Все события и персонажи романа вымышлены. Любое сходство с реальными людьми и событиями – чистая случайность. Точка зрения автора может не совпадать с мнениями рассказчика и других героев произведения. Ни одно суждение вымышленных персонажей (в том числе рассказчика) не претендует на объективность, ни одно высказывание ни к чему не призывает. Роман создан исключительно в развлекательных целях. Автор не стремится никого ничему научить.

ВНИМАНИЕ! Если вы считаете себя впечатлительным человеком, то НЕМЕДЛЕННО закройте эту книгу и больше НИКОГДА не открывайте.

Часть первая

Гниль под летним солнцем

1

– Не делай из меня дуру! Я знаю, это ты виноват! Чего в стену глядишь? Отвечай!

Пожилая, но крепкая женщина отступила на шаг, когда он перевел на нее свой тяжеленный взгляд.

Он сидел в видавшем виды креслице с протертой обивкой. Руки лежали на деревянных подлокотниках. В такой позе да еще и с наклоненной вбок головой он был похож на паралитика.

Тридцать пять лет, а голова уже седеет. Лицо поросло жидкими волосками. Такие и щетиной-то не назовешь. Даже бороды нормальной себе отрастить не может, только жалкий пушок.

Впрочем, он и сам жалкий. Катится в пропасть не останавливаясь. Потерял работу. Загубил семью. Сидит теперь в позе инвалида в продавленном кресле.

Его взгляд безумен из-за затяжного алкогольного психоза. Женщина с самого начала подозревала зятя в убийстве ее дочери. И теперь он может запросто грохнуть ее саму. Прямо тут, на пороге однокомнатной квартирки на пятом этаже хрущевки.

Он схватил с журнального столика хрустальную конфетницу-лодочку и метнул в тещу. Конфетница ударилась о дверь, но не разбилась. На зеленой поверхности появилась отметина. Скрепки, шпильки для волос, фотокарточки на паспорт, катушки ниток, пуговицы – все, что годами копилось в конфетнице, разлетелось по комнате.

Старуха юркнула в подъезд. Дверь захлопнулась. Послышался торопливый стук каблуков по ступенькам.

Юрий долго не отводил взгляда от тесной темноты прихожей. Глаза пульсировали от боли. В голове стучал отбойный молот.

Ч-черт… Она ведь визжит, даже когда просто разговаривает! Это стало раздражать Юрия с того самого дня, когда возлюбленная привела его знакомиться с родителями.

Ну, не то чтобы возлюбленная. Просто так получилось, что он на ней в итоге женился…

Юра стремительно спивался. Раньше, в другой жизни, он был многообещающим комсомольским функционером, прислуживал провинциальным партийным царькам. Строил социализм, приворовывал потихоньку. Квартирку выхлопотал. Только – вот беда! – строительство дома пришлось на самый конец перестройки. Кооператив развалился, а дом так и стоит до сих пор унылой недостроенной коробкой с пустыми окнами.

А ты, Юрец, сидишь здесь – в убогой конуре, доставшейся тебе от умершей бабки. И спиваешься. Раньше был красавец мужчина, все девки по тебе сохли. А теперь кто? Неудачник и алкаш.

За окном 1994. Странный год. Все плохо, и ничего толком не происходит. Невыплата заработной платы, митинги, забастовки, теракты, пьяный Ельцин, демократия, выборы… А так-то ничего особенного, все просто плохо. Надо либо веселиться и рисковать, либо опускаться и спиваться.

Юрий избрал второй путь – года три назад, когда приказали долго жить строительный кооператив, комсомол и партия-мать. Настало время неудач, нестабильности и незащищенности. Юра попытался устроиться на завод по специальности и даже проторчал там у станка пару месяцев. Но завод прикрыли, не заплатив новому фрезеровщику ни копейки. Потом его больше никуда не взяли, а со временем он просто перестал искать работу.

Лена – супруга – устроилась уборщицей в школу у черта на куличках. Зарплата мизерная, и выплаты задерживали, но хоть что-то. К тому же начальство разрешало таскать из столовой объедки. Из утонченной молодой женщины Лена за три года превратилась в грубую, неотесанную бабу. Она обрюзгла. Лицо приобрело багровый оттенок. Появились сколы на передних зубах. Волосы все время засаленные. Совсем перестала следить за собой.

Юрий однажды понял, что избегает быть рядом с этой женщиной. С женщиной, которую когда-то… впрочем, нет, не любил.

Она начала его раздражать. С каким удовольствием он придушил бы ее подушкой! Что ему было нужно, так это другая баба, чтоб на стороне. Перспективы, так сказать. Разведись он с этой кобылой просто так, остался бы без копейки: это ведь она его содержала. Его и пятилетнюю дочку – Лизу. Которую он, к слову, тоже не любил. Это Лена уговорила его завести ребенка.

Однажды Лиза исчезла. Это случилось, когда Лена вместе с ней стояла в очереди за парой дефицитных сосисок. Был хмурый осенний день. Накрапывал дождь. У магазина толклись серые люди с угрюмыми лицами и враждебными взглядами. Лена увлеклась разговором с какой-то женщиной, отпустила Лизину ручонку, отвернулась – и малышка словно испарилась. Только через час бесплодных поисков Лена обратилась в милицию. Менты долго чесали репу, потом наорали на нее и принялись имитировать работу.

И вот, Лиза уже полгода числится пропавшей без вести.

Юра, конечно, поначалу напускал на себя опечаленный вид, но втихаря радовался: обуза долой.

И он – не то с горя, не то от радости – запил еще сильнее. Благо, самогон стоил дешево из-за жесткой конкуренции: многие старухи варили, потому что им по нескольку месяцев не выплачивали пенсию.

Незадолго до исчезновения дочери он перешел последнюю грань, отделявшую его от полного краха отношений с женой. Однажды утром он валялся на диване, не зная, чем бы заняться. Разглядывал ковер на стене. В одном месте ковер слегка провис. Странно. Разглаживая неровность рукой, Юра что-то нащупал. Это оказался конверт, набитый сто-, двести- и пятисотрублевыми бумажками. Попалось и несколько тысячных.

Всего пятьдесят тысяч рублей. Сумма по тем временам не заоблачная, но солидная. Судя по количеству мелких банкнот, Лена втихаря копила год, а то и полтора.

Юрий, одолеваемый желанием выпить, взял тысячу сотнями, а конверт оставил лежать на кухонном столе. Непростительная беспечность с его стороны.

Он вернулся домой около полуночи, пьяный. Подходя к подъезду, увидел свет в своем окне. Необычно. Лена никогда не ждала его возвращения, ложилась спать.

Спотыкаясь, он поднялся на свой этаж. Пошатнувшись, едва не кувыркнулся через перила. Нашарил ключи в кармане вонючих брюк. Света на площадке не было: лампочку опять выкрутили. Матерясь и скрипя зубами, Юра с десятого раза воткнул ключ в замочную скважину.

Лена ждала в коридоре. Ее лицо было заплаканным.

Юрий стоял с выпученными глазами, не в силах вымолвить ни слова. Шатался из стороны в сторону. «Чего ты хочешь?» – подумал он, но произнести не смог. Вместо этого громко икнул.

– Где тысяча, сволочь?

– К-к-хакая тысяча? – искренне недоумевал Юрий. Он уже и думать забыл о том, что натворил утром.

– Моя тысяча, – пояснила Лена. – Ты, паскуда! – закричала она. – Кто разрешил тебе открывать МОЙ конверт?!

– Отцепись, – пролепетал он, пытаясь обойти супругу. Но маневр оказался слишком сложным. Он врезался в тумбочку, уцепился рукой за висевшую на вешалке куртку и рухнул вместе с оторванной вешалкой.

– Какая же ты мерзкая тварь! – процедила Лена, задыхаясь от злости. А ее муж между тем ползал по полу на четвереньках, мыча.

– Чтоб ты, блядь, сдохла, – сумел вымолвить он, кое-как возвращаясь в вертикальное положение.

– Закрой пасть, пьянь! Это я тебя кормлю и обеспечиваю! Ты тут никто! Ноль! Пустое место! Я те…

Юрий впервые в жизни ударил Лену.

И вот, она лежит на полу. Корчится и рыдает.

Дверь в комнату приоткрылась. Показалось маленькое испуганное личико. Дочь проснулась.

– Марш спать! – рявкнул Юрий и рванул дверь на себя. Девочка, оставшаяся в темной комнате, горько заплакала.

– Я здесь главный! Тебе ясно, мразь?! – ревел отец семейства, брызгая слюной.

Лена не отвечала. Она лежала на полу. Ее сотрясала дрожь.

Юрий отупело смотрел на нее еще с минуту. А дочь тихо скулила за дверью.

Во второй раз силу пришлось применить через пару недель. На этот раз жена получила в глаз за то, что отказалась давать Юре денег на карман (конверт она надежно перепрятала). На третий раз он сломал ей нос. На четвертый навалял таких пощечин, что у нее потом неделю звенело в ушах. На пятый схватил ее за волосы и ударил лицом о кухонный стол. Новый метод воспитания быстро вошел в привычку.

Одной теплой майской ночью, через полгода после исчезновения Лизы, Лена сидела на кухне, курила и вспоминала, какой была в молодости. Поздний, долгожданный ребенок. Блондинка. Красивая, многообещающая. Мать и отец говорили, далеко пойдет. Учителя сулили большое будущее. Круглая отличница. Активистка. Окончила музыкальную школу. И…

Вышла замуж за комсомольского вождя. Именно так хотел отец, ветеран войны.

И чем это все обернулось?

Вот она, сидит в загаженной кухне. На животе складки, передние зубы выбиты, на пунцовом лице проступают синюшные сосуды. Видны следы от побоев. Все хуже некуда.

И она решилась.

Пока пьяный выродок не явился домой, надо собрать вещи и сбежать к матери. Пожить у нее немного, пока благоверный не сдохнет с голоду. И никакого развода не нужно: чего квартире-то пропадать – достанется по наследству.

Он скоро вернется!

Она вскочила со стула, ринулась в зал и принялась озираться, не зная, что первое ухватить.

Сумка…

Не сумка, конечно, а пакет. Большой, прочный. Подойдет.

Документы. В шкафу с застекленными дверцами.

Деньги. Достать конверт из щели под подоконником. Вот они, денежки, в целости и сохранности. Отсырели, правда, малость. Но это ничего, высохнут.

Фотография Лизы.

Лиза… Кто ж знал, что эти люди обманут и не дадут за тебя ни рубля…

Мама хотела для девочки только лучшего. Что может дать ребенку затюканная уборщица, жена алкоголика? Эти люди предложили за Лизу баснословную сумму – три миллиона. Леночка таких денег отродясь в глаза не видела.

И она согласилась. Эти люди сказали, что Лиза отправится в хорошую американскую семью, где у нее будет все, что нужно ребенку: родительская любовь, игрушки, качественное образование, безопасность.

Как эти люди на нее вышли? Лена подозревала, что школьная директриса дала им наводку.

Сначала Лена отказала, и они накричали на нее. Уехали. Потом пришли снова. И она поняла, что они не оставят ее в покое. И что ее семья давно на крючке.

Леночка долго плакала, гладя маленькую головку спящей Лизы. А потом она подумала: там, в США, ребенку будет лучше. Девочка ведь совсем маленькая, она всего через несколько дней забудет маму и папу-козла. А Лена получит много денег, чтобы начать новую жизнь. Поначалу больно, но в итоге все довольны.

В следующий раз, когда пришли эти люди, она согласилась. Ей назвали место и ее нехитрые действия. Сказали, в местном продуктовом магазине будет громадная очередь за мясными продуктами. Лене надлежало вместе с Лизой встать в очередь, завести с кем-нибудь разговор и отвернуться от дочери. Деньги обещали передать через сутки.

Она все сделала согласно инструкциям. Ребенок исчез. Только вот денег за девочку так никто и не передал. Ни гроша. Эти люди растворились в воздухе…

Документы, сбережения… Нижнее белье… Колготки…

Ключ, спотыкаясь, воткнулся в замочную скважину. Дверь открылась.

Лена стояла напротив. Из подъезда пахнуло затхлой сыростью. На пороге, шатаясь, стоял он.

Он сделал первый шаг в квартиру, но его качнуло назад, и он едва не упал. Как хотела бы Лена, чтобы он шарахнулся башкой о бетонный пол лестничной клетки!

Он ввалился в прихожую и захлопнул дверь.

Лена стояла, застыв.

Пьяный муж с недоумением смотрел на жену, пытаясь понять, что происходит. Если у нее в руках документы, белье и тот самый конверт с деньгами, то…

Сука задумала сбежать! Удрать, оставив главу семейства без гроша! Не-е-е-е-ет, бессовестная жаба, это не так-то просто!

Он рванулся к ней и схватил за волосы. Вещи рассыпались по полу. Лена закричала. Под его напором она потеряла равновесие, и они вдвоем рухнули на пол в зале. Он уселся на нее сверху и ударил несколько раз головой о пол. Она вцепилась в его лицо ногтями, пытаясь выцарапать глаза. Он несколько раз сильно ударил ее по голове и лицу. Похоже, сломал скулу.

Лена почувствовала, как выпадает из реальности. В голове что-то защелкало. Юрий хрипло матерился, оскорблял ее, но она не понимала ни слова, только интонации.

Подавившись собственной кровью, она закашлялась.

Юра, скрипя зубами, поднялся. Уставился на растекающуюся по полу темную лужу.

– Я с тобой еще утром поговорю, – пообещал он и завалился на диван спать.

Утром разговор не задался. Лена упорно не желала с ним разговаривать. Она стала такой апатичной, что за ночь даже не сдвинулась с места.

Пнув ее пару раз ногой и не дождавшись реакции, Юра запаниковал.

Убийство.

Он совершил самое настоящее убийство.

Избил человека до смерти.

И не кого-нибудь, а собственную жену грохнул!

За это ведь могут посадить…

Она точно умерла или все-таки просто потеряла сознание?

Он сел на корточки возле нее. Осторожно взялся за ее волосы и оторвал голову от засохшей черной лепешки на полу. Послышался звук, какой бывает, когда отдирают клейкую ленту. Голова не поворачивалась. Шея не гнулась.

Трупное окоченение.

Он поднялся на ноги. Перед глазами расходились ядовито-зеленые круги. Он еще некоторое время тупо смотрел на тело жены, потом принялся расхаживать по комнате.

Что делать что делать что делать что делать

Он обессиленно опустился в кресло и просидел так целый день до позднего вечера. Время от времени погружался в дремоту. Всякий раз, очнувшись, надеялся открыть глаза и не увидеть окоченевшего трупа на полу. И всякий раз Лена никуда не девалась.

Около часа ночи он завернул труп в простыни, обмотал изолентой и погрузил на маленькую тележку.

Ему повезло, что никто из соседей не припозднился, возвращаясь домой, и что шпана не хлебала пиво в подъезде. Он окольными тропами повез тележку, груженную страшной поклажей, к мосту – в овраг, где был огородик, тоже доставшийся ему от бабки, как и квартира.

По дороге убийца вздрагивал каждый раз, когда по мосту проносилась машина. Совсем страшно стало, когда из-под моста донеслось пение нестройного пьяного хора. Потом кто-то разбил бутылку. По округе разнеслись матерные возгласы и улюлюканье.

Юрий остановился и пару минут стоял как вкопанный. Покрытая тьмой реальность начала приобретать чудовищные очертания: формы искажались и приходили в движение.

Он посмотрел на завернутую в простыни жену. Ему показалось, Лена пошевелилась. Как будто ей захотелось почесаться или что-то в этом роде.

Понимая, что это лишь игра воображения, он все равно задрожал и покрылся холодным потом.

Он оставил тележку, схватился за край простыни и дотащил груз оставшиеся пятьдесят метров до своего участка. Оттуда открывался вид на заросший кустарником склон и загаженный ручеек, который был когда-то судоходной речкой Нижний Судок. Вся дача была четыре сотки земли, маленькая хибара для инструмента да металлический резервуар для воды.

С замком пришлось повозиться: он всегда заедал. Отперев дверь, Юра вынес из домика ржавую лопату. Он едва не надорвался, пока сдвигал с места резервуар. Потом понял, что проще опрокинуть его и вылить воду. Перевернуть бочку тоже оказалось непросто: за годы стояния на одном месте она вросла в землю. Когда она наконец опрокинулась, у Юрия колотило в висках от напряжения.

Тяжело и хрипло дыша, он прикидывал, сколько времени придется копать яму. А ведь еще нужно было заровнять так, чтобы никто из огородников ничего не заподозрил.

За пару часов он справился. Он все сделал как надо. Даже холмика не осталось, так что резервуар легко встал на прежнее место. Лишь одна сторона оказалась немного выше другой, но со временем земля просядет.

Юра отдышался и прислушался к тишине оврага.

Близилось утро. Землю окутала прохлада мертвых часов.

Каковы ближайшие планы? Пропить Ленины деньги, а там посмотрим. Может, дворником возьмут куда-нибудь.

А про этот огород надо просто забыть. Может быть, вернуться по осени и сжечь домишко. Пусть соседи со временем тоже забудут, что здесь что-то было. А Леночка постепенно сгниет там, под резервуаром, так что никто ничего не узнает.

Новоиспеченный шестиклассник Денис с понурым видом сидел на лавке.

Скукотища. Летние каникулы заканчиваются, а делать нефиг. Оно так всегда бывает в конце лета: школа уже маячит поблизости, а слоняться по улицам заколебало. Ни то ни се. Димон куда-то запропастился, дверь никто не открывает. Артемка из концлагерей только через три дня вернется.

Вот Денис и бродил один по окрестным улицам.

Дошел до магазина «Заря». Долго пялился жадными глазами на витрины ларьков. Сколько там всего интересного было, в этих ларьках: жвачки с вкладышами и наклейками, шоколадные яйца, стреляющая пластмассовыми пульками воздушка, здоровенный карманный ножик с китайским драконом на рукоятке, разноцветная газировка, конфеты с татуировками-переводками…

Только денег не было. Двухсот рублей, которые дала мама, почти ни на что не хватало. Поэтому Дениска положил их в копилку – металлическую коробочку из-под индийского чая. Денег в семье вообще было мало. Время такое.

Жарища. Съесть бы мороженого…

Он решил попить холодной воды из колонки во дворе двух немецких бараков, оставшихся со времен оккупации.

По двору был разбросан хлам. К забору прилепился гараж-коробка для инвалидного «запорожца». Между облезлыми турниками протянулись бельевые веревки. Поодаль виднелись развалины, а из них – покореженные обломки лифта. Дениса часто мучил вопрос: что тут было раньше и почему это разрушили?

Он вприпрыжку подбежал к колонке и нажал на тугой рычаг. Штуковина грозно заурчала, из крана выпало несколько капель ржавой воды. Он надавил сильнее. На этот раз вообще ноль реакции. Он не сдавался, пока из окна барака не крикнули:

– Отошел от колонки! Не работает!

Денис отправился дальше, мимо двух пятиэтажек и школы. Вид школьного здания навевал нехорошие мысли: до конца августа оставалось недели полторы. Числа тридцатого пробный день. Надо идти, получать учебники, восстанавливать прерванные на лето знакомства с одноклассниками. Ему так и не удалось близко подружиться ни с кем из них. Другое дело соседские ребята – Артемка и Димон. Вот с кем всегда весело. Двое, которые всегда с тобой. Эта троица давно превратилась в своего рода тайное братство. Они знали то, чего не знали другие: незаметные дырки в заборах, неиспользуемые сквозные трубы между переулками, потайные входы в заколоченные здания… Все эти загадочные места находили их, когда они собирались втроем.

Дениска шагал по раскаленным улицам. Вот оно, волшебное учреждение, где в полутемном коридоре стоит бесплатный автомат с газировкой. Внутри туда-сюда сновали люди. На мальчика – ноль внимания. Как всегда.

К автомату обтрепавшейся веревкой был привязан мутно-голубой пластмассовый стакан с коричневым налетом по кромке. Денис несколько раз наполнил его до краев и выпил. Глаза заслезились от газа. Он вышел на улицу и смачно рыгнул, напугав прохожую тетку. Следующие несколько минут ему вообще ничего в жизни не было нужно. Состояние полного удовлетворения.

Потом он подумал: а не взглянуть ли на завал деревьев, который образовался у моста весной во время урагана?

И Дениска двинулся в сторону оврага. Через минуту он был там.

Завал никуда не делся. И ствол упавшего дерева, соединивший два склона, тоже был на месте. Шестиклассник осторожными шагами пошел по стволу.

Ты – герой приключенческого фильма, преодолевающий бездонную пропасть по хлипкому мостику. В любой момент что-нибудь может пойти не так. Тогда ты сорвешься, упадешь в ревущий поток и будешь перемолот острыми валунами. Или съеден крокодилами. Течение настолько сильное, что увлекает за собой громадные камни. Они трутся друг о друга, издавая грозный рокот.

Это было несложно представить: внизу шумел ручей.

Денис почти добрался до противоположного края, когда ему стало не по себе от большой высоты.

Он уже разворачивался, когда заметил среди листвы нечто необычное. Это была небольшая постройка, обитая жестяными листами грязно-зеленого цвета. На дачный домик не похоже. Что-то заброшенное.

«Вот соберемся с Димоном и Артемкой – подобью их посмотреть, что там такое», – пообещал себе Денис.

– Многие главные нацисты сбежали в Латинскую Америку, – с важным видом разглагольствовал Димон. – Доктора Менгеле, вон, так и не прищучили. Дожил до старости и утонул в море, когда купался. И то не факт, что утонул. Может, опять в бега ударился. Трупак-то вроде как и не нашли.

– Ну и что? – спросил Дениска, повиснув на перекладине турника. Артемка в это время кидал в землю старый перочинный ножичек.

– А то, – объяснял Димон, – что пропавшие без вести нацисты могут быть еще живы. Они даже могут быть среди нас!

– Уж это вряд ли.

– Видел того деда из третьего подъезда, который ни с кем не разговаривает?

– Не хочешь же ты сказать, что он нацист? – усмехнулся Артем.

– А ты слышал, чтобы он когда-нибудь с кем-нибудь говорил? С ним здороваешься, а он не отвечает.

– Как же он тебе ответит, если он немой! – Денис с Артемом заржали.

– Кто вам сказал? – недоверчиво спросил Димон.

– Да это все знают! Спроси любого. Вон, хоть деда своего.

– Ладно, спрошу, – нехотя пообещал Димон, но не сдался. – И все равно! Может, он не говорит потому, что у него акцент! Прикидывается немым, документы подделал.

– Бежать от охотников за нацистами в Советской Союз – это, конечно, о-о-о-о-очень умно, – заметил Артем.

– Не просто умно, – не растерялся Димон, – а умнее не придумаешь. Представь себе, – обратился он к Артемке, – что ты гитлеровец. Куда тебе лучше податься – туда, где тебя сложно будет найти, или туда, где никто даже не догадается искать? А? Что, я неправ? Или, думаете, в нашей стране было мало коллаборационистов, чтоб прикрыть фашистскую задницу? Да их до сих пор одного за другим разоблачают! Вы Тоньку-Пулеметчицу вспомните.

– Да, я смотрел по телику передачу! – тут же вспомнил Денис. – Сколько наших-то положила, тварь.

– И не говори, – согласился Димон. – Ее по всему Союзу искали. Нашли лет пятнадцать назад, сразу и расстреляли. А у нее муж, дети уже взрослые. Важной шишкой была, ветераном войны числилась. Есть версия, что Гитлер тоже где-то прячется под чужим именем и с чужими документами.

– Да ладно тебе! – отмахнулся Артемка.

– А почему нет, – рассуждал Димон. – Никто ведь не может быть полностью уверен, что в Берлине был его труп. Он мог подстроить, чтоб завалили двойника, а сам слинял в Аргентину.

– Кстати, я слышал, – сменил тему Артем, – что в Аргентине недавно подстрелили зверя какого-то странного. Наука таких еще не знает. Чупакаброй зовется. Вроде собаки или койота, только лысая. Овец режет, коров.

– А я про пожирающую поляну читал в журнале, – подхватил Денис. – Там люди пропадают. Вроде как поляна, а вроде как и не совсем. Типа, живое существо на самом деле. – И он вспомнил, как несколько дней назад обнаружил сооружение, скрытое в зарослях оврага. – Мужики, а пойдемте в овраг! Я там такое видел!

– Что? – спросил Димон.

– Там какой-то не то сарай заброшенный, не то склад.

– И че в нем? – поинтересовался Артемка.

– Откуда я знаю. Я не смотрел.

– Зассал? – принялся подначивать Димон.

– Да ничего я не зассал! Одному не интересно.

– Брешешь.

– Иди в жопу! Говноед сраный!

Димон раскрыл было рот, чтобы сказать еще какую-то гадость, но его перебил мужской голос с балкона на третьем этаже:

– Это что за слова такие?

Подняв головы, они увидели лысоватого мужичка средних лет. Он вышел на балкон покурить в трусах-семейниках и майке-алкоголичке.

– Фак ю! – крикнул Артемка. – Лысый пидор! – и показал дядьке средний палец.

Картинно потряся «факом», он рванул прочь и скрылся за углом. Димон и Денис побежали следом.

– Щас догоню! – кричал вслед мужик. – Сволочи маленькие!

Их ноги почти не касались земли. Мимо пролетали пятиэтажки, турники, лестницы, качели, гаражи, клумбы из покрышек. Над головой каштаны беззаботно шелестели о лете, убегающем сквозь пальцы.

– Гля, ребя! – Димон остановился и вытянул палец в сторону единственной в городе четырнадцатиэтажки. Один подъезд, кодовая дверь, общие балконы на каждом этаже. Четырнадцатиэтажка громадной свечой возвышалась над всем городом. С крыши можно было увидеть, как земной шар закругляется.

Кодовая дверь была настежь.

– Давайте туда! – крикнул Артем. – Быстрей, пока не закрыли! – Он рванул к подъезду, вздымая вихри пыли на плешивой земле.

Они окунулись в темную прохладу, и Денис почувствовал зуд обгоревшей кожи. Перед глазами пошли ядовитые пятна, когда свет резко сменился полумраком.

Лифт тащился наверх невероятно долго. Коробка тряслась. Внутри горела всего одна лампочка, тусклая от слоя пыли. Лифт пестрел народным творчеством разных жанров – от признаний в дружбе и любви до матерных неприличностей, политических лозунгов и изображений мужских половых органов. На дверях красовались наклейки с голыми тетками, которые явно кто-то пытался содрать, но не смог.

На четырнадцатом этаже было светло и дул сильный сквозняк. Солнечный свет врывался на площадку сквозь широченный дверной проем. Две двери были сняты с петель и стояли в сторонке, прислоненные к стене.

Ребята вышли на общий балкон, прильнули к кирпичному бортику и посмотрели вдаль. Внизу как на ладони простирался 311 квартал, а за ним – еще четверть огромного района. Крыши сливались в одну неровную массу, залитую пылающим солнцем. Жара накрыла город колпаком, который дрожал, как желе. Звуки городских будней сливались в единый гул.

– Красотень, – оценил Денис.

– Вот бы сейчас отрастить крылья и полететь, – размечтался Димон.

– А хрен ли! – Артемка хлопнул ладонью по раскаленным кирпичам, подпрыгнул, перекинул ногу через бортик, потом вторую и уселся.

У Дениса ноги подкосились.

– Ты чего творишь, придурок? – проговорил он дрожащим голоском. – Слезь оттуда!

– Как нефиг делать. – Артем переместил задницу на пару сантиметров ближе к краю.

– Дурак совсем?! – Димон крошил дрожащими пальцами нашлепки цемента.

– Да что тут такого? – Артемка беззаботно качал свисающими ногами. – Все зашибись, не ссыте. Это четко. Давайте тоже сюда. Клево с такой выси вниз смотреть.

– Ой дура-а-а-а-ак…

Метрах в пяти от них пронеслись две ласточки. Артем от испуга дернулся. Денис и Димон вскрикнули.

– Слезай, урод! – Димон схватил его сзади за футболку и потянул.

– И правда, Артем, не будь дэбилом, – сказал Денис. – Что мы потом твоим родакам скажем?

– Да ничего! – разозлился Артемка. – Ну вас на хер, ссыкло! «Ну слезь, ну не надо, что мы родакам скажем!» Как девочки, чес-слово. – Он одним движением перемахнул через бортик и мягко опустился подошвами кед на пыльный коричневый пол.

На этаже лязгнули двери лифта.

Не только Святая Троица воспользовалась открытой дверью подъезда четырнадцатиэтажки. Пожаловали новые гости. И Денис сразу узнал их голоса.

Гопота. Гроза 311-го. Они постоянно отравляли жизнь. И всегда были тут как тут. Выруливают из-за угла. Поджидают на школьном стадионе. Окликают. Свистят вслед. Громко ржут и матерятся. Вечно бухие или под клеем. Отнимают деньги у тех, кто младше и слабее. Задирают просто так, ради развлечения.

И вот, они здесь. Пересмеиваются о чем-то. Четверо. Двоих Денис знал по именам. Это были Серега Махоркин и Юрик Кошаров. Первый – низкорослый кособокий упырь с коричневыми наростами на роже. Из неблагополучной семьи. Мать пьет и пропадает где-то месяцами, а бабка – бывшая школьная вахтерша – содержит внука на свою копеечную пенсию. Серега школу бросил, бродяжничает по окрестным дворам. Ему уже шестнадцать лет, а выглядит на четырнадцать.

А еще у него поганые, водянистые глаза, которыми он пристально на тебя смотрит, прежде чем отвесить оплеуху или плюнуть в лицо.

Кошаров – тоже мерзкий тип, хотя и из приличной семьи. Даже одевается неплохо. Собаку породистую выгуливает каждый день. Как только сходятся с Махоркиным, творят вместе беспредел. Поговаривают, они даже человека убили.

Кошаров пару лет назад чуть не сдох, причем в этой вот самой четырнадцатиэтажке. Нанюхался клея, забрался на девятый этаж, там его голоса позвали наружу – и Юрец сиганул. Чудом приземлился не на асфальт и не в мусорный бак, а пролетел четыре этажа и упал на пятый. Покалечился сильно. Шансы на выздоровление были близки к нулю. Но Юрка за два года оклемался и снова оказался в строю, где его ждали с распростертыми объятиями. Напоминала о происшествии лишь легкая хромота на правую ногу. Ну, и лицо изменилось. Появилось в нем нечто жуткое. Отморозок, которого поцеловала смерть. Он живет, а должен бы лежать в могиле и гнить. Время, полученное просто так. Чтобы творить беспредел.

С этой неразлучной парочкой были еще два малознакомых гопаря.

– Оп-па! – воскликнул Махоркин, прихлопывая ладонями. – Кто это тут? Три соплежуя!

– Ну фто, как дела, пасаны? – выступил вперед беззубый глист. Денис вспомнил, что видел его в школе пару раз. Фамилия у него была Кожемяко.

Троица потупила взгляды и насупилась.

– Я шпрошил, как дела, бля! – с шепелявым присвистом протявкал Кожемяко и отработанным движением отвесил подзатыльник Димону. Тот с ненавистью посмотрел на глиста. Будь у Димона автомат, он бы пальнул не задумываясь. – Отвечай, шучара!

Беззубый Кожемяко выбрал себе жертву на ближайшие несколько месяцев. Теперь Димону лучше было не попадаться ему на улице.

– Гондоны, бля, – зарычал Кошаров. В этот момент он напоминал раздразненного пса. Вот-вот укусит.

– Хули вы тут делаете? – вступил в диалог четвертый – коренастый краснолицый гопник с кудряшками и дергающимся глазом. Он жил в овраге, в частном секторе, на улице Вильямса. Слыл умственно отсталым да еще и буйным. Мог ни с того ни с сего накинуться на человека и начать избивать. За кудряшки местная шпана кликала его Пушкиным. Сколько ему было лет, никто точно не знал, но поговаривали, будто уже за тридцать, просто лицо такое – как у подростка.

– Че, воды в рот набрали, да, бля? – подначивал Махоркин, прохаживаясь по балкону и по очереди заглядывая Димону и Денису в глаза. Артема они все словно не замечали. Махоркин остановился рядом с Дениской и сунул ему под нос грязный кулак с заскорузлыми, опухшими от авитаминоза пальцами и обкусанными ногтями с черной каймой. – Чуешь, чем пахнет? – На самом деле кулак попахивал дерьмом.

– Бабки есть? – спросил Кошаров.

Молчание.

– Ешть бабки, говнюки? – спросил Кожемяко.

12 3 4 Kolejny

1994. Русский роман ужасов

Часть первая

Osoby, które czytają tę książkę, przeczytały również

Inne książki tego autora