. От нее сильно пахло сгоревшим порохом. Шелестов остановился чуть в стороне, оглядываясь по сторонам. Если горец бросил оружие, это не значит, что у него нет другого. Например, пистолета. Но куда он делся? И тут слева вдоль склона посыпались мелкие камни. Оперативники вскочили и бросились на звук осыпающихся камней. Буквально несколько шагов, и они выбежали на открытое пространство. Камешки еще осыпались по козьей тропе, шедшей между большими зубьями скал вверх по склону. И в конце она снова уходила в горы. И там скрылся тот самый стрелок.

Шелестов бросился вперед, старясь не приближаться к краю тропы, к пропасти глубиной в несколько сот метров. Буторин и Коган поспешили следом, держа оружие наготове. Шелестову, который шел первым, приходилось смотреть и вперед, и под ноги. И все же он оступился. Мелкие камни поехали вниз с тропы, и оперативник упал на бок. Тело сразу стало сползать вниз, к краю пропасти. Пальцы Шелестова пытались вцепиться во что-то твердое, но под руками была только ползущая и все ускоряющая движение масса мелких и средних камней. Еще миг – и он с грудой камней полетит вниз. Буторин успел сорвать с себя портупею и, упав на живот на твердом месте, бросил конец ремня Шелестову. Максим успел поймать конец кожаного ремня, стиснул его пальцами, но рука соскальзывала. Из последних сил он выбросил вперед вторую руку, рискуя ускорить падение резкими движениями тела, но пальцы второй руки все же вцепились в офицерский ремень.

Буторин едва держал ремень. Казалось, что кожа на ладони вот-вот лопнет от напряжения. Самое страшное было то, что Шелестов, ухватившись, как казалось, надежно за ремень, теперь стаскивал вниз следом за собой и Буторина. Виктор схватился рукой за острый выступ скалы, обхватил его сгибом локтя, но скала на деле оказалась лишь острым камнем, который под тяжестью человеческого тела вывернулся из земли и пополз вниз. И в последний момент пальцы Когана ухватились за сапог Буторина. Оперативник сидел на твердой земле, упершись каблуками в почву, и держал Буторина за ногу.

– Виктор, не дергайся! – хрипло сказал Коган. – Я держу, ты только не шевелись. Пусть Максим выбирается. Ты держи его, и пусть он по ремню выбирается, потом вытянем тебя. Я хорошо держу, не волнуйся.

Коган смотрел, как, перебирая руками по ремню, Шелестов начал постепенно выползать со склона на тропу. Он видел побелевшие пальцы Буторина и понимал, что тот держит ремень из последних сил, но это единственное, что Виктор мог успеть сделать в подобной ситуации. А еще Коган осознавал, что они все трое сейчас находились в крайне уязвимом положении. Были практически беспомощны. Можно было запросто перестрелять их всех. Можно было даже просто подойти и пристрелить каждого. Даже не так. Просто столкнуть Когана, и тогда все трое полетят вниз. И ничем ты помешать не сможешь! Дурацкое положение!

Но выстрела не прозвучало, на тропе никто не появлялся. А Шелестов, покрасневший от страшного напряжения, выбирался метр за метром на тропу. И когда большая часть его тела оказалась наверху, когда он уже лежал поперек узкой тропы, только тогда облегченно вздохнули все. Буторин, ворочаясь, стал отползать назад. Коган тянул его за сапог до тех пор, пока не убедился, что друг находится в безопасности.

Все трое сидели среди камней, тяжело дыша и посматривая вниз, в пропасть. Пока его товарищи разминали пальцы и рассматривали ссадины на руках, Коган снова достал пистолет и с беспокойством стал смотреть на конец тропы, где наверняка скрылся стрелок. Убедившись, что друзья в безопасности, он поднялся и со всеми предосторожностями дошел до конца тропы, до скал. Тропа уходила от края пропасти все дальше, вилась между камнями. Она здесь открыта взгляду метров на двести, и никого на ней не было. Коган сунул пистолет в кобуру и вернулся назад.

– Ну все, он нас обманул и ушел. Теперь уже не достать. Он горец и знает эти места, а мы, как котята, будем соваться в каждое труднодоступное место.

– Без проводников и альпинистов нам не обойтись, – согласился Буторин.

– Это все понятно. – Расстегнув воротник гимнастерки, Шелестов вытер платком шею. – Непонятно другое. Кто в нас стрелял? Почему он в нас стрелял? Это была случайная встреча с нами или он нас здесь ждал, пытался остановить, убить? Если последнее, то наш приезд сюда не секрет для врага. И нас тут ждали. И теперь будут стараться убить.

– Ну, это крайняя мера, ведь поиск взрывчатки и мест ее закладки, поиск немецкой агентуры с нашей смертью не прекратится, – возразил Буторин. – Думаю, что это либо демонстрация чего-то, либо случайность. И этот горец здесь находился по какой-то иной причине. Надо вызывать солдат и обследовать штрек, да и все вокруг. Возможно, стрелок пытался защитить тайник. Глупо с его стороны. Он только навел нас на мысль, что здесь что-то есть.

– Или постарался навести на такую мысль, – рассмеялся Шелестов. – Чтобы мы теряли здесь силы и время, «тянули пустышку».

– В любом случае глупо, – подвел итог Коган. – Лучше бы он не выдавал себя. Если закладка есть, мы лишний раз убедились в этом. Если ее нет, то мы укрепились в мысли, что она, может быть, обязательно есть где-то, будет, если еще не сделали этого. То есть угроза реальная!