Дом разнообразия

Пролог

Распахнув глаза, Ванда по привычке шлепнула рукой по второй половине кровати. Ладонь приземлилась на мягкую постель, и девушка невольно поморщилась. Вечно просыпаться одной, Ванде порядком поднадоело, но она любила своего мужа и готова была терпеть от него что угодно. Да и разве обижаются на близких?

«Но мог хотя бы в этом месяце никуда не ходить», – мрачно подумала она. Несколько дней назад ее сбил велосипедист, из-за чего она сломала ногу, и ковылять с дочерью в школу самой ей сейчас совсем не улыбалось.

Но делать нечего, муж на работе, я на хозяйстве, солнце над деревьями: пора вставать, – подбадривала она себя, – прочь тоска, этот день будет моим! Но все же странно, обычно Мэл возвращается еще до рассвета.

Заложив костыли подмышкой и уперевшись на них, девушка поднялась с кровати. По дороге на кухню Ванда бросила короткий взгляд на часы, которые показывали восемь, и решила, что даст дочери еще поспать, а сейчас кофе. «Через час нужно быть в школе, но мы успеем, – думала она, – тут недалеко».

Ванда зашла на кухню, пожарила яичницу, сварила черную рассыпчатую массу в кастрюльке, сделала глоток, а остальное выплеснула в раковину. Фу! Ну и мерзость, – скривилась она. Но все же этот глоток ее разбудил.

На утренний туалет Ванда потратила гораздо больше времени, чем рассчитывала, поэтому покончив с вечным женским проклятьем, она поспешила разбудить дочь.

Постучав в дверь, Ванда ласково позвала.

– Милая просыпайся, пора в школу.

Девушка толкнула дверь, и та с легким скрипом отворилась. Окно на распашку, в кровати никого не было.

Ванду охватил ужас.

Испытание первое

1

– Доброй ночи родная.

Пожелал муж жене, поцеловал спящую дочь в детский наивный лоб, и вышел за порог. Мэл всегда проделывал эту процедуру именно в начале второго ночи, так как считал, что полиция с этого часа начинает испытывать отвращение от своего труда и становится медлительней. Что сказать… необъяснимое явление. Но проверенная закономерность и собственный опыт парня, как и тот факт, что Мэл до сих пор пребывал на свободе, железобетонно являлись доказательством сей несуразности.

Оказавшись на улице, Мэл достал мобильный телефон и набрал своему приятелю, который ответил с первого же гудка. Мэл любил его за это. В динамик телефона ворвался жуткий шум в сопровождении громкой музыки и если бы мужчина вовремя не отвел мобильник от уха, то возможно бы оглох на неприличное время, что человек его профессии позволить себе просто не мог.

– Ну что! – крикнул он наигранным бодрым голосом. Смотрю, ты уже проснулся. Ты готов?

На другом конце линии музыка смолкла, но стало слышно странное двойное чавканье и что-то в этом звуке Мэлу показалось знакомым.

– Не-а, я не спал, – ответил мужской голос. Он явно что-то ел, – я только из клуба, вот еду к тебе.

Разобравшись с одним звуком, Мэл прислушался ко второму; что-то булькало и хлюпало. Он улыбнулся, и выдавил из себя риторический вопрос. – Ты не один я так понял?

Повисло недолгое молчание. Затем протяжное мычание.

– Ммммммда!

Опять молчание. – Извини, что ты сказал?

Мэл улыбнулся ещё шире. – Да ничего. Сколько лет знаю тебя чувак, ты нисколько не меняешься.

Раздался легкий удовлетворённый смешок, и следом женский голос, Мэлу показалось что-то требующий.

– Ладно, я через десять минут у тебя, – отрезал Гиб. Походи пока вокруг дома покури, обдумай все. В этот раз мы идём на рисковое дело, это будет вила одного моего богатого знакомого. Он вдруг резко замолчал. – Ладно, жди меня.

Прохладный ночной ветерок обдавал лицо Мэла почти с полчаса, пока не приехал его друг, Гибсон. Сладкий ментоловый запах гуляющий по салону автомобиля веял с примесью табака и недавнего секса, о чем Гиб не замедлил похвастать, как только дверь машины отворилась.

– Вот это штучка! – сказал он, как всегда неудачно парадируя кавказский акцент. Э–э, че–е, – передразнил его Мэл, садясь в машину. Когда ты уже возьмёшься за голову?

Привычку так произносить слова Мэл перенял у Гибсона за долгие года дружбы, но после того как жена сделала ему тонкое замечание сказав: бедненький может тебя врачу показать; в присутствии семьи он перестал так выражаться. Но рядом с другом это было сделать сложнее.

Оставалось лишь покончить с куревом, и, Мэл надеялся, что это будет последнее их дело, на которое они идут.

– Зачем мне браться за голову? – спросил Гибсон, намеренно поставив ударение на «е», что бы получилось «э!». Ведь для этого есть шкуры…

Порядком, подустав слушать похотливый бред, Мэл вернул разговор в нужное русло, – ну, что, куда мы? – спросил он, выбрасывая бычек в окно.

– Ооо, братуха! – протянул второй. Гибсон считал, что этой фразой можно зарядить любую ситуацию подходящим и правильным настроем, будь то важная встреча или будь то как вчера у него дома: О, братуха! Мэл сидел в кресле, когда в комнату вошел Гибсон и сказал это. Сидевший напряг все свое внимание, готовясь к чему-то важному, когда услышал – братуха, наконец, я посрал! Гибсон умел играть на нервах так же искусно, как Бартоломео Кристофори играть на пианино; невероятно виртуозно.

Но теперь ситуация была более волнительной и Гибсон с важным видом поднял вверх палец:

– Прежде чем мы поедем на дело, нам нужно кое – куда заехать, кое – что взять, это недолго.

(НЭдолго!) Оказалось тяжело не повторить, но Мэл сдержался.

Кое–куда оказался макдаком, а кое–что вылезло через окошко на вытянутой руке в пакете.

– НАМ нужно?! – раздраженно прыснул Мэл, и пока Гибсон ел, второй пытался вразумить товарища, что если он не хочет, чтобы его друг остался дегенератом всего с сотней слов словарного запаса, то лучше называть вещи своими именами. Вот это Макдональдс, – учил Мэл Гибсона, указывая пальцем на здание с большой буквой «М», – а это биг–тейсти, – он кивнул в сторону булки, наполовину торчавшую из лица друга. – Да ты же ел недавно!

– Знаю, – вынужден был признаться Гиб, – но ночь длинная. Тебе тоже бы не мешало, – сказал он, все больше размазывая сырный соус по усам и подбородку.

– Спасибо я не ем свинью, – отмахнулся Мэл.

– Это не свинушка, это корова!

Еще раз, жадно откусив от булки и почувствовав прилив счастья, Гиба понесло на стихи.

– По горам по полям он ходил, гулял, но пришёл человек и отрезал башка на хер!

Мэл лишь вздохнул, а Гибсон явно ловил удовольствие от своего остроумия. Он ел, продолжая улыбаться, и даже не поморщился, когда с шумом испортил воздух.

Мэл выскочил из машины. – Чувак! Что ты ел?!

– Вот, – жуя бургер, Гибсон протянул через окно карту города, и Мэл отойдя в сторону, развернул ее на капоте, проклиная ночь, друга, и желтую светящуюся «М» над головой.

На одном из районов красным маркером стоял крестик, который любой адекватный ходивший в школу человек назвал бы ромбом. Но для Гибсона не было разницы между кругом и квадратом, – все крестик.

«Деньги действительно творят чудеса, – восхищался Мэл, – иначе ему бы не вручили диплом об окончании школы», – думал он про своего друга.

Маркер на карте находился за городом в пятидесяти милях от них.

– Ехать минут сорок, – задумчиво проговорил Мэл поеживаясь. В том районе, где они находились, недалеко протекала река и, несмотря на конец августа, оттуда резко потянуло холодным ночным ветром. Но возвращаться Мэлу не хотелось, и Мужчтна глянул на небо. Ни облачка.

– Давай, доедай уже Гиб.

– Да сейчас, пять минут.

По дороге медленно проехала полицейская машина. Затем остановилась, дала задний ход, свернула на стоянку, где стоял «Камаро» Гибсона и не спеша направилась к ним.

«Самая незаметная машина, чтобы скрываться от погони», – Мэл думал об этом всегда сокрушаясь, а Гибсон лишь отмахивался, – «девушкам, мол, нравится красный цвет».

Патрульный автомобиль ехал прямиком к мужчинам.

По образованию Мэл был юрист. Хоть он никогда не практиковал свои навыки на поприще, тем не менее, чтобы полицейскому беспричинно докопаться до него, тому нужно было иметь звание не ниже майора и нехилые познания в законах на уровне судьи. А если это и был майор, то Гибсон, еще тот лис, с легкостью заводил с законником дружбу. Поэтому два друга не особо заинтересовались обыкновенной патрульной машиной. Они с ними справятся.

В розыске Мэл и Гибсон не были, (что они оба считали чудом), да и никто не знал, чем они промышляют. Жена Мэла догадывалась, тем не менее, не задавала лишних глупых вопросов. Надо кормить дочь. Они оба это понимали.

Пока Гибсон с волчьим блаженством запихивал в себя остатки фастфуда, патрульные проехали мимо в сторону кассы. Видимо поздний ужин их заинтересовал больше чем два подозрительных типа ночью на парковке.

Мэл свернул карту и с несокрушимой решительностью вернулся в машину. К его облегчению больше не воняло.

Наконец они выехали с парковки и меньше чем через полчаса уже колесили по проселочной дороге. Спустя минут десять машина свернула в лес, и ехали они так до тех пор, пока не остановились в полумиле у границы, где лес уступал свои владения кукурузному полю.

– Ближе подъезжать опасно, не хочу светить машину, – сказал Гиб. – Отсюда двинем своим ходом.

Забрав из багажника, рюкзак, лом, отмычки, пистолет, баночку хлороформа, в общем, полный набор грабителя, и помешкавшись Гибсон бросил в рюкзак так же пачку сухарей, они отправились в путь, пробираясь через плотную стену высоких стеблей.

Небо было затянуто облоками. Запах дождя навеивал на Мэла детские воспоминания, в которые он полностью ударился, и даже не заметил, как они вышли к подножию утеса.

– Там наверху, – Гибсон вытянул палец, – вила моего товарища.

– Товарища? – удивился Мэл. Надеюсь, когда я разбогатею, ты или твои дети, не придут ко мне так же ночью ограбить меня.

– Надейся, надейся, – усмехнулся тот, затем хитро улыбнулся, – после этого дела мы с тобой оба разбогатеем. Как и договаривались семьдесят на тридцать.

– Да ладно, Гиб, – отмахнулся Мэл, – я дам тебе все тридцать пять процентов.

Оба посмеялись, обменявшись друг с другом комбо из ударов в плече, затем два силуэта в ночи заскользили вдоль утеса. Через минуту они остановились.

– Вот тут, – прошептал Гибсон, – есть проход. И действительно, если бы он не показал, Мэл бы ни за что не заметил. В громадной горе было узкое углубление с высеченными в нем ступенями, тянувшимися далеко наверх. Сам проход был замаскирован высокими пышными кустами, так что и при свете дня его было бы сложно распознать.

– Сто восемьдесят шесть, – сказал Гиб, когда его нога коснулась последней ступеньки. – Ровно сто восемьдесят шесть ступеней.

Перед ними предстал дом, огороженный забором. Стены дома были выложены из белого камня, и Мэл вспомнил, где он уже такой видел. Когда–то с женой они ездили в Иерусалим и там все дома были вымощены сплошь из этого камня. Его добывают лишь в пустынях Израиля. Там же он узнал, что есть даже закон, запрещающий строить дома из какого–либо другого материала. Да будет дизайн города един… – говорилось в законе.

– Твой друг фанат старины? – спросил Мэл Гиба.

– Типа того, – усмехнулся тот.

Перелезть через забор оказалось проще простого. Даже чересчур. Казалось забор был сделан специально для того чтобы через него лазили. Неровная каменная поверхность была в сплошь выступах и углублениях. Не сработала сигнализация, не повыскакивали собаки, когда они перебрались на территорию. Свет в доме не горел. Казалось, дом пустовал, и здесь вообще никого не было. Все было слишком подозрительно легко, и Мэл еще раз в этом убедился, когда Гиб шумно капаясь в замочной скважине, рассердился и неожиданно для ночной тишины стукнул ногой по двери. Раздался громкий брякающий шум… но никто на этот шум не вышел.

Мэл напрягся, словно кот перед броском и что есть сил вслушался.

– Что-то здесь не так, – прошептал он, – как–то все подозрительно прросто. Давай, пока не поздно свалим.

– Да ты чего! – взъерепенился Гибсон. Ты знаешь, сколько там бабла? Да не бойся дома никого, – Гиб не особо спешил успокоить своего друга, раз сказал об этом только сейчас.

– Откуда ты знаешь?

– Я же говорил, что хозяина дома мой знакомый. Так вот, мы познакомились с ним на какой–то научной выставке. Он вроде крутой знаменитый ученый. После этого я решил последить за ним. И оказалось не зря. Он очень богат!

– Ого, не знал, что тебя интересуют такие места.

Гиб отреагировал улыбкой. – Я выяснил, что он свалил на собственный остров. Мэл присвистнул, а Гибсон продолжал капаться в замочной скважине и рассказывать, – взяв туда с собой охрану и всю прислугу. Систему безопасности, кстати, я взломал еще вчера, чтобы сегодня не тратить на это время.

Что-то в замке щелкнуло и Гиб выпрямился. Из рюкзака он достал круглый металлический предмет и покрутил его перед носом друга.

– Что это?

– Полторы тысячи долларов.

– То есть? – не понял Мэл.

– То есть это магниторезонансная бомба, – сказал он с гордостью, затем показал на кнопку сверху. Круглая штуковина напомнила Мэлу покемонский шар, какой он подарил своей дочери на пятый день рождения, которому она не особо-то обрадовалась.

– Нажимаешь на эту кнопку, и через минуту вся электроника в радиусе километра сдыхает, – продолжал Гибсон. – Так что если в момент действия импульса в кармане был мобильник, то после этого придется с ним навсегда распрощаться. Он тяжело вздохнул, – Да и с членом тоже. Перед тем, как электронике сдохнуть, она выпускает мощнейший радиоимпульс, сравнимый с сотней работающих микроволновок. Поэтому находиться рядом не безопасно. Что-то я проголодался, – добавил он под конец, и Мэл облегченно вздохнул. Он было подумал, что его друга подменили, уж слишком тот четко и ясно излагается.

Гиб надавил на дверь. Она поддалась и распахнулась. Внутри было до жути темно.

– Пока не включай фонарик – предупредил Гибсон. Хоть никого дома и нет, а камеры больше не работают, будем действовать тихо.

Мэл про себя усмехнулся. Ага, как же, тихо…

2

Ровно в 9 часов Ванда сидела в полиции и писала заявление о пропажи дочери. За Мэла она переживала меньше, потому как доверяла ему и его придурковатому другу, с которым они уехали. Да и не могла она так подставить мужа, ведь это означало подставиться самой.

Ванда, со слезами на глазах и с явным выражением боли на лице сидела на стуле, когда начальник отдела пытался ее успокоить, зачем–то приводя статистику пропавших без вести несовершеннолетних за последний год. – Двадцать шесть тысяч! – гневно воскликнул упитанный офицер. – Большинство все–таки находят. ЖИ-ВЫ-МИ. Он счёл своим долгом последнее слово выделить, сказав его специально громче, с расстановкой, будто слова, в данном случае, могли иметь хоть какую-то силу утешения. К букету эмоций девушка почувствовала себя вдобавок и дурой.

После потраченного зря времени, о чем Ванда поняла лишь, выйдя на улицу, она вспомнила, что мужу и его другу удается довольно долгое время скрываться от полиции, и видимо правильно она делает, что не платит налоги. Но ей следовала сразу обратиться в более компетентную организацию. Проклятье!

С дрожащими руками девушка нашла в интернете ближайшее детективное агентство, а через 17–20 минут стояла у кабинета с табличкой на двери: «Частный детектив Грэй С.»

Молодой человек внимательно выслушал Ванду, но затем задал вопрос, который ошарашил девушку.

– А вы не думаете, что вашу дочь похитил ваш муж? – спросил детектив.

– Что за чушь! – вспылила Ванда и впилась в детектива уничтожающим взглядом.

– Я просто предполагаю, – сказав это, он почесал шею, и девушка разглядела под воротником пиджака на коже красные круглые пятна.

– А, не обращайте внимания, – быстро отмахнулся детектив, заметив, куда смотрит Ванда. – Ладно, я берусь за ваше дело! Но не стоит отрицать хоть и самые невозможные варианты. Нам главное найти вашу дочь, вы согласны?

– Да, – тихо ответила несчастная.

Детектив налил Ванде чаю и продолжил разговор.

– То есть телефон вашего мужа выключен, и вы не можете ему дозвониться?

– Совершенно верно, – всхлипывая, сказала девушка и отпила из пластикого стакана.

– Хорошо! – сказав это, он резко встал, – к вечеру я найду и вашу дочь, и вашего мужа! А теперь ступайте домой и переживайте лишь за неоплаченные штрафы, если у вас таковы имеются. Я верну вам вашу семью, обещаю!

3

Ступив во тьму и сделав несколько шагов, за спинами друзей послышался жуткий натянутый скрип. Этот нежданный звук холодными ладонями обхватил сердца мужчин, и они оба замерли.

Теперь не до шуток. Их лица источали серьезность и, если надо, они будут бороться за свою жизнь, за свою свободу. Гибсон знал, что значит сидеть в тюрьме и, несмотря на всю свою беспечность, ни за что бы не позволил схватить Мэла и отправить друга за решетку. Резким движением Гиб вытащил пистолет и направил его к дверям. Мэл тоже обернулся. Пусто. Никого не было.

– Всего лишь ветер, – выдохнул Гибсон.

Они развернулись и на ощупь долго шли вперед. Гибсон шел первым, а Мэл следом за ним. Внезапно послышался глухой удар.

– Ай!

– Что это?

– Я стукнулся обо что-то башкой, – прокомментировал свое положение Гиб. На вытянутой руке Мэл подошел к нему и нащупал что-то металлическое. Пошарив рукой, его воображение нарисовало трубу, торчащую из сплошной стальной стены. Он пригнулся, обошёл преграду и пошел вдоль стены надеясь найти выключатель. К его удивлению стена не заканчивалась, а изогнулась и вела обратно к выходу.

Вдруг все вокруг загудело, дом задребезжал.

– Бежим! – крикнул Гибсон, но было поздно. Автоматические стальные двери захлопнулись, сорвав с петель деревянные. Это было похоже на коренной зуб, который резко вырос, вытолкнув собой молочный.

– Что происходит?!

На потолке в углу комнаты вспыхнул небольшой экран. Комната немного осветилась и мужчины заметили, что она по всему периметру обшита металлическими листами. На экране появилось изображение.

– Приветствую вас, господа!

В телевизоре появился мужчина. Он был одет в пляжную красную рубашку, наполовину расстёгнутую и в белом врачебном халате поверх.

– Проклятье, это он! – сказал Гибсон, – хозяин дома.

– Ты же выключил всю электронику, что случилось? – спросил обескураженный Мэл.

По комнате разнесся резкий стариковский смех.

– Ну, ты даешь Гибсон! Ты ведь не думал, что я не знаю кто вы такие. А я вас ждал, кстати говоря. И вы не могли не заметить из чего построен дом. Если в состав камня примешать свинца и немного золота, то он не будет пропускать никакие радиоимпульсы, кроме придуманных мной ультра–частот, благодаря которым я вам и звоню. Это ж детский сад!

Гибсон принялся метаться по комнате, а Мэл подбежал к дверям, пытаясь их выбить или как-то открыть.

– Это бесполезно, – сказал голос. Толщина этих стен двадцать сантиметров, а двери все тридцать. Такие даже в банках не устанавливают.

Гиб достал из портфеля ломик и принялся долбить им пол, высекая из удара искры. Пол тоже оказался из металла.

– Кстати говоря, – продолжал старик, – я как учёный, не могу позволить себе отпустить подопытных просто так. Вас ждут испытания.

Мужчины переглянулись. – Какие нахрен испытания?

– Ах, да! Испытания! Было видно, что пожилой мужчина получал удовольствие предвкушая то, что будет происходить дальше.

– Я решил переустроить свой дом, поделив его на комнаты, отличающиеся друг от друга своим… он вдруг замолчал, – в общем, вы сами все увидите. Старикан прокашлялся и торжественно объявил:

– Итак! Условия следующие; для выполнения одного задания вам дается час, по истечении которого последует три гудка. На третьем сигнале, если вы не переходите в следующую комнату, автоматически посылается сообщение в полицию о том, что в данный момент в этом доме находятся грабители. За вами приезжают, садятся вам на спину, одаривая браслетами, а через день амбалы в камере рвут вам задницы. Ощущения не из приятных, скажу я вам.

– А если кому-то не привыкать, – подмигнув, добавил он, – все же не советую пренебрегать советом, мое влияние распространяется даже на толщину их половых органов, и, если я захочу, вас будут драть там каждый чертов день.

Джонатан Хелз, увековечив своё имя на страницах учебников по венерологии, рассказывал, что в тюрьмах в 43 раза больше мужчин заражены СПИДом, чем обычные гомосексуалисты, которые, к слову говоря, верят в случайность своих заболеваний…

Мэл удивился, почему, испытав испуг и опасность, он решил вспомнить именно об этих абсолютно бесполезных фактах и цифрах.

Старик, словно позволил Гибу и Мэлу переварить эту информацию, выдержав паузу.

– Та-да-дам! Ваше первое испытание! – продолжил он.

Где-то в стене отъехала потайная дверца, за которой было маленькое помещение похожее на печь.

– Это печь, – сказал пожилой мужчина.

Вспыхнул небольшой огонек, словно из газовой горелки.

– Пока я совершенно серьезно размышлял о том, не пересечься ли вам путями с каким-нибудь мчащимся на скорости автомобилем, мне на ум пришла другая, более перспективная идея, – сказал старик. – Ну… нет, нет. Вы все узнаете походу дела. Ваша задача поднять в камине уровень жара до трехста градусов. Мебели в этой комнате нет, так что вам придется решить, кто из вас прыгнет в огонь.

Вслед молчанию последовал хохот. – Шутка! Надрываясь, сказал старик.

Гибсона порядком стал раздражать дурацкий смех старика.

В нескольких местах так же отъехали двери, на этот раз они были гораздо больше, и из них стали проявляться очертания медленно выползающих существ. Послышалось рычание.

Неожиданно Мэл вскрикнул.

– О, Боже! Ты это видишь? – обратился он к другу.

– Огромных собак с человеческими лицами?

– Это все твой биг-мак!

– А он тут при чем?! – не понял Гибсон.

– Парни не ругайтесь, – сказал пожилой мужчина с такой теплотой в голосе, с какой отец наставляет своих сыновей перед свадьбой.

– После операции они стали медлительней, чем раньше, но не расслабляйтесь, вспрыснутый в них гормон роста сделал их свирепей. Ну, пожалуй все, хватит болтовни, звякну через часик.

Экран потух, а на потолке зажглась небольшая лампа, осветив волосатые спины жутких тварей. Огромные псины выползали из своих укрытий и медленно крались в направлении мужчин. Оба друга с ужасом смотрели на их обезображенные морды. Швы проходили от уха до уха, глаза горели красным, а изо рта сочилась белая густая слюна. Они рычали так, словно в комнате был съезд крутых тачек, где каждый владелец, хвастаясь своей, вдавливал педаль газа в пол.

– Мы вас сожрем, – сказала одна псина и сердце Мэла на секунду забыло как биться.

– Да ну, – парировал Гибсон и направил пистолет на ту, что заговорила. Долго не думая он прицелился и выстрелил ей в голову. Собака пошатнулась и рухнула на пол.

– Вот и топливо, – сказал Гибсон, и к огромному удивлению друга принялся со спокойствием в лице дырявить мерзких созданий одну за другой.

Мэл с ужасом смотрел на происходящее. Кровь и мозги брызгали по всей комнате, а Гибу, казалось, это дико нравилось. Мэл знал, что Гибсон необычный заоблачный человек, которого не пугает никакая грозящая опасность, потому время от времени он со скуки участвовал в боях без правил – место, где требуется некая жестокость, то качество, которое в данной ситуации было спасительным, и сейчас Гибсон в свое удовольствие полностью стирал понятие монотонности дня.

– Стреляй только в голову! – крикнул Мэл.

Гибсон рассмеялся. – Чувак, это же не зомби.

– Все равно мочи их! Убей их всех! – истерично вопил второй.

Наконец из шести существ осталась только одна. Она испуганно вжалась в стену и гавкала на мужчин человеческим басом. Гав! гав!

Было страшно… необычно. Но Мэлу, наконец, удалось взять над собой контроль.

В одной руке Гибсон держал пистолет, в другую взял нож. Он потихоньку ступал к человекоподобному животному и когда приблизился, Мэл наконец осознал размеры собаки. Она была в полтора раза больше лошади, а из человеческого рта выпирали акульи зубы. Мэл так же отметил, что ни на одной из собак не было шерсти.

– Какого хрена вам от нас нужно? – сказал Гибсон продолжая напирать.

Загнанное в угл существо бросилось на мужчину и сразу рухнула замертво. Из дула пистолета пошел дымок.

– Ты не голодный? – смеясь, обратился Гибсон к Мэлу, будто сейчас абсолютно ничего не произошло. Тот покачал головой, – я щас блевану.

– Я тоже нет. Гибсон бросил товарищу нож. – Полностью они в ту печь не поместятся, придется расчленить. Займись пока этим, а я попробую найти выход. Может все таки нам удастся отсюда выбраться.

Он достал телефон и направил на одну псину, затем постучал аппаратом об колено и навел еще раз.

– Черт! Не работает. Можешь сфоткать?

Мэл достал телефон и сообщил, что его тоже отрубился, а затем добавил, – странно, ведь перед выходом я его полностью зарядил.

– Ну ладно, – расстроился Гиб, – тогда за дело.

Мэл стоял, держа в одной руке нож, второй схватив себя за живот, и с отвращением смотрел на окровавленное существо. Он подошел к одной из них и принялся отрезать ей лапу. Вдруг она задергалась и от испуга Мэл раз двадцать всадил ей лезвие в живот. Парень поднялся тяжело дыша. Больше тварь не двигалась. Мэл посмотрел на друга, надеясь на его поддержку, но тот был занят тем, что ощупывал стены в местах, где сходились швы металлических листов и пытался их сковырнуть. Мэл перевел взгляд обратно на лицо собаки.

– Господи, да разве такое возможно?

Все, включая брови, было человеческим. Даже модная бородка, которую, казалось, недавно тщательно подстригли, выглядела так, будто предназначалась для обольщения легкомысленных девиц, и уж точно не для того чтобы красоваться с дырой во лбу на холодном полу.

Мэл вздрогнул. Но поймав тонкую нить решительности, он ухватился за нее и, невзирая на ужас, который бушевал в его сердце, последним резким движением Мэл отрезал псу лапу и закинул ее в печь. Рядом с топкой был приделан термометр, и стрелка его показывала 110 градусов.

Затем, не без отвращения, Мэл проделал все тоже самое с тремя оставшимися лапами животного. Огонь неохотно разгорался; свежая кровь не давала ему быстро расправляться с плотью.

Затем Мэл принялся за голову, но, когда вогнал нож в шею его желудок, наконец, попрощался со всем, что в нем еще оставалось. Гибсон бросил короткий взгляд на товарища и попросил его поторапливаться, так как осталось у них где-то не более получаса.

– Слушай, может ты? – промямлил молодой человек, вытирая рукавом губы.

Гибсон подошел к Мэлу, встал на колени, забрал нож и принялся пилить верхнюю конечность существа.

– Может попробовать еще раз твою бомбу?

– Нет, – сухо ответил Гибсон. – Мне ещё нужен мой дружок.

Со знанием дела он продолжал отпиливать голову. Мэл поистине восхищался им. В отличие от Мэла, Гибсон каким-то образом оказался готов к тому, с чем они столкнулись. Так хладнокровно отреагировать на все произошедшее, мог только его друг, Гиб.

Отделив голову от туловища, он зашвырнул ее в печь.

– Ну и толстая же у них шея! Сколько там? – спросил Гибсон, подходя к другому животному.

– 130.

– Почему так медленно? Надо чем-то поддуть, что бы быстрее разгорелось.

Мэл снял с себя пальто, которое захватил лишь из-за высокого ворота как у дракулы (так он прятал лицо от камер) и начал махать им на огонь. Вроде бы сработало. Печка стала разгораться. Но была еще одна странность, чем больше разрасталось пламя, тем холоднее становилось в комнате.

– Отлично! Теперь дело пойдет быстрее, – сказал Гиб.

Закинув еще несколько конечностей в топку, мужчины сели недалеко от огня и стали наблюдать за термометром, стрелка которого медленно поползла вверх.

– Ты знал, что в некоторых странах поедание собачатины считается неуместным и оскорбительным? – вдруг сказал Гибсон. Несмотря на разгар лета из его рта выходил пар.

Мэл пожал плечами. – А разве где-то это считается нормальным?

– Ну я бы попробовал… – задумчиво произнес Гиб, и почесал правое плечо, в которое тут же прилетел кулак Мэла.

– Да ладно тебе, – возмутился он, – вон корейцам нормально. Не вижу здесь ничего предосудительного.

– Ну, так поешь, раз хочется. Вон та сверху уже покрылась золотистой корочкой.

– Даааа, – протянул Гиб, – слюнки так и текут. И пока он рассказывал о своих странных кулинарных пристрастиях, стрелка термометра медленно, но верно дошла до 250. Пальцы от холода уже прилипали к полу, и Гибсон поднялся на ноги.

– Это очень странно, – сказал он, подходя ближе к огню. Мужчина протянул руку, и сразу отшатнулся. – Уау! – воскликнул Гиб, – да он же холодный!

– Не может быть, – сказал Мэл, подошел к огню и так же отшатнулся. – И правда!

Оба заворожено смотрели на огонь. Гибсон напевал что-то про ржавчину на бриллиантах. Дурацкая песня, Мэл ее терпеть не мог. Через несколько минут стрелка достигла трехста, и приятели попадали на пол. Все здание начало трястись и шататься.

– Что происходит? – вскричал Мэл.

– А я почем знаю? Мы с тобой в одинаковой заднице. Кстати ты ел когда–нибудь жопу быка? Изумительно вкусно…

– Заткнись уже Гиб!

Мэл знал, что его друг пытается просто разрядить обстановку. Гибсон не был настолько глуп, что бы шутить в такой момент. Здание, наконец перестало беспорядочно трястись, и теперь лишь плавно качалось из стороны в сторону словно маятник, в доказательство чему тела животных скользили по полу от стены к стене.

– Что-то с полом, – сообщил Гибсон.

– Да неужели?!

Свет лампы на потолке потух, загорелся экран.

– Я вас поздравляю! Вы прошли первое испытание! Не скажу, что я рад, но вы меня удивили. Но, не радуйтесь, следующее будет во много раз сложнее.

– Ты ублюдок! – вскричал Мэл. Мы доберемся до тебя и прикончим, мерзкий ты психопат!

– Да, да. Конечно. Если вы выберетесь отсюда живыми, я вам окажу такую честь. Но вас ждет следующая комната.

Где-то в стене прорезалась полоска света, которая расширялась, пока не стала размерами с дверь.

– Прошу вас, пройдите.

Деваться было некуда, мужчины повиновались. Войдя в дверь и очутившись в слелующей комнате, они нашли ее довольно просторной с большим панорамным окном. Мэл и Гибсон разом ахнули.

– Вода?!

– Совершенно верно! А если точнее Атлантический Океан.

Старик мерзко рассмеялся.

– Вас должно быть обескураживает масса вопросов, почему огонь был холодным, и каким образом вы уже посреди Океана, но я вас заверяю, вы скоро все узнаете… если конечно захотите сотрудничать, – добавил он.

– Отлично! – воскликнул Гиб и выстрелил пару раз в окно. Ничего не произошло, пули отрикошетили. – Чего и стоило ожидать, – процедил сквозь зубы стрелявший.

Мэл хотел спросить, зачем нужно было стрелять, раз Гиб знал о пуленепробиваемом окне, но решил, что не стоит нервировать человека, который единственный на кого здесь можно положиться.

Как там Ванда? Пронеслось у Мэла в голове.